Давно дремавший в глубине души Рочестера червячок поднял голову и неожиданно больно вонзил свои зубки в сердце. "Карат" почувствовал беспокойство. Сначала он пытался отогнать подозрения. Работа с Булаем строилась чисто. Никаких сбоев, никаких ошибок. Оба знали свое ремесло и делали дело по всем его правилам. Но чувство опасности не покидало Джона. Будто прилетела через приоткрытую дверь в его дом какая-то злобная химера и угнездилась под потолком, лишая своим невидимым присутствием сна и покоя. К тому времени Рочестер уже получил развод и жил в одиночестве. Всего за четверть месячного оклада Иветта оставила его в покое. Она хотела, конечно, больше, но судья не отреагировал на ее призывно-томные взгляды, зато предположил, что достойный мистер Рочестер ведет себя по-джентельменски, великодушно утаивая проделки этой ямайской обезьяны. Результатом незримого взаимопонимания двух джентельменов стало минимальное пособие для бедной женщины. Сейчас у Джона образовалось достаточно свободного времени, чтобы разобраться с нахлынувшими на него подозрениями. Нет, в Берлине прокола быть не могло. Более вероятна расшифровка в Москве. Он знал из рассказов коллег, что црушники стали называть Москву шпионским Диснейлендом. О вседозволенности российских чиновников ходили легенды. Впервые за всю советскую историю России, западные разведки нахватали в Москве большое количество источников. Такого не было никогда. КГБ сторожил секреты как цербер, и вербовки русских агентов здесь были редким и опасным делом. А теперь продажный чиновник сам шел на ловца. Хотя качество большинства агентов оставляло желать лучшего. Среди этой публики встречалось много людей разложившихся и непригодных для серьезного сотрудничества. Тем не менее, секретная информация из ПГУ к ним порой попадала, и именно они могли дать утечку.
Рочестер не хотел праздновать труса в глазах Булая потому, что у него не было никаких реальных зацепок для подозрений. Только интуиция. А он знал, как часто интуиция обманывает агентуру, ведь она работает на очень высоком нервном напряжении, и тут подсознание может давать сбои. Нет, Джон не хотел показаться Даниле трусоватым. Между ними уже выработалась некая особая, слегка саркастическая манера общения. Каждый видел в другом профессионала хорошей пробы, не способного срываться по мелким поводам. Джон даже предполагал, что Булай может отреагировать на его опасения в насмешливой манере. Но ночные муки стали невыносимыми, и он решился поделиться с Булаем. Они встречались нечасто. Основная переписка шла через тайники. Агентам уровня Рочестера, как правило, не дают специальной техники для связи. Слишком близко они находятся от специалистов этого дела, и хорошо проведенный негласный обыск может выявить такую спецтехнику. Другое дело – тайники, мало чем отличающиеся от своих древних предков. Человек сверлит ручной дрелью отверстие в деревяшке, закладывает туда свернутый в трубочку листок с текстом или фотопленку, заливает вход бытовым клеем и бросает это сокровище в условном месте в условное время. Точно также он получает и ответные послания. От случайностей и здесь никто не даст гарантии, зато негласный обыск дома, уж точно, ничего не выявит. Вместе с тем, у тайников есть и свои недостатки. Переписка идет довольно медленно, и когда нужен быстрый обмен информацией, они для этого не очень подходят. На такие случаи предусмотрен вызов на экстренную встречу. Его Рочестер когда-то предложил Булаю сам. Помимо этого, существовал еще и сигнал опасности, который предусматривал прекращение связи на длительный период.
Однако до этого ситуация еще не дошла, и "Карат" решил провести с Булаем личную встречу.
Вечером Рочестер вышел на свою ежевечернюю прогулку и направился к Александерплатц. Он шел не спеша, зорко посматривая по сторонам, но ничего подозрительного не замечал. Унтер ден Линден была полна оживленных пешеходов, вечернее солнце отражалось в цветных стеклах Дворца Республики, наступавшие сумерки были по-немецки покойны и наполнены домашним уютом. Джон не видел ничего подозрительного, но ощущал чьи-то глаза, наблюдавшие за ним со стороны. Нет, нет, он не обманывался. Это чувство посещает профессионалов именно тогда, когда появляются такие глаза. Есть в природе что-то неосязаемое, что-то неуловимое, долетающее до наших органов чувств и предупреждающее нас об опасности. То самое, что заставляет нас неожиданно для самих себя изменить решение и потом тысячу раз возблагодарить это чувство за то, что оно во время к нам подоспело. Да, глаза неуловимо плыли где-то рядом. Потом он пошел к месту постановки сигнала, сел на лавку неподалеку от фонтана с Нептуном и нимфами, достал свой карманный блокнот, и углубился в него, делая пометки карандашиком. Посидев минут пятнадцать, Рочестер встал и пошел дальше. Он знал, что наблюдающие не подходили к нему на близкое расстояние, в этом не было никакой нужды. Поэтому он без труда сумел провести карандашиком по скамейке и оставить на сиденье небольшую полоску. Завтра в семь утра Булай протопает мимо рысью неисправимого охотника за инфарктом и увидит этот сигнал. Значит, поздно вечером они встретятся у лодочной станции на берегу Меггельзее. Там в эту пору нет ни души и можно будет поговорить без свидетелей.
