Когда на улице собрались все мои клиенты, я пригласил их в дом. Мне предстояло исполнить обязанность, которой я никак не мог пренебречь. Один из клиентов привел с собой мальчика-раба, услугами которого я и воспользовался.
- Ты знаешь, где находится дом Клодия? - спросил я.
Мальчик утвердительно кивнул.
- Ступай и сообщи ему, что его мертвый родственник лежит на улице в Субуре.
- Я должен сам поговорить с Клодием? - пробормотал мальчик, и глаза его полезли на лоб от страха.
- Скорее всего, тебе придется разговаривать с его дворецким. Если Клодий захочет тебя о чем-то спросить, тебе нечего бояться. Он не настолько глуп, чтобы причинять вред чужой собственности. Давай, беги.
Мальчик выбежал вон, и через несколько минут в дом мой явился государственный чиновник в сопровождении одного-единственного ликтора. Я видел его первый раз в жизни.
- Я Луций Флавий, - представился он, - служитель суда городского претора. Это ты обнаружил тело, сенатор?
- Нет, его обнаружили мои соседи, - не моргнув глазом, солгал я. - Судя по всему, еще раньше его обнаружил уличный вор.
- Ты знал убитого?
- Да. Это Аппий Клавдий Нерон. Я познакомился с ним два дня назад, в доме Метелла Целера. Он - родственник Публия Клодия. Я уже послал к Клодию гонца, и, полагаю, вскоре он прибудет сюда и заберет тело.
- Этим он избавит меня от лишних хлопот. Насколько я понял, нынешняя жертва убита тем же способом, что и Мамерций Эмилий Капитон.
- В тот вечер, когда Капитон был убит, Нерон находился среди его гостей. Но я не знаю, есть ли связь между этими двумя смертями и в чем она состоит.
- Друзья Клодия часто умирают не своей смертью, - пожал плечами Флавий. - Но думаю, на сей раз обошлось без его участия. Прости мои слова, но здешние места пользуются дурной славой. Возможно, юноша просто искал непристойных развлечений, которыми изобилует эта часть города, и на свою беду встретил уличного убийцу. Богато одетым людям не стоит забредать в подобные кварталы, да еще в одиночестве.
- Твои слова более чем справедливы, - кивнул я.
Про себя я отметил, что Нерон не имел привычки разгуливать по городу в одиночестве. В дом Капитона он явился в сопровождении целой свиты рабов. Но если минувшей ночью он замышлял меня убить, лишние свидетели были ему совершенно ни к чему.
- Полагаю, мне стоит подождать, пока Клодий заберет тело, - заметил Флавий.
Я пригласил его в свою комнату и приказал Катону подать вина и фруктов. Флавий с радостью принял приглашение. Вскоре я выяснил, что в этой жизни существует многое, интересующее его куда больше, чем убийство Нерона.
- Мы с тобой прежде не были знакомы, сенатор, - заметил Флавий, опускаясь на кушетку. - Однако тот, кто умеет заводить новых друзей даже при неприятных обстоятельствах, поступает весьма разумно. В следующем году я намерен стать трибуном, и поддержка семейства Метеллов пришлась бы мне весьма кстати.
"Вряд ли у кого-то возникнут сомнения на этот счет", - мысленно усмехнулся я. Дело в том, что в то время Метеллы держали в подчинении значительную часть собрания триб.
- Было бы преувеличением сказать, что мой голос обладает большим весом на семейных советах, - молвил я. - Но утверждать, что ко мне вовсе не прислушиваются, означало бы погрешить против истины. Скажи, какую линию ты намерен проводить в отношении земельных владений для ветеранов армии Помпея?
- Я намерен добиться принятия нового земельного закона, согласно которому всякий, получивший в аренду государственные земли, должен выплачивать часть своего годового дохода. Проект закона я уже обсудил с Цицероном, и он нашел его весьма разумным.
