- Мадемуазель, к вам?
Поля молодец, играет прекрасно. Прошептала тихо:
- Ко мне.
- Куда?
- На Малую Посадскую.
Танака бросил:
- Голубчик, на Малую Посадскую.
Дернул вожжи, кобыла пошла легко. Улица совершенно пуста. Пока все ему на руку. Разворачиваясь у трамвайных путей, заметил: портфель лежит на сиденье. С полверсты они трусили по Каменноостровскому, потом свернули в переулки; за третьим поворотом Губарев остановил кобылу, быстро спрыгнул.
К Танаке он повернулся уже с револьвером в руке. В самообладании японцу не откажешь, лицо каменное:
- Что это значит?
- Руки вверх, господин атташе!
Черт с ним, с самообладанием, главное - руки. Следить за его руками, не выпускать их из виду. Темные глаза в щелках век смотрят в упор, не мигая, понять по этим глазам ничего нельзя. Ничего и не нужно понимать, оружие у него наверняка есть.
- Руки вверх, быстро!
- Все-таки что это значит?
Правая рука Танаки незаметно поползла к борту фрака - Губарев тут же поднял ствол.
- Спокойно! Господин атташе, не сомневайтесь, я выстрелю! Руки вверх!
- Это произвол. Кто вы?
- Стреляю… - Он стал осторожно нажимать курок. Танака поднял руки, портфель остался на сиденье. Губарев быстро обшарил фрак атташе, достал из внутреннего кармана браунинг, сунул к себе за поддевку. Полина дрожит от страха, молодец. Главное, не дать ему опомниться.
- Сойти обоим, быстро! Ну! Барышня!
Когда Полина сходила, Танака хотел подать ей руку, но Губарев взмахнул револьвером:
- Ни с места! Барышня, уходите отсюда! Уходите, быстро!
Полина отходила, пятясь, будто нехотя; потом охнула, повернулась, побежала.
Танака потянулся было за портфелем - Губарев снова предупредил его, ткнув стволом в живот.
- Руки! Стреляю!
Японец понял по глазам: выстрелит. Спрыгнул на мостовую.
- Господин Остерман, я узнал вас. Мне отлично известно, кого вы представляете…
- Тише, господин атташе… - приставив к груди Танаки револьвер, стал ощупывать фрак, рубашку, брюки атташе, понимая, что это дело второе, главное, конечно, портфель. - Я никого не представляю, только себя. Держите руки поднятыми. Потерпите, я обыщу вас, и можете уходить.
Танака усмехнулся. Наигрывает спокойствие.
- Что вам нужно? Повторяю, я узнал вас. Вы делаете сейчас роковую ошибку…
- Это мои заботы. Прошу - без лишних движений, и с вами ничего не случится. - В карманах ничего, кроме денег. - Отойдите от пролетки!
- Я должен взять портфель. Думаю, мы поймем друг друга и сможем договориться…
- Я сказал: отойдите от пролетки!
Танака покосился на револьвер. Что ж, если он хочет его обезоружить, пусть попробует.
- Повторяю, господин Остерман: я должен взять портфель. Берите деньги и все остальное, но портфель мне нужен. В нем важные дипломатические документы, они вряд ли вас заинтересуют.
- В последний раз предлагаю вам отойти в сторону.
- Князь, ваши труды напрасны. Все равно я вытребую портфель назад. Говорите ваши условия?
- Считаю до трех! Раз! Два!..
- Хорошо, я отойду. Но учтите, этот случай пагубнейшим образом отразится на вашей деятельности в России. Во-первых, вы нарушаете договоренность между нашими странами, во-вторых, я просто провалю вас.
- Я учту это, господин барон. А теперь, прошу вас, отойдите. И руки не опускайте.
Губарев вскочил на козлы. Держа Танаку под прицелом, нащупал рукой повод, не оборачиваясь, дернул - серая пошла шагом. Чмокнул, дернул сильней - перешла на рысь. Танака долго смотрел вслед.
30.
На пустыре у Финляндского вокзала он ввел кобылу во двор, огляделся - и открыл портфель.
Там лежала пачка листов, соединенных металлической скрепкой и испещренных иероглифами. Текст был несложным. Губарев прочитал то, что было сверху:
"Господину Танаке Хироси от недостойного Киёмуры Юдзуру. Сим препровождаю список, собранный по заданию фирмы "Ицуми". Нижайше прошу быть полноправным хозяином этого списка - вместе с недостойным подателем сего".
