21
Должно же было ему когда-нибудь повезти, должно было прийти вознаграждение за бесконечную слежку, за усилия, которые, как ему казалось, он тратит совершенно впустую.
Был день, он шел за Киёмурой по оживленной части Невского проспекта. Пройдя Елисеевский магазин, заметил, как японец скрылся в одном из подъездов. Слившись с пешеходами, прошел мимо; этот дом, серый, шестиэтажный, стоял как раз напротив Александринки. На стене вывеска, таких на Невском десятки, мелькнуло: "Патентная контора".
Читать дальше не стал, прошел, не задерживаясь, перешел на другую сторону Невского и стал ждать.
Примерно через сорок минут японец вышел. Вел он себя, как обычно, спокойно, уверенно. Некоторое время Губарев шел за ним, когда тот остановил извозчика, подождал - и сел в стоящую у тротуара свободную пролетку. Экипаж с японцем остановился на Вознесенском проспекте, у дома № 28. Этот адрес Губарев знал отлично, здесь размещалась редакция журнала "Вестник воздухоплавания". Дождавшись, пока Киёмура войдет, велел кучеру развернуть пролетку и ждать. Через полчаса японец вышел и сел в трамвай. Губарев еле успел расплатиться и догнать вагон. Две остановки пришлось ехать сзади, на битком набитой площадке. Сойдя на Васильевском, он проторчал около часа в укрытии около "японского дома". Убедившись, что Киёмура не выходит, поспешил на Невский, к дому напротив Александринки. Прочитал табличку у подъезда полностью:
"Патентная контора. Исходатайствование привилегии на изобретения в России. Юридическая защита промышленной собственности. Разработка изобретений в области воздухоплавания. Инж. Д. М. Левенштейн. (Сущ. с 1900 г.)".
Сопоставив эти два адреса - журнала, освещающего вопросы авиационной науки, и патентной конторы, - Губарев почувствовал, что, может быть, впервые за долгие дни напал на верный след. Понял еще одно: промедление смерти подобно. Не мудрствуя лукаво, вызвал городового, вошел с ним сначала в контору, потом в редакцию и, быстро проверив сотрудников на перекрестных вопросах, выяснил истину. Оказалось, Киёмура приходил по этим адресам для покупки технических материалов. С представителем "Ицуми" уже около года имели дело два человека: делопроизводитель патентного бюро Левенштейна г-жа Скульская и технический секретарь журнала "Вестник воздухоплавания" г-н Полбин.
22
Рядом с инженером на скамейке лежала целая кипа технических журналов, газет, вырезок, фотографий, сам же Зубин смотрел на Губарева торжествующе.
- Саша, хочешь новость?
- Хочу.
- Видишь? - Зубин отстранился от костыля.
- Не совсем.
Зубин вздохнул, положил костыль на скамейку.
- Теперь видишь? Ну, Саша? Стою. Нет, как вам это нравится? Я стою, даже делаю шаг, а он что? Он молчит!
Глядя на обиженное лицо инженера, Губарев засмеялся, подумал: "Замечательно, что есть такой человек".
- Да нет, я в восторге, просто не заметил сразу.
- Ладно, это мои радости… Я вот тут, - тронул кипу, - изучил все, что есть в технической периодике последних месяцев.
Губарев посмотрел заголовки: "Научное обозрение", "Вестник воздухоплавания", "Коммерческая энциклопедия", "Морской сборник", подборка вырезок…
- Есть что-то новое?
