- Наши посиделки здесь тоже mauvais ton. - еще и огрызается.
- Как я Вам и себе потом в глаза смотреть буду? - решился он на последний аргумент.
- Радостно. Живым оно как-то проще. - она невозможна.
- Но эти люди увидят Вас… такой… - хотя сам-то смотрел бы с удовольствием. Сейчас, не застегнутая на все пуговицы, она выглядела почти как в Москве. Совершенно лишенная стыдливости, тем не менее не скатывалась в вульгарность, просто игнорировала то, как влияет на мужчину ее внешний вид. Или специально так поступает?
"Конечно, она все продумала и забралась с тобой в этот подвал, подвергаясь жутким опасностям только, чтобы ты покраснел лишний раз" язвительно прозвучал внутренний голос.
- Случись с Вами что, мне в любом случае предстоит малоприятное тесное общение с ними, Вы же понимаете. - тоскливо произнесла она стоя спиной к нему и изучая что-то особенно увлекательное на глухой стене. - Так что лучше перетерпеть взгляды, чем…
Его выворачивало о этой мысли. Все же Канкрин хорошо воспитан, образован, дворянин в конце концов. Как ему только в голову могла прийти мысль подобным образом обойтись с женщиной своего круга? Это же низко, гадко, подло…
Она вон нервно кусает губы, едва слышно дышит, ломает пальцы, прижимая их к плечам… Все понимает и не паникует. Это даже достойно восхищения, если б не обстоятельства.
- Холодно же. - обронил он, старательно пряча глаза.
- Можно потерпеть. - Она кротко вздохнула, и уже совсем другим, прежним своим тоном добавила. - Когда выберемся, обязательно надо устроить праздник по этому поводу. Камин велю натопить, чтоб как в июле было жарко. И скажу Евдокии все горячим подавать. Придете?
Тонкая бретелька едва не свалилась с плеча, когда она повернулась к нему вполоборота, ожидая хоть взгляда в ответ. Тонкая она, хрупкая, не выдержит. И что ему не нравилось летом? Что слабость его увидела? Может, что бы и получилось…
Ее чуток потряхивало, несмотря на всю браваду, так что выбора не оставалось. Все же неприлично это все. Он снял с себя сюртук и осторожно подошел со спины. Мерки у них радикально отличались, пожалуй, двух таких можно в этот сюртук посадить. Она утонула в сером сукне и пришлось запахнуть его, чтобы не упал. Выдохнула, прижала его ладони к себе так, что под ними оказались… В общем совсем не доспехи корсета.
Она чуть замерла, словно не стеснялась подобной близости, медленно повернулась, долгим взглядом окинула лицо, словно проникая в разум, лицом зарылась в воротник сорочки.
- Вы их победите, я знаю. - тихо прошептала ему на ухо и после секундного колебания положила ладони на плечи. Да к черту всех! Он несколько месяцев втайне представлял это, так к чему откладывать? Высоковата для женщины, кукольной барышней не назовешь, но так даже удобнее. Глаза чуть прикрыты ресницами, а губы подаются любому его движению. Тонкие пальцы с плеч переместились на его затылок, подушечками пальцев касаясь волос, зарываясь все глубже. Ее тело стало куда горячее, и сама мысль, что между ним и обнаженной горящей кожей только тонкая ткань, заставляла терять голову. Какие же острые у нее лопатки, и бусинки позвоночника, что так легко подается вперед. Да не просто подается, а игнорируя наличие на них одежды, по-кошачьи совершенно сливается с его телом. Длинные тонкие руки сплелись, обнимая его плечи, острая от холода грудь упиралась в жилет, то, что вытворял коралловый рот, вообще не поддавалось описанию. Она чуть прикусила его нижнюю губу и даже что-то простонала, когда где-то в другом измерении раздался шум. Тюхтяев сравнительно безразлично поначалу к нему отнесся, но выучка победила страсть, так что он осторожно оторвался от ее рта и опустил руки. Сначала одну, потом другую. Она странно посмотрела на него, глубоко вздохнула, улыбнулась чему-то и рванула сорочку. Получилось так, что распахнулось все почти до талии. Опустила глаза под его осуждающим взором, прикрыла самое заметное и легла на пол, задрав юбку до колен. Посреди облака кружев, в которые так хочется зарыться, особенно учитывая то, что было несколько секунд назад, ножки в узорчатых, черно-белых чулках, черные башмачки с множеством пуговок. И просто животная ярость захлестывает от того, что это увидит кто-то еще.
