- Как и вы, я продукт того общества, в котором живу, - сказал я. - С ранней юности меня учили судить определенным образом о женщинах, которые принимали решения, подобные вашим. И теперь, став более зрелым человеком, я хочу отказаться от подобных представлений, но внутренний голос мне противоречит.
- Вы правы, - сказала она. - Я принимала решение и знала, что это лучшее решение на тот момент, но я тоже слышу внутренний голос, который мне противоречит. И не осуждайте меня, как я не осуждаю вас. Теперь вернемся к моему рассказу. Пока я была его фавориткой, я жила на широкую ногу, и ему доставляла большое удовольствие моя природная склонность к перевоплощению. Сначала он просил изображать его знакомых, потом начал покупать костюмы и заставлять меня играть разные роли - цыганку-попрошайку, арабскую куртизанку, деревенскую простушку и даже старуху. Я научилась актерскому мастерству, которое вы заметили, чтобы доставлять удовольствие этому джентльмену. Потом, как часто бывает в подобных обстоятельствах, он встретил другую, которая была моложе и интереснее меня, и она ему понравилась больше.
- Только самый большой глупец в мире мог предпочесть вам другую.
Я заметил по ее глазам, что ей приятно это слышать, но она никак не прокомментировала мой комплимент.
- Я перестала быть фавориткой этого джентльмена, имя которого называть не буду, но у него, в отличие от мистера Эллершо, каким вы его описываете, было чувство долга, и он продолжал обеспечивать меня. А потом года через два после моей отставки связался со мной и сказал, что хочет поставить мой талант себе на службу. Так как он был добр ко мне, я не могла ему отказать. Вдобавок это означало бы пожертвовать своим благополучием в будущем. Так я и попала в Крейвен-Хаус в качестве его глаз и ушей: Мне было поручено узнать все, что возможно, о противозаконных действиях компании, с тем чтобы торговать с Востоком могли все, кто этого хочет. В тот вечер, когда я вас встретила, я приняла вас за слугу моего патрона, который пришел забрать кое-какие бумаги, которые я для него скопировала, и нечаянно выдала себя.
Я хотел уже сказать, что не я один мастер плести небылицы, подходящие для романа, но понял, что это было бы жестоко. И просто сочувственно кивнул. А потом, когда ее глаза наполнились слезами, потянулся, чтобы погладить ее по руке, и перевернул бокал с ее джином. Она так и не притронулась к нему. А поскольку мы сидели далеко от камина, джин наверняка стал очень холодным, как это обычно случается с подобными напитками. Я мог представить, что она почувствовала, когда жидкость вылилась ей на колени.
- Бог мой, какой холодный! - вскрикнула она своим настоящим голосом, а не голосом старой проститутки, вскочив и принявшись вытирать пролившийся напиток.
К счастью, она не слишком промокла, и хотя посетителей позабавило происшествие, никто вроде бы не заметил, что она вскрикнула как молодая женщина, а не как старая, загнанная кляча.
- Простите, - сказал я.
И, бросившись к стойке, убедил трактирщика одолжить мне относительно сухое полотенце. После этого мисс Глейд с моей помощью села на место.
- Простите мою неловкость, - сказал я, вернув полотенце. - Видимо, я потерял голову от вашей красоты и забыл все на свете.
- Ваши слова были бы неотразимы, будь я по-другому одета, - сказала она с кривой усмешкой, но я знал, что прощен; происшествие даже помогло разрядить обстановку.
Мне нужно было многое обдумать, и я не знал, что сказать мистеру Коббу, а что утаить. Я был убежден, что история мисс Глейд выдумана, по крайней мере в той части, где речь шла о пострадавшем купце; слишком уж ее рассказ напоминал мой собственный - поиск справедливости недорогой ценой. Никто не стал бы ее осуждать - кроме сотрудника компании, конечно. И что бы она обо мне ни думала, я не относился к их числу, и она это знала.