На следующий день Данила прочитал сигнал и доложил о нем резиденту. Вызов на экстренную встречу всегда является особым случаем. Если же вызывает агент, работающий во вражеской разведке, это вдвойне особый случай. Он не приходит по простой прихоти источника. Чаще всего это говорит о возникновении особых обстоятельств.
Разведчики проанализировали все, что только может быть связано с вызовом. Обстановка вокруг Булая была довольно спокойной. Повышенного интереса к себе со стороны противника он не замечал. Выявленные случаи наружного наблюдения вписывались в рутинную схему и не отличались от работы за другими сотрудниками резидентуры. Каких-либо особенностей в отношениях с "Каратом" также не было. Его корреспонденция уходила в у центр и хорошо использовалась, хотя оба знали, что Директор многое из материалов агента оставляет при себе и не посылает в Кремль. Не рискует. Но, тем не менее, они учитываются в работе и польза от них несомненна. Деньги за работу переводились на анонимные счета источника за пределами страны, и здесь комар носа не мог подточить. Поэтому решили на встречу с агентом выйти, предварительно обставив ее максимумом предосторожностей. Место вступления в контакт у лодочной станции было удобным потому, что к нему вела только одна дорога, и любое наблюдение будет вынуждено следовать в "хвост". Ехать по параллельным путям там было невозможно. А на случай, если наблюдение отстанет очень далеко, на его пути можно посадить засаду, которая его все равно засечет.
После длительной поверки Булай и обеспечивающий его операцию сотрудник подъехали к развилке на краю берлинского пригорода Фридрихсхафен, от которого дорога вела к станции. До нее оставалось еще около километра. Данила пошел дальше пешком, а напарник отогнал машину в сторону, спрятал ее в лесочке, а затем вернулся к развилке и укрылся в кустах.
Булай ждал "Карата", прогуливаясь по тропинке в полной темноте неподалеку от освещенной территории станции. По условиям встречи, агент также должен был бросить автомобиль во Фридрихсхафене и добраться до точки вступления в контакт своим ходом. Вместо этого Данила увидел, как по дороге медленно подъезжает автомобиль Джона. Никаких признаков наблюдения за ним не было. Булай решил дождаться, когда Джон подойдет к нему в неосвещенную часть тропы и для начала сделать внушение за разгильдяйство. Агент явно нарушал оперативную дисциплину. Рочестер приткнул машину к ступеням закрытого здания станции и не спеша выбрался из нее, оглядываясь в поисках Данилы. Тот уже собрался показать себя, как вдруг вибратор в его кармане забился, словно оживший майский жук. Три включения подряд – сигнал опасности. Напарник засек наблюдение за Джоном, которое отсюда было не видно. Данила развернулся и стал быстро уходить по тропе от станции. Теперь для него был только один путь – кругом через перелесок к месту встречи с напарником. Через пятнадцать минут он уже сидел в машине и слушал рассказ коллеги. Тот сначала засек автомашину Джона, который, видимо, решил, что чист как ангел и не захотел идти пешком до места встречи. После того, как задние огни его машины скрылись за поворотом, подъехала автомашина с выключенными фарами. Номер ее он записал. Она остановилась, из нее вышли два человека с прибором ночного видения. Они спустились к берегу, засели в кустах и стали наблюдать да Рочестером через прибор. При этом они переговаривались по рации и, надо полагать, где-то по соседству находились и другие участники наблюдения.
Сердце Данилы сжалось. В работе с "Каратом" начиналась та предельно напряженная фаза, в которой разведчик забывает о дне и ночи, о еде и питье. Теперь все будет посвящено только одному – спасению агента.
