Ноги вывели к озеру. Таня немного посидела на еще горячем песке, подумала что делать, не решив ничего, разделась, поплыла на остров, где побывала днем. Дальше все происходило, как рассказал Рощин.
Они болтали с четверть часа, потом мужчина предложил:
- Можно я переберусь к вам поближе?
- Можно, - замирая, ответила Таня.
Чужое тепло обожгло ее плечо. Жар пробрался под кожу, влился в кровь, стремительным потоком рухнул вниз живота. Мужчина ни успел еще сесть рядом, ни сделал, ни единого движения; возможно, даже ни подумал, ни о чем, а она уже предвкушая наслаждение, с трудом сдержала стон.
Его рука легла ей на спину. Потянула тесемку лифчика. Скомкала сырую тряпицу, отбросила в сторону. Груди сразу стало холодно, а затем жарко. Мягкая чаша целиком утонула в крепкой ладони.
Мужчина слегка сжал пальцы, стиснул, смял нежную плоть. Нашарил Танины губы, легко прикоснулся к ним. Почувствовав ответное стремление, усилил напор, стал настойчивее, агрессивнее, смелее.
На сорванном дыхании Таня прошептала:
- Не торопись. Я еще девушка.
Она напрасно беспокоилась. Мужчина не торопился. Он был ласковым и страстным, как ночь вокруг, и не испортил суетой и спешкой ничего. Теплому песку, плеску воды, куполу небес и бриллиантовым звездам не хватало только нежности. Нежности в мужчине было в избытке.
Истошным писком звенел комар у виска.
Истеричным голодом исходило непонятное новое впервые познанное состояние нетерпения. В инстинктивном, судорожном ритме бился в ее сутях первый встречный. Он порушил кордоны, вторгся в заветные пределы и, утверждаясь в праве, исторг в ее лоно семя. Он хотел и пытался поступить иначе. Наивная, она не отпустила его. Потом была волна экстаза. И пустота блаженства. И космическое ощущение то ли сладкой муки, толи горькой до боли радости. И был поцелуй. Благодарный и пустой. Без желания и страсти.
Таня нашарила свои вещи, вывернулась из под тяжелого тела, побежала в воду.
- У одного древнего народа был обычай. Когда наступало время, девушки приходили в храм, молились, потом на дороге отдавали свою девственность первому встречному, - сказала на прощание. - Спасибо вам.
Она, действительно испытывала чувство признательности. Радовалась, что не с тощего Олега Савратского, не с наглого Игоря Василенко началась ее женского судьба. Что взрослый настоящий мужчина ввел ее во взрослый мир вседозволенности.
Она плыла, разгребала воду руками, разрезала сильным телом теплые ласковые покровы. Она любила в этом миг весь мир. Любила ночь, звезды, озеро. Озеро напоминало мужчину, которого она оставила на острове. Озеро нежило кожу и ласкало сути. Так Тане казалось: озеро омывает ее всю и снаружи и изнутри.
На даче Игоря продолжался праздник. Гремела музыка, пьяные голоса орали песни, кричали, ругались. Таня заглянула в окно. В комнате никого не было. Она тихо пробралась на веранду и, укрывшись каким-то старым плащом, уснула. Утром, не дожидаясь остальных, вернулась в город. Черканула Ирке записку и укатила на рейсовом автобусе.
Через четыре дня на дне рождения у Игоря Василенко, Таня переспала с именинником, однако вместо предвкушаемого удовольствия ощутила лишь разочарование. Игорь был неумел, неловок, почти груб. Он пользовался ею. Позднее Таня поняла, как ей повезло на том озере. Сплоховал Игорек и напоследок. Не рассчитал силенок, извергся на полпути.
Через неделю, в положенный срок, менструация не началась. Таня готовилась к вступительным экзаменам в институт, думала: нервы, волнение, бывает, пройдет. Действительно, прошло. После аборта.
Несколько дней перед операцией настроение было мрачное, угрюмое. Одолевали гуманистические идеи о грехе, убийстве, праве на жизнь. После процедуры Татьяна изменила мнение. Ну, залетела, ну, почистилась, сказала себе она тогда, не велика беда, с каждой случается. Теперь, десять лет спустя, Таня думала иначе. Получалось, что их первая встреча была предвестием нынешних, странных событий. Неслучайность которых уже не подлежала сомнению и не требовала доказательств. Что же тогда? Высший промысел? Направляющая длань судьбы? Да! Какие-то силы определенно толкали ее и Андрея на встречу друг другу. Возможно даже, зрела в душе надежда, не убеги она тогда, не уплыви, не сглупи, ее прошлое было бы иным: счастливым, красивым, благополучным. Было приятно думать, как именно счастливо и красиво сложилась бы ее жизнь с Андреем. Было приятно мечтать о будущем с ним.
Но чтобы будущее стало реальностью, надо было навести порядок в настоящем.
Едва доктор разрешил снять гипс, Таня, набравшись духу, встретилась с Генкой.
- Я выхожу замуж, - сообщила решительно.
- За кого? - полюбопытствовал бывший супруг.
- Тебя это не касается. Моя жизнь тебя вообще больше не касается.
- Почему же? Захочу, и коснется, и будет у тебя не свадьба, а похороны.
- Не надо угрожать и пугать меня. Я тебя больше не боюсь. Будешь возникать - посажу в тюрьму, - неожиданно для себя пообещала Таня. - Найду нужного человека, пересплю с ним, и еще с ротой ментов пересплю и упеку тебя в тюрягу. Понял?
- За что? - искренне удивился Геннадий.
- Какая разница. Был бы человек - повод всегда найдется.
- Ты не сделаешь этого!
- Сделаю!
- Сука гребаная! - Генка размахнулся.
На мгновение в душе Тани родился прежний ужас. Было время - Генка бил ее. Сначала она покорно терпела, потом научилась давать сдачи. И еще как! Встретив достойный отпор, Генка немного притих и явно опасался распускать руки. Не раз и не два в мгновения крайнего раздражения, оценив побледневшие от ярости глаза Тани, он отступал. И сейчас, невзирая на изрядное подпитие, не рискнул ударить.
- Значит, ты подцепила другого мужика, а меня кто спасать будит? - спросил с угрозой.
- Спасай себя сам, - отрезала Татьяна.
- Зачем? Для кого?
- Для себя самого.
- Ладно, - бывший супруг отмел ее предложение небрежным жестом, - разберемся. Но ты о своем предательстве пожалеешь.
Слушать проклятия Таня не стала, спустилась к поджидавшему у подъезда в машине Рощину.
- Ну, как? - спросил Андрей, открывая дверцу.
- Ни как, - сказала Таня грустно.
Хлопнула дверь подъезда. На крыльцо в домашних тапочках и спортивном костюме выскочил Генка. В руках молоток, на лице ярость. Бросился к ветровому стеклу, замахнулся. В мгновение ока Рощин оказался рядом. Ухватил руку с молотком, заломил назад, Генку резким движением толкнул на капот, прижал физиономией к пыльному металлу.
- Ты, мне паскуда, надоел. Еще раз увижу - убью.
- Пусти, сволочь. Думаешь, девочку-лапочку подцепил бедную и несчастную? Ошибаешься. Она еще заставит тебя окунем жареным на сковороде прыгать.
- Не твое собачье дело. Ты ей никто, понял. Или еще повторить?!
Андрей нашарил в кармане мобильный.
- Милиция?! Нападение, покушение на транспортное средство. Адрес…
Выяснение отношений заняло два часа. Когда милицейский лейтенантик, молодой курносый парень, строго спросил: "кто может подтвердить факт?", Таня холодно и решительно заявила: "я". Вторым свидетелем пошла Вера Марковна - соседка с первого этажа. Она давно точила на Генку зуб и с удовольствием выдала все "от забора до обеда" про общественноопасных элементов, позорящих своим поведением семью, родной подъезд и Родину.
Когда Юрченко сажали в "воронок", Таня угрюмым взглядом проводила понурую фигуру мужа и прошептала еле слышно: "так тебе и надо". В машине, по дороге домой, она отвернула лицо к окну и надолго замолчала.
- Не беспокойся. Ничего страшного с твоим благоверным не будет, - раздраженно заметил Андрей.
- Я за него не беспокоюсь, - спокойно ответила Таня и неожиданно для себя, и тем паче для Рощина, взяла его руку, лежащую на руле и прижала к губам, - я испугалась за тебя.
- Опаньки, - изумился Рощин. И нахально продолжил: - Я тут недавно прочитал: когда мужчина целует женщине руки - это простая галантность. А когда женщина целует мужские ладони - она просит о сексе. Не знаю, правда это или очередная газетная утка, но если что, то я готов.
Таня опустила глаза. Андрей не ошибся.
- Андрей, ты - необыкновенный человек… - вырвалось вдруг. На самом деле ей хотелось сказать: - Андрей, ты прав, я хочу тебя, хоть мне и нечем тебя хотеть. Я пустая, неживая, я - мумия. Но я просыпаюсь. Начинаю чувствовать, мечтать, желать. Мне нравятся твои руки. Нравится твое лицо. Нравится твое тело. Я думаю о тебе. Я волнуюсь, когда думаю о тебе.
- Ого… - присвистнул Андрей. Сказанное и несказанное сияло в Таниных глазах манящим призывным светом. Впервые с момента знакомства она смотрела на него долго, пронзительно и откровенно. По-женски. - Да, ты, голубушка, кажется, влюбилась в меня? А ну-ка признавайся!
- Ты у меня самый хороший, - рассмеялась Таня.
- С самыми хорошими спят в одной постели, - расплылся в хитрой улыбке Андрей. И одернул себя: "не перегибай палку, Рощин, не дави"
- Нам в аптеку надо, - Таня окончательно смутилась. До снов в одной постели с Рощиным ей было еще далеко. Еще ныла душа от тоски, тело каменело от напряжения, нервы были натянуты как струны. Тронь - зазвенят неприятием.
- В аптеку, так в аптеку, - легко согласился Андрей, опять неведомым путем постигая нехитрые Танины настроения. Она привыкла к плохому и боится перемен. Она боится его, боится себя. Она не верит никому и ничему, и не хочет верить. Вера предполагает распахнутое сердце, и шаг на встречу. И то, и другое требует времени. "Сколько той зимы, - прикинул Рощин, - прорвемся". Будущее рисовалось светлым и прекрасным.
Таня купила лекарства для Аллы Аркадьевны, расплатилась и почти уже взялась за ручку двери, когда девчонка лет семнадцати обратилась к провизору с вопросом:
- Тесты на беременность у вас есть? Дайте самый хороший.
Самый хороший - пару минут назад Таня тоже сказала Рощину. К совпадению приклеились слово "беременность" и жуткая мысль, что месячные, кажется, сильно запаздывают. Боже! Девять дней задержки! Таня окаменела. У нее всего три раза случались задержки, и каждый раз причиной была беременность.
- Мне, пожалуйста, тоже тест на беременность. Или лучше два разных, - попросила провизора.
Вечером, запершись в ванной, Таня с ужасом обнаружила, что подозрения ее оправдались. Тест показал положительный результат.
На ватных ногах она добрела до кровати, рухнула лицом в подушку, завыла беззвучно. Господи, что же делать, билась у виска мысль. Что делать?
Рощин считает себя бездетным. Он никогда не поверит ей. Он решит: она переспала с другим и пытается подсунуть ему чужого ребенка. Он будет оскорблен. И будет прав. И будет не прав. Потому, что других мужчин у нее не было, отец ребенка - он. Если чудес не бывает, если тесты, два подряд, не врут, отец ребенка - Рощин. И значит делать аборт нельзя. Нельзя убивать малыша. Это гнусно по отношению к Андрею. Низко. Неблагодарно. Может быть, это его единственный шанс в жизни. Единственная возможность продлить свой род. Редчайшее везение.
- Я должна сказать ему… - убеждала себя Таня. - Я не могу одна распоряжаться судьбой ребенка. Он не только мой, но и Андрея.
"Он не поверит, - дрожал нервной морзянкой страх, - никто бы не поверил. Он выгонит меня, бросит, зачем ему шлюха. Я сделаю аборт, тихо, никто не узнает. Надо быть умной. У меня дети, ради них. Не хочу возвращаться в конуру. Не хочу нищенствовать, терпеть Генку, кусать локти от досады…" Двухэтажный коттедж, дача, машина, деньги, добрый умный порядочный человек, его искреннее чувство к ней, привязанность к детям, все хорошее, что за последние два месяца посулила жизнь, оказалось под угрозой. Маленькое существо, не существо даже, эмбрион, сгусток энергии, плод размером с ноготь, грозил бедой. Грозил лишить будущего, сломать настоящее. Он или она, бессмысленное бесформенное создание, представляли опасность, от которой хотелось защититься. Сделать это было не трудно. Сделать это было элементарно просто. Стоило только решиться.
Таня стремительно поднялась и, слегка прихрамывая на опухшую в щиколотке ногу, направилась в кабинет Рощина. Ступени, с которых она катилась кубарем в мае, сейчас в июле, казались ступенями на эшафот.
"Не хочу лгать, не хочу лицемерить, не хочу убивать ребенка… - маршевым порядком утверждались истины. Переступая порог, Таня выпалила сразу:
- Андрей, я должна с тобой поговорить.
Рощин готовно оторвался от работы. Уперся взглядом в обтянутые футболкой мягкие полусферы груди, почувствовал, как руки в невольном порыве тянутся к красивым бедрам. Поздний визит, особенно после игривой болтовни в машине, мог стать прелюдией к сексу. Однако закушенная губа, сжатые кулаки, взволнованное лицо не предвещали романтики. Скорее предупреждали о новых испытаниях.
Таня вздохнула глубоко и начала:
- Андрей, только, пожалуйста, не перебивай, мне и так не легко. Я беременна. Наверное, беременна. Это твой ребенок. Потому, что никого кроме тебя у меня не было. Ты можешь не верить мне, но должен знать: я могу родить тебе ребенка.
Рощин невольно отшатнулся.
- У меня не может быть детей, - процедил сквозь зубы.
Таня повела нервно головой.
- Если бы я чувствовала за собой вину, то нашла бы выход из ситуации. Но я не могу, без твоего ведома, пойти на аборт. Понимаешь, не могу! Не имею права!
- У меня не может быть детей, - повторил Рощин с брезгливой интонацией.
- Ты считаешь меня шлюхой и обманщицей? Пожалуйста! На здоровье! - сорвалась на крик Таня. - Но имей в виду: это твой ребенок. Твой! Если он тебе не нужен, скажи слово и его не станет.
- Извини, Таня, мне надо работать. Хочешь рожать - рожай. Не хочешь - не надо. Только не ври, не убеждай меня в невозможном. Я взрослый мальчик и знаю, как устраиваются разные делишки.
- Андрей, я не обманываю тебя, хотя не знаю, как это доказать. Но я не желаю доказывать. Я не навязывалась тебе раньше, не собираюсь делать это впредь. Мне нет смысла и необходимости лукавить. Напротив: своей откровенностью я могу разрушить наши отношения. И пусть. Я не желаю строить счастье на лжи и подлости. Не могу ради своего спокойствия и комфорта убить твоего ребенка.
Пламенная речь завершилась стремительным бегством. Хлопнула дверь, дробные шаги пересчитали ступени. Рощин усталым жестом провел по лицу. От напряжения дрожали пальцы.
- Ну, что ты творишь, разве можно так? - пробормотал он, поднимая глаза на портрет надменной модницы. Закинув ногу за ногу, выставив кокетливо острые носки туфель, она пристально вглядывалась в глаза своего почитателя. - Я ведь ее люблю.
Красавица, не разменивалась на ответы, молчала, не спешила убеждать и утешать, лишь щурилась многозначительно да презрительно сжимала губы. Что хочу, то ворочу, могла бы сказала, и отчетом не обязана. Рощин подошел к портрету поближе, жалобно пробормотал:
- А вдруг, правда? Бывают ведь чудеса на свете? Правда, бывают?
РОМАН
"Милая моя, Наденька! Очень рад, что ты смогла вырвать Олю из когтей революционных проходимцев. Это серьезная, решительная победа. Однако, боюсь, Ярмолюк не оставит тебя в покое. Похоже, кто-то из твоих бывших любовников соскучился и в обмен на очередной мешок долларов требует свидания". - Надин закусила губу от огорчения, мнение Люборецкого совпадало с ее собственным. - Других причин так настойчиво "беспокоить" тебя я не вижу. Террором ты не займешься, для рутинной работы есть рядовые функционеры. Не зная твоих планов на будущее, не смею давать советы. Поэтому, пожалуйста, напиши подробно о своих настроениях".
"Я никогда не вернусь к эсерам. Никогда не буду заниматься, тем чем занималась, - вывела Надин на чистом листе бумаги. - И никто меня не заставит делать то, что я считаю низким и мерзким. Однако в моей безусловной позиции существует слабое место. Я не хочу, чтобы Паша знал, как я добывала для партии деньги".
- Ты что-то скрываешь от меня? - Павел вошел в комнату и Надин стремительно перевернула письмо вниз лицом.
- С чего ты взял? - она почти честно удивилась.
- Оставь свои уловки. Ты передала Люборецкому запечатанное письмо. Свое он на моих глазах упаковал во второй конверт. Теперь ты пишешь новое послание, и снова прячешь его от меня. - Павел указал рукой на белоснежную чистоту листа на письменном столе. - Объяснению этому может быть два. Первое, вы полагаете, что я имею обыкновение читать то, что мне не адресовано. Второе, ты не хочешь, чтобы я что-то знал.
Надин сокрушенно покачала головой. Ох, уж этот Матвеев со своей наблюдательностью и логичностью!
- Милый, не преувеличивай. Я, безусловно, тебе доверяю и ничего не таю. Но мы с тобой когда-то договорились: партийные дела тебя не касаются.
- Да, но только в том случае, если твоя партия не затрагивает мои интересы. А она ведет себя предерзко. Попыталась вовлечь мою дочь в террор. Не дает моей жене покоя. Я ведь вижу, ты вся нервах. Что у нас не в порядке? Если Оля в безопасности, - на всякий случай Павел сплюнул три раза через левое плечо, - из-за чего ты беспокоишься?
- Есть повод, - с тяжким вздохом призналась Надин.
- Какой?
- В кружке, который посещает Петя Травкин, есть несколько молодых ребят. Их готовят к террорной работе.
- Ну и что?! - в голосе Матвеева звучала сталь.
- Я не хочу, чтобы они погибли. Я хочу их спасти.
Павел раздраженно взмахнул рукой.
- Надя, если человек ищет смерти - он ее найдет.
- Если человека вовремя остановить у него появляется шанс передумать. И еще, мне кажется, - призналась Надин, - если я спасу ребят, то искуплю свои грехи и у нас родится ребенок.
Матвеев от неожиданности ахнул:
- С какой стати?!
- Не знаю, но чувствую, что должна вмешаться и удержать ребят.
Павел вздохнул тяжело.
- Не мешай мне, пожалуйста, - попросила Надин.
- Хорошо. Но признайся: то, что ты затеяла не опасно?
- Нет. Всю грязную работу делает Петя Травкин. Я лишь осуществляю общее руководство.
- Имей в виду: я должен быть в курсе происходящего.
- Обязательно, - в очередной раз соврала Надин и демонстративно заторопилась: - У меня встреча с Петей, как бы не опоздать.
Травкин был возбужден и словоохотлив:
- Надежда Антоновна, кажется, началось! Третьего дня на занятиях кружковцы читали письмо, якобы переданное из заточения нашей Ириной-Инессой. Оказывается, пока народ постигал политэкономию, красавица приняла участие в теракте, была схвачена жандармами, подверглась пыткам, однако не утратила мужества, к чему и призывает участников кружка. Каково?
- Потаскуха хренова, - выругалась Надин. Не далее как вчера "героиня" действительно совершила подвиг. Обслужила за один день сразу трех любовников. - И ведь не боится, зараза, наткнуться на кружковцев! Мало ли, как ни велик город, а случайности бывают всякие.
Петр пожал плечами.