А мисс Глейд? Если она не та, за кого себя выдает, кто же она на самом деле? У меня были некоторые предположения, ибо я не поверил, что она устраивала маскарад для своего любовника. Она не выступала в театре. Если бы это было так, она бы сказала. Так кто же мог обладать такими актерскими способностями?
Именно эти мысли кружились у меня в голове, когда я расплескал джин. В помещении было холодно, и я знал, что напиток превратился почти в лед. Я знал, что она вскрикнет и закричит своим голосом, а не притворным. Она произнесла всего четыре слова, всего несколько слогов, но мне было этого достаточно, чтобы распознать акцент. Звук "о" слишком долгий, "х" слишком короткий, еле слышный. Ее произношение не походило на свойственное уроженцам Британских островов, но оно также не походило и на акцент евреев тедеско. Я знал это произношение. Мне было достаточно нескольких слов.
Мисс Глейд была француженкой - и скрывала это. А зачем ей это скрывать, если она не шпионка французской короны, в услужении у тех, кто, как я предполагал, сделал ставку на мою жизнь?
Глава шестнадцатая
Почему французов так заботила моя деятельность в Ост-Индской компании? Я не знал, как ответить на этот вопрос, и поэтому предпочел покинуть даму при первой же возможности, чтобы спокойно обдумать новый поворот дела. Однако я заставил себя не торопиться уходить, а то, не дай бог, она еще заподозрит, что проговорилась.
Я проводил ее, а точнее сказать, она проводила меня, поскольку знала район Сент-Джайлс намного лучше, чем я, до Хай-Холборн, где я собирался нанять для нее экипаж. Пока мы шли, она стала избавляться от маскировки, например парик сложила в небольшой мешок, рваные перчатки сменила на свежие, куском ткани стерла всю краску с лица. Ее одежда по-прежнему никак не соответствовала ее красоте, а рот все так же казался щербатым, но, когда мы вышли на оживленную улицу, она уже не походила на старуху, а выглядела как красивая, но бедно одетая женщина.
- Ну, какой я вам больше нравлюсь? - спросила она.
- Позвольте мне сперва подумать, и я пришлю вам ответ в ближайшее время.
Я встретился взглядом с кучером, и он махнул нам рукой: садитесь, мол.
- Я не стану обращать внимание на ваши поддразнивания и с благодарностью приму помощь с экипажем. Но как же вы? - спросила она.
- Сначала я должен убедиться, что вы в безопасности, а потом уж позабочусь о себе.
- Мы можем поехать вместе, - игриво предложила она.
- Не уверен, что нам по пути.
Она придвинулась совсем близко ко мне.
- Уверена, мы можем устроить так, чтобы нам было по пути.
Никогда еще мне не было так трудно сдерживать свои чувства. Она смотрела на меня, чуть опустив лицо, темные глаза широко распахнуты, алые губы чуть приоткрыты, так что виден соблазнительный розовый язычок. Было бы так легко последовать за ней куда угодно и оказаться в ее объятиях. Можно было бы найти себе оправдание - что при помощи близости можно выведать ее планы. Но я знал, что все это обман. Знал, что, если поддамся ее чарам и своим желаниям, с этой минуты потеряю способность доверять своему чутью. Если бы речь шла только о моей жизни и моей безопасности, я бы с радостью бросил игральную кость и рискнул. Но жизнь моего близкого друга, доброго пожилого джентльмена и больного дяди зависела от того, как скоро я добьюсь успеха, и я не мог позволить себе бездумно взойти на, возможно, самый приятный из эшафотов, зная, что жизни стольких людей зависят от моего успеха.
- Боюсь, у меня назначено неотложное свидание, - сказал я.
- Мы можем назначить неотложное свидание в какой-нибудь другой вечер, - предложила она.
- Возможно, - с трудом вымолвил я, так как во рту у меня пересохло. - Доброй ночи, мадам.
