- По ординате отложена интенсивность гамма-излучения, - принялся объяснять Крелин. - По абсциссе - энергия в мегаэлектронвольтах. Положение пиков на спектрах характеризует, какие химические элементы присутствуют в пробе. Процентное их содержание определяется высотой пика. Видишь, какие четкие зубцы? Что твои Гималаи.
- Угу, мощный, видно, поток нейтронов. Облучали в атомном реакторе?
- А как же! На том стоим, - с гордостью ответил Крелин. - Теперь все пробы будем облучать только так. Нам и часы выделили.
- Отменно… Ну, поздравляю, Яша! Твоя заслуга… А скажи, Наполеона действительно англичане мышьяком отравили?
- Подчитал, значит, литературу по активации? - усмехнулся Крелин. - Не знаю, как насчет англичан, но, судя по тому, что в волосах у Наполеона оказалось в тринадцать раз больше мышьяка, чем положено, его действительно отравили. Сомнений нет… Больше того, неравномерное распределение элемента по длине волоса свидетельствует о том, что яд давался постоянно в течение последних месяцев жизни.
- Значит, англичане! - убежденно заключил Люсин. - Кто же еще?
- Монталон, который должен был наследовать Бонапарту.
- Веские доводы, Яша, ничего не скажешь… И кто их приводит?
- Англичане.
- То-то и оно! А знаешь, я с детства был влюблен в Наполеона. Даже Андрей Болконский мне нравился потому, что преклонялся перед ним.
- Вначале. Потом он, кажется, разочаровался.
- Я вижу здесь явный авторский произвол. Толстой не благоволил и Бонапарту… К Шекспиру, кстати сказать, тоже.
- Мы с тобой такие интеллектуалы, Володя, что самое время теперь поговорить о кошмарной судьбе Эрика Четырнадцатого.
- Кто такой? Почему не знаю?
- Шведский король, которого сверг с престола братик.
- Проходит по нашему делу? - К Люсину понемногу возвращалось хорошее настроение. - Тоже волосики?
- Они самые. Шведы недавно провели активационный анализ.
- Опять арсеникум?
- Нет, мышьяк оказался в норме. Зато ртути больше, чем надо.
- Бедный король! - посочувствовал Люсин. - У него должны были выкрошиться зубы. - Он разгладил свернувшуюся миллиметровку. - Но вернемся к нашим баранам. Какие тут у тебя пики?.. Ага! Германий, хром, бром, в самом конце натрий, а тут аурум - сто девяносто восемь. В волосах и золото есть?
- Довольно много, а рядом, - Крелин указал на небольшой пик, - медь. В обоих случаях процентное содержание элементов одинаково. В пределах погрешности измерений, само собой… Смело можешь добиваться постановления об аресте. Волос на горле жертвы - убийственная улика.
- Жертвы? Смерть наступила в результате инфаркта, - напомнил Люсин.
- Требуй повторную экспертизу. Кстати, надо будет провести анализ волос Ковского на яд…
- Делай как знаешь, Яша. Тут я даю тебе карт-бланш. Но с арестом спешить все же не будем. Никогда не поздно.
- Пальчики ты у этого субчика взял? Это его сигаретка там, у калитки?
- Видимо, его. - Люсин мимолетно вспомнил о предстоящей встрече с Юркой. - Я даже уверен, что его! Ответ из лаборатории будет завтра.
- А что это за цирк с помадой? Что-нибудь прояснилось?
- Яснее ясного, - буркнул Люсин. - Только непосредственно к делу не относится… И без того нет сомнений, что Сударевский был в тот день на даче. Да что толку? С достаточной уверенностью его можно обвинить пока только в лжесвидетельстве по статье сто восемьдесят первой.
- Для начала и то хорошо. Ему придется спешно менять показания, и ты неизбежно загонишь его в угол. Честное слово, Володя, есть реальный шанс быстро закончить дело. Не понимаю, зачем ты медлишь. - Крелин постучал указательным пальцем по миллиметровке со спектрами: - У тебя на руках великолепный козырь.
