Ламздорф нахмурился:
- Насколько важных?
- Протокол с французами о подготовке оборонительного союза, подписанный покойным императром.
- Откуда вы вообще знаете о его существовании? - вскочил с кресла граф. - Боже мой, Боже мой! Если немцы пронюхают, что есть такой документ - может случиться всё что угодно!
- И даже война?
- И даже война. Не завтра, конечно, но самый первый шаг для её подготовки будет сделан. Нынешний государь крайне неохотно пролонгировал "Союз трёх императоров", и только на три года. Он совершенно не верит австриякам и с трудом терпит германцев. Зерно истины в этом есть: с тевтонами России нечего делить, а вот между нами и Австро-Венгрией стоят Балканы. Учитывая маниакальную цель всей русской внешней политики - проливы - мы уже встали на рельсы большой европейской войны. Отобрать проливы у Турции можно, только победив саму Турцию. А там куча славян под пятой! и то же самое у австрияков. Выпустив славян из турецкой клетки, мы неминуемо вступаем в неразрешимый конфликт с Австро-Венгрией. Ведь покорённые ею племена чехов, словаков, русинов также захотят свободы. Короче говоря, путь на Константинополь лежит через Вену. А это означает войну и с Берлином! Германцы же никогда не позволят России уничтожить дружественную им, немецкоговорящую империю и стать в итоге повелительницей Балкан. Если это понимаем мы с вами, ещё лучше сие понимает Бисмарк. Война между нами тремя - лишь вопрос времени. Мы начали зондировать в сторону Франции. Немцы немедленно расценили это как начало охлаждения в отношениях. Они уже очень насторожены и начинают готовиться к худшему. А у нас словно нарочно Катков раздувает антигерманскую истерию при попустительстве властей!
- Так что насчет протокола?
- Скажите правду: откуда вы узнали о его существовании? Во всей империи его читали только три человека: покойный государь, наш министр Гирс и я.
- Где сейчас протокол?
- За моей спиной, в секретном сейфе.
Ламздорф поднялся, обошёл кресло и постучал по дубовой панели стеновой обивки, в которой виднелось едва заметное отверстие для ключа.
- Вы уверены, что он там?
Граф самодовольно улыбнулся:
- Не смешите меня, Павел Афанасьевич! Такие бумаги хранятся сверхстрого. Их выдаю лично я и только по письменному распоряжению министра. Упоминаемый вами протокол ни при каких обстоятельствах не мог покинуть этого шкапа!
- Владимир Николаевич. Не обижайтесь, ради Бога, моим недоверием, но не могли бы вы прямо сейчас в этом убедиться?
Ламздорф озадаченно смотрел на Благово, не находя, что ответить. Потом хмыкнул, снял с брегетной цепочки крохотный ключ, отпер сейф, закрыл его от посторонних глаз спиной и начал копаться. Через три минуты поисков он развернулся к сыщику - на нём не было лица.
- Павел Афанасьевич!! Это… катастрофа! Имеете вы сведения о его нынешнем местонахождении?
Благово рассказал графу о письме Юрьевской, найденном им в квартире Макова. Ошарашеный чиновник побежал с этой новостью к Гирсу, а статский советник вернулся в департамент. Оказалось, что там его уже сорок минут ожидает некий господин в серой визитке. Лицо господина показалось Благово знакомым.
- Да-да, мы встречались на Гороховой. Позвольте представиться: помощник делопроизводителя сыскного отделения петербургского градоначальства коллежский асессор Скиба.
- Да, господин Скиба, припоминаю. Кажется, Максим Вячеславович? Прошу пожалуйста без церемоний.
- Польщён, Павел Афанасьевич; точно-с так.
- Чем могу служить? Вас, видимо, прислал Виноградов?
- Увы, Павел Афанасьевич, я пришёл к вам не по приказанию начальства, а в тайне от него. Понимаю, как некрасиво это звучит, но… Вы ведь сегодня интересовались у Виноградова Сашкой-офицером?
- Да.
- И вас уверили, что тот сидит под замком?
- Да. А что, не сидит?
- Нет, Сашка действительно с середины февраля пребывает в подследственной камере Казанской части. Там есть такой коридор на третьем этаже, окнами во двор; в нём четыре камеры, и все они закреплены за сыскным отделением. И сторож при них тоже наш, он состоит в штате отделения, а не части.
- И что далее?
- Далее то, Павел Афанасьевич, что Беклемишев отлучался за эти дни из камеры. Но не для допроса. Он числится лично за Виноградовым и по его запискам несколько раз отпускался на волю безо всякого конвоя. А потом под утро возвращался.
- Хм… Он агент Виноградова?