С тех пор, как Вы посмотрели фильм о Штирлице, читатель, Вы уже не сомневаетесь в том, что разведчик работает в основном головой. И вправду, за все семнадцать мгновений весны Максим Максимыч укокошил лишь одного провокатора, да еще опробовал крепость немецкой стеклотары на голове другого негодяя. А все остальное время он думал. Это близко к правде, потому что в разведке действительно надо очень крепко работать головой. Сорвавшаяся встреча с "Каратом" значительно усложнила ситуацию. Булай встал перед необходимостью хотя бы в целом понять, что происходит. В его распоряжении было всего лишь два факта: первый – вызов от агента на экстренную встречу и второй – обнаружение за ним наблюдения немецкой контрразведки. То, что засеченная машина принадлежала немцам, не вызывало сомнений. Ее номер был известен резидентуре. Из этих двух фактов можно при желании нагородить любой сценарий, была бы фантазия. Такими вещами очень любят заниматься молодые разведчики, сидящие в центре и получающие отчеты из точек. Но Булай этот возраст давно прошел, и ему нужно было составить максимально вероятную картину происходящего. Первый вопрос, который приходил сам собой звучал так: может быть, немцы пошли за "Каратом" из каких-то своих соображений? У него есть дела, к которым контрразведка неравнодушна и, возможно, она решила его слегка потрясти? Но такая вероятность была довольно мала. Конечно, немцы были не такие дураки, чтобы оставлять без надзора резидентуры ЦРУ и СИС. В коварстве этих союзников им сомневаться не приходилось. Поэтому все линии связи, контакты и их популярные места посещений были под пристальным контролем. Но наружка…. Это такой острый инструмент, который не выявляется профессионалом, только если задействуется массированно. А что такое, скажем, одновременная работа двадцати бригад за одним разведчиком? Это огромные деньги, и тратить их будут только в случае крайней необходимости. Пускать же за союзником пару-другую машин – означает обречь их на расшифровку, и следовательно, обидеть ни в чем не повинного человека. Могут быть неприятности. Поэтому американцы и англичане не часто видели за собой "хвосты" в Западной Германии.
Другим вариантом могла быть работа контрразведки "от контакта". То есть, за "Каратом" пошли не потому, что он сотрудник СИС, а потому, что наблюдали за кем-то другим, и этот другой пересекся с агентом. Из этой точки пересечения вполне могла последовать попытка выяснить, какую, собственно, роль играет "Карат" в деле другого объекта изучения.
И, наконец, третий, самый неприятный вариант: немцы пошли за "Каратом" потому, что резидентура в чем-то прокололась.
Законы разведки таковы, что независимо от степени вероятности первых двух версий, оперработник обязан отрабатывать третий вариант. Даже если он кажется ему самым нереальным. Но для того, чтобы начать отработку, следовало все-таки вступить в контакт с источником, получить от него исходные ориентиры и наметить план действий. Конечно, проще временно прекратить связь и лечь на дно. Как говорится, нет связи – нет проблемы. Но если неизвестно, что за улики у противника имеются против Вашего источника, этот способ не очень честен. Возможно, Вы бросили своего человека на произвол судьбы. Поэтому Данила решил вводить в действие аварийные способы связи.
На следующее утро "Карата" разбудил телефонный звонок. Тот поднял трубку, но в ней уже слышались длинные гудки. Так повторилось еще два раза. Это был сигнал к переводу связи на самый острый и вынужденный способ общения – на моментальные встречи. Моментальные встречи, или как их называют в разведывательном обиходе, "моменталки", пользуются заслуженной нелюбовью у оперативных работников. Нет ничего более трудоемкого, чем подобрать место "моменталки", а потом еще и удачно провести операцию. Но зачем нужна моментальная встреча?
Вот представьте, читатель, что за Вашим агентом пошло плотное наблюдение. Десятки людей вращаются вокруг него, регистрируя каждый его контакт, каждый его поступок. А Вам позарез нужно ему что-то передать. Как это сделать? На личной встрече в ресторане – исключено. Через тайник – очень рискованно. Ведь на тайник надо выходить без наружки. А если наружки столько, что ее не выявить? Вот за иудой Пеньковским, например, ходило сто бригад. И он, конечно, их не выявил. Остается моментальная встреча – мгновенное соприкосновение двух людей, которое даже наружка не заметит. Но нужно это соприкосновение так подготовить, чтобы оно действительно не было замечено. А как Вы это сделаете, если Вас прекрасно знают в лицо немецкие контрразведчики? Вот Вы появитесь поблизости от источника, и Вас сразу заметят. Можете себе представить, какой переполох поднимется в эфире. Так что это дело совсем не простое, ведь в этот самый ответственный момент Вам необходимо быть невидимкой. Простое или не простое, а в работе с ценными источниками разрабатывается весь комплекс связи, в том числе имеются и схемы моментальных передач. Даниле пришлось немало исколесить улочек и закоулков Берлина, изрядно почертыхаться про себя, прежде чем появились такие схемы. Две из них были своевременно переданы "Карату", и телефонным звонком он получил вызов на первую. Время у нее обговорено железно, а дата автоматически образуется на следующий день после звонка.
В восточной части Берлина, которая еще недавно являлась социалистической, имеется старый жилой район, где до войны концентрировались семьи рабочих и мелких служащих. Район этот расположен неподалеку от центра и восстановлен в том виде, в каком существовал раньше. Дома там стоят плечом к плечу, без просветов, на нешироких мощеных улицах нет ни единой зеленой травинки, фасады их закопчены и безлики. На этих улицах нет красивых магазинов, а лишь кое-где в первых этажах приткнулись мелкие лавчонки и мастерские, зато везде царит запах быта простых людей: запах белья на балконах, сточных вод, сочащихся из старой канализации, бачков с пищевыми отходами, да бензиновая вонь двухтактных автомобилей. Попав сюда, Вы сразу понимаете, что в Германии продолжает свое существование пролетариат, который привык жить своей пролетарской жизнью, совсем не похожей на жизнь добропорядочного бюргера. Здесь не редкость общие туалеты на межэтажных пролетах, соседи играют в "штос" на стакан пива, а дети носятся по дворам стаями и орут как галчата. В этих кварталах люди знают друг друга всю жизнь и, наверное, поэтому семейные дела известны многим, а интимные секреты порой обсуждаются наряду с коммунальными вопросами. В этом отдельном мире неискоренимы и нравы трудового люда. Поэтому ни от пьяной драки, ни от призывного взгляда встречной "фрейлен" зарекаться не следует. Но главное, что особенно привлекает разведчика, заключается в демократизме этого простого общежития. Здесь Вы появитесь и исчезнете незамеченным по той простой причине, что никому до Вас нет дела. Это совсем не буржуазный квартал, где каждый пришелец сразу попадает под бдительное око охранников, телекамер и домохозяек, торчащих из окон. А еще большим преимуществом этого района являются подъезды, которые не закрываются на замок, и через них можно пройти насквозь либо на другую улицу, либо в лабиринт дворов. Так что вполне логичным образом место для моментальной передачи в пешем порядке Данила подобрал именно здесь. В обусловленное время "Карат" зашел в подъезд, из которого вела дверь в маленькую антикварную лавчонку. Подъезд был сквозным, и там его ждал Булай. Они обменялись пакетами и Данила ушел через задний выход в переулки до того, как за "Каратом" в лавку впорхнула барышня из бригады наружного наблюдения. Первая моменталка была проведена успешно.
Теперь поговорим о профессионализме, читатель. В данный момент это самое главное качество, которое требуется от Булая и Рочестера. Практически, каждый из них должен был предугадать запрос другого и максимально ответить на него своим посланием. Если же кому-то из них этого профессионализма не хватило, то этот моментальный обмен информацией может уподобиться разговору двух глухих. С "Каратом" дело обстояло проще. Он почувствовал, что его обложили всерьез, и принял решение бежать. В принципе, бежать можно и без помощи разведки, но это будет очень напоминать бегство зайца от своры борзых. А разведка обеспечит всем необходимым, чтобы сбить борзых со следа. Агенту было хорошо известно, каков набор нужных для бегства средств. Поэтому в пакете "Карата" находилась записка с обоснованием необходимости перехода на нелегальное положение, две фотографии на загранпаспорт, образец подписи некоего гражданина Канады Джона Тутса, а также просьба передать ему несколько тысяч долларов наличными. Как Вы понимаете, читатель, своей кредитной карточкой при побеге он пользоваться не мог, потому что для спецслужб нет лучшего ориентира, чем появление факта пользования данным финансовым инструментом в тех или иных городах и весях мира. Выкинуть же этот финансовый инструмент Джону ничего не стоило, потому что на счету его хранились сущие пустяки, а основные запасы лежали в далеком зарубежье на анонимных вкладах. Нужны были наличные, и он не мог запасти их самостоятельно. Это сразу бросилось бы в глаза.
Конечно, Данила догадывался о том, что получит в пакете от Рочестера, но не спешил так быстро поддаваться на его утверждения, что все пропало и пора бежать. Нужно было по-настоящему проверить ситуацию, ведь терять источника в СИС обидно. Когда еще он появится снова? Поэтому в пакете Данилы лежал совсем другой набор для агента. В нем находилось два пакета поменьше. В одном прелагалось продолжить проверку, чтобы убедиться в том, что это "колпак", а в другом – вариант перехода на нелегальное положение.
Нет ничего хуже, чем выдумывать поверку на чистом месте и готовить для нее спецтехнику.