- Знаю, Яша, спасибо тебе, но я все же повременю. Не сердись. И не надо давить на меня. Ладно? Есть одна важная деталь, которая заставляет действовать только наверняка. Иначе можно наломать таких дров…
- Я давить не буду, но Дед, того и гляди, предъявит тебе счет. Будь готов, по крайней мере. Мне он уже намекал, что мой шеф припас работенку. Пора возвращаться в свою стаю.
- Учту.
- Тебя что-то волнует, Володя? - Крелин участливо придвинулся. - Вскрылись новые обстоятельства?
- Волнует-то меня многое. На то и живем, чтобы волноваться… Ничего я тут не понимаю, Яша, и это, пожалуй, самое страшное. Если эксперты не ошибаются и Ковский действительно умер своей смертью, то откуда вся эта муть? Почему темнит Сударевский? Если здесь убийство, то кто убийца? Этот научный хорек? Сомнительно что-то… Наконец, стекольщики чертовы из ума не выходят! Действительно тут дикое, идиотское совпадение или нечто совсем иное, похуже? Ты веришь им?
- Не знаю, Володя… Глеб просил тебе передать, что был у Потапова в больнице, и тот в основном подтверждает показания Зализняка. Серьезных расхождений, во всяком случае, нет.
- Они могли обо всем договориться заранее.
- Могли, конечно… Сударевского по фотографии ни тот, ни другой не опознали.
- И это ни о чем не говорит. Мог иметь место предварительный сговор. - Люсин, не задумываясь, выбрасывал свои многократно отшлифованные в мозгу контрдоводы. На слух они показались ему даже более убедительными. - Сколько "за", столько и "против".
- Но где смысл, Володя? Где побудительная причина? Я могу задать тебе еще десяток вопросов… Что общего может быть у Сударевского с этим Стекольщиком? Как мог такой человек довериться уголовнику? Я о целесообразности говорю, не о моральной подоплеке… Наконец, с какой стати профессиональный домушник влипает в столь сомнительную историю?
- По дурости. Из-за корысти.
- Не видно пока корысти, миленький. Дурь - она прет, что верно, то верно, а вот корысть найти не могу… Это же надо такой балаган затеять! Протекторы на мотоциклете сменили, номер перекрасили. Хоть в криминалистический музей их "Яву" передавай!
- Это мы теперь с тобой веселимся, Яша, - Люсин нашарил в ящике мундштучок, - а ты попробуй взглянуть на этот балаган с другой точки зрения. Ведь что там ни говори, а тело обнаружили совершенно случайно. Не будь пожара и не обмелей Топическое озеро, оно бы и по сей час там лежало. Хотел бы я тогда на нас с тобой посмотреть. Уверяю, нам было бы не до веселья. Теперь, когда мы восстановили весь ход событий, мы чувствуем себя на коне. Удивляемся идиотизму стекольщиков, как в открытой книге читаем. Но не наткнись пожарники на труп, все предстало бы совершенно в ином свете. Идиотские поступки обернулись бы хитростью, изощренной предусмотрительностью. Скажи, нет?
- Скажу, - подумав, ответил Крелин. - Насчет трупа ты, видимо, прав, в остальном же - нет. На стекольщиков мы бы и так вышли. Ну еще день, другой, и они были бы, как говорится, у нас в кармане.
- Допустим. - Люсин вынужден был согласиться, и это его ободрило. - А дальше что? Представь себе, что они не раскололись. Шины новые, ботинки новые, свидетелей нет и трупа тоже нет. Даже группа крови, как назло, у Ковского и Зализняка совпадает. Картинка?
- Это несерьезно. - Крелин сделал вид, что зевает. - Такого просто не может быть. У нас в руках было вполне достаточно фактов, чтобы найти их и припереть к стене. В любом случае мы бы знали то, что знаем теперь. Просто пришлось бы затратить больше времени и сил.
- Логично. - Люсин довольно потер руки. - Если бы столь же убедительно можно было отвести и версию о предварительном сговоре с Сударевским!
