Лондон, 1889 год. Оскар Уайльд - знаменитый поэт и драматург, остроумный рассказчик, перед талантом которого преклоняется вся Европа. Однажды Оскар Уайльд обнаруживает в темной и душной комнате, в свете свечи обнаженное тело шестнадцатилетнего юноши Билли Вуда. Уайльд не может забыть об этом жестоком убийстве и вместе со своим другом Артуром Конаном Дойлом принимается за расследование преступления. Оскар Уайльд обладает талантом детектива и вхож в самые разные круги викторианского Лондона: от богемного полусвета до криминальных сообществ, что в дальнейшем сыграет решающую роль в раскрытии серии необъяснимых преступлений.
В классическом детективе с мастерски закрученным сюжетом блестяще воссоздана атмосфера Лондона конца XIX века, а также талантливо и остроумно "воскрешен" сам Оскар Уайльд - одна из величайших личностей викторианской эпохи.
Содержание:
-
Из неопубликованных мемуаров Роберта Шерарда Франция, 1939 1
-
Глава 1 - 31 августа 1889 года 1
-
Глава 2 - 1 сентября 1829 года 3
-
Глава 3 - Каули-стрит, 23 5
-
Глава 4 - Ресторан Симпсона на Стрэнд 7
-
Глава 5 - Фрейзер из Скотланд-Ярда 9
-
Глава 6 - 2 сентября 1889 года 11
-
Глава 7 - 3 сентября 1889 года 13
-
Глава 8 - Тайны "Замка" 15
-
Глава 9 - Свеча в окне 17
-
Глава 10 - 16 октября 1889 года 19
-
Глава 11 - Вероника Сазерленд 22
-
Глава 12 - 16 октября - 5 ноября 1889 года 23
-
Глава 13 - 6 ноября - 2 января 1890 года 25
-
Глава 14 - Билли Вуд 28
-
Глава 15 - 3 января 1890 года 30
-
Глава 16 - "Посмотрите на постскриптум" 32
-
Глава 17 - 25 января 1890 года 34
-
Глава 18 - Где же кровь? 36
-
Глава 19 - 27 января 1890 года 39
-
Глава 20 - Станция Эшфорд 40
-
Глава 21 - 27-28 января 1890 года 42
-
Глава 22 - Париж весной 44
-
Глава 23 - 29 января 1890 года 46
-
Глава 24 - 29-30 января 1890 года 48
-
Глава 25 - Дни святых и искушения 50
-
Глава 26 - Эндшпиль 52
-
Глава 27 - Депо закрыто 53
-
Глава 28 - Эпилог 54
-
БИОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ 56
-
БЛАГОДАРНОСТИ 57
-
Примечания 58
Джайлз Брандрет
"Оскар Уайльд и смерть при свечах"
Посвящается С. Р. Б.
Жизнь Оскара полна сенсаций и невероятных событий. Какие возможности открываются для тех, кто будет писать мемуары в следующем столетии!
Макс Бирбом (1872–1956)
Из неопубликованных мемуаров Роберта Шерарда Франция, 1939
Меня зовут Роберт Шерард, и я был другом Оскара Уайльда. Мы познакомились в Париже в 1883 году, ему было двадцать восемь, и он уже успел прославиться, мне - двадцать один, и меня не знал никто. "Вы не должны называть меня "Уайльд", - сказал он мне в нашу первую встречу. - Если я ваш друг, Роберт, тогда для вас я - Оскар. Если же мы с вами чужие, значит, я - мистер Уайльд". Мы не были чужими, и любовниками тоже не были. Мы были друзьями. И после его смерти я стал первым и самым верным его биографом.
Я знал Оскара Уайльда и любил его. Но не сидел около его постели в жалком номере жалкой гостиницы, когда он умирал. И мне не довелось проводить к безымянной могиле одинокие похоронные дроги, на которых не лежало ни одного цветка - так что и этого благословенного утешения судьба меня лишила.
Но когда, находясь за сотни миль от Франции, я прочитал, что он умер в полном одиночестве и его бросили те, кого он всегда и неизменно одаривал своей добротой и благородством, я принял твердое решение рассказать людям всё, что я о нем знал, поведать им, каким Оскар Уайльд был на самом деле, в надежде, что моя история хотя бы немного поможет понять человека редкой души и уникального таланта.