Далее шел аккуратный список технических предложений, описаний, писем. Здесь были уже знакомые Губареву змейковый поезд Ульянина, пропеллер Николаева, стабилизатор Гризодубова и еще несколько десятков проектов и приспособлений подобного рода. Всего упоминалось 134 названия.
Теперь, рассматривая список, Губарев понял, в чем дело. Для серьезной промышленной фирмы такой реестр - бесценный клад. Кем-то забракованные предложения, почему-либо нереализованные изобретения, отчего-то отвергнутые идеи… Составитель был аккуратен: в каждой графе коротко указывалось существо, предложения, источник получения, адрес автора, а также - особо - имеются ли подробные описания, технические данные,схемы и фотографии.
В конце списка стояла подпись: "Киёмура Юдзуру" - без указания даты и места.
Прочитав список, Губарев сунул было бумаги назад, в портфель, но внутри, в уголке, заметил сложенный вчетверо листок.
Это оказалась написанная по-русски записка. Губарев пробежал ее несколько раз - и узнал каллиграфически ровный почерк. Это был почерк Курново. В записке значилось: "Милостивый государь г-н Танака! Нам необходимо встретиться в конце недели для обсуждения известного вам вопроса. Будьте любезны, позвоните, мне в субботу, по тел. 50-879". Так вот почему Танака не хотел отдавать портфель. Телефон скорей всего одной из конспиративных квартир. Подписи Курново не поставил, он осторожен, да и содержание записки ни о чем не говорит - если не знать сути дела. Но доказать, что эта записка принадлежит начальнику ПКРБ, ничего не стоит. Если это так, значит, обнаружив записку в портфеле Киёмуры, он, Губарев, подписал самому себе смертный приговор. Конечно, только в том случае, если Курново об этом узнает. Узнает об этом наверняка - после того, как Танака позвонит ему по телефону и они встретятся. Сегодня понедельник, произойдет это не раньше субботы. У него в запасе пять дней. Срок не такой уж маленький.
Спрятав записку во внутренний карман, Губарев вложил список в портфель. До конюшни он ехал окольными путями, размышляя, какую роль должны играть обнаруженные им документы во взаимоотношениях Танаки и Киёмуры. Да, конечно, это список технических неудач, но, собранные вместе, технические неудачи становятся для крупного предприятия ценным материалом. Ясно еще одно: Киёмура собирал эти данные не для военной разведки, а для фирмы "Ицуми". Не бесплатно, конечно. Фирма такого размаха могла назначить за работу Киёмуры солидное вознаграждение. Танака узнал, каким превратным промыслом занимается Киёмура, и как старший резидент потребовал своей доли. Наверняка все так и было.
После этого становится понятным смысл фразы: "Не совсем достойно…" Вступая в сговор и получая пай, Танака нарушал кодекс аристократа. Для него было крайне важно, чтобы детали сделки остались между ним и Киёмурой. Губарев усмехнулся про себя, разглядывая летящие мимо утренние дома. Такого он еще не слышал: промышленная фирма интересуется отходами технических идей. Не только интересуется, но и скупает их. Что-то новое в истории шпионажа! Да и можно ли вообще это назвать шпионажем? Впрочем, до названия ему нет никакого дела. Это может называться как угодно - важно, что он хотел распутать эту историю, и он ее распутал. Прием, которым был получен портфель, можно назвать сомнительным, но, черт возьми, он же действовал в собственной стране, защищая интересы своей страны!
Не доезжая до конюшни, он прихватил портфель и сверток с одеждой, спрыгнул на углу - и хлестнул серую. Некоторое время следил, как кобыла трусит по мостовой к конюшенным воротам. Вошел в ближайший подъезд, отклеил бороду, тщательно переоделся, засунул кучерскую экипировку под лестницу. Домой добрался на извозчике. Открыл дверь.
Полина стоит в прихожей. Глаза спокойны, только чуть дрожат губы. Беззвучно повернул ключ, положил портфель на столик. Она подошла, осторожно прижалась подбородком к его плечу, затихла, будто вслушиваясь.
- Господи, как я боялась! Если бы ты знал, как я боялась.
- Понимаю. Но сейчас все позади.
- А Танака? - посмотрела в глаза, проверяя.
- Не беспокойся. С ним все в порядке. Но вот что - здесь тебе оставаться небезопасно. К вечеру я что-нибудь придумаю, а пока лучше перебраться в другое место. У тебя есть знакомые?
- Есть подруга. Она живет на Лиговке. Лиговка, семь, квартира сорок один. Там даже есть телефон: пятьдесят два - семьсот пятнадцать.