- Не версию - всего лишь домысел, в лучшем случае - предположение.
- Мне тоже хочется так думать. Положа руку на сердце, ты веришь стекольщикам?
- Не знаю. - Крелин отрешенно уставился в потолок. - В общем, скорее да, чем нет.
- Почему?
- Тут чистая психология, и потому возможна ошибка… Все же мне кажется, что к смерти Ковского они не причастны. Объяснение, которое они дали своим поступкам, слишком неправдоподобно, чтобы оказаться ложью. Именно поэтому я склонен ему поверить.
- Парадокс.
- Неважно. Согласись, что люди все же стремятся придать лжи правдоподобный вид. Эти же намертво стоят на своем, невзирая на очевидную, чудовищно смехотворную нелогичность. Похоже, они действительно перепугались… На твоем месте я бы больше не думал о них. Сосредоточь лучше основное внимание на Сударевском. Чует мое сердце, у него найдется что рассказать.
- Ты забыл о "Мамонте".
- И "Мамонта" надо немедленно брать! Костров абсолютно прав. Я не понимаю, чего ты ждешь. На мой взгляд, ситуация дозрела и самое время предпринять решительные меры. Уверен, что эти двое помогут тебе разрешить все вопросы.
- Если только они знают друг друга, в чем я очень сомневаюсь.
- Почему?
- "Мамонт" ни разу не звонил Сударевскому.
- Но в лабораторию он звонил?
- И всегда спрашивал Аркадия Викторовича.
- Все равно вопрос остается открытым.
- К сожалению. Мы не должны поэтому игнорировать и возможную причастность Ковского к операциям в гранильной мастерской. В этом случае вся история предстает перед нами в совершенно ином свете. Я не считаю, что ситуация дозрела. И если "Мамонта" еще можно прощупать ввиду его несомненной причастности к фокусам с камешками, то Сударевского пока лучше оставить в покое. Волоски, конечно, сильный козырь, но для хорошего покера этого маловато.
- Ты допускаешь все-таки, что Ковский принимал участие в алмазном бизнесе?
- А куда от фактов денешься, товарищ дорогой? Превращать обычные алмазы в оптические мог только он один. И "Мамонта" опять же со счетов не скинешь. Фигура достаточно одиозная… Другое дело, насколько тут замешана корыстная заинтересованность. На этот вопрос нам еще предстоит ответить… Вот какие наши дела, Яша.
- Что я могу тебе сказать? В целом позиции у тебя железные. Есть уязвимые места, не без того, конечно, но архитектоника расследования, его логический каркас выглядят безупречно. Можешь стоять на своем. К советам прислушивайся, но давить на себя не позволяй.
- Я рад, Яша, что ты так считаешь. По-настоящему рад, без дураков.
- Что ты собираешься предпринять дальше?
- Если бы я знал! - Люсин аккуратно сложил и спрятал в папку листок со спектрами. - Тут ты действительно попал в самое больное место. Надо, надо что-то такое делать, чувствую… Только что именно? Не скрою, я очень ждал твои анализы. Очень! Но теперь вижу: они ничего не прояснили. Скорее, усложнили мое положение. Это действительно большой козырь, но тем страшнее, Яша, преждевременно выбросить его на стол. С другой стороны, и опоздать не хочется. Боюсь, что сотворю непоправимую глупость, продешевить опасаюсь.
- Не знаю, что тебе и посоветовать.
- Э, нет, милый человек, ты уж меня не покидай. Мысли, Яков, шевели мозгами! Того и гляди, объявится Костров, и, хочешь не хочешь, придется действовать.
- Чего же лучше? Если ты не решаешься ускорить течение событий, пусть это сделает он. А там поглядим.
- Легко сказать! Когда события начнут управлять нами, только и глядеть останется. Сделать все равно ничего не сможем. Поздно… Не готов я отдать ему Мирзоева, хоть режь! А отдавать придется. Уговор дороже казанков.
- Попробуй его убедить.