- Подождите. - Она смело взяла меня за руку, и возбуждение охватило мое тело, словно огнем. Вероятно, она тоже это почувствовала, так как тотчас отпустила руку. - Надеюсь, - сказала она, явно подбирая слова не без труда, - одним словом… я порой… озорничаю, но надеюсь, вы относитесь ко мне с уважением. Это так?
- Конечно, мадам, - сказал я.
- Но вы так официальны. Неужели вы не можете держаться со мной более естественно?
- Мне бы этого очень хотелось, - сказал я, - но сейчас еще не время. Доброй ночи, - повторил я и поспешил удалиться.
Я сказал ей правду. Мне хотелось бы держаться с ней более естественно, но время еще не наступило. В этом не было никакой лжи. Я просто умолчал о том, что потеря осторожности с ней может закончиться для меня потерей свободы, а может быть, даже и жизни.
Я почти не спал всю ночь, пытаясь разгадать загадку, но делу это не помогло, и был необыкновенно рад видеть Элиаса в то утро. Достаточно удручающим было узнать, что французы желают моей смерти, а то, что мисс Глейд, к которой я испытывал немалую приязнь, могла принадлежать к их числу, обескураживало и вселяло мрачные мысли.
В то утро мне нужно было обсудить одно дело кое с кем из клерков Крейвен-Хауса, и после встречи я, к своей радости, увидел в вестибюле Элиаса. Он о чем-то оживленно беседовал с женщиной. Я удивился, но потом вспомнил, что он, должно быть, приходил в связи с болезнью Эллершо. Я поспешил к нему навстречу, но замер на месте, увидев, что разговаривает он не с кем-нибудь, а с мисс Глейд.
Я не слышал, о чем они говорили, но я хорошо знал эту позу. Он стоял, распрямив плечи, широко и ослепительно улыбаясь, прижав одну руку к груди, старательно изображая из себя джентльмена. Элиас преследовал добычу с уверенностью и настойчивостью истинного хищника.
Судя по всему, он сказал что-то забавное, ибо мисс Глейд зажала рот рукой, чтобы не засмеяться, - смех был неуместен в стенах Крейвен-Хауса. Я испугался, что он попробует ее очаровать, а еще больше испугался, что она им очаруется. Я сказал себе, что Элиас не способен противостоять столь сильным женским чарам, но и сам не поверил в подобное объяснение.
Соответственно, я бросился вперед, намереваясь прервать эту возмутительную сцену. Интересно, насколько мисс Глейд хорошо осведомлена? Знает ли она о нашей дружбе с Элиасом? Знает ли она, что его судьба так тесно связана с моей? Единственное, в чем я был уверен: я не хотел, чтобы она узнала что-то еще.
- Доброе утро, Сели, - сказал я, не обращая внимания на Элиаса. - Думаешь, стоит сообщать на всю компанию, что тебе понадобились услуги хирурга?
Позднее я подумал, что, вероятно, можно было избрать менее мстительный способ прервать их беседу, не намекая на то, что я узнал из ее, скорее всего, выдуманной истории. Но тогда было достаточно того, что мои слова возымели желаемый результат. Мисс Глейд залилась краской и поспешила уйти.
Элиас прищурился и сжал губы - явный признак раздражения.
- Знаешь, Уивер, это не слишком вежливо с твоей стороны.
Учитывая, что мне надо было многое ему сказать, а сделать это в данном месте не представлялось возможным, я без колебаний пошел на нарушение правил и покинул территорию, направившись в соседнюю таверну. Всю дорогу Элиас жаловался на то, что я прервал его беседу с мисс Глейд.
- Эта девушка - восхитительный самородок, Уивер. Я не скоро прощу тебе это оскорбление, так и знай.
- Поговорим об этом позже, - сказал я сердито.
- А я хочу поговорить об этом прямо сейчас, - упрямо сказал он. - Я слишком зол, чтобы говорить о чем-то еще.
Я пригнулся, чтобы не удариться головой о вывеску, которые в столице имели неприятную привычку размещаться слишком низко. Элиас был слишком раздражен, чтобы заметить ее. Я же был так сердит, что чуть не позволил ему удариться, но в конце концов схватил его за плечо и заставил пригнуться. Он не потерял равновесия и не сбился с шага.