Я пишу свои воспоминания летом 1939 года. Сегодня тридцать первое августа, и мир стоит на пороге войны, но меня это не беспокоит. Мне все равно, кто в ней победит, а кто окажется побежденным. Я уже старик, и я болен, но прежде чем умереть, твердо решил рассказать свою историю, сделать всё, что в моих силах, чтобы довести до конца мою повесть и "нанести последние мазки на портрет". В моей памяти, как в сосновом лесу на юге Франции, где тут и там попадаются огромные участки обожженной земли, зияют черные пятна и провалы. Я многое забыл и многое пытался забыть, но, верьте мне, то, что вы прочитаете на этих страницах, правда. Все годы нашей дружбы я вел дневник, где описывал события, в которых мы участвовали. Я поклялся Оскару, что буду хранить его тайну пятьдесят лет. Теперь же могу нарушить молчание и наконец поведать всё, что я знаю про Оскара Уайльда и смерть при свечах. Я должен, потому что я сохранил свои заметки об этом, я был там и я свидетель тех событий.
Добро ведь гибнет первым,
И чьи сердца, как пыль от зноя, сухи -
Сгорят как свечи.Уильям Вордсворт (1770–1850)
Глава 1
31 августа 1889 года
Ярким солнечным днем в самом конце августа 1889 года мужчине лет тридцати пяти - высокому, немного полноватому и, вне всякого сомнения, вызывающе одетому - открыли дверь маленького дома с террасой на Каули-стрит в Вестминстере, рядом с Вестминстерским дворцом.
Мужчина спешил, но спешить он явно не привык, у него раскраснелось лицо, и на лбу выступили капельки пота. Войдя в дом номер двадцать три по Каули-стрит, он проскочил мимо женщины, которая открыла ему дверь, и, миновав небольшую прихожую, взбежал по лестнице на второй этаж, где на не застеленной ковром площадке имелась деревянная дверь.
Мужчина на мгновение остановился, улыбнулся, перевел дух, поправил костюм и обеими руками отбросил с лица вьющиеся каштановые волосы. Только после этого он тихонько, почти деликатно, постучал в дверь и, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату. Он отметил, что тяжелые шторы плотно задвинуты, в комнате темно и жарко, как в пекле, а воздух пропитан тяжелым запахом ладана. Когда глаза мужчины привыкли к полумраку, он увидел в свете полудюжины оплывающих свечей прямо перед собой обнаженного юношу лет шестнадцати с перерезанным от уха до уха горлом.
Мужчину звали Оскар Уайльд, он был поэтом и драматургом, литературной знаменитостью своего времени. Убитый юноша, Билли Вуд, зарабатывал на жизнь проституцией и не представлял собой ничего интересного.
Я не был рядом с Оскаром, когда он обнаружил зверски убитого Билли Вуда, но через несколько часов мы встретились, и я стал первым, кому он поведал о том, что увидел душным днем в комнате с задвинутыми шторами на Каули-стрит.
Вечером того же дня мой знаменитый друг ужинал со своим американским издателем, и мы с ним договорились встретиться в половине одиннадцатого в его клубе "Албемарль" на Албемарль-стрит, двадцать пять, что неподалеку от Пикадилли. Я говорю "его клуб", хотя на самом деле это был и мой клуб тоже. В то время в "Албемарль" с радостью принимали молодых людей: юных леди, которым уже исполнилось восемнадцать, - можете себе представить! - и джентльменов двадцати одного года и старше. Оскар предложил мне стать членом клуба и с характерной для него щедростью заплатил вступительный взнос в размере восьми гиней, а затем ежегодно, до самого заключения в тюрьму в 1895-м, вносил пять гиней членских взносов. И всякий раз, когда мы с ним встречались в "Албемарле", стоимость всего, что мы выпили и съели, записывали на его счет. Он называл его "наш клуб", однако я считал "Албемарль" клубом Оскара.
В тот вечер он опоздал на нашу встречу, что было совсем на него не похоже. Оскар любил напускать на себя апатичный вид и изображать бездельника, но, как правило, если договаривался с кем-то встретиться, приходил вовремя. Он редко носил часы, однако впечатление складывалось такое, что он всегда знал, который сейчас час. "Я не могу не помогать своим друзьям в нужде, - говорил он. - И не должен заставлять их ждать". Все, кто его знали, подтвердят, что он являл собой образец безграничной учтивости и уважительного отношения к другим людям. Даже в минуты величайшего напряжения его манеры оставались безупречными.
Оскар пришел только после того, как часы пробили четверть двенадцатого. Я сидел в курительной комнате в полном одиночестве, удобно устроившись на диване перед камином. По меньшей мере четыре раза я пролистал вечернюю газету и не понял ни единого слова, потому что мои мысли были заняты совсем другими проблемами. (В тот год распался мой первый брак; я предпочел свою подругу Кейтлин жене Марте - но Кейтлин сбежала в Вену! Как любил говорить Оскар: "Жизнь - это кошмар, который не дает нам спокойно спать по ночам".)
Когда он быстрым шагом вошел в комнату, я уже почти забыл, что ждал его. Подняв голову, я увидел, что он на меня смотрит, и был потрясен его ужасным видом: Оскар показался мне невероятно измученным, под глазами его залегли темные круги. Не вызывало сомнений, что он не брился с самого утра, однако сильнее всего меня поразило то, что он не переоделся к ужину и остался в своем будничном костюме, который сам придумал: из толстого синего сержа с таким же жилетом, застегнутым до самого верха, там взгляд притягивал крупный узел ярко-красного галстука. По представлениям Оскара - вполне консервативный наряд, но на самом деле он выглядел слишком экстравагантно для данного времени года.
- Мне нет прощения, Роберт, - сказал он и повалился на диван, стоящий напротив того, на котором сидел я. - Я опоздал почти на час, а ваш стакан пуст. Хаббард! Принесите, пожалуйста, мистеру Шерарду шампанского. Нет, лучше бутылку для нас обоих.
Я уже давно пришел к выводу, что люди делятся на два типа: одни пытаются поймать взгляд официанта, другие никогда этого не делают. Всякий раз, когда я появлялся в "Албемарле", официанты мгновенно бросались врассыпную, но когда приходил Оскар, кружили около него, готовые исполнить любое желание. Они уважали его, потому что он давал им чаевые, достойные принца, и относился к ним как к союзникам.
- У вас был тяжелый день, - улыбнувшись другу, сказал я и отложил газету.
- Вы очень добры ко мне, Роберт, и я благодарен, что вы не ругаете меня за опоздание, - ответил Оскар, тоже улыбнувшись, откинулся на спинку дивана, закурил и бросил спичку в камин. - У меня действительно выдался трудный день, - продолжал он. - Сегодня я познал огромное удовольствие и испытал страшную боль.
- Расскажите, - попросил я.
Я попытался произнести эти слова легко и ненавязчиво, потому что хорошо знал Оскара. Для человека, который, в конце концов, пал жертвой чудовищной неосмотрительности, он был исключительно сдержан и неболтлив. Оскар делился своими тайнами, только если на него не давили и не вынуждали их открыть.
- Я расскажу сначала про удовольствие, - ответил он. - Боль подождет.
Мы замолчали, когда Хаббард принес шампанское и принялся обслуживать нас с угодливой церемонностью (Боже праведный, как же медленно он все делал!). Когда он ушел, и мы снова остались одни, я ожидал, что Оскар приступит к своему рассказу, но он отсалютовал мне бокалом и посмотрел на меня отсутствующим взглядом уставшего от жизни человека.
- Как прошел ужин? - спросил я. - Что ваш издатель?
- Мы ужинали в отеле "Лангэм", где интерьеры и бифштексы одинаково безвкусны, - проговорил он, стряхнув с себя задумчивость. - Мой издатель, мистер Стоддард - настоящее чудо. Он американец, и потому воздух, окружающий его, полон энергией и славословием. Он возглавляет "Липинкоттский ежемесячный журнал"…
- И сделал вам новый заказ? - я не утерпел и высказал посетившую меня догадку.
- Гораздо лучше. Он познакомил меня с новым другом. - Я приподнял одну бровь. - Да, Роберт, я обзавелся новым другом. Он вам понравится!
Я уже давно привык к неожиданным вспышкам энтузиазма Оскара.
- Вы меня ему представите? - поинтересовался я.
- И очень скоро, разумеется, если вы сможете уделить ему время.
- Он придет сюда? - Я посмотрел на часы, стоящие на каминной полке.
- Нет, мы с ним встретимся во время завтрака. Мне нужен его совет.
- Совет?
- Он врач. И шотландец. Живет в Саутси.
- В таком случае, я не удивлен, что у вас такой обеспокоенный вид, Оскар, - рассмеявшись, сказал я, и он фыркнул в ответ. Оскар всегда смеялся шуткам своих собеседников, потому что был исключительно доброжелательным человеком. - А почему он присутствовал на вашем ужине? - спросил я.
- Он тоже писатель, романист. Вы читали "Михей Кларк"? Я не думал, что Шотландия семнадцатого века может оказаться такой увлекательной.
- Не читал, но знаю, о ком вы говорите. В сегодняшнем номере "Таймс" о нем напечатали статью. Новая знаменитость: Артур Дойл.
- Артур Конан Дойл. Он всячески это подчеркивает. Мне кажется, он ваш ровесник. Думаю, ему лет двадцать девять или тридцать, хотя он такой степенный и серьезный, что возникает ощущение, будто он убеленный сединами старик. Артур совершенно гениален - ученый, умеющий играть словами, - к тому же довольно красивый, если прибегнуть к услугам воображения и представить его лицо без роскошных, как у моржа, усов. В первый момент кажется, что он охотник на диких животных, недавно вернувшийся из Конго, но, кроме рукопожатия, которое у него просто кошмарное, в нем нет ничего от дикаря или грубияна. Артур кроток, как святой Себастьян, и мудр, как блаженный Августин.
Я снова рассмеялся.
- Он вас совершенно покорил, Оскар.
- И вызвал зависть, - ответил он. - Последнее произведение молодого Артура стало настоящей сенсацией.
- "Шерлок Холмс, детектив-консультант", - сказал я. - "Этюд в багровых тонах". Это я читал. Превосходная вещь.
- Стоддард тоже так считает. Он потребовал продолжения, и между супом и блюдом из рыбы Артур пообещал, что наш издатель его получит. Очевидно, книга будет называться "Знак четырех".
- А что вы намерены написать для мистера Стоддарда?
- Я тоже собираюсь рассказать о таинственном убийстве, но это будет несколько иная история. - Его тон изменился. - Я опишу преступление, которое находится за рамками обычного расследования. - Часы пробили четверть. Оскар закурил новую сигарету и замолчал, глядя в пустой камин. - Мы сегодня много говорили про убийства, - тихо сказал он. - Вы помните Мари Агетан?
- Разумеется, - ответил я.
Мари Агетан принадлежала к числу женщин, которых невозможно забыть. В определенном смысле и в свое время она была самой известной женщиной во Франции. Я познакомился с ней в Париже в 1883 году, в мюзик-холле отеля "Эдем", где она была с Оскаром. Мы вместе поужинали: устрицы и шампанское, затем фуа-гра и сладкое белое вино "Барсак". Оскар безостановочно рассказывал что-то, до того вечера я ни разу его таким не видел. Он говорил на безупречном французском о любви и смерти, и поэзии, и о поэзии, посвященной любви и смерти. Его гениальность вызывала у меня восхищение, а Мари Агетан держала его за руки и слушала, не в силах пошевелиться. Потом, слегка опьянев от вина, совершенно неожиданно он предложил ей переспать с ним.
- Ou? Quand? Combien? - спросил он.
- Ici, ce soir, gratuit, - ответила Мари.
- Я часто думаю о Мари и той ночи, - сказал он. - Какие же все-таки мы, мужчины, животные! Она была шлюхой, Роберт, но природа наградила ее чистым сердцем. Вы знаете, что Мари убили?
- Знаю, - ответил я. - Мы с вами об этом говорили.
- Артур рассуждал про убийства женщин в Уайтчепел, - продолжал Оскар так, будто не слышал меня. - Причем с кучей криминалистических подробностей. Он убежден, что Джек Потрошитель - джентльмен или по меньшей мере образованный человек. Особый интерес у него вызвало убийство Энни Чепмен, несчастного существа, найденного на заднем дворе детского приюта доктора Барнардо на Хэнбери-стрит. Артур заявил, что чрево мисс Чепмен было удалено "специалистом", и воспылал желанием показать мне свой рисунок, изображавший истерзанный труп девушки. Я категорически отказался и повел себя довольно глупо, попытавшись немного поднять всем настроение и развеселить, рассказав про ответ кузнеца Уэйнрайта, который на слова друга, упрекнувшего его в совершенном убийстве, сказал: "Да, это ужасный поступок, но у нее были слишком толстые лодыжки".
- Вам удалось его развеселить? - спросил я.
- Артура? Он лишь едва заметно улыбнулся, зато Стоддард просто зашелся от хохота. Потом Артур очень серьезно спросил меня, как мне кажется, смог бы я совершить убийство. "О нет, - ответил я. - Никогда не следует делать того, о чем нельзя рассказать людям после обеда".
- Надеюсь, ваш ответ вызвал у него смех?
- Ни в малейшей степени. Он, наоборот, с самым серьезным видом сказал: "Мистер Уайльд, вы насмешничаете над тем, чего боитесь больше всего в жизни. Это опасная привычка, и она приведет вас к гибели". Именно тогда я осознал, что он мой друг. И в тот момент мне захотелось рассказать ему, что я видел сегодня днем… Но я не осмелился. При нашем разговоре присутствовал Стоддард, который ничего бы не понял. - Оскар осушил свой бокал. - Вот почему, мой дорогой Роберт, завтра утром мы отправимся навестить моего нового друга. А сейчас мне пора.
Часы пробили двенадцать.
- Но, Оскар, вы не рассказали мне, что все-таки вы видели сегодня днем! - вскричал я.
Он встал.
- Я видел разорванное на две части полотно. Видел красоту, уничтоженную вандалами.
- Оскар, я вас не понимаю.
- Я видел Билли Вуда в комнате на Каули-стрит.
- Билли Вуда?