- Отлично, - он забросал на листке цифры. - Вот номер, по которому будут знать обо мне. Спросишь Зубина, это мой товарищ. Ну, иди, - поцеловал ее, она выскользнула в дверь. Вызвал по телефону Зубина, услышал хриплый голос:
- Да? Кто это?
- Андрей, извини, что разбудил. Это я, Губарев.
- Саша… Что случилось?
- Объясню потом. Мне очень нужно с тобой встретиться.
- Хорошо. Приезжай.
- Нет, лучше ты подойди. Скажем, часа в четыре дня к памятнику Петра?
- Хорошо.
- До встречи.
31.
Войдя к Курново, Губарев сразу же понял: полковник не в духе. Вытянулся.
- Разрешите, Владимир Алексеевич?
Шеф ПКРБ скользнул по Губареву безразличным взглядом, на портфеле, который он держал в руке, даже не задержался. Пришлось повторись:
- Разрешите?
- Проходите, ротмистр. Но я ведь вас, кажется, просил не появляться здесь без моего вызова.
Он уже знает о портфеле. А вот о записке - вряд ли. Губарев подошел, положил портфель на стол. Курново покосился.
- Что это?
- Владимир Алексеевич, мне удалось выяснить истинные цели господина Киёмуры. Он же Ахметшин, он же Шарипов.
Курново смерил его взглядом, поднялся, сделал несколько шагов по кабинету. Остановился у карты Российской империи, изучая район Сахалина. Повернулся.
- Наслышан, наслышан. Вы использовали мадемуазель Ставрову, она заманила Танаку, и вы силой отобрали у него личный портфель.
- Простите, это не его портфель.
- Не его? Чей же?
- Это портфель господина Киёмуры. Он передал его господину Танаке. Именно это обстоятельство убедило меня в том, что там содержатся важные компрометирующие материалы.
- Убедило, говорите? - Курново подошел к столу, придвинул к краю лист бумаги. - Полюбуйтесь.
"Представление посла Японии в России бар. Мотоно Ичиро градоначальнику Санкт-Петербурга свиты Е. В. ген.-майору Д. В. Драчевскому". Копия, помеченная сегодняшним числом.
- Это представление Мотоно сделал утром. В нем посольство обвиняет русское правительство, а заодно и контрразведку в вопиющем нарушении норм охраны дипломатического статуса, пренебрежении долгом, обязывающим пресечь разгул германского терроризма, и черт знает в чем еще. И главное, заслуженно! - Курново хлопнул ладонью по копии. - Об этом совершенно справедливо мне только что напомнил Даниил Васильевич. В личном разговоре, по телефону. Вы знаете, кто у нас будет заниматься "германским терроризмом"?
- Но в этом портфеле неопровержимые документы…
- Если там такие же документы, как те, что вы мне как-то показывали, берегитесь, ротмистр! Как видите, я оказался пророком: нам грозит скандал, и не только дипломатический… А главные действующие лица этого скандала - мы с вами. Вернее, я, потому что в глазах начальства выгляжу инициатором акции, а вы - лишь исполнителем.
- Разве Киёмура не собирал важнейшие данные, Владимир Алексеевич?
- Вы опять о том же! Ответьте честно: это разведданные? Секретные какие-нибудь сведения?
- Нет, но…
- Ваше "но" никого не интересует! Да неужели японцы решились бы сделать представление градоначальнику, если бы в портфеле находились действительно компрометирующие их документы?
- Там находится список, составленный Киёмурой и переданный им морскому атташе Танаке Хироси. Этот документ выявляет обоих как резидентов разведки и показывает: отправляясь в Россию, Киёмура обязался скупать для промышленной фирмы "Ицуми" патентные отходы. Список сопровожден предложением Танаки разделить премию, которую обещает фирма Киёмуре. Вот перевод, сделанный мною. Ознакомьтесь - и вы увидите, что я прав.
Курново надел очки, пробежал глазами текст перевода.
- Ну и что? Если так называемые отходы нужны фирме "Ицуми", ради бога, пусть их покупает. То же самое касается и взаимоотношений японцев между собой и фирмой. Это их сугубо личное дело. Детали соблюдения самурайского кодекса не могут волновать контрразведку.