- Надо же, - сказал он. - Это ты вовремя сделал. Но все равно не извиняет нанесенного оскорбления, Уивер. Оскорбления, я говорю. Я закажу себе что-нибудь подороже и заставлю тебя заплатить.
Мы взяли по пиву, а Элиас заказал себе хлеба и холодного мяса. Затем подкрепил свои силы щепоткой нюхательного табака, после чего снова принялся за прежнее.
- В будущем, Уивер, если увидишь меня с хорошенькой девушкой, прошу тебя…
- Твое будущее, а также мое и моих друзей зависит от того, что происходит в Крейвен-Хаусе, - сказал я довольно резко. - Что касается тебя, приказы отдаю я. Ты делаешь то, что я велю и когда я велю. И не жалуйся на это. Я не позволю, чтобы твои ненасытные аппетиты погубили нас, не говоря уж о моем дяде и мистере Франко. Ты же неспособен чувствовать опасность под самым своим носом! Тебе кажется, что твоя слабость к прекрасному полу всего лишь забавна, но в нашем случае это чревато гибелью.
Он смотрел в свой стакан, пытаясь справиться с чувствами.
- Да, - наконец сказал он. - Ты прав. Крейвен-Хаус - неподходящее место для поиска удовольствий. И ты прав, что я теряю голову, когда речь идет о женщинах, в особенности хорошеньких.
- Хорошо. - Я похлопал его по плечу, давая понять, что конфликт улажен. - Прости, что погорячился. У меня в последнее время много неприятностей.
- Нет нужды извиняться. Мне время от времени требуется хорошая взбучка. Пусть лучше ее зададут друзья, чем враги.
- Я припомню тебе эти слова, - сказал я с улыбкой, довольный, что конфликт исчерпан. - Расскажи мне о своих более пристойных приключениях.
Не знаю, стоило ему это усилий или сказывалась его непостоянная натура, но его обида была забыта и он тотчас оживился:
- Твой друг мистер Эллершо серьезно болен.
Известие было невеселое, но сообщил он его с улыбкой.
- Французская болезнь?
- Нет, - покачал он головой, - не французская, а самая что ни на есть английская. Сумасшествие.
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду, Уивер, он считает, что у него запущенный и прогрессирующий сифилис, хотя иногда называет его гонореей, не понимая разницы. Но у него нет ни одного симптома. Я не нашел никаких следов язв, пустул, сыпи или воспаления. Более того, я не нашел никаких следов, что они там когда-нибудь были.
- Ты уверен?
Он жадно отпил из своей кружки.
- Уивер, я провел битый час, ощупывая половой член сумасшедшего толстого старика. Не надо спрашивать, уверен ли я. Я должен выбросить это утро из головы, и как можно скорее.
- Ну и что же ты ему сказал?
- Ты знаешь, что мы даем клятву лечить пациентов, делая все от нас зависящее.
- Ну да. Так что ты ему сказал?
- Поскольку я не давал никаких клятв не делать вид, что лечу здорового человека, считающего себя больным, особенно учитывая, что это его может успокоить, я ему сообщил, что знаю кое-какие снадобья, привезенные недавно с Барбадоса, и что уверен, мол, после их приема симптомы исчезнут. Я сделал ему небольшое кровопускание, очистил желудок и оставил довольно сильное мочегонное. Когда мы здесь закончим, я напишу своему аптекарю и попрошу прислать микстуру, которая должна этого твоего мистера Эллершо успокоить. И поскольку, видимо, он верит в мое лечение, лекарство может привести его нервы в порядок. - Он показал блестящую гинею. - Он оказался довольно щедрым.
- Еще бы. Ты и дальше будешь его лечить?
- Буду делать все от меня зависящее, но он может заволноваться, когда я откажусь дать ему ртуть. А мне не хотелось бы этого делать, ведь его состояние вовсе не требует таких сильнодействующих средств.