- Нового нет, но моя идея, что японцы пронюхали про какое-то серьезное изобретение и охотятся за ним, находит подтверждение. При всем желании иметь сильную авиацию наше правительство все время промахивается. Тут - целый роман с дирижаблем Костовича. Сначала Костович предложил проект изобретения нашей армии, проект отвергли. И англичане, узнав об этом, быстренько провели переговоры. Твои коллеги из контрразведки донесли Столыпину, он, испугавшись, вызвал Костовича к себе и вроде уговорил. Тот отказал англичанам. Но что ты думаешь? Главное инженерное управление Костовичу снова отказало, а англичане заложили проект на стапель и почти уже его закончили… Далее - проект летательного аппарата Чанецкого, интереснейшая идея. Но комиссия во главе с генералами Кирпичевым и Величко без тени сомнения ее зарубила…
Зубин прав, теоретически японцы могут охотиться за каким-то важным изобретением, но слишком много вопросов остаются без ответа. Главное - то, что он узнал в патентном бюро и редакции журнала. Достал из кармана кипу пробитых дыроколом копий - улов, снятый в конторе Левенштейна и "Вестнике", выбрал две бумажки, протянул:
- Прочти.
Зубня взял листки, расправил.
- Что это?
- Прочти, прочти. Поймешь.
Стал следить, как Зубин, по привычке покусывая губу, читает текст; сам он эти письма давно уже выучил.
"Милостивый государь господин редактор, мне попал ваш журнал библиотека воздухоплавания, вот это и заставило меня к вам обратиться. Я мастеровой человек по профессии слесарь, на что имею аттестат, около трех лет работал над летательным аппаратом и наконец последняя модель вышла очень удачна. Для постройки модели я пользовался токарным станком, который построил сам специально для этой цели. Модель моего аэроплана только расположением плоскостей напоминает моноплан антуанет, но механизм вовсе непохож не на один современный аппарат.
Мой аппарат имеет два мотора и два постоянно действующих пропеллера и один запасной пропеллер неизвестной никому формы. Моя последняя модель разбилась во время розьбега когда я производил опыт.
Я сын бедного крестьянина и считаю себя несчастным, что и на мою долю выпало быть изобретателем, но недостигнуть цели. Днем я обыкновенно работаю как и другие мастеровые, а ночью занимаюсь с летательными аппаратами через чего часто сваливаюсь в постель и лишаюсь заработка что для меня очень дорого.
Господин редактор, в вашем журнале принимают участья лица имеющие высокое образование и имеющие доступ всех воздухоплавательных кружках.
Я прошу дать мне рекомендации в какое-нибудь общество, где производится постройка или починка аэропланов. Лица желающие развить воздухоплаванья не в коим случае недолжны отказать.
С почтением А. Николаев. Адрес Хвалынск Саратовская губ.
Отделение почтовой станции Старая Лебежанка село Еремкино
Федору Николаеву передать Алексею Николаеву".
Дочитав письмо до конца, Зубин посмотрел на Губарева невидящими глазами. Взялся за второе. Губарев знал, это второе письмо читать легче, оно написано грамотным человеком.
"Я С. В. Гризодубов, живу в Харькове. По образованию техник, человек я небогатый, живу только на те средства, которые дает мне моя профессия. Заработок мой невелик, да еще с семьей, поэтому из-за такой дорогой "затеи", как постройка аэроплана, мне приходится во многом себе отказывать. Уже к концу 1907 года у меня были готовы чертежи и разработан проект моего летательного аппарата. Мой биплан мне приходилось конструировать по схематическим рисункам и немногим снимкам, т. к. у нас литература по воздухоплаванию очень скудна, и человеку, не знакомому с иностранными языками, приходится ограничиваться очень немногим. В начале 1908 года я приступил к постройке. Все части аэроплана, за исключением цепей для пропеллеров, вала, цилиндров, я изготовил в собственной мастерской. В хвостовой части я установил стабилизатор, на который имею приоритет, так как я разработал это устройство впервые в мире в 1907 году, до бр. Райт, и зафиксировал свое изобретение в Южном авиационно-техническом обществе. На аэроплане я установил мотор в 40 НР собственной конструкции с карбюратором "Зенит" и водяным охлаждением. Весит мотор 7 пудов 30 ф. Все деревянные части, так же как и расчет пропеллера, поддерживающих поверхностей и т. д., я делал в своей мастерской. Данные аэроплана: длина 10,5 м, ширина 12.5 м, расстояние между поддерживающими плоскостями - 1,8 м, ширина главных поддерживающих плоскостей - 2 м, задний стабилизатор - 2 кв. м., руль глубины - 6.5 кв. м., вес аппарата - 29 пудов.