- Ух, кака курва! Праздник у нас, ребя!
Трое - это неплохой расклад. Можно сказать, повезло. Последний даже не почувствовал смерть - резким движением Тюхтяев рассек его горло и тот даже захрипеть не успел. Пока тело оседало на пол, щедро заливая кровью его руки, советник ощупал карманы, разжился паршивым револьвером, который тут же опустил на темя следующего. Третий успел опуститься на колени перед графиней и уже расстегивал штаны. Его ударил с особым удовлетворением. Несколько раз.
Тело с размаху рухнуло прямо на ее ноги. Она смотрела на него с неожиданным чувством, восхищением что ли? Протянула руку и не побрезговала взять его окровавленную, встала, еще раз взглянула чуть искоса, кое-как накинула блузу, застегнула жакет и прямо по кровавому полу, оставляя неприятные следы, они рванули наверх.
Подвал состоял из двух рядов дверей, выходящих в коридор. Если в них кого и держали, то спасать будем позже. Вскоре пленники оказались у лестницы, увенчанной приоткрытой дверью.
- Останьтесь здесь, а я пока попробую помочь Николаю Владимировичу. - он попытался снять ее пальцы со своей руки, но это оказалось невозможным. Женщину начало потряхивать. Да и немудрено - после стольких-то переживаний.
- Я с Вами. - она чуть клацала зубами в разговоре.
- Нет, это невозможно. - он чуть погладил ее волосы. Причёске это на пользу не пошло, но раз шляпку все равно потеряли, то терять уже нечего.
- Я не смогу тут одна. - она мотала головой и была готова закричать. - Вдруг кто-то из них, или каких других вернется.
Это, конечно имело резон. Но с женщиной на руках воевать с заговорщиками тоже не с руки.
* * *
И так бы они спорили еще час, но судьба распорядилась по-своему. За тонкой стеной послышался французский с легким средиземноморским акцентом.
- Мое руководство согласно выплатить вознаграждение за документы.
- Вот и замечательно. - Канкрин удовлетворенно рассмеялся и перешел на русский. - Утром жду. Лично для Вас еще могу сувенир приготовить.
- Совенир? - переспросил итальянец.
- Совенир-совенир. Тебе понравится. - хлопок, явно по плечу. - На один круг и тебя возьмем.
Тюхтяева обдало ледяным бешенством, а Ксения лишь отвела взгляд. Непросто быть женщиной в таких играх. Зря ее граф в это втянул.
А дальше он успел среагировать чудом. Как только потайная дверь в конце коридора начала распахиваться, резким движением дернул графиню за одежду, прижимая к полу и начал стрелять не глядя. Изумленный Канкрин успел сделать пару ответных выстрелов, но вскоре сполз по стене, оставляя донельзя радующий статского советника кровавый след. А в рассеявшемся дыму обнаружился невезучий итальянец, зажимающий бок рукой.
Ксения на четвереньках бросилась к нему и дернув что-то у своих ног вытащила белоснежную нижнюю юбку, которой и заткнула рану несчастного. Тот еще успел что-то пробормотать ей, но тут же потерял сознание. Неужели ее привязанность так сильна? Ведь теперь не простит.
* * *
Тюхтяев освободил графа и Репина.
- Подумать только, Алексей Борисович хранил столько тайн, а погорел на увлечении генеалогией. - изумлялся Татищев, потирая затекшие руки. Можно подумать, ты сам ни на чем не погорел, интриган чертов.
- Он мертв, дитя мое? - прихрамывая, к ней подошел Репин.
- Нет, пульс еще есть. Врача бы. - тонким голосом произнесла женщина в разорванном платье. Репин покачал головой, оценивая ручейки темной крови, бегущие по белому батисту и подобрал чей-то плащ, деликатно передав его Ксении. Та даже не заметила.
Канкрин, связанный своими недавними пленниками, презрительно наблюдал за их совещанием.
- Полагаю, именно сейчас нам стоит определиться с дальнейшими действиями. - начал было Тюхтяев, переводя взгляд с одного зачинщика этого бардака на другого.
- Мы с сожалением должны сообщить родственникам о кончине Николая Валериановича. - решительно выговорил Татищев.