- Позвольте напомнить, Павел Афанасьевич, что Сашка-офицер убийца. Может ли он быть полицейским осведомителем? Вор, мелкий мошенник - не спорю; сам их вербую дюжинами. Но убийца!
- Согласен, Максим Вячеславович, это было бы чересчур. Куда же он тогда уходит? И что связывает начальника сыскной полиции с "мокрушником"?
- Вы ничего… э-э… такого не слышали о Виноградове?
Благово нахмурился.
- Слышал, конечно. О вашем начальнике давно уже дурное поговаривают. Будто бы приставы всех частей Петербурга носят ему денежную дачу. А ежели кто отказывается, то в этой части резко возрастает количество краж со взломом, грабежей и даже убийств. Статистика быстро ухудшается, пристав попадает в опалу у градоначальника и может лишиться должности. А сыскная полиция ищет преступников очень неспешно и всегда безрезультатно. Так?
- Истинная правда, к сожалению.
- Вот это да! И все молчат?
- Так ведь недоказуемо! Ну, залезли в квартиру, в другую; ну, сломали их с десяток - и что ж? Какая тут связь с Виноградовым?
- Но связь есть?
- Конечно, есть. Все "иваны" и "мазы", родские воровских шаек ему хорошо известны. Он их вызывает и говорит: надо поработать в Александро-Невской части, особливо в её третьем участке. Действуйте смело и никого не бойтесь: я вас искать не стану. После седьмой квартиры закругляйтесь и переходите в Коломенскую часть.
- Неужели это действительно возможно, Максим Вячеславович? Чтобы начальник сыскной полиции - и руководил ворами!
- Нельзя сказать, что он ими действительно руководит. У преступников свой промысел, у него свой. Правильнее утверждать, что существует область совместных интересов. Если градоначальник прикажет Виноградову поймать, к примеру, "ивана" Савелия Чижова по кличке Дубовый Нос, то он его арестует. И Дубовый Нос на это не обидится: служба есть служба, ему велели - он исполнил. Но при возможности вместе заработать эта парочка легко договорится. С начальником сыскной полиции выгодно дружить!
- Давно так у вас?
- А вот как Путилин ушёл в отставку, так сразу и началось.
- Иван Дмитриевич знает об этом?
- Конечно, знает - Виноградов всегда был его любимчик.
- И молчит?
- Молчит. Сам этим не занимался, когда был при должности, но Ивану Александровичу уже и тогда всё дозволялось.
- Понятно… Путилин при Трепове поднялся, поэтому так к этим делам равнодушно относится. Трепов за годы своего градоначальства украл три миллиона рублей - и ничего… Но вернёмся к Сашке-офицеру. Он-то квартирными кражами не занимается?
- Да, эта птица другого полёта. Но мне доподлинно стало известно, что в ночь с 28 февраля на 1 марта, когда умер Маков, Сашка уходил из камеры. По очередной записке Виноградова.
Благово стукнул себя кулаком по колену и не удержался, выругался:
- Скотина! Значит, инобытия у Беклемишева нет?
- Нет. Не готов утверждать, что именно он застрелил Макова, но в камере его в ту ночь не было до самого утра.
Благово встал.
- Вы можете подать об этом рапорт?
Скиба тоже поднялся.
- Это невозможно! Сведения получены мною от сторожа секретных камер Панибратова. Проболтался… по пьяному делу. Но Панибратов хорошо прикормлен начальником отделения и письменных показаний, конечно, не даст. В каком виде я тогда предстану? Написал бездоказательную кляузу…
- А приставы? Они могут подтвердить факт денежных поборов со стороны Виноградова. Сколько можно это терпеть?
- Господа приставы сами дерут будь здоров! Если начнётся следствие, то выяснится, что они перетаскали в сыскное суммы, много превышающие их годовое жалование. Где они их взяли? Всё с тех же мазуриков. Нет, поднимать шум никому не выгодно. Меня сделают козлом отпущения и выкинут со службы, а после полицейской - сами знаете - никакой другой службы уже не найдёшь. Все шарахаются от нас, как чёрт от ладана.
- Я вас понял. Поищем другой путь. А пока вот что, Максим Вячеславович. Не желаете ли перевестись в Департамент государственной полиции? Имеется вакансия чиновника по особым поручениям шестого класса.
- Почту за честь, Павел Афанасьевич! А то уж никаких сил нет смотреть, что у нас в сыскном отделении творится, и ничего поделать не могу!
- Вот и договорились. Я сегодня же подам записку фон-Плеве о замещении должности; надо усилить кадром третье делопроизводство. И спасибо вам за важные сведения.
Глава 4
Рупейто-Дубяго и его колбасник
Выполняя поручение Благово, Лыков отправился на встречу с Демидовым, князем Сан-Донато. Адресат перехваченного Маковым письма жил в роскошном фамильном особняке на Сергиевской улице. Несметный богач оказался рыжим весноватым мужчиной средних лет с отёчным лицом и высокомерным взглядом.
Дабы беседа удалась, Алексей взял с собой коллежского советника Фланша, курировавшего в департаменте "Священную дружину". Фланш представил Лыкова князю и приказал ответить на все его вопросы, поскольку Алексей Николаевич выполняет высочайшее повеление. Демидов мигом утратил весь аристократизм.
- Князь, - сразу взял быка за рога Лыков, - кто такой Рупейто-Дубяго?
- Это бывший наш агент, брат восьмой степени. Кличка - Московский Баранчик.
- Странная какая кличка…
- Ну, это из представлений про Петрушку, вы же помните?
Лыков действительно вспомнил. Любимый герой уличного театра, наглый и дерзкий Петрушка, бил лакея, купца и даже полицейского. И вот, когда он уже совсем терял от безнаказанности чувство меры, из-за кулис появлялось загадочное могучее чудовище - Московский Баранчик - и сжирало негодяя.
- Зловещее получается прозвище. Он что, за палача у вас был?
- Навроде того. Напугать кого следует, приструнить. Жутковатый дяденька. Среди нас, белоручек, он выделялся: его ничего не стесняло. Опасный человек.
- Как же вы такого - и в дружину?
- Эти люди бывают весьма полезны в определённый момент! Рупейто - человек дела. Я, или Бобби Шувалов, или князь Щербатов - это тоже всё лигеры - мы же сами не можем быть палачами! У нас, извините, духу не хватит; да и не умеем мы человека убить. А с террористами церемониться нельзя. Хватит уже - доцеремонились! Вот и призвали в братья нескольких таких, кому в обществе руки не подашь, зато им можно поручить грязные работы.
- Что конкретно он у вас выполнял? Из грязного…
Демидов замялся.
- Ну… вы же знаете, чем всё кончилось. "Священная дружина" распущена, а деятельность её признана государем… э-э-э… как бы помягче сказать… Действительно, ничего конкретного мы совершить не успели. Или не сумели. Создали отделения в 30-ти городах России и три заграничных: в Париже, Вене и Берлине. Отделения были даже и весьма многочисленные; в московском, к примеру, состояло более 15 000 человек!
- Ну, это всё дармоеды; вы мне о делах расскажите.
- Мы, например, организовали в столице патрулирование улиц, по которым проезжает государь! Семь главных улиц. Были старшие над улицами, которые постоянно наблюдали прохожих, и всё такое прочее…
Лыков, как профессионалист, при этих словах только усмехнулся:
- По проспектам, значит, прогуливались? Ну, дело хорошее, для здоровья полезное. А ещё что?
- Да так, собственно, и всё… Газету в Германии выпускали, проправительственную. Некоторые из наших собирались поехать в Женеву, вызвать там на дуэль и убить Бакунина с Тихомировым.
- Не поехали?
- Не поехали.
- Московский Баранчик под вашим началом что-нибудь совершил?
- Не припоминаю такого. Денег, правда, подлец, извёл много, и всё безотчётно. На оружие, на съём конспиративных квартир, на завербование агентов среди революционеров.
- Много навербовал?
- Ну, что вы, господин Лыков; кого он там мог навербовать! Так, перевод средств. Приходили от него пару раз какие-то странные люди, брали аванс и более не появлялись. Лица ещё у них были синие, с отливом. А потом я из дружины ушёл. Когда понял, в какую карикатуру всё наше движение выливается, сдал дела и ушёл.
- Давно ушли?
- Прошлой осенью ещё.
- С тех пор с Дубягой дел не имели?
- Не имел. Избави Боже!
- А откуда он вообще взялся? Кто его привёл в дружину?
- Раздобыл его откуда-то сенатор Шульц, последний управляющий Третьим отделением. Патентованный мошенник! Такого же и привёл… Кажется, Рупейто был у него в отделении негласным агентом. А почему, Алексей Николаевич, Департамент полиции вдруг заинтересовался этим субъектом?
Лыков вынул из кармана письмо, обнаруженное в тайнике у Макова, и протянул его князю:
- Узнаёте почерк?
- Кажется, его…
- Что это за история с купцом, которого Дубяго предлагает вам "потрясти"?
Демидов дважды перечитал письмо и вернул его затем сыщику.
- Собственно этого письма я не получал. Где вы его взяли?
- В тайнике у бывшего министра внутренних дел Макова.
- Это который давеча застрелился?
- Да.
- Он ведь в последней должности состоял министром почт и телеграфов! Перлюстрация?
- Разумеется. Но что насчёт купца? Вы сказали, что не получали именно этого письма. Получили другое?
- Да, и сразу его уничтожил. Но суть предложения была та же самая: есть купчина, который якшается с революционерами, хорошо бы его прижать.
- Фамилию купца Рупейто-Дубяго называл?
- Нет; указал лишь, что это рогожец.
- Возраст, характер торговли, место жительства?
- Нет, более ничего.
- Что же вы ответили вашему Баранчику?
Демидов смутился.
- Я ушёл от конкретного ответа. Написал, что помочь в защите от полиции не могу, но желание наказать купчишку понимаю.
Лыков опешил, затем сощурился и посмотрел на князя очень внимательно, как доктор на пациента.
- Это можно было расценить, как ваше согласие на экспроприацию?
Сан-Донато раскис окончательно.
- Нет, конечно же нет! В крайнем случае оно смахивало на моральное одобрение, но никак не на санкцию.
- Игра слов, князь. Вы не запретили акт, а всё остальное - игра слов. Как вы, аристократ и бывший офицер, могли поступить столь… легкомысленно?
Демидов помолчал минуту, потом спросил, не поднимая головы:
- Что стало с этим человеком? Рупейто убил его?
- Этого мы не знаем. Департамент только начал расследование. Когда вы в последний раз видели Московского Баранчика?
- Тогда же, когда сдавал дела по дружине: прошлой осенью. Но почему вы так взялись за него? Даже не знаете, перешёл ли Рупейто от слов к делу. Подумаешь - три строчки в письме годовой давности! Наверняка всё осталось как было.
- Возможно. Но Макова застрелили два дня назад. В собственном кабинете, инсценировав самоубийство. И искали какие-то бумаги.
Демидов сделался белее мела.
- Но ведь Маков покончил с собой! Из-за взяток - это всем известно!
Титулярный советник встал.
- Господин Демидов! Как вам известно, я действую во исполнение высочайшего поручения. Маков погиб насильственной смертью, и в этом нет никаких сомнений. Государь повелел найти и арестовать убийцу. Версия о самоубийстве оставлена, чтобы не возбуждать в обществе лишние толки. Кроме того, преступники успокоятся, и их легче будет изловить. Вы понимаете, что должны оказать мне полное содействие? Полное!
- Да, да, разумеется! - Демидов тоже поднялся, смотрел в глаза сыщику преданно и немного подобострастно. - Я мало что знаю, но расскажу всё. Рупейте около сорока лет, по виду он бывший офицер из армейской кавалерии. Я виделся с ним всего четыре или пять раз! Где он живёт и чем занимается - не знаю; он очень скрытен. Кажется, имеет какие-то связи в полиции; возможно, они остались от Третьего отделения. И ещё у Рупейто есть колбасник.
- Колбасник?
- Ну да, ходит за ним повсюду, как Санчо Панса. Жуткий типаж! Атлетического сложения, но какого-то гориллообразного: огромная грудная клетка, длинные руки при среднем росте, а мышцы с него прямо свисают! Парень работал на колбасной машине - сами понимаете…
Лыков знал, о чём говорит князь. В колбасных заведениях используют особые ручные машины, которые режут куски мяса в мелкий фарш. Собственно машина весит несколько пудов; в неё наваливают еще 4–5 пудов мяса, и двое дюжих парней начинают двигать скрытыми внутри ножами. На весу, над тазом, постоянно встряхивая аппарат… И так десять часов в день почти без отдыха. Через несколько месяцев такой работы парни набивают себе мускулы, какие не снились и Гераклу. В кулачные бои колбасников не брали - могли убить сгоряча, а в уличных драках их боялись даже ломовые извозчики.
- Имя этого богатыря не помните?
- Нет, я видел его только на расстоянии. Но впечатляет до печёнок. Лба, почитай, что нет, зато плечи просто невообразимые. Он должен быть чудовищно силён! И очень предан Дубяге.
- Есть кто-нибудь из бывших членов "Священной дружины", кто может добавить что-то о Московском Барашке?
- Да, такой человек существует и, возможно, он знает больше меня. Это полковник Смельский, начальник Красносельского военного госпиталя. Он в течении года заведывал у нас всей петербургской агентурой, и в этом качестве часто общался с Дубягой. Всеволод Никандрович опытный полициант: перед турецкой войной он служил помощником начальника Отделения по охране общественного порядка и спокойствия при Петербургском градоначальстве. Брат пятой степени, личный номер - 136. Состоял членом Исполнительного комитета дружины, но был уволен. После того, как подал записку.
- Что за записка?
- О необходимости реорганизации работы "Священной дружины". И об упорядочении пользования её денежными средствами.
- Теперь понятно! С таким человеком мне, действительно, следует повидаться. Что, Смельский руководил агентурной деятельностью Баранчика?