Первые уроки Коле начал преподавать отец, благо сам дослужился, прежде чем получил тяжелое ранение, до чина ротмистра и командовал эскадроном Смоленского драгунского полка. Того самого, который проводил маневры у Молоховских ворот. Потом появился второй гувернер – немец – большой мастер в стрельбе. Именно он научил Колю стрелять на ходу с лошади. В четырнадцать лет мальчика внесли в списки Смоленского драгунского полка. К тому времени рука его уже уверенно держала настоящий палаш. А из пистолета он почти без промаха попадал в тыкву на ветке в десяти шагах от тропы, по которой летел галопом. Тропинка петляла по лесу, и чаще всего тыква появлялась после очередного поворота. Всадник должен был, не снижая скорости, выхватить пистолет из притороченного к передней луке седла ольстраха и выстрелить прежде, чем тыква скрывалась из виду. С ранней весны до поздней осени юноша купался в Днепре, ходил на все представления заезжих циркачей и пытался в парке возле дома повторить то, что видел, каждый день носил бревно на плечах.
Но не только приемам боя и укреплению тела уделял время Николай. С обоими гувернерами легко находил общий язык, бойко разговаривая с каждым из них на родном для тех наречии. Музыка и танцы, математика и астрономия, пусть очень редкие, но все-таки регулярные поездки в Смоленский общественный театр и представления в родном имении, поставленные крепостными актерами, постоянно окружали уверенно идущего к своей цели юношу.
Как-то раз отец, заглянув в комнату Николая и увидев на столе исписанные листы бумаги, сразу догадался, что в них. Это не трудно, если учесть, что молодому человеку исполнялось через месяц семнадцать. Да и заплывший воском канделябр говорил о том, что долго еще после наступления темноты просиживал за столом сын. Сначала Данилов-старший решил не смотреть, но потом передумал. Отцовского любопытства природа не отменяла. Уговорив себя, что он только хочет проверить собственную проницательность, отец взял в руки лист, исписанный аккуратным почерком. Конечно, это наивные стихи, по-детски неумелые и, разумеется, посвященные юной графине Истоминой. Граф заезжал на прошлой неделе с дочкой, томной красавицей, без малого пятнадцати лет. То, что было написано на листе, потрясло его.
Июньские дожди косые,
Январский снег, апрельская капель,
Осенний лист до одури красивый,
Рассветный лес, туман белесо-синий,
Пейзажи милой родины – России -
И соловья в походном ранце трель.
В голову закралась предательская мысль. А не зря ли он так искусно подтолкнул сына к карьере военного? Может, Россия лишилась прекрасного поэта? Драгун, их полками считают, а поэтов – пальцами на руках.
II
Летом тысяча восемьсот третьего года семнадцатилетний Николай Данилов был зачислен в старшие классы Пажеского корпуса, только год назад реорганизованного в учебное заведение для подготовки офицеров для гвардейских частей.
Санкт-Петербург поразил Николая с первого взгляда. Великолепие дворцов, широченная по сравнению с Днепром Нева, удивительной красоты мосты через Фонтанку и Мойку, огромное количество роскошных экипажей. Но прошло полгода, город стал привычным, и все чаще вспоминались Дорогобуж, город-сказка Смоленск, родное имение. И, как ни странно, Анюта Истомина, юная графиня, такая смешная в своих попытках казаться взрослой, опытной женщиной.
Учеба шла великолепно, домашней подготовки оказалось достаточно, чтобы Данилов легко стал одним из лучших учеников, гордостью преподавателей.
Летний отпуск пажа Данилова в родовом имении подходил к концу. Через три дня Николай снова отправлялся в Санкт-Петербург. Скорое расставание уже щемило грудь легкой тоской, однако паж знал, что год – хоть и очень длительный срок, но он пройдет. Непременно. И тогда все сбудется. Он станет корнетом в Смоленском драгунском полку, он женится на Анне, они будут жить в Смоленске, а в свободное время приезжать в имение к родителям. И пусть она пока не знает о его планах, но не случайно же девушка приезжает сюда! Граф, старый друг отца по воинской службе, частенько и раньше бывал в имении, нередко оставался ночевать. Но последний месяц, сразу после возвращения Николая, он стал бывать у Даниловых два, а то и три раза в неделю. И всегда с Анной, у которой для сопровождения отца непременно находился повод.
За год Анюта изменилась – подросла, постройнела, еще более похорошела и собиралась в будущем превратиться в первую красавицу. Любого общества, в котором ей придется вращаться. Но Николай не мог думать о том, кем станет через несколько лет эта девушка. Да и не хотел. Он видел стройную фигурку, каштановые с легкой рыжинкой длинные волосы, темные глаза с поволокой, изящные тонкие руки, длинную шею, точеные плечи, милые ямочки на щеках. Он слушал мягкий с легкой "французской" картавинкой голос и влюблялся. Сам того не понимая, влюблялся безумно, постепенно теряя голову.
Анна, как и любая женщина, даже будучи очень юной, хорошо чувствовала, как постепенно приобретает власть над Николаем, и сладостное чувство доставляло необычайное удовольствие. И заставляло постоянно искать новой встречи.
В дальней беседке на берегу Днепра они сидели вечером, и Николай раздумывал, объясниться ему сейчас или лучше это сделать в день отъезда? Неожиданно подумалось, что Анна ведь может и не приехать! Что тогда? А вдруг они видятся в последний раз? Эта мысль так потрясла его, что он решился.
– Анна… – проговорил юноша и запнулся. Поднял глаза на девушку, словно ища поддержки, но сразу отвел их. – Анна, через три дня мне нужно будет уехать.
– Я знаю…
– Я буду скучать, – решительно перебил Николай.
– Конечно. Если бы и мне предстояло уезжать так надолго из дома, от родителей…
Красавица смотрела на юношу, сдерживая улыбку в уголках губ.
– Я буду скучать без вас!
– Ах, Николя! – воскликнула девушка, жеманно прижимая веер к груди. – Вы забудете про меня раньше, чем доедете до столицы. Впереди у вас Санкт-Петербург, а это не место для скуки. Столичные красавицы быстро развеют вашу тоску, и в голове не останется места для провинциалки.
– Я не забуду вас никогда!
– Все гусары так говорят!
– Я драгун!
– Ах, Николя, какая разница, все военные одинаковы.
Николай обиженно замолчал. Вечная проблема – любовь против кокетства.
Через два дня, вечером накануне отъезда, все в той же беседке он впервые поцеловал Анну, после долгих уговоров наконец уступившую, и решил, что это и есть обещание дождаться его возвращения.
Отец приехал в один из ясных дней, которые так редки в Петербурге. Весна уже набрала силу, отзвенели ручейки, молодые листочки, пусть еще маленькие, раскрасили деревья свежей зеленью. Даниловы сидели у Невы на лавочке напротив Петропавловской крепости, греясь на теплом солнышке. Отец небрежно вертел трость в руках – после ранения она присутствовала постоянно, нога не давала возможности обходиться без нее. Но, несмотря на расслабленные позы, разговор шел серьезный.
– Николай, твое решение, мягко говоря, вызывает серьезное недоумение. Объясни!
Данилов-старший отправился в столицу, узнав о подаче прошения сыном внести его в списки Московского драгунского полка по окончании обучения.
– Чего тут непонятного, отец? Уж ты, боевой офицер, должен понять меня первым. Московский полк через два месяца отправляется в Австрию в составе корпуса Кутузова. Хочу послужить царю и отечеству.
– Стремление, похвальное для молодого корнета, но есть еще и традиции. Служить в полку, где служил отец, есть традиция, угодная и отечеству, и царю. На тебя рассчитывают, в полку нужны молодые офицеры.
– Найдутся и другие! Смоленский драгунский – полк отличный, служить в нем за честь сочтут многие.
– Так в чем же дело, сын?
– Благодаря твоим заслугам меня взяли учиться в Пажеский корпус. Теперь ты хочешь, чтобы я служил в полку под командованием твоего друга, в полку, местом постоянной дислокации которого является город, где ты вхож к генерал-губернатору. Я могу что-нибудь сделать сам?
– Сдается мне, что больше всего тебя волнует город.
Николай молчал, упрямо глядя перед собой.
– У тебя появился повод не любить Смоленск?
– Его нельзя не любить.
Отец вздохнул.
– Ладно, хватит ходить вокруг да около. Да, Анна вышла замуж! Да, она теперь живет в Смоленске! И что из этого?
– А ты не понимаешь? Не хочу ее видеть! Не хочу случайно встретиться!
Отец тоже замолчал, главные слова сказаны. Что можно добавить? Но стоило ли ехать за восемьсот верст, чтобы услышать ответ, о котором можно догадаться, сидя в имении? И после длительной паузы все же произнес:
– Но есть же еще Кавалергардский, Конный полки. Может, в кирасиры пойдешь? С твоими результатами в учебе возьмут везде.
– В Кавалергардский? – Николай засмеялся. – Папа, со времен Екатерины туда берут только высокорослых, светловолосых, с голубыми глазами. Не соответствую ни одному из требований.
Голос сына снова стал серьезным.
– Нет, в драгуны, и только в драгуны!
За Невой, словно подводя итог дискуссии, глухо бухнула пушка, отмеряя полдень.
Глава третья
Аяччо
I
– Тебя покарает Бог!
Маленький даже для своих шести лет Луи старательно выговаривал слова, стараясь подражать отцу. Хорошо сбитый плотный мужчина в военной форме весело смеялся, настолько забавным ему казался соседский малыш.
– Бог карает только тех дураков, которые в него верят.
– Нет! – малыш готов расплакаться от обиды. – Он карает грешников. Ты грешник, грешник, грешник!
– Нет, Луи, – оказывается, сын Шарля Бонапарта, умершего в прошлом году, знал, как зовут мальчишку, – я не грешник.
Младший лейтенант Наполеон Бонапарт поднял малыша, внимательно посмотрел ему в глаза.
– Скоро все поймут, что между мной и твоим Богом только одна разница – я есть, а его нет.
Луи не смог вырваться, хотя даже попытался укусить руку Наполеона, чем вызвал еще больший смех. Его душила обида. В семье Каранелли, один из предков которых давно перебрался на Корсику из Рима, строго придерживались канонов католицизма. Отец, наверное, просто убил бы Луи, скажи он хоть малую часть того, что говорит сосед. Почему же Бог не карает его?
Лейтенант Бонапарт возвращался домой после очередного собрания в клубе патриотов. Десятилетний Луи встретил его у своего дома. Родители не разрешают с ним разговаривать, но мальчик, сам не понимая почему, частенько поджидал лейтенанта.
– А-а, католик! – поприветствовал усталый Наполеон соседа. – О чем сегодня молил своего Бога?
– Ты еретик!
– Еретик?! А что, мне нравится! Пожалуй, этим именем я буду подписываться! Ты умеешь читать?
– Лучше тебя!
– Это хорошо, что ты не все время проводишь в молитвах, а занимаешься делами, полезными для ума. Может, ты не такой и дурачок!
– Я не дурачок!
– Пока не известно! Хочешь, дам тебе почитать книгу по астрономии? Только если ты сумеешь ее спрятать и никогда не покажешь родителям.
– Не буду читать твою книгу!
– Зачем же ты учился читать? Наверное, чтобы узнать, что написано в Библии? – лейтенант смеялся, иронично и обидно.
– Да, чтобы читать Библию! – Луи почувствовал, что его заполняет злость.
– Священник в церкви читает Библию для неграмотных. Ты не веришь ему?
– Нет! Верю, верю, верю!
– Значит, ты хотел прочитать и другие книги! Так читай!
Маленький мальчик тогда еще не знал, что логика обладает такой неодолимой силой для тех, кто родился с головой. А потому его беспокойный мозг постоянно заставлял искать встречи с этим противным соседом, который так притягателен в своих крамольных суждениях.
Луи бежал домой через огромное пшеничное поле, стараясь опередить дождь, который должен был вот-вот пролиться из огромных черных туч, наползающих на Аяччо с моря. Но тучи опередили, бежать еще очень далеко, а косые струи ливня уже ударили по полю, пригибая колоски к земле. Луи промок мгновенно, холодная вода нещадно лупила по спине, плечам, голове. Он бросился к одиноко стоящему посреди поля дереву, пытаясь укрыться от беспощадной воды под его густой кроной. Двенадцатилетний мальчишка не знал, что это самое опасное место.
Страшный удар грома одновременно с ослепляющей вспышкой напугал Луи, он закрыл глаза и скороговоркой забормотал молитву. Мальчуган дрожал, как лист на ветру, то ли от холода, то ли от страха, но постепенно до него дошло, что хотя ветер и раскачивал дерево так, что ветки напоминали крылья птицы, с ним до сих пор не произошло ничего ужасного. Молния, возможно, ударившая по стволу, не причинила ему никакого вреда. Да и дереву тоже.
Луи медленно открыл глаза и буквально остолбенел от страха. В двух шагах, прямо напротив лица висел яркий огненный шарик, чуть вздрагивающий и оттого кажущийся живым. Шарик слегка потрескивал и, несмотря на сильный ветер, оставался на одном месте.
Мальчик захотел зажмуриться, но веки окаменели. Он так и стоял с широко раскрытыми глазами, потому что вдруг отчетливо почувствовал, что шарик каким-то странным образом, оставаясь напротив лица, залез к нему в голову.
Недолго повисев, огненное ядро вылетело из-под кроны и стремительно взмыло вверх. Ноги у мальчишки подогнулись, усталость такая, как будто он перебежал это поле пять раз, навалилась железной тяжестью. В голове звучал странный рой слов, фраз и восклицаний. Незнакомых, но абсолютно понятных.