- Как? Кроме твоих гамма-спектров, ничего у меня за эти дни не прибавилось.
- Так уж и ничего? Твои позиции показались мне довольно крепкими.
- У него своя задача! Если только я не сумею обосновать, что арест Мирзоева способен существенно осложнить обстановку, он пошлет меня куда подалее и будет прав.
- Конечно. Несравненно легче доказать, что "Мамонта" как раз, напротив, надо брать. И притом незамедлительно.
- Хорошо тебе рассуждать…
- Хотел бы я встретить человека, который мне позавидует. Мне всегда хорошо, - не стал спорить Крелин. - Оттого я никому не завидую. Неужели ты так ничего и не сделал за все три дня? Никогда не поверю.
- Представь себе.
- Скажи откровенно, Володя, чего ты ждешь? На что надеешься?
- Только тебе, Яша, потому что другие меня обсмеют. Все эти дни я ложусь спать и встаю утром с ощущением, что должно случиться нечто такое… Не знаю, как тебе объяснить. Это не предчувствие и не предвидение, а именно ощущение. Понимаешь? Хотя проистекает оно не столько от подсознания, сколько из трезвой оценки положения. Обязательно должно что-то случиться!
- "Картинка" возникла? - Крелин понимающе ухмыльнулся. - Так и говори. Давай займемся психоанализом.
- Нет, не "картинка". Здесь другое… Во-первых, я совершенно трезво отдаю себе отчет в том, что не идти вперед - значит идти назад. Нон прогрэди эст рэгреди, как говорится. Я бы и шел себе, если бы только знал куда. Во-вторых, и, пожалуй, это главное, мы слишком крепко обложили Сударевского, чтобы ничего не произошло. Он слишком умный человек, чтобы не видеть, как медленно и неумолимо смыкается кольцо. Конечно же, он все видит и очень нервничает. Как ты думаешь, может в таких обстоятельствах человек решиться на какой-нибудь смелый или даже отчаянный шаг?
- Ты точно знаешь, что он нервничает?
- Будь уверен! Еще как нервничает!
- Но что он может предпринять?
- Понятия не имею. Но я не я буду, если он не попытается перепрыгнуть через флажки. В том, что время работает не на него, он уже убедился. Я ему в этом немножко помог…
- Поймал на слове?
- Не только…
- Ты уверен, что события начнутся именно на этом фронте?
- Ни в чем я не уверен. - Люсин рассеянно покачал головой. - Но думаю, что первым не выдержит именно Сударевский. Оттого мне так и не хочется трогать "Мамонта". Он же ничего еще толком не знает! Возможно, тоже нервничает, догадывается о чем-то… Но то, что уже вовсю идет облава, он вряд ли понимает.
- Намекни.
- Как?
- Можно разрешить публикацию о смерти Ковского.
- Я не уверен, что он читает "Вечерку".
- Тогда пусть Людмила Викторовна скажет, как только он позвонит. Право, это будет не так плохо. Костров может пойти на подобный эксперимент.
- Поздно. Сударевский все равно его опередит. Вот уж кто созрел так созрел.
- Тебе виднее. Но мне кажется, что именно в таких обстоятельствах будет лучше, если "Мамонтом" займется Костров.
Люсин хотел возразить, но его отвлек телефонный звонок.
- Вот и Костров, - пробормотал он, снимая трубку. - Легок на помине… Люсин слушает!
- Приветствую вас, Владимир Константинович! - послышался в трубке низкий голос. - Полковник Дориков беспокоит.
- Ага! Добрый день! - обрадовался старому знакомому Люсин. - Никак, сегодня ваше дежурство?
- Точно так, Владимир Константинович, и есть для вас новости. Сегодня ночью при попытке ограбления квартиры Ковских задержан один… Интересуетесь?
- И еще как! Сейчас еду… При каких обстоятельствах взяли?
- Так у Ковских сигнализация, оказывается, была установлена. Опергруппа прибыла через семь минут. Из отделения нам только утром сообщили, так что извините за промедление. Пока разобрались…
- Понятно, Геннадий Карпович. Не имеет значения. Так он сейчас в отделении?