- Ну будет тебе, Николенька, будет. - похлопал его по плечу старик. - Покойники завсегда больше доверия вызывают, обмолвки их, бумаги. А вот ежели мы с тобой случайно совершенно стали свидетелями того, как несчастным овладело безумие от гашиша афганского, злоупотребления абсентом, али еще какой напасти, то нам-то точно поверят.
Пленник в ужасе замотал головой.
- Точно, наши слова, да еще подтвержденные Михаилом Борисовичем, примут как данность. А после в приступе безумия пристрелил итальянца.
- Из-за женщины? - кивнул в сторону Ксении старик.
- Нет, по карточному долгу. Ксении Александровне и без того переживаний хватило.
- И мы все пытались ему помешать, но не успели. - трое мужчин с прискорбием взирали на связанного. - И все эти дни у тебя в загородном доме провели. За играми.
Так и пришлось самому сбегать к коллегам, отправить их за нужными людьми, и вскоре дом тонкими струйками начали заполнять мужчины в мундирах и неприметных костюмах. На них срывался граф Татищев, не стесняя себя присутствием дамы. Та все еще держала за руку полупокойника.
Вскоре граф свалил необходимость повторять эту байку на старшего и младшего товарищей, а сам рывком поставил Ксению на ноги.
- Домой, сейчас же.
Чуть отвлекшись от вопросов Тюхтяев наблюдал, как граф решительно тащит Ксению к экипажу. Завернутая в большой мужской плащ она казалась еще более хрупкой, ранимой, но глаза ее не отрывались от него. И было в них то, что заставляло желать всем посторонним провалиться в преисподнюю прямо сейчас и оставить их вдвоем.
Глава 6
25 сентября 1896 года, Санкт-Петербург
На рассвете Михаилу Борисовичу удалось закончить с отчетами и рапортами, и даже улучить возможность заехать домой. Граф предоставил ему пару дней "отдохнуть" и на них были свои планы.
Отмывшись от подвальной грязи, а заодно и поцелуев юной графини, статский советник вытянулся на кушетке. Несмотря на усталость последних дней, сон не шел, напротив, одолевали посторонние мысли, разнообразные, но вращающиеся вокруг одной и той же точки, расположенной в Климовом переулке.
В конце-то концов, он сам этого хочет. Да, себе-то можно признаться - он хочет эту безумную женщину, не похожую ни на кого ранее. Рядом с которой так часто чувствует себя то последним дураком, то героем. Да, глупцом чаще, но это же не навсегда. Они привыкнут друг к другу, она остепенится, ну хоть чуть-чуть. Может быть.
Да и если не остепениться - с такой интересно. Он не мог навскидку вспомнить дам, которые бы не играли в эту интересность, но оказывались настолько эрудированными собеседницами, при этом не скатываясь в область синих чулок или роковых красоток.
Двадцать четыре и сорок семь. Очень большая разница. Не скандально большая, но при ее темпераменте… Двадцать три года. Целая жизнь. У него могла бы быть дочь ее возраста - и он бы уже давно поседел и облысел от страха. Двадцать три года. Всего. Зато он сможет прожить с ней нескучные годы. И умереть от разрыва сердца после очередного ее подвига. Но несмотря на эти двадцать три года, вчера он разницу не почувствовал: не появись вовремя незадачливая стража, послал бы к чертям благопристойность и доводы разума.
Знатностью его род определенно уступает Татищевым, но не хуже Нечаевых. Так что хоть с этой стороны в его затее слабых мест нет. Но в целом авантюра еще та.
Полагаясь на дар убеждения графа Татищева, Тюхтяев предполагал некоторый шанс согласия. Не хотелось бы принуждать ее к чему-либо, это себе дороже, но в подвале она была искренна.
К чему сомневаться - нужно поговорить и выяснить, что она сама думает. В конце-то концов, она принимает его в своем доме, даже позволяет оставаться там ночевать. Значит симпатизирует. Скорее всего.
Так и не заснув толком, статский советник долго выбирал наряд. Остановился на парадном мундире. Потом понял, что это перебор - такое она осмеивает с воодушевлением, там что вернулся к обычному костюму, долго думал, как начать и не надумав ничего дельного, решил компенсировать ущерб.
* * *
С утра заехал на Никольскую, то есть на улицу Глинки (невозможно же это так переименовывать названия) в магазин Гвардейского экономического общества, выбрал подарок, который был вопиющим нарушением приличий, но она так сокрушалась вчера утрате! И со времен прошлого сватовства он помнил о необходимости цветов. Как же тогда все было просто - предложение после пары общих обедов и одного танцевального вечера, ни полуголых портретов, ни коз, ни похищений, ни поцелуев в подвале.
Да, большой букет роз. Красных, все же она некоторым образом вдова.
До сих пор в голове не укладывается как могли сойтись эта невозможная женщина и восторженный мечтатель Петя Татищев. Михаил Борисович прекрасно его помнил и пусть не разделял мнение графа о никчемности отпрыска, понимал, что сделан был мальчик из другого теста. А Ксения при всех своих благородных порывах, искренности и страстности - цинична, прямолинейна, склонна к авантюрам, избыточно предприимчива, прагматична и рассудительна. Да, все очевидцы описывали их семейное счастье, но как? И если уж совсем начистоту, то она куда больше подходила Татищеву-старшему, чем младшему, даже странно, что тот сам проглядел такое сокровище. Невозможно подумать, что подобный человек решится на скандальный развод, но они же так спорят, что искры летят, она фонтанирует идеями, а он тараном продвигает те, в которые поверит, между ними словно электричество пробегает. И оба этого не замечают.
Здравый смысл вывесил белый флаг ревности. За сутки Тюхтяев успел попереживать и насчет обоих Татищевых, и ди Больо, и неизвестного художника, посмевшего сделать такой провокационный портрет, да и мало ли других, которые видят ее каждый день и могут забрать себе.
Поэтому с предложением пора поспешить.
* * *
Вышла к нему завернутая в темный шелк от подбородка до пят. Наверняка, после вчерашнего стесняется, но чтобы так закрываться? Что-то, когда коленками блистала, не смущалась, а сейчас то взглянет исподлобья, то покраснеет, то глаза прячет.
Улыбнулась, протянула свою тонкую и как оказалось не только умелую, но и ласковую руку, а сама уставилась на полосатую коробку.
Начинать он хотел не с этого, но раз уж так пошло, придется объясниться.
- Это Вам взамен… Вчера я нанес ущерб Вашему гардеробу.
На лице мелькнуло изумление, недоумение, странная гримаса, которую идентифицировать не удалось, а потом она рассмеялась. И размахивая руками продолжила громко смеяться, минуту, другую, потом уже плечи начали вздрагивать от слез. Он помялся, пересел поближе, приобнял. Что делать с женскими слезами, когда они не средство манипуляции, он не знал.
- Ну будет, будет. - поглаживал ее по спине, ощущая на этот раз стандартный панцирь корсета, нижних одежек и отчего-то тоскуя по тревожной неопределенности подвала. И вот она затихла на плече, выровняла дыхание, извинилась и скрылась в глубине коридоров. Вернулась уже почти спокойная, только глаза красные, да губы припухшие. Да озадаченный взгляд на гостя, подобравшего с пола укатившийся букет.
- Ксения Александровна! Я осмелился просить Вас… - что там было-то дальше? На колено, вроде бы вставал. - оказать честь стать моей супругой.
И подал кольцо, которое еще в Москве справил, в тот самый день, когда с Татищевым поговорил. Ксения с утратившими зелень из-за расширенных зрачков глазами так и оцепенела стоя посреди салона. Потом рукой нащупала кресло и рухнула в него.
Графиня машинально крутила кольцо в тонких пальцах, словно не замечая этого, и задумчиво разглядывала жениха. Чем дольше это тянулось, тем понятнее становилось, что ищет вежливую форму отказа.
- Вы действительно хотите стать моим мужем? - он сам с таким лицом допросы проводит.
- Да. - что ж, душой не покривил.
- По собственной воле? - что же с ним настолько не так, что она подозревает кого-то в способности манипулировать им? Тем более в таком вопросе.
- Естественно. - он перестал волноваться и слегка расслабился. Она на самом деле удивлена. Знала бы ты, девочка, как я удивляюсь.
- И Вы отдаете себе отчет в том, что из меня не получится тихая уютная женушка для салонных вечеринок? - интересная постановка вопроса. Согласишься - и будет чудить всю жизнь, откажешься - и точно не выгорит.
- Ксения Александровна, я уже так подробно с Вами познакомился, что подобной иллюзией не страдаю. - грех не улыбнуться, вспомнив ее неуклюжие попытки рукоделия и светских игр.
- Если Вы считаете себя обязанным из-за вчерашнего, - голосок чуть срывается, глаза не отрываются от подола, а руки нервно перебирают завитки на кольце. - то не стоит.