- Неплохо. А как ты относишься к попыткам Клодия перейти в плебейское сословие?
- Став трибуном, я первым делом наложу вето на подобные изменения статуса. Такое вето необходимо, поскольку мне стало известно, что Клодий проталкивает трибуны Гая Хериния. Между ними существует соглашение - Клодий помогает Херинию стать трибуном, а тот, заняв должность, принимает указ, делающий Клодия плебеем.
- Я слышал, добиваясь расположения черни, Клодий идет на самые невероятные обещания, - заметил я.
- И это приносит ему успех, - кивнул Флавий. - Зайди в любую харчевню и послушай, о чем там болтают. Можно подумать, что Клодий - это новый Ромул.
Все это звучало до крайности настораживающе.
- Что ж, если твои взгляды действительно таковы, ты можешь рассчитывать на мою поддержку, - ответил я.
Пока что я еще не знал, в какой степени слова Флавия заслуживают доверия, но надеялся выяснить это в самом скором времени. Мы обсуждали различные политические вопросы до тех пор, пока один из моих клиентов не сообщил, что за телом наконец пришли. Я направился к воротам, клиенты следовали за мной. Опасаться открытого столкновения с Клодием у меня не было никаких причин. Он мог сколько угодно заигрывать с городскими низами. Но мой квартал по-прежнему находился в непререкаемой власти Милона.
Выйдя на улицу, я увидал, что люди Клодия привезли с собой похоронные носилки и теперь толпились около тела, ожидая, пока жрецы завершат священный обряд, после которого к телу можно прикасаться, не осквернив его. Жрец коснулся тела молотком, в знак того, что покойный предается на волю богини, и начал свою обычную канитель с какими-то жидкостями и порошками. Закончив, он кивнул Клодию, который стоял чуть поодаль, не глядя в мою сторону.
Настало время Клодию приступить к выполнению своих обязанностей. Тело положили на носилки, и он склонился над убитым юношей, едва не касаясь его лица губами, и изобразил, что ловит его последнее дыхание. Учитывая, что труп наверняка уже успел окоченеть, ритуал несколько запоздал, отметил я про себя. Но, так или иначе, проделать его было необходимо. Клодий выпрямился, три раза хлопнул в ладоши и провозгласил:
- Аппий Клавдий Нерон! Аппий Клавдий Нерон! Аппий Клавдий Нерон!
После того как он выкрикнул имя убитого в третий раз, толпа женщин и рабов разразилась обычными в таких случаях завываниями. Клодий положил под язык убитого монету, дабы тот мог расплатиться с лодочником, который перевезет его через реку Стикс. После того как рабы подняли носилки, Клодий перестал делать вид, что не замечает меня, и бросил на меня злобный взгляд. Однако до тех пор, пока носилки не скрылись из виду и погребальные стоны не стихли вдали, он хранил молчание.
- Метелл! - процедил Клодий, сочтя, что подходящий момент наконец настал. - Ты убил моего родственника, и я намерен возбудить против тебя судебное дело!
Вне всякого сомнения, он сам не верил в то, что говорил. Своих врагов Клодий предпочитал отправлять в царство мертвых без всякого судебного разбирательства.
- Вижу, нынешним утром твой рассудок помрачен сильнее, чем обычно, Клодий, - бросил я. - Если бы я хотел убить несчастного юношу, то не стал бы делать этого напротив собственных дверей. Всякий, кто наделен хоть каплей разума, поймет, что это дело рук того же убийцы, что лишил жизни и Мамерция Капитона. Когда Капитон был убит, я находился в его триклинии, и несколько самых почтенных мужей Рима могут подтвердить это.
О том, что в тот вечер Аппий сам пытался отравить меня, я счел за благо умолчать. Всякий, услышавший это, непременно решил бы, что у меня имелся веский повод расквитаться с юношей.
- Я не сказал, что ты убил его собственной рукой! - рявкнул Клодий. - Всем известно, ты скверно владеешь кинжалом. Тут работал наемник, которого ты подослал.
Головорезы, стоявшие за спиной Клодия, издали нечто вроде угрожающего рычания, но я и бровью не повел. На крышах всех ближайших домов стояли мои соседи, приготовившие столь обширный запас камней, что его хватило бы для строительства небольшого города. Я знал, что как только ситуация станет для меня угрожающей, эти камни полетят в головы моих врагов.
- Если ты хочешь возбудить против меня судебное преследование, тебе известно, как это делается, - усмехнулся я. - Но вряд ли человек, над которым тяготеет обвинение в святотатстве, способен выступить на суде в качестве обвинителя.
При этих словах мои клиенты разразились хохотом, а Клодий побагровел от гнева.
- Раз так, не будем беспокоить суд! - процедил он.
Я увидел, как в толпе его прихлебателей засверкали кинжалы, и спиной ощутил, как мои сторонники прочнее сжали камни, дубинки и мечи. Пальцы мои нащупали цестус, спрятанный в складках туники. Что ж, последние несколько дней выдались утомительными, а что бы там ни говорили философы, хорошая драка - неплохой способ снять напряжение. Я всегда считал, что для поддержания телесного и душевного здоровья человеку необходимо время от времени выпускать пар. Мы были готовы перейти к самым решительным действиям, когда произошло нечто неожиданное.
Толпа расступилась, словно по волшебству, освобождая путь глашатаю в белой тунике, с посохом из слоновой кости в руках.
- Дорогу! - кричал он. - Дорогу верховному понтифику!
В мгновение ока кинжалы и дубинки исчезли. Я спрятал цестус под тунику. Толпа погрузилась в молчание.
Между двумя враждебными группами важно прошествовал Гай Юлий Цезарь. На нем была великолепная тога, пола, обернутая вокруг головы, говорила о том, что верховный понтифик находится при исполнении своих священных обязанностей. Он медленно повернулся, и люди испуганно подались назад под его грозным орлиным взглядом. Я впервые наблюдал, как Цезарь управляет толпой, и признаюсь, его мастерство произвело на меня сильное впечатление. Теперь я понял, почему на огромных народных собраниях он обладает столь непререкаемым влиянием. В сенате его величественные манеры казались напыщенным позерством, а здесь, посреди толпы простолюдинов, он выглядел богом, спустившимся на землю. Мысленно я отметил, что он будет отлично смотреться, вдохновляя войска на бой пламенной речью.
- Граждане Рима! - провозгласил он, точно выбрав момент, когда напряженное ожидание достигло своего высшего накала. - На этой улице был злодейски убит благородный юноша, представитель одной из самых древних римских семей, патриций из рода Клавдиев. Неужели вам мало одной смерти? Неужели вы намерены возбудить гнев богов и навлечь на Рим бесчисленные бедствия, проливая кровь в присутствии верховного понтифика?
На булыжники, покрытые кровью Нерона, Цезарь не обращал внимания. Возможно, считалось, что запекшаяся кровь не оскорбляет взора понтифика. Люди, внимавшие ему, смущенно потупились, даже головорезы Клодия выглядели растерянными и пристыженными.
- Понтифик, мы никогда не дерзнем оскорбить твоего сана, - с пафосом произнес Клодий. - Но мой родственник убит, и я уверен, этот человек, - Клодий направил на меня указующий перст, - является виновником этой смерти.
- Рим - это государство, где действует власть законов, - заявил Цезарь. - Суд, а не одержимая яростью толпа, должен решать, кто виновен в убийстве. Я приказываю вам всем разойтись по домам. Когда страсти успокоятся и вы сможете вести себя так, как приличествует достойным гражданам, мы отыщем виновного и воздадим ему должную кару. А сейчас расходитесь!
Последние его слова прогремели над головами притихшей толпы, точно гром, ниспосланный Юпитером. Даже самые отчаянные из жителей Субуры поспешили выполнить приказ.