- Меня в данном случае волновал не сам кодекс. Взятые отдельно, эти изобретения могут считаться отходами, но собранные вместе…
- Да хоть вместе, хоть порознь! Бумаги, представленные вами, не составляют компрометирующего материла, это ясно каждому. По какой инструкции мы обязаны предъявить претензии? Выход в сложившейся ситуации у нас, а вернее, у вас только один: немедленно вернуть портфель господину Танаке. Вернуть и извиниться перед ним. Придумайте какое-нибудь объяснение, скажите, что действовали как частное лицо, решайте сами, как выпутаться, но портфель верните! И не медлите с этим! Это приказ, и надеюсь, он будет выполнен. Вы поняли, Александр Ионович?
- Да, понял, Владимир Алексеевич. Будет выполнено.
- И еще одно. Прошу не считать это сведением счетов, хотя у меня есть все основания быть вами недовольным. Надеюсь, вы поймете меня правильно. После случившегося ваше пребывание в ПКРБ представляется нежелательным. Учитывая вашу безусловную старательность, я подумаю о том, чтобы перевести вас в пристойное место.
Кажется, о записке Курново пока не знает. Значит, до субботы… Хотя у полковника могут быть другие каналы связи с Танакой. Нет, вряд ли. Иначе бы не существовало и самой записки.
- Вы поняли, ротмистр?
- Да. Разрешите идти?
- Выполняйте.
32.
Сойдя у Исаакия, Губарев ровно в четыре подошел к памятнику Петру и огляделся. Как всегда летом, у Медного всадника было людно, толпились приезжие, гуляли няни с детьми. Он медленно обошел постамент, остановился, по привычке оглянулся - нет ли хвоста. Снова двинулся, разглядывая извивающуюся под копытом змею, вдруг услышал знакомый голос:
- Не волнуйся, Саша, все чисто.
Зубин. Хромая, обогнул его, сказал, морщась от усилий:
- Ты сейчас в опасности? Это так? Что смотришь? Видишь, вышел. И даже хожу. Хотя врачи говорят, останусь хромым. Отойдем?
Заковылял в сторону Невы, Губарев догнал его, пошел рядом:
- Помочь?
- Лучше сам, надо же учиться… Надеюсь, нога разработается. - На мостовой все-таки уцепился за его локоть. - Я знаю, ты хотел довести дело с Киемурой до конца. Довел? - Остановился у парапета, кивнул на протянутый портфель. - Что это?
Губарев открыл портфель, достал текст и перевод.
- Прочти.
Зубин долго читал, двигая подбородком вверх-вниз. Свистнул - как зашипел:
- Однако. Просто кладбище какое-то, свалка неосуществленных идей и бредовых проектов… Дальновиднейшая фирма. Еще одна страница жизни, очень по-капиталистически. Шпионаж, только в промышленных целях. Все ради прибыли. Ладно… - повернулся, разглядывая здание университета на том берегу, чадящий дымом катер. - Чертовщина какая-то. Исторический парадокс, иначе не назовешь. Все хотят быть русскими патриотами, но само слово "русское" в любой технической отрасли считается чуть ли не позорным клеймом. Только и слышно о братьях Райт, Блерио, Фармане. Все средства тратятся на закупку иностранных аппаратов, но ведь у нас есть свои конструкторы, не хуже, а может быть, и лучше! Костович, Лебедев, Сикорский, сколько еще имен! Да вот хотя бы этот список! Сколько бы сделали эти изобретатели, получив хоть крупицу помощи… Хоть крупицу… - посмотрел на Губарева. - Что будет с тобой? Тебя наградят?
- Как бы не так. Портфель приказано вернуть с извинениями. В контрразведке я не останусь.
- Ладно, Саша, словами делу не поможешь. Будем бороться.
- Боюсь, мне теперь бороться будет трудно. После истории с портфелем я лишний. Вообще лишний. И в контрразведке, и в России, и в собственной жизни. Мне остается выбор - или исчезнуть куда-то, или… употребить пистолет по назначению.
Зубин оперся о парапет, разглядывая дергающиеся на волне щепки.
- Насчет пистолета ты зря, а вообще в сегодняшней России все лишние, - поднял голову. - Саша, помнишь, я спрашивал тебя о чистом паспорте?
- Помню… Он что - нужен и сейчас?
- Нужен не только паспорт. Думаю, понадобишься и ты.
- Зачем?
- Помочь перевезти за границу одного человека. Сам понимаешь, с твоими документами… - Зубин посмотрел Губареву в глаза. - Поможешь нам?
Губарев подумал о Полине - оставить ее он не может.
- Помогу, но вся сложность в том, что я не один, со мной девушка. Она помогла мне, рискуя всем, ей сейчас тоже некуда деться.
Зубин улыбнулся.
- Но чтобы вас там приняли без хлопот, нужны деньги.
- Сколько?