- Делай все, что бы он ни просил. Ты должен оставаться его лекарем как можно дольше.
- Ртуть очень действенна против сифилиса, но у нее есть вредные побочные эффекты. Неэтично давать человеку лекарство, в котором он не нуждается, но которое может вызвать у него болезнь.
- А этично позволить себе провести остаток своих дней в долговой тюрьме ради защиты здоровья алчного безумца?
- Ты задал трудный вопрос, - сказал он. - Я сделаю выбор, когда придет время.
Я кивнул.
- Мудрое решение. Но посоветуйся со мной, прежде чем что-либо предпринимать.
- Конечно. А теперь, если позволишь, давай еще раз поговорим об этой девушке. Ты не подумал, что если бы я закрутил с ней любовь, я мог бы бывать там чаще, и нас было бы уже двое, а это лучше, чем один…
- Она французская шпионка, - сказал я, с резкостью пистолетного выстрела оборвав его рассуждение.
И тотчас пожалел о сказанном. Мои знания и воля Элиаса еще могли как-то усмирить его инстинкты хищника, а вот противостоять талантам этой дамы он едва ли сумеет. Я опасался, что, если она проявит настойчивость, все, что он о ней знает, будет написано у него на лице, как чернилами.
Тем не менее я начал, и мне не оставалось ничего иного, как продолжить.
- Элиас, тут какой-то французский заговор. Не знаю, самый ли это злодейский из заговоров против компании, но то, что это заговор, несомненно. Сначала мы узнаём, что какие-то французы инвестируют в мою смерть, словно в какой-нибудь биржевой фонд, а теперь я обнаруживаю, что французская шпионка собирает сведения о компании и обо мне.
Я рассказал ему о своем вчерашнем свидании с мисс Глейд и, хотя я тщательно опустил все подробности, имеющие отношение к чувствам, Элиас слишком давно был со мной знаком и слишком хорошо знал человеческую природу, чтобы не заподозрить неладное.
- Да ты, я вижу, неравнодушен к этой изменнице?
- Она была бы не против, - ответил я.
- Учитывая то, что она красива и очаровательна, тебе трудно сопротивляться.
- Я умею сохранять самообладание, - заверил я его, - и не собираюсь вступать в связь с женщиной, имеющей злой умысел. Не беспокойся на этот счет.
Минуту он разглядывал свои коротко остриженные ногти - явный признак, что собирается сказать что-то неловкое.
- Как я понимаю, ты смирился с тем, что никогда не добьешься успеха у вдовы твоего кузена.
Я удивленно покачал головой:
- Ты что, полагаешь, только мое чувство к Мириам удерживает меня от любви к шпионке-обманщице?
- Я знаю, ты давно влюблен в Мириам Мелбери, она разбила твое сердце вдребезги, но, когда ты задал этот вопрос, я понял, что, вероятно, моя теория не работает.
- Рад это слышать.
- Тем не менее ты вступил в тот возраст, когда мужчина должен найти себе жену.
- Элиас, если бы мне хотелось поговорить на эту тему, я бы навестил свою тетю Софию. Она лучший оратор и раздражает меня меньше, чем ты. Кроме того, она бы еще и накормила меня чем-нибудь вкусным. Более того, я могу упрекнуть тебя в том же самом. Ты тоже что-то не ищешь себе невесту.
- О, Уивер, я не создан для брака. А если бы и был создан для него, то мне была бы нужна женщина с большим приданым, чтобы разрешить мои финансовые затруднения. Ты же еврей, и вы должны жениться. Если хочешь знать мое мнение, жена тебе не помешала бы.
- Пожалуй, попрошу-ка я мистера Кобба отправить тебя в долговую тюрьму.
- Люди, которые говорят правду, должны выслушивать нелестные замечания.
- Это правда, и твоя доля - страдания. Предлагаю продолжить обсуждение темы французов.
Он вздохнул: