– Соня, дорогая, прошу, не пытай меня. Тебе не смогу рассказать. Стесняюсь я тебя, хоть, может быть, ты лучший совет дала бы, чем Сережа. Я все-таки хочу с ним крепко посоветоваться. За этим и приехал.
Разговор с Сергеем состоялся в тот же вечер. Однако Данила, ожидавший мужского совета от этого тонкого и душевного человека, услышал совсем неожиданные для себя вещи.
Когда после ужина Софья с детьми отправились спать, они сели на кухне, заварили чаю, и священник приготовился слушать исповедь Данилы. Тот никак не мог собраться с духом, потому что не умел говорить о вещах глубоко интимных. К тому же его мучило сомнение, что он сможет рассказать истину, потому что во многих моментах не знал, как оценить даже собственное поведение.
Наконец, слово за слово, беседа полилась, и все с большим чувством Данила стал рассказывать о той Голгофе, на которую его незаслуженно возвела молодая жена. О том, как он хотел оставаться ее мужем и отцом их детей, несмотря на измены, как пытался заглушить боль и отомстить ей ответными изменами, как почувствовал, что опускается от этого в бездну, и как появилась в его жизни Светлана.
Стеблов слушал Данилу и видел, что тот страдает от давней неверности своей жены так, словно узнал об этом вчера. И то, что Булай полагает своей любовью к Светлане, на самом деле лишь посланное ему смягчение страданий, но не замена жены. Ведь люди такого характера не колеблются, если понимают, что пришла судьба. Значит, Светлана не судьба, а только отвлечение от главного.
Однако Сергей не стал говорить Даниле всего этого. Он начал совсем с другого.
– Ты за советом приехал, Данила, но ты ведь знаешь, что я не могу дать тебе никакого жизненного совета. Я не партком, чтобы семейные проблемы разбирать, а священник, и смотрю на все только через веру. С точки зрения веры все, что ты рассказал, очень понятно и очень объяснимо. Но и решение этого узла возможно опять-таки тоже только через веру.
– Ты хочешь сказать, что я должен молить Господа о помощи?
– Как я тебе могу такое посоветовать, когда знаю, что ты не молишься. Ты ведь пока не верующий, а суеверный. Тут разница огромная. Но к вере ты придешь окончательно. Я в этом не сомневаюсь. Думаю даже, что тебе в этом Силы Небесные помогут. Дай, объясню.
Ты знаешь: Бог есть любовь. Все, что происходит с человеком, является результатом Господней любви к нему. Только не спрашивай о таких крайних вещах, как преждевременная смерть и страшные болезни – это отдельный разговор не по нашему случаю.
Возьмем твой случай. Кто такой был молодой парень Данила Булай в двадцать лет? Казалось бы, хороший был парень: сильный, веселый, талантливый, к людям добрый. Но я помню, Данилка, и не только это. Помню, что ты был зазнайкой, так ведь? Гонору в тебе также немало имелось. А уж сколько ты самомнения имел из-за своего успеха у девчонок, лучше не вспоминать. С отцом у тебя трудности были из-за характеров ваших и так далее. Вспыльчив бывал, резок.
В общем, ничего особенного – и, казалось бы, зачем Господу насылать на тебя такие испытания в виде неверной жены? Точнее говоря, открывать перед тобой ее неверность. Ведь многие мужья счастливо живут, не подозревая о том, что им изменяют. Но тебе было открыто! Потому что, как человек светлой стороны мира, ты представляешь для Господа определенную ценность. Выжигая из тебя твой главный недостаток – самовлюбленность, он учит смирению и тем самым готовит тебя к лучшему пониманию человеческой жизни, чем ты имел раньше. Вот в чем Его любовь. Без страданий человек не растет, а Господь дал тебе самые чистые страдания – боль оскорбленной души. Бывает ведь куда хуже – и потеря близких, и калечество, и много другого. Так что тебе благодарить надо Бога за эти испытания.
А выбора у тебя нет, друг мой. Не можешь ты свою семью бросить без больших для себя душевных потерь. Если оставишь их – начнешь изнутри чернеть. Детей оставляют те, кто живет для себя. А ты живешь не для себя. Для всех нас живешь, и для них тоже. Поэтому не советую такой опрометчивый шаг делать. Не теряй себя, Данила.
– Но как мне с Зоей жить? Ведь невозможно это! Столько лет прошло, а я каждый день болью начинаю и болью заканчиваю. Прячу ли, не прячу ли я эту боль, а она все равно ее чует и не может смириться! Она мне мстит за мое молчание, понимаешь?
– Понимаю, Данила, понимаю. А ты, друг мой, вот что пойми. Никого так страшно не обидел советский атеизм, как женщин. Женщина – существо очень тонкое и духовное. Она предопределена для жизни с Богом в душе. А ей с младых ногтей внушают, что Бога нет. Тогда что происходит? Она начинает инстинктивно создавать себе собственного Бога и, конечно, придумывает Бога любви. Вот в чем отличие ее от верующей и обвенчанной женщины. Для верующей женщины главной ценностью является Господь, который дает ей любовь мужа и любовь к мужу, а также счастье материнства. Она не имеет потребности уходить за пределы этого женского мира.
Для неверующей женщины существует лишь неясный образ божественной любви, которая, возможно, состоится с мужем, но чаще всего этого не случается, потому что брак не был освящен Господом. Тогда женщина начинает погоню за призраком божественной любви. Но стоит ей только ухватить рукой этот призрак, как он оборачивается мужчиной с гнусным характером и потными ногами. Погоня продолжается дальше, а в результате такую женщину ждет ряд разочарований и печальное, пустодушное завершение земной жизни. Твоя Зоя не виновата в том, что общество пустило ее по этому пути. Точно так же, как и миллионы других советских женщин, она гналась за химерами, надеясь заполнить свою душу чем-то более высоким, чем жизнь с тобой. Ты мог быть самым лучшим в мире мужем, но ваш не освященный Богом брак все равно не мог реализоваться. Она могла видеть, что ты превосходный супруг, но отсутствие венца над вами не давало ей возможности принять тебя сердцем. Ее надо понять и простить. Я думаю, что она славный человек, ведь ты сам говоришь, что она прекрасная мать. Попробуй взглянуть на нее с этой стороны и найти к ней другой подход. Ты человек глубокий и умный, у тебя получится. Если же научишься прощать ее, несмотря ни на что, считай, что уже стал христианином.
Вечером того же дня Булай снова сидел в поезде, уносившем его в Москву, и пытался решить возникшую перед ним задачу. Разум его понимал, что священник прав. Его тяга к Светлане и рывок в новую жизнь обязательно натолкнутся на любовь к детям. Он был устроен в первую очередь как отец и кормилец, а только после этого как муж.
Данила пытался не думать о разрыве со Светланой и сразу представить себе, что снова зажил с Зоей нормальной семейной жизнью. Какова она будет?
Он вспоминал светлые дни в общении с женой, ее необыкновенную улыбку, лучистые глаза, прикосновение нежных рук. Данила понимал, что по-женски Зоя привлекательна каким-то особенным, неповторимым образом. "Что и говорить, красивый человек. Сильный, способный на поступок. Не по зубам мне оказалась, вот и болею. Да что же я, урод что ли? Так уж и не по зубам?" – думал Булай, откинувшись в угол купе и закрыв глаза. Он вспоминал, что хотя в их жизни было больше сумерек, чем света, в светлые дни она могла быть поглощающе любвеобильна и самоотверженна. Наверное, то, что его боль не стала тише, говорит о сильном чувстве к ней. О чувстве, которое спряталось за болью, но совсем не умерло. Просто не пришло его время… На душе у Булая стало светлее от этих мыслей. "Надо только подняться над собой, над собственным ничтожеством, и прорваться на светлую сторону жизни", – думал он, прислушиваясь к частому перестуку колес.
Глава 23
1986 год. Не забудь сдачу, купило
ЦРУ относилось к Вороннику в высшей степени бережно. Он был не единственным агентом этой разведки в ПГУ. К середине восьмидесятых годов ему удалось завербовать около десяти действующих офицеров КГБ. Это был большой успех, хотя он имел свое объяснение. Начала рушиться та идейная база, на которой воспитывались офицеры-разведчики. Маразм и неспособность советского руководства отвечать на вызовы быстро меняющейся ситуации в первую очередь били по состоянию тех, кто находился на самом остром участке, – в области тайной борьбы спецслужб. Дело какого коммунизма отстаивать? Того, что возглавлялся чередой выживших из ума и разложившихся "вождей"? Того партийного руководства, которое окончательно забыло, что паразитирует на теле многострадального народа?
Наряду с этим, подавляющая часть офицеров разведки оставалась верной своему долгу, потому что осознавала принадлежность не столько делу коммунизма, сколько – своей истерзанной стране. А у тех единиц, которые пришли в разведку исключительно ради собственного блага, что-то внутри стало подламываться.
Вместе с тем, по какому-то неведомому закону Вселенской справедливости, у советской разведки появился в ЦРУ источник, одного за другим выявлявший предателей и сообщавший о них в Москву. Он не обладал полными данными на оборотней, и в ряде случаев ему удавалось добыть лишь косвенные указания на них. Так было и с Воронником. Владимир Крючков получил из Вашингтона сведения лишь о том, что в 1985 году в американскую резидентуру добровольно обратился сотрудник ПГУ, работающий в Бонне и имеющий отношение к нелегальной разведке. Ни его установочных данных, ни прикрытия известно не было. Крючков вызвал в Москву резидента и руководителя нелегальной линии в Бонне, и они разработали план выявления предателя среди нескольких сотрудников, занимающихся этими вопросами в резидентуре.
Руководство ПГУ было весьма встревожено. Такого еще не случалось. Пока еще ЦРУ не удавалось залезть в самые сокровенные глубины ПГУ – в управление нелегальной разведки. Туда, где создается самая неуловимая и самая опасная структура, добывающая информацию в разведываемых странах. Здесь готовятся и засылаются к противнику советские разведчики, получающие новую, иностранную идентификацию.
Ценность этого источника понимало и ЦРУ. Воронник выдал тех двух нелегалов, которые были у него на связи. Но их нельзя было трогать, иначе расследование могло бросить на него тень. Главное же было не в этом. Появлялся шанс вырастить из Воронника руководящее лицо в этом управлении. И тогда могла быть решена важнейшая задача – ЦРУ стала бы известна советская нелегальная сеть в США.
Поэтому начиналась операция по продвижению Воронника наверх. Для этого уже был подобран и завербован студент из числа американцев, обучавшихся в боннском университете. Он должен был сыграть роль человека, которого "завербует" Воронник и который затем, по окончании университета, поступит в госдепартамент и станет важным источником информации. Эта вербовка, без сомнения, поднимет Воронника до неплохих позиций. Пока большего и не требуется.
ЦРУ относилось к Геннадию очень бережно и организовывало каждую встречу с ним с соблюдением всех предосторожностей. Американцам было известно, что в немецкой контрразведке имеется восточногерманская агентура, и они весьма опасались попасть в поле зрения западных немцев на встречах с Воронником. Поэтому часть встреч ЦРУ выносило в сопредельные страны, в первую очередь в Австрию, которая считалась менее опасной в данном отношении. Австрия не представляла для ГДР такого интереса, как ФРГ, а соответственно, и восточно-германская разведка не работала там столь массированно.
Вот и на сей раз, встреча была назначена в маленьком австрийском городке Гильген, неподалеку от Зальцбурга. Воронник имел аккредитацию на Австрию в силу того, что руководство АПН высоко ценило его репортерские способности и регулярно давало поручения написать корреспонденции по каким-либо событиям, в основном в граничащих с Германией областях. Поэтому проблем с выездом в эту страну у него не было. Поставив резидента в известность о том, что он выезжает в Зальцбург на освещение музыкального сезона, куда съехалась масса знаменитостей, Воронник отправился в путь. Через день он уже прогуливался с Виллисом по лесной тропе неподалеку от Гильгена, пользуясь редкой возможностью провести встречу в расслабленной обстановке. Тропа была прогулочной, на ней стояли беседки для отдыха, и в одной из них сидел сотрудник венской резидентуры Малахов с женой. Они приехали посмотреть Зальцбург и окрестности, а заодно подобрать места для будущих операций с источниками.
Малахов знал Воронника и знал установленного сотрудника ЦРУ Виллиса, работающего теперь в Вене. Увидев их гуляющими по тропе, он быстро сгреб жену в охапку, повернулся к тропе спиной и стал страстно целовать ее. Женщина сразу поняла серьезность момента и активно подключилась к инсценировке. Собеседники прошли мимо, не опознав их.
В тот же вечер в Москву пошла только лично и вне очереди шифровка заместителю начальника ПГУ с запросом о встрече Воронника с Виллисом. Получив ее, там поняли, кто же был сотрудником боннской резидентуры, завербованным американцами. В Бонн пошла шифровка резиденту с указанием организовать вывод Воронника из ФРГ. К моменту ее поступления Данила уже отправился на конспиративную квартиру, о которой Воронник сообщил американцам.
* * *
– Евгений Матвеевич, риску здесь никакого нет. Мы снимем КП, и вопрос будет закрыт. Бросать его нельзя. Если всплывет – будет громкая история.
– Не знаю, Данила, что будет громче, если ты там завалишься. Дело выглядит необычно. Нет у меня желания посылать тебя туда…
Центр потребовал телеграммой снять автоматический пост записи информации, которая шла из весьма интересного для резидентуры места.
Два года назад в посольство поступило формализованное письмо из какого-то неведомого статистического центра с просьбой заполнить прилагаемую анкету и отослать ее обратно. В письме сообщалось, что центр ведет изучение деятельности дипкорпуса в Германии, и такие анкеты разосланы по всем посольствам. При ознакомлении с формуляром стало ясно, чьи уши из-за него торчат. Посольству предлагалось рассказать, какие подразделения в нем имеются, по сколько человек работает в каждом из них, какие участки обслуживаются, как они нарезаны, за какими должностями закреплены и так далее. Самым умилительным был обратный адрес, сообщавший, что заведение находится в Кельне, а руководит им человек с английской фамилией.
Резидентура быстро проверила эту контору, состоявшую из четырех человек разного гражданства под руководством американца, и пришла к выводу, что это точка глубокого прикрытия ЦРУ. В связи с тем, что она была открыта для свободного посещения, туда сумели занести закладку с радийным микрофоном, и переговоры в помещении стали транслироваться в эфир. Источник был слабенький, центральный пост в Кельне его не принимал. Поэтому после соответствующей подготовки агент резидентуры, турок, снял неподалеку квартиру в турецком районе. В квартире было установлено принимающее устройство. Раз в неделю Данила с сотрудником оперативно-технической линии посещал квартиру. Они открывали ее своим ключом и перезаряжали устройство. Полученные пленки отправляли в Москву на обработку. Это дало довольно много интересной информации. Наиболее жгучими данными были сведения о вербовке американцами западных немцев. Это был материал, способный в нужную минуту послужить политической взрывчаткой. Однако месяц назад поступление информации прекратилось. Подождав некоторое время, резидентура проверила адрес и установила, что центр съехал в неизвестном направлении. Если бы это был обычный гражданский центр, то это не вызвало бы особых раздумий. Такие конторы возникают и исчезают довольно часто. Но почему с места снялись цэйрушники? Уж не обнаружили ли они закладку? Резидент был весьма встревожен этим фактом, но информации для каких-либо определенных выводов не хватало. Когда же из центра поступило указание демонтировать пункт съема информации, Дед задумался. Очевидно, при появлении риска оперативную технику бросали без тени сомнения. Можно было бросить и эту, аргументированно объяснив центру, почему на квартиру нельзя соваться. Но было одно обстоятельство, которое диктовало необходимость устранения улик из квартиры. В случае их обнаружения мог сгореть агент, снявший эту жилплощадь. Тем более, что агент был из состава аппарата нелегальной линии, и, по большому счету, Дед нарушил существующие правила работы, использовав его в операции для другой линии. Однако выбирать не приходилось. Этот человек был единственным, способным без навлечения подозрений снять квартиру в турецком районе и иногда появляться в ней с проститутками. О наличии радиопоста, закамуфлированного под переносную магнитолу, он не догадывался. Данила убеждал резидента, что демонтаж пройдет успешно. Он не верил, что квартира под контролем. Для этого не было никаких оснований. Причин же для исчезновения американского центра могло быть сколько угодно.
Булай не мог знать, что операция провалена Воронником, который сообщил ЦРУ информацию о всех известных ему агентах линии, среди которых значился и турок, снявший квартиру. Сам Воронник не предполагал, что американцы быстро сообразят, зачем русским квартира в трехстах метрах от их точки, и отреагируют столь испуганно. Ему были неизвестны те негласные, но серьезные проблемы, которые возникли между США и ФРГ из-за разведывательной активности ЦРУ. Не желая усугублять их, американцы ушли из Кельна, но квартиру, на которой стояла техника, выявили и взяли ее под наблюдение. Они зафиксировали последний приход русских на пункт, сфотографировали их. Когда же американский резидент увидел, что посетителем был Булай, он принял решение устроить засаду, захватить его и провести допрос в соответствии с указанием Ленгли. Поэтому каждый раз, когда Булай выезжал за пределы Бонна, на конспиративную квартиру отправлялась группа захвата.
Данила уговорил Деда на снятие техники. И хотя тот обставил операцию массой предосторожностей, снимать ее пошли, как всегда в паре, Данила и опертехник Свиблов.
Когда Данила открыл ключом дверь и переступил порог, он сразу же увидел усатую физиономию Ника Кулиша, который приятельски улыбался и помахивал ему рукой. Булай резко захлопнул за собой дверь, оставляя Свиблова на площадке. Тот сразу понял, в чем дело, и стрелой взлетел на пролет выше. Снизу уже раздавалось топанье ног тех, в чью задачу входило закрытие путей к отступлению. Стараясь не шуметь, на цыпочках, Свиблов взбежал до последнего этажа, вынул из сумки переносную рацию и передал условную фразу, которая означала самое худшее: операция сорвалась, работники попали в засаду.
Рация была небольшой и маломощной. Ее радиуса хватало только до торгпредства, расположенного в Кельне. Пока торгпредство приняло сигнал и передало его по телефону в Бонн тоже условной фразой, было потеряно несколько минут. Получив сигнал, Дед понял, что Данилу будут допрашивать прямо на месте захвата, и надо, пока не поздно, спешить на выручку. Теперь он не сомневался, что резидентура полностью раскрыта. Больше нет смысла играть в конспирацию. Резидент принял решение использовать все необходимые силы для вызволения Булая.