Клодий был так разъярен, что лишился дара речи. Лицо его побагровело, на лбу вздулись вены, а глаза налились кровью, словно он три дня подряд предавался винным возлияниям. Если бы он в довершение ко всему еще высунул язык, то стал бы точной копией тех горгон, что в прежние времена изображались на щитах греческих воинов. Зрелище было на редкость забавное, но продолжалось оно недолго. Под пронзительным взглядом Цезаря багровый румянец на щеках Клодия сменился бледностью. Обретя наконец способность двигаться, он устремился прочь, а его понурая свита побрела вслед за ним.
Через несколько мгновений на улице остались только я и Цезарь. Скажу откровенно, мне давно не приходилось наблюдать подобного чуда.
- Как это произошло, Деций Цецилий? - вопросил Цезарь, устремив на меня свой орлиный взор.
- Зайди в мой дом, Гай Юлий, и я расскажу тебе все без утайки, - ответил я.
Цезарь принял приглашение. Разумеется, я не сдержал своего обещания и рассказал отнюдь не все, а лишь то, что счел нужным. Я сообщил, что впервые встретился с Аппием Клавдием Нероном в доме Целера, потом случайно увидел, как он выходит из шатра травницы, а после мы оба оказались среди приглашенных на обед, который кончился для Капитона столь трагически. О неудачной попытке отравления, равно как и о том, что на труп я наткнулся еще минувшей ночью, я предпочел умолчать.
В завершение своего рассказа я признал, что пребываю в полном недоумении, и при этом ничуть не покривил душой.
- Да, дело на редкость запутанное, - молвил Цезарь.
- Не могу не согласиться с тобой.
- У нас есть веский повод для тревоги, - продолжал он. - Два убийства совершены одним и тем же способом, и оба убитых - патриции.
- Не считая привратника Капитона, - уточнил я. - Он не был патрицием.
- Скорее всего, он разглядел лицо убийцы, - предположил Цезарь. - И тот убрал лишнего свидетеля.
- Вне всякого сомнения, так и было, - кивнул я.
Потом я передал ему все, что Асклепиод сообщил мне относительно нанесенных убийцей ран. Вы спросите, по какой причине я пустился с Цезарем в такие откровенности? Во-первых, я считал его каким-то образом причастным к обоим преступлениям и рассчитывал, что он так или иначе себя выдаст. Во-вторых, в том взвинченном состоянии, в каком я находился после несостоявшейся схватки с Клодием, мне было не до осторожности. Пропавший зазря воинственный запал изрядно развязал мне язык.
- Все это чрезвычайно странно, - заметил Цезарь. - Насколько я понял, ты сейчас снова занят одним из тех частных расследований, в которых столь поднаторел?
- Это помогает мне скоротать время, - сказал я.
- Деций, друг мой, я знавал многих людей, которые затевали игры со смертью, надеясь стяжать славу, - многозначительно произнес Цезарь. - Знавал и таких, кто рисковал собой в расчете на богатство, власть или же стремясь отомстить врагам. Но ты - единственный человек, который играет со смертью лишь для того, чтобы поупражнять свой ум.
- Каждый развлекается в пределах своей фантазии, - пожал плечами я.
- Для меня ты настоящая загадка, Деций Цецилий, - признался Цезарь. - Хотел бы я, чтобы в Риме было побольше таких людей, как ты. А то от наших знатных мужей так и веет скукой. Кстати, племянница рассказала мне, что вчера ты посетил мой дом и произвел на нее весьма благоприятное впечатление.
Я постарался ничем не выдать своей радости и невозмутимо ответил:
- Благоприятное впечатление было взаимным.
- Рад слышать, - кивнул Цезарь. - Во время нашей будущей встречи мы непременно вернемся к этому предмету. А сейчас я должен тебя покинуть, поскольку меня ожидает множество дел. Желаю тебе удачного дня, Деций.