Дома Луи без лишних расспросов растерли настойкой, переодели в сухое и уложили в постель. Засыпая, он вдруг вспомнил, что вчера в порту один англичанин сказал другому длинную непонятную фразу, такую забавную, что все мальчишки закатились от смеха и начали передразнивать их, картавя и ерничая. Странно, но теперь Луи стало ясно, о чем он говорил. Это вызвало удивление, но усталость и тепло взяли свое, и он провалился в сон.
Луи проснулся ночью от догадки, которая посетила его во сне. Он тихо пробрался в пустую комнату, где отец обычно писал бумаги всем нуждающимся в помощи горожанам, и на листе вывел гусиным пером: "Молиться бесполезно, молитвы некому слушать!" Он не знал, почему эта фраза засела в голове. Неожиданно мальчик понял, что в тот момент, когда он увидел шарик, именно молитва, обращенная к Господу, слетела с губ. Шарик ответил ему? Потрясенный, Луи даже на несколько мгновений забыл, что собирался делать дальше. Но, понимая, что днем не дадут закончить начатое, снова написал ту же фразу, затем еще четыре раза. И каждый раз слова на бумаге выглядели по-разному. Мальчишка догадался, что это разные языки, он даже знал, что кроме итальянского предложение написано на английском и французском. Три других языка, на которых столь уверенно крамольный текст положил на бумагу Луи, были немецким, испанским и русским, но пока он этого не знал.
Не очень много времени понадобилось наследнику рода Каранелли, чтобы сообразить, что никогда и никому, даже родителям, даже соседу Бонапарту, нельзя говорить о том, что произошло с ним вчерашним днем. И до поры до времени нельзя показывать вновь приобретенные способности. Иначе беседы со святой инквизицией не миновать.
Соседи поспешно собирались, тринадцатилетний Луи смотрел с порога дома за суетой в соседнем дворе. Жозеф, старший сын в семье Бонапартов, заметил мальчика и махнул ему рукой. Луи подошел, оглядываясь, не видят ли родители.
– Послушай, Луи, – Жозеф говорил быстро и взволновано, – Наполеон просил тебе передать, чтобы ты уговорил родителей собраться побыстрее и уехать с острова.
– Отец даже и слушать об этом не хочет!
– Глупо! Паоли не простит вашей семье соседства с нашей. Твой отец тоже высказывался против него в клубе патриотов. Теперь, когда он взял верх, то обязательно припомнит все.
– Это опять виноват твой братец! Зачем он вернулся в Аяччо с французскими солдатами? Это предательство! Хоть отец и спорил с Паоли, но они вместе хотели свободы Корсике!
– Паоли продался англичанам! Ему плевать на свободу, ему нужна власть над Корсикой.
Командующий артиллерией республиканской армии капитан Бонапарт расставлял батареи. Мятежный Тулон отбил уже не один штурм, пушки английских кораблей составляли серьезную силу. Около одной батареи он увидел Луи, после ареста родителей мальчик покинул Аяччо и стал сыном полка в армии Конвента.
– Что ты здесь делаешь, сосед?
– Учусь военному делу, капитан! – он был нарочито груб.
– Ну и чему научился? Может, поможешь мне? – Бонапарт насмешлив, как обычно, но Каранелли давно привык. – Что нужно делать?
– Сначала весь огонь сосредоточить там! – мальчишка показал рукой в сторону высоты, преобладающей над местностью. – Штурм надо начинать не с крепости, а с того холма. Когда мы его захватим, туда нужно затащить как можно больше пушек. Оттуда они смогут стрелять по кораблям в гавани, и те уйдут, чтобы мы их не подожгли. Тогда можно начинать штурм, только сначала нужно поджечь город брандскугелями. Атаковать колонной в районе гавани – это самое слабое место в обороне.
– Тебе обязательно нужно учиться, Луи! – Бонапарт был ошарашен, мальчишка в точности сказал то, что задумал он. – При первой возможности отправлю тебя в академию.
Бригадный генерал специально выкроил пару часов, чтобы встретиться с сыном полка.
– Луи, я не знаю, когда мы увидимся, но это случится обязательно! Я тебя найду. Нас ждут великие дела, только пока учись! Мне жаль, что не могу отправить тебя сразу в академию, хотя считаю, что ты бы справился. Ну ничего, я тоже прошел через военную школу. Думаю, ты станешь лучшим моим маршалом.
– Совсем не хочу быть маршалом!
Бонапарт был более чем удивлен.
– Не хочешь быть маршалом? А кем же ты хочешь стать?
– Не знаю. Еще не придумана такая служба, что была бы мне по душе!
– Хорошо! У тебя еще есть время придумать. До встречи, Луи!