В октябре 1910 года мой аэроплан был почти готов, не хватало только колес, но вместе с тем не осталось совершенно денег. Для приобретения колес я сейчас хочу устроить платную выставку, в пропаганде которой и прошу редакцию мне помочь. В случае удачи выставки будут приобретены колеса и тогда же будет приступлено к пробным полетам.
О себе. Мне 26 лет, в 1904 году я окончил Харьковское техническое училище".
Закончив читать, Зубин поправил спадающую со здоровой ноги тапку, вздохнул:
- Потрясающе!
За листвой деревьев желтела часть госпиталя с редкими кирпичными проплешинами - там, где отвалилась штукатурка. По дорожкам госпитального сада, наслаждаясь свободой и предвкушая обед, бродили больные в халатах. У кухни истопник в сапогах и рваной рубахе, надетой на докрасна загорелое тело, рубил дрова. Жилистый торс равномерно поднимался и опускался, чурки, легко отскакивая, издавали слабый щелкающий звук. Показалась дергающаяся лошадиная шея, за ней сама лошадь. Плоская телега с котлами вздрагивала, двигалась рывками - в палаты везли обед. Зубин прошелестел бумажками.
- Я не знаю, где ты все это достал, как эти две бумаги связаны с Киёмурой и с этой историей - но какие два документа.
Телега завернула к приемному покою, кобыла, остановившись, затрясла головой, пытаясь отогнать слепней, и затихла. Облепленные мухами язвы кровоточили; судя по движениям губ и неподвижно опущенной шее, лошадь к этому привыкла.
- Потрясающие человеческие документы. А? Судьбы какие. Да за ними, за этими судьбами, за Николаевыми и Гризодубовыми, - вся Россия!
Зубин поднял бумажки, будто разглядывая на свет.
- Где ты их достал? Я гляжу, у тебя их много.
- Да, тут не только они, - перелистал кипу. - Мне удалось выяснить, что Киёмура после приезда в Россию начал поддерживать не совсем обычные контакты… Пока я откопал два. Делопроизводителя патентного бюро Скульскую и секретаря журнала "Вестник воздухоплавания" Полбина. Знаешь, что от них было нужно японцу? Не поверишь… За небольшие суммы он скупал у них все, что отсеивается от производства. Непринятые предложения, письма, короче - отходы.
Зубин вытянул загипсованную ногу.
- Интересно. Как интересно! То есть он скупал все, что не принято или не опубликовано… Может быть, тут все дело в Гризодубове? Фактически это изобретатель стабилизатора. Что, его письмо так и провалялось у них?
- Оригинал в архиве, копию купил Киёмура - за три рубля.
- Вполне возможно, что он успел съездить в Харьков. Нет, какие мерзавцы… - Зубин замолчал. - За это время братья Райт успели додуматься до стабилизатора сами. Гризодубов пишет, он взял патент?
- Взял, но этот документ недействителен. Я консультировался с Левенштейном. Привилегия, которую выдало Гризодубову самодеятельное Южное авиационное общество, в международном праве не признается.
- Может быть, я прав, они охотятся за стабилизатором?
- Андрей, при всем моем уважении к тебе… а почему, скажем, не за пропеллером "не известной никому фирмы" Николаева? Пока у меня много наблюдений, но нет серьезных улик. Если японцы действительно за чем-то охотятся - мне нужно выяснить, за чем. Для этого я должен получить хотя бы крохотный намек, что это… Чисто работают. Просто не знаю, что делать. Зачем военной разведке отсеянные идеи? Это… - помедлил, - с чем же можно сравнить? - Кивнул на небо. - Видишь облака? Это все равно, что похищать облака.
- Любопытно. Хорошо сказано - "похищать облака".
- Меня это не утешает. Нужно идти к начальству, а с чем?
Зубин бесцельно перелистывал журнал. Повернулся.
- А ты уверен, что в вашем ведомстве не знают, за чем охотятся японцы? Сдается мне, что Курново какую-то информацию от тебя утаивает.
- Что ж, мне включить в свою схему еще и полковника? Я и так устал от него.
- Боюсь, еще не так устанешь… И вот что. Тут с нашим братом шибко не церемонятся, меня, кажется, скоро выпишут, долечиваться буду дома… Нам нужно не потеряться в этом городе. Запиши, пожалуйста, телефон, по которому меня можно найти.
23
Губарев понимал, что рано или поздно то, что возникло между ним и Полиной Ставровой, кончится, но думать об этом не хотел. Сейчас у него в "Аквариуме" был человек, которому он мог до конца доверять. Такой человек ему нужен, пусть даже он сам не знает, чем кончится игра, в которую он ее втянул.
История Полины Ставровой была проста.
Родилась и выросла в Кисловодске, родители были достаточно состоятельны, и ей с сестрой с пяти лет давались уроки музыки. Потом у младшей, Полины, обнаружился голос и артистические данные - и она стала брать уроки пения. Дальше - больше: увлеклась театром, играла в любительских спектаклях, в семнадцать против воли родителей уехала в Петербург - в надежде на артистическую карьеру. Увы, путь был обычен: в театральную студию Полина не попала, поступила в "Первую в России спецшколу шансонеток, цыганского пения и фантастических танцев". Весь курс длился пятнадцать дней. После школы стала пробоваться в музыкальные театры - не прошла по конкурсу. Пела в ресторанах, подрабатывала на званых вечерах. Наконец как будто повезло - получила сезонный ангажемент в "Аквариуме".
Однажды, когда она ждала его в пустой грим-уборной, он решился на объяснение.
- Поля, ты могла бы мне рассказать до конца о своих отношениях с Десницким и Танакой?
Застыла у зеркала. Усмехнулась.
- Почему ты спросил об этом?
- Потому что хочу знать о тебе все. Все до конца.
- Несмотря на то, что я о тебе всего до конца не знаю?
- Когда-нибудь узнаешь, обещаю.
- Дай бог… Не буду убеждать тебя, что родилась только сейчас. Но… если бы… Если бы ты знал все унижения, сквозь которые приходилось идти. Если бы знал… Вот, например, у нас… У нас, шансонных субреток, есть слово "раскрутить". Это значит: получить много, дав взамен мало. Лучше - ничего. Понимаешь?
- Я слышал это выражение.
- Тем лучше… Иногда приходится кого-то раскручивать. Без этого просто не проживешь, сама не выкрутишься, - тронула обеими руками щеки, сцепила пальцы. - Ты ведь знаешь, Танака присылает деньги на мое имя.
- Знаю, но не хочу знать.
- Я не хотела с тобой говорить об этом. Но раз уж начали… Подразумевается, эти деньги даются всей труппе, дебютанткам и кордебалету. Ну и, естественно, за это надо как-то отблагодарить. В любовницах Танаки ходили сначала Тарновская, потом Ринк, потом кто-то еще. Я тоже жду, когда-нибудь придет моя очередь… Извини, от этого никуда не деться. Тогда…
- Что - тогда?
- Тогда - прощай заработки. Придется уйти.
Он почувствовал, она говорит правду - и испытал легкость.
- А с Десницким… С ним было именно то самое, мне пришлось его раскрутить. Он сходил с ума, каждый день присылал подарки. Я отсылала назад, не принимала. А один раз… Он прислал очень дорогую вещь. Ну вот. А у меня именно в этот момент было ужасное положение. Я эту вещь взяла. А потом… Потом ты все видел сам.
Осторожно сжал ее щеки, заглянул в глаза. Моргнула.
- Ты что?
- Ничего. Запомни: я люблю тебя. И повторяй это ежедневно, слышишь?
24
Справка по фирме "Ицуми" лежала на столе Курново. В нее вошли данные и сообщения, полученные от разных агентов. Данные были разрозненны, но контуры деятельности фирмы просматривались довольно определенно. Полковник еще раз похвалил себя за сметку - в этом стоило разобраться. Но сейчас его на конспиративной квартире ждал Губарев.
