Напротив меня расположился Луций Афраний, которого, как и Капитона, можно было отнести к разряду людей, которые, несмотря на знатное происхождение, остаются в политике незначительными игроками. Несколько лет назад, впрочем, он занимал должность претора. Кем были соседи Афрания справа и слева, ныне ускользнуло из моей памяти, следовательно, они не представляли для меня интереса. Моими соседями по трапезному ложу, напротив, оказались весьма любопытные личности. Справа от меня, рядом с головным ложем, возлежал поэт Катулл, который, в отличие от великого Катула, писал свое имя с двумя "л". Последние несколько лет он шатался по домам состоятельных римлян, напрашиваясь на званые обеды, а в свободное время писал стихи. Знатоки литературы уверяли, что стихи эти вовсе не дурны. В большинстве своем сочинения Катулла были посвящены некоей загадочной и чрезвычайно жестокосердной особе по имени Лесбия. Согласно общему мнению под этим именем скрывалась Клодия, известная не только своей жестокостью, но и любовью к поэзии. Катулл жил в доме Целера, но я отнюдь не был уверен, что между ним и Клодией существовала любовная связь. Будь это так, он бы вряд ли остался в живых.
Моим соседом слева, к немалому моему удивлению, оказался не кто иной, как юный Аппий Клавдий Нерон.
- Сегодня мы встретились с тобой уже дважды, молодой Нерон, - заметил я. - Если верить во всю эту восточную астрологическую чепуху, можно предположить, что наши звезды приблизились друг к другу.
- Звезды тут совершенно ни при чем, Деций, - ответил Капитон. - Я пригласил Клодия, но он, узнав, что на обеде будешь ты, прислал вместо себя юного Аппия Клавдия.
Все собравшиеся громко расхохотались, а лицо Нерона стало таким же багровым, как лицо Суллы. В Риме считается весьма остроумным потешаться над робкими юнцами, слабоумными и увечными. В сердце моем шевельнулась жалость к молодому человеку.
- Никто не хотел оскорбить тебя, Нерон, - изрек я. - Все мы не властны сами выбирать себе родственников. Среди моих немало таких, с кем я предпочел бы не иметь ничего общего.
- Ты имеешь в виду Непоса? - вставил Афраний.
Мой двоюродный брат Метелл Непос, в отличие от прочих представителей нашего семейства, был ярым сторонником Помпея. В позапрошлом году Непос был избран трибуном, но стяжал на этом поприще лишь печальную славу. При поддержке Цезаря он пытался вернуть Помпея из Азии, дабы тот вступил в борьбу с Катилиной, и даже настаивал на заочном избрании Помпея консулом. Сенат решительно воспротивился подобному намерению, и в результате Непос лишился своей должности. Он бежал из Рима к Помпею, преследуемый целой когортой патрициев. Что касается Цезаря, который в любых обстоятельствах умел выходить сухим из воды, он помирился с сенатом и сохранил за собой должность претора.
Обведя глазами возлежавших за столом, я отметил про себя, что среди них, как это ни удивительно, нет друзей Цезаря, который славился умением находить себе друзей и сторонников повсюду. Катул ненавидел его, так как Цезарь в свое время попытался отнять у него государственные субсидии на восстановление храма Юпитера Капитолийского и передать эти деньги Помпею. Катулл-поэт наверняка подозревал, что Цезарь был одним из любовников Клодии. Среди знатных римлянок почти не осталось таких, кого Цезарь не удостоил бы своим "особым" вниманием. Афраний принадлежал к партии аристократов, следовательно, являлся политическим противником Цезаря. То же самое можно было сказать и про Пизона. Да, весьма странно оказаться на обеде, где нет ни единого сторонника Цезаря, вертелось у меня в голове. Но скорее всего, так вышло без всякого умысла со стороны хозяина.
После того как подали первую перемену, разговор обратился к вопросу, который в ту пору занимал в Риме все умы: грядущему триумфу Помпея. На следующий день этот вопрос вновь должен был обсуждаться на собрании сената.
- Это первое собрание сената, в котором ты примешь участие, верно, Деций? - спросил Капитон.
- Верно, - кивнул я.
- Какую же тему ты избрал для своей первой речи? - осведомился понтифик Катул.
Согласно обычаю новоиспеченный сенатор, прежде чем занять свое место в курии, должен был произнести речь. Некоторым удавалось произвести настоящий фурор, хотя в большинстве своем подобные речи звучали как жалкий лепет.
- Мне категорически приказано воздержаться от речей до тех пор, пока я не сумею завоевать почет и уважение в должности сенатора, - ответил я. - Боюсь только, если я буду хранить молчание, этого не произойдет никогда.
- И все же тот, кто хранит молчание, всегда останется в выигрыше, - усмехнулся Капитон. - Когда я произнес свою первую речь, консулами были Декула и Доллабелла. Помню как сейчас, я возносил хвалы реформам Суллы, который отнял суды у всадников и вернул их сенату. Казалось бы, тема самая что ни на есть безопасная, Сулла ведь был в это время диктатором. Но когда я вышел из курии, меня окружила целая шайка разгневанных всадников. Я бежал от них по улицам Рима, как заяц от своры собак, до тех пор, пока не ворвался в свой дом и не запер ворота на все запоры. Да только это мне не помогло, потому что мерзавцы подпалили мой дом. Я перелез через заднюю стену, удрал в Капую и отсиживался там до тех пор, пока буря не улеглась.
Трудно было представить, что Капитон рассказывает о себе. Впрочем, эти события происходили задолго до того, как он превратился в бочонок с салом.
- Да, в те времена жить было куда интереснее, чем сейчас, - ностальгически протянул великий Катул.
За этой фразой последовало несколько рассказов о политических убийствах, изгнаниях и опалах давно минувших дней. Вино лилось рекой и развязывало языки.
- Скажи, консул, какая участь ожидает Антония Гибриду? - вопросил Афраний.
Гибрида был проконсулом в Македонии, где претерпел несколько сокрушительных поражений.
- После того как он вернется в Рим, я буду настаивать на возбуждении судебного дела, - ответил Калпурниан.
- Как ни странно, дрессированные трибуны Помпея не заявляют во всеуслышанье, что войска Гибриды необходимо передать их патрону, - заметил Катул.
- Просто момент для этого неподходящий, - вставил я. - Помпей предпочитает принимать войска в тот момент, когда все решающие битвы выиграны и исход войны очевиден. Только тогда он потребует, чтобы командование было передано ему. Именно так он поступил в Испании, Азии и Африке. В ситуации, когда армия Рима терпит поражение за поражением, он предпочитает держаться в стороне.
- А я считаю Помпея великим человеком! - заявил Катулл-поэт.
- Поэты всегда попадают под обаяние авантюристов, изображающих из себя богов, - процедил Афраний. - При этом даже самые прославленные полководцы остаются всего лишь людьми. Что касается Помпея, я знал и куда более достойных римских мужей, чем он.
- Думаю, Муция придерживается иного мнения, - бросил Капитон.
Теперь настал черед Катулла залиться багровым румянцем. То был весьма откровенный намек на его увлечение Клодией. Все в городе знали, что Помпей развелся со своей женой Муцией из-за того, что она была любовницей Цезаря. Впрочем, это обстоятельство не помешало Помпею и Цезарю оставаться союзниками. Такие мелочи, как супружеская измена, представляются ничтожными, когда речь идет о большой политике.
- Полагаю, все вы просто завидуете славе Помпея, - не без язвительности изрек поэт.
- Заслужена слава Помпея или нет, его триумф наверняка станет зрелищем, которого Рим еще не видел, - произнес Калпурниан. - Мне довелось посетить его лагерь, и я видел там около сотни громадных слонов, на удивление смирных и послушных. Представьте, погонщики заставляют их проделывать самые удивительные трюки. Можно не сомневаться, подобная процессия вызовет в городе изумление. Что до военных трофеев, то их столько, что охраняет их целый легион.
Последняя фраза привлекла мое внимание.
- Я думал, вернувшись в Италию, Помпей распустил свое войско, - заметил я.
- Помпей ходатайствовал оставить ему войско до триумфа, - пояснил Калпурниан. - Если сенат даст разрешение, солдаты Помпея в течение нескольких дней будут праздновать триумф своего военачальника.
- Я слышал, сразу три триумфа будут праздноваться одновременно, - подал голос юный Нерон. - Разгром пиратов, победоносное завершение войны в Африке и победа в Азии.
Вошедший в зал раб прошептал что-то на ухо Капитону, и наш хозяин встал со своего ложа.
- Я должен выйти в атрий и поговорить с посетителем, - обратился он к нам. - Прошу вас, продолжайте без меня. Через несколько минут я вернусь.
Он вышел, а рабы подали нам блюда со сладким печеньем.
- Понтифик, - уважительно произнес юный Нерон, - сегодня все только и говорят о ритуале в честь Доброй Богини, который будет справляться нынешней ночью. Признаюсь откровенно, я немного сбит с толку. Прежде всего, кто такая Добрая Богиня?
"Неужели все действительно только и говорят об этом несчастном обряде?" - подумал я. Наверняка под "всеми" мальчишка имел в виду Клодия.
Все повернулись к Катулу, дабы услышать его ответ.
- Ты задал нелегкий вопрос, - вздохнул тот. - Предполагается, что мы, понтифики, должны знать все о римских религиозных обрядах, но Добрая Богиня остается загадкой даже для нас. Некоторые отождествляют ее с древней богиней Церерой, которую греки называли Деметрой. Другие считают, культ этой богини пришел к нам из Азии.
- Но мы, римляне, никогда не поддерживаем чужеземных культов, - возразил Афраний.
- Я же сказал, вопрос нелегкий, - продолжал Катул. - Коллегия понтификов всегда относилась к этому ритуалу с предубеждением. Но так как мужчинам запрещено о нем расспрашивать, а женщины обязаны хранить молчание, мы не знаем даже, пришел ли он из других стран или зародился здесь в древние времена.
В разгаре этой ученой беседы Гермес наклонился, чтобы наполнить мой кубок. При этом он успел прошептать мне на ухо:
- Не ешь печенье.
Я имел немалый опыт по части конспирации, поэтому, получив предостережение, даже бровью не повел.
- А где в этом году состоится ритуал? - спросил один из гостей, возлежавших рядом с Афранием.
- В доме Цезаря, - ответил я. - Нынешним утром он сам сообщил мне об этом.
Тут мне на ум пришло одно соображение:
- Мне всегда казалось, этот ритуал должна совершать супруга консула или супруга верховного претора. Разве это не так?
- Тут все очень запутанно, - пожал плечами Калпурниан. - Дело в том, что я вдовец, а мой коллега Мессала Нигер только что развелся со своей супругой. В прошлом году Цезарь был претором, а ныне, будучи верховным понтификом, добровольно предложил для совершения ритуала свою резиденцию. Все это связано с изрядными неудобствами, ведь из дома необходимо удалить всех, кто мужского пола, включая рабов и животных.
- Приходится убирать даже картины, статуи и мозаики, изображающие особей мужского пола, - добавил Катул-понтифик.
- Кстати, а на ком сейчас женат Цезарь? - поинтересовался я. - Если мне не изменяет память, Корнелия умерла несколько лет назад.
- Сейчас его супруга - Помпея, - ответил Афраний. - По слухам, он с ней не очень счастлив.
- Скорее она не очень счастлива с ним, - усмехнулся Катулл-поэт.
- Помпея? - переспросил я. - Насколько я понимаю, она приходится Помпею дочерью?
Из дальних комнат до нас долетели голоса, возбужденно о чем-то спорившие. В больших домах подобное случается нередко.
Калпурниан покачал головой:
- Нет, она приходится дочерью Квинту Помпею Руфу, чей отец был консулом при Сулле в тот самый год, когда Сулла привел свою армию в Рим и отправил в ссылку всю семью Мариев. Ее мать - дайте припомнить - да, ее мать тоже звали Корнелия, и она была дочерью Суллы.
Приходится только удивляться, что, несмотря на бесконечную череду заключаемых по политическим соображениям браков и разводов и архаичный, унаследованный от наших незамысловатых предков обычай давать имена, мы, римляне, до сих пор ухитряемся следить за родословными не только собственной семьи, но и всех прочих знатных семейств. Старые занудные педанты вроде Калпурниана считают осведомленность в подобных вещах предметом своей особой гордости. Кстати, и они нередко ошибаются, но всегда говорят с таким уверенным видом, словно являются непревзойденными знатоками по части генеалогии.
Пронзительный крик, долетевший из передней части дома, привлек всеобщее внимание. Мы оставили свои ложа и повскакивали на ноги. Ясно было, что это не обычная домашняя перепалка. Все бросились на крик, а я, чуть отстав, схватил Гермеса за плечо.
- Что там не так с печеньем? - шепотом спросил я.
- Оно отравлено, - так же шепотом ответил Гермес.
- Глупости. У Мамерция Капитона нет никаких причин меня убивать.
- Он тут ни при чем, - ответил Гермес. - Убить тебя хотел тот маленький патрицианский паршивец, что лежал рядом с тобой. Он стал расспрашивать старого понтифика про всю эту канитель, связанную с Доброй Богиней, а когда ты повернулся к старику, быстренько побрызгал ядом на печенье, лежавшее перед тобой.
Гермес наклонился, схватил печенье с тарелки Нерона и отправил его себе в рот.
- Гермес!
- Свою-то жратву он не брызгал ядом. А я проголодался, стоя здесь и любуясь, как ты и твои друзья набиваете животы.
Я взял салфетку, осторожно, стараясь не прикасаться к печенью голыми руками, завернул его в салфетку и спрятал сверток под тунику.
- Идем, - повернулся я к Гермесу. - Посмотрим, что там произошло.
Все мои сотрапезники, вместе с перепуганными рабами, уже собрались в атрии. На полу, выложенном разноцветными плитками, лежало грузное тело. То был Мамерций Эмилий Капитон, мертвый, как Гектор. Аппий Клавдий Нерон замер над трупом, лицо его было белым словно мел, а глаза едва не выскакивали из орбит. Все прочие, видевшие убитого патриция далеко не первый раз в жизни, казались куда более спокойными. Мысленно я умилился чувствительности юного Нерона, особенно трогательной, если учесть, что несколько минут назад он пытался убить меня.
- Что случилось? - спросил я, хотя в этом не было никакой необходимости.
- Как ты, наверное, уже догадался, наш хозяин не сможет составить нам компанию за послеобеденной чашей вина, - процедил Катул. - Разговор с посетителем, оторвавшим его от обеда, оказался последним в его жизни.
- У него были враги? - спросил один из гостей, тот, что возлежал за столом Афрания.
- По крайней мере один был точно, - пожал плечами Катул. - Что за праздный вопрос! Какой влиятельный римлянин испытывает недостаток во врагах?
- Как все это скучно, - вздохнул Катулл-поэт. - В поэмах и драмах убийства всегда изображаются такими ужасными, что кровь стынет в жилах. А здесь все произошло так безвкусно.
Калпурниан повернулся к дворецкому Капитона:
- Позови моих рабов.
- Сейчас позову, консул.
Дворецкий поспешно вышел. Я огляделся по сторонам в поисках того раба, который вызвал Капитона из-за стола. В просторном атрии собралось множество народа, однако я нашел его взглядом и сделал ему знак подойти.
- Что за посетитель пожелал увидеть твоего господина? - спросил я.
- Я знаю лишь, что на нем был темный плащ. Голову он прикрывал полой плаща, так что я не разглядел его лица. Говорил он приглушенным голосом.
- Все это не показалось тебе странным?
- Не мое дело судить о тех, кто приходит к хозяину. Он сказал, что хозяин его ждет.
- В последнее время к господину часто приходили подобные посетители?
- Не знаю. Я и этого-то увидел случайно, потому что нынешним вечером работал в атрии. Привратник знает о посетителях больше моего.
В атрий вошла свита консула. Согласно обычаю все гости должны были отсылать своих рабов, за исключением личного слуги, в дальние помещения дома. Калпурниана сопровождало не менее дюжины рабов, и все они старательно делали вид, что в ожидании своего господина не брали в рот ни капли вина. Калпурниан подозвал к себе мальчика, на котором был костюм посыльного - особая шляпа, туника и пояс, к которому тонкими цепями были прикреплены стиль и табличка для письма. Мальчик держал табличку перед консулом, пока тот писал что-то на ее вощеной поверхности.
- Отнеси это в дом городского претора Вокония Назона, - распорядился Калпурниан, закончив писать. - Сейчас он вряд ли дома. Но ты непременно дождись его и убедись, что он прочел мое послание. Ждать ответа не нужно. Я поговорю с ним завтра в курии.
Посыльный убежал прочь, а консул обратился к нам:
- Полагаю, городской претор назначит особого уполномоченного для проведения расследования.
Я вновь обратился к стоявшему рядом рабу Капитона:
- Ты или кто другой присутствовал при разговоре хозяина с этим человеком?
- Хозяин приказал мне выйти вон. Приказал, чтобы никто не входил в атрий, так как ему нужно поговорить с этим человеком наедине.
В этот момент в атрий ворвался посыльный.
- Привратник мертв, - выдохнул он и тут же умчался выполнять поручение.
- Значит, свидетелей практически не осталось, - пробормотал я.
- Госпожа сейчас в Писенуме, в загородном доме, - сообщил дворецкий. - Я пошлю гонца, чтобы известить ее о случившемся, и начну приготовления к похоронам.
Со всех концов дома уже доносились рыдания и горестные стоны. В подобных случаях рабы выражают свое горе с явной чрезмерностью.
- Есть у него сыновья? - осведомился Катул.
- Нет. Только две дочери, обе замужем. К ним я тоже пошлю гонцов.
- Нам больше здесь нечего делать, - изрек Калпурниан. - Желаю вам всем спокойного вечера.
Мои недавние сотрапезники послали за своими рабами. Подобное поведение может показаться легкомысленным, но вспомните, что в те времена в Риме не было еще должностных лиц, в обязанности которых входило бы расследование преступлений. Порой для расследования убийства назначался особый уполномоченный, порой какой-нибудь честолюбивый молодой политик брал на себя труд вникнуть в обстоятельства преступления и предъявить обвинение убийце. Но, как правило, убийцы занимали высокое общественное положение, и, преследуя их, легко было навлечь на себя серьезные неприятности.
Я наблюдал, как Нерон собирает своих рабов. Он привел с собой четверых. Клавдии были одной из самых богатых семей в Риме. Я был значительно старше Нерона годами и выше его по положению, однако я мог позволить себе одного-единственного сопровождающего, Гермеса, да и тот был жалким сопляком. Подозвав к себе упомянутого юнца, я шепнул:
- Следуй за этим маленьким негодяем и узнай, куда он сейчас пойдет. Завтра сообщишь мне.
- Это все? - спросил он, приняв возмущенный вид.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я только что спас тебе жизнь. Неужели подобный поступок не заслуживает награды?
- Это ты утверждаешь, что спас меня. А я пока склоняюсь к мысли, что ты оговорил ни в чем не повинного молодого человека. Иди за ним и не трать время зря. Если выяснится, что ты действительно меня спас, у тебя не будет причин укорять меня в неблагодарности.
По правде говоря, у меня не было ни малейших сомнений в том, что Гермес сказал правду. Нерон был связан с Клодием, а значит, виновен. Но мне не хотелось, чтобы Гермес слишком много о себе воображал. Если такому наглому рабу слишком много позволить, он моментально сядет тебе на голову.