Слова его заставили меня насторожиться. "Неужели Цезарь задумал женить меня на своей племяннице?" - спрашивал я себя. Или же пытается отвлечь мое внимание? Если последнее предположение верно, его попытка не удалась, так как я все-таки решил задать ему вопрос, который вертелся у меня на языке, едва я увидел Цезаря на своей улице.
- Гай Юлий, - негромко окликнул я.
Цезарь, уже направлявшийся к дверям, резко повернулся:
- Слушаю тебя.
- Как тебе удалось так быстро узнать о случившемся и оказаться у моих ворот?
Цезарь улыбнулся:
- Вижу, твой пытливый ум никогда не дремлет. Сегодня утром я находился в храме Либитины, когда туда примчался один из рабов Клодия и стал созывать плакальщиков.
- Понятно, - кивнул я. - Обязанности верховного понтифика не дают тебе покоя с раннего утра.
- В храм Либитины я пришел, дабы выполнить некий семейный ритуал, - пояснил Цезарь. - Дело в том, что эта богиня в определенном смысле является нашей прародительницей.
В ту пору Цезарь только начал внедрять в умы идею о божественном происхождении рода Юлиев и не упускал ни одной возможности упомянуть о своих бессмертных предках. К счастью, на сей раз он не стал долго распространяться о столь любезном его сердцу предмете.
- Да, этот человек способен на многое, - признался после его ухода один из моих клиентов по имени Бурр. Пока мы с Цезарем беседовали в моем кабинете, он вместе с прочими ожидал в атрии. В прошлом Бурр был центурионом и служил в Испании, в том же легионе, что и я. Сейчас он достиг преклонных лет, волосы его густо посеребрила седина, а лицо покрыла сеть морщин.
- Почему ты так считаешь, Бурр? - спросил я.
Сам я был не слишком лестного мнения о Цезаре, но мне было любопытно, какое впечатление он производит на старых вояк вроде Бурра.
- Не знаю, что там у вас творится в судах и сенате, патрон, - проворчал Бурр. - Но одно могу сказать точно: если поставить этого человека во главе одного или двух легионов, он сотворит чудо.
Подобное утверждение изрядно меня удивило:
- Да с чего ты взял?
- Я слышал, как он говорит перед собранием плебеев. А вы разве не видели, с какой легкостью он разогнал этот сброд на улице? Поверьте, он знает, как обращаться с простым народом. Солдаты за таким человеком пойдут в огонь и воду.
Мне никогда и в голову не приходило, что от Цезаря можно ожидать впечатляющих свершений на военном поприще. Может, я его недооцениваю, спросил я себя и тут же отогнал эту мысль прочь. Произносить перед толпой эффектные речи - это одно, а терпеть все тяготы и лишения солдатской жизни - это совсем другое. Если я, человек довольно неприхотливый в быту, возненавидел армию всей душой, что уж говорить о Цезаре, который по всему Риму славился любовью к комфорту и роскоши? Нет, лавры полководца никогда не увенчают его голову, решил я.
Брошенные им вскользь слова о том, что в будущем мы непременно вернемся к разговору о Юлии, возбудили мое жгучее любопытство. Вполне может быть, Цезарь не прочь заключить с нашим домом союз. И брак является самым верным и испытанным средством для этого. Абсолютно все браки между представителями знатных семейств в Риме заключались по политическим соображениям, и два наших клана не были исключением. Но, в отличие от огромного клана Метеллов, крохотный клан Юлиев имел не более одной-двух девиц на выданье. И конечно, прежде чем предложить кому бы то ни было связать свою судьбу с одной из этих девиц, Цезарь должен был тщательно взвесить все "за" и "против". Хотя, возможно, ни о каком предложении и речи не было. Скорее всего, Цезарь рассчитывал таким хитроумным способом отвлечь мое внимание. А это означало, что он боится, что в ходе моего расследования всплывут некие обстоятельства, которые он предпочел бы держать в тайне.