- Точно.
- Тогда я прямо туда. Огромное вам спасибо! За мной бутылка армянского.
- Что случилось? - осведомился Крелин, когда Люсин закончил разговор. - Кого взяли?
- Поехали, поехали! По дороге расскажу. - Люсин уже похлопывал себя по карманам в поисках ключей, которые преспокойно лежали на сейфе. - Задержан, понимаешь, один субчик, пытавшийся залезть в квартиру Ковских на улице Горького. И как это я упустил из виду такой вариант? - Он увидел наконец ключи и запер сейф. - Спасибо Людмиле Викторовне! Это она, конечно, предусмотрительная женщина, догадалась установить сигнализацию от воров…
- Ну и везучий ты, черт! - Крелин крепко хлопнул Люсина по спине. - Даже противно.
Глава одиннадцатая
Наследник
Настало время полуденной молитвы салят аз-зухр. Так осквернит ли Мир-Джафар уста ложью? Нет, я скажу вам всю правду. Вы, конечно, думаете, что перед вами сидит отпетый бандит и мошенник, продувная бестия? Нет, неверно. Чего скрывать? Мир-Джафар Мирзоев был великий грешник. Но он умер, его уже нет, осталась лишь бледная тень, одинокий, несчастный старик, которому негде приклонить голову. Что впереди у меня? Могила. Что у меня за плечами? Боюсь обернуться. Мне стыдно взглянуть назад. Я обижал и обманывал людей, себя самого обманул, когда поносил слово аллаха. Но, как сказано в Коране, "душа может веровать только по изволению бога". И еще: "Кто хочет, уверует; кто хочет, будет неверным" - восемнадцатая сура, двадцать восьмой стих. Это про меня. Я хотел заблуждаться и заблуждался, а потом опять уверовал. Теперь же мне надлежит очистить душу. За ошибки молодости я расплатился с лихвой. И готов держать ответ за новые грехи. В чем я опять виноват? Забрался в чужую квартиру? Но я там и нитки не взял! Мир-Джафар не вор, извините! Он пришел за своим, долг получить пришел. Меня про алмазы все спрашивают: где купил, кому продал? Так ведь купил же - не украл! Еще деды моих дедов собирали камни, отец собирал. Одни марки копят, другие - бутылки заграничные, третьи - золотые монеты. Что кому мило! Если Мирзоев коллекционирует алмазы, так он уже валютчик, бандит? Его надо в тюрьму? Алмаз, между прочим, символ благородства и чистоты…
Вы хотели знать обо мне все? Вы узнаете… Я так понимаю, судить надо с учетом личности человека, всей его жизни и чистосердечности раскаяния. Раскаяние, оно, как вера, опускается к нам с небес. Это устремленность души к вечным истинам, а потому я не чувствую страха, не боюсь. Чего бояться? Там, куда меня непременно пошлют, я уже был, за басмачество. Это не рай. Будь там гурии, они ходили бы в телогрейках. Но старый Мир-Джафар может помереть и там. Какая разница? Если же дадут немного и я увижу еще, как цветет урюк, спасибо.
Давайте же разберемся, кто такой Мир-Джафар, в чем его вина перед нашей страной, кого он обижал и кто его обидел. Для вас слово "басмач" - это синоним разбойника и убийцы. Не стану оспаривать. Но вы хоть однажды задумались над тем, как становились басмачами? Я знаю, что вину свою искупил и судить меня будут совсем за другое. Но дела людские записаны на тщательно охраняемой скрижали еще до начала мира. Из песни слова не выкинешь, а жизнь - песня, даже если это паскудная жизнь. Я был очень скромным, богобоязненным юношей и выбрал путь веры. Мне не исполнилось еще и пятнадцати лет, как я стал мюридом - послушником святого ишана. Что знаете вы, охотники за слабыми грешниками, о суфи - людях, выбравших плащи из белой шерсти?