…На Кронверкской все было как обычно. Губарев подробно рассказал о своих находках в патентной конторе и редакции журнала "Вестник воздухоплавания", положил перед Курново письма. Полковник внимательно просмотрел их, вернул.
- Киёмура за эти документы платил?
- Платил. И не только за эти документы.
- Разъясните.
- Не считая других мест, только в двух названных точках он приобрел около четырех десятков сообщений такого рода. Я имею в виду описания, схемы, фотографии и так далее.
- Любопытно. Тексты, конечно, забавные, но в чем тут дело? Давайте уточним: он интересовался изобретениями? - взгляд у Курново добродушный, он готов посоветоваться и подсказать. - У вас есть подтверждения, что он интересовался изобретениями?
- Видите ли, это не совсем обычные изобретения… Но я подумал: может быть, вы что-то подскажете?
- Что я могу подсказать?
- Ведь вы обладаете более обширной информацией. Может быть, стоит покопаться в том, на что сначала мы не обратили внимания? Проанализировать то, что покупал Киёмура? Попробовать выяснить истинную ценность некоторых открытий?
- Насколько я понял, у этих "изобретений" нет ценности, они никому не нужны. Правильно? Это отходы, ведь так? Убежден, что серьезная разведка такой чепухой заниматься не будет. Простите, ротмистр, но мы с вами гоняемся за собственной тенью. Пытаемся выяснить, что нужно было Киёмуре - и не можем. Вы же опытнейший, профессионально мыслящий человек! Никогда не поверю, что у вас не созрела какая-то определенная версия. Есть она у вас?
- Возможно, что японцы охотятся за важным изобретением, подозревая его во всех не привлекающих внимание проектах?
Курново достал из кармана платок, осторожно тронул лоб и шею.
- Что ж, мысль любопытная. Но ни я, ни вы, ни кто-нибудь другой о таком изобретении пока не знает. В наши задачи входит одно: определить, представляет ли деятельность Киёмуры угрозу безопасности государства и армии.
- Уверен, представляет.
- А я не уверен. Поймать "Ахметшина" или "Шарипова" на месте преступления на Курском или Гатчинском аэродромах нам не удалось. Впрочем, и там его преступления были лишь относительными. Что же осталось?
- Тайная деятельность в столица дружественного государства.
- Сомнительно.
- Но ведь фактически - это самая настоящая кража потенциальных военных секретов.
Курново подошел к окну. Выходит, все заканчивается. Да, ясно по его позе.
- Потенциальных… Юриспруденция такого слова не знает. И потом, голубчик, если мы попробуем привлечь Киёмуру к ответственности только на этом основании… Мы, безусловно, наткнемся на крупный дипломатический скандал.
- Выходит, надо все им спустить?
- Вы сами понимаете, такой скандал будет сейчас крайне нежелателен для России. И уж во всяком случае нас с вами за него по головке не погладят. И еще одно: на кого, спрошу я вас, работает Киёмура? На свое военное ведомство?
- Почему бы и нет? Он - кадровый разведчик!
- Это нужно доказать.
- Я докажу.
- Докажете, будем говорить. Поставим вопрос о высылке.
- Кроме того, я убежден, Киёмура действует в тесном контакте с морским атташе Танакой. Это уже официальное лицо.
Курново побарабанил пальцем по стеклу, сказал:
- Осторожней с Танакой, ротмистр. Я уже высказал мнение по этому поводу. Запомните: без веских оснований предъявить Танаке обвинение в шпионаже мы не можем.
- Основания будут.
- Кто их представит?
- Я. Мне хотелось бы использовать еще один шанс.
- Хвалю за упорство. Что-то конкретное?
- Я имею возможность видеться каждый вечер с Танакой и Киёмурой. Для них я пока не раскрыт.
Курново все-таки заинтересован, чтобы расследование, начатое ПКРБ, завершилось успешно. Отвернулся, сказал тихо: