Судья сорвал полоску бумаги с печатью управы и открыл дверь. Высоко подняв фонарь, он оглядел маленькую квадратную комнату, просто, но изящно обставленную. Слева - высокое, узкое окно; прямо под окном - тяжелый эбонитовый поставец, увенчанный большой медной жаровней. На жаровне - круглый оловянный сосуд для кипячения воды. Рядом с жаровней судья увидел маленький заварной чайник тончайшего сине-белого фарфора. Остальная часть этой стены была полностью занята книжными полками; противоположная стена - также. В стене напротив входной двери имелось низкое и Широкое окно, затянутое идеально чистой бумагой. Перед окном стоял старинный палисандровый стол с тремя выдвижными ящиками и удобное кресло, тоже палисандровое и с красной атласной подушкой на сиденье. На столе не было ничего, кроме двух медных подсвечников.
Войдя внутрь, судья обратил внимание на темное пятно на тростниковой циновке между чайным поставцом и столом. Скорее всего, оно осталось от чая, вылившегося из пиалы, когда судья упал навзничь. Да, наверно, покойный судья поставил воду на уголья и сел за стол. Услышав, что вода закипела, он подошел к жаровне и залил заварной чайник. Затем там же, у поставца, он наполнил свою пиалу и пригубил из нее. Яд подействовал мгновенно.
Заметив ключ, торчащий в хитроумном замке, судья открыл поставец и с восторгом стал разглядывать набор утвари для чайной церемонии, занимавший две полки. На посуде ни пятнышка - несомненно, следователь и его помощники тщательно осмотрели все.
Он подошел к столу. В ящиках пусто. Именно в них следователь нашел личные бумаги убитого. Судья тяжело вздохнул. Какая жалость, что он не видел комнаты сразу после того, как тело было обнаружено!
Оборотившись к полкам, он лениво провел пальцем по верхнему обрезу книг. Они были покрыты толстым слоем пыли. Судья Ди удовлетворенно улыбнулся. Нашлось по крайней мере что-то, что не было еще изучено, - видимо, на книги следователь и его помощники не обратили внимания. Оглядев плотно уставленные полки, судья решил отложить это дело до прихода Хуна.
Развернув кресло так, чтобы оно смотрело прямо на дверь, он устроился в нем, спрятал руки в широкие рукава и попытался представить себе человека, который мог бы пойти на это убийство. Ведь убийство должностного лица, имперского чиновника, - это преступление против государства, за которое по закону полагается смертная казнь, и при этом самая мучительная: что-нибудь вроде ужасной "медленной смерти", или четвертования заживо. Преступником должны были двигать по-настоящему серьезные мотивы. Но как ему удалось подсыпать яд в чай? Скорее всего, отравлена была вода в сосуде на жаровне, поскольку оставшийся чайный лист был проверен и отравы не содержал. Остается еще одно-единственное предположение, которое следует обдумать: убийца мог послать или сам вручить судье порцию чая, которой хватило бы только на одну заварку и которая была отравлена.
Судья Ди снова вздохнул. Он вспомнил о привидении. Доселе он ни разу в жизни не сталкивался с подобным сверхъестественным явлением и не был полностью уверен, что таковым оно было на самом деле. Это мог бы быть какой-нибудь фокус. Но в таком случае он был разыгран и перед следователем, и перед Таном. Кто же осмелился изображать из себя призрака прямо в стенах управы? И зачем? А может быть, в конце концов подумал он, это и вправду был дух убитого судьи. Откинув голову на спинку кресла, судья прикрыл веки и попытался вызвать призрака, представив себе его лицо таким, каким он его видел. А вдруг мертвый подаст ему какой-нибудь знак, чтобы помочь в разрешенье этой загадки?
Он быстро открыл глаза, но в комнате по-прежнему было тихо и пусто. Судья сидел некоторое время недвижно, без всякой цели созерцая красный лаковый потолок, пересеченный четырьмя тяжелыми балками. И заметил на потолке пятна пожухшей краски, а в углу над поставцом - пыльную паутину. Очевидно, чистота заботила покойного судью не так, как его старшего стряпчего.
Наконец явился старшина Хун, а при нем два стражника с большими подсвечниками. Судья Ди приказал стражникам поставить свечи на стол и отпустил их.
- Единственное, что нам досталось, старшина, - сказал он, - вот эти полки с книгами и свитками. Их здесь довольно много, но если ты будешь подносить их сразу по нескольку и забирать просмотренные, мы управимся достаточно быстро!
Хун бодро кивнул и взял стопку книг с ближайшей полки. Пока он рукавом стирал с книг пыль, судья развернул кресло к столу и начал просматривать добычу, разложенную перед ним старшиной.
Прошло не менее двух часов, прежде чем Хун вернул последнюю стопку книг на полку. Судья Ди откинулся в кресле и вынул из рукава складной веер. Энергично обмахиваясь, он сказал с довольной улыбкой:
- Ну вот, Хун, теперь у меня есть довольно четкое представление об этом человеке. Я просмотрел книги его стихов: написаны изящно, но по содержанию мелковаты. В основном - любовные, по большей части - посвященные блудницам, известным в столице и в прочих местах, где служил судья Ван.
- Вот и Тан, ваша честь, обиняками обмолвился, - вставил Хун, - судья, мол, был человеком не очень-то нравственным. Даже проституток не раз приглашал в свой дом, и они оставались тут на ночь.
Судья Ди кивнул.
- В той парчовой папке, которую ты подал мне пару минут назад, - сказал он, - не было ничего, кроме эротических рисунков. Кроме того, я обнаружил несколько трактатов о вине, о приемах виноделия в различных частях Империи, и поваренные книги. С другой стороны, он составил замечательное собрание великих поэтов древности, каждый том переплел и снабдил собственными заметками и примечаниями на полях - почти на каждой странице. То же самое можно сказать о его всеобъемлющей подборке трактатов по буддизму и учению даосов. Зато писания конфуцианских классиков остались в том же девственном состоянии, в каком были куплены! Далее: в его библиотеке, как я заметил, хорошо представлены науки - основные труды по медицине и алхимии, а также несколько редчайших древних трактатов о загадках, головоломках и всяческих хитроумных устройствах. Книги же по истории, государственной политике и управлению, а также по математике замечательны своим полным отсутствием.
Поворотив кресло, судья продолжил:
- Из всего этого я делаю вывод: судья Ван был поэт с обостренным чувством красоты, а также философ, глубоко интересовавшийся мистицизмом. И в то же время он был человек чувственный, немало приверженный всевозможным земным радостям, - сочетание, как я понимаю, не слишком редкое. Он был полностью лишен какого-либо тщеславия и предпочитал оставаться в должности судьи где-нибудь подальше от столицы, в тихом уезде, где он мог быть сам себе хозяином и жить, как ему хочется. Пенлей - уже девятое место, куда он был назначен судьей. А все потому, что у него, как я полагаю, не имелось ни малейшего желания продвинуться по службе! Но человек это был весьма образованный и любознательный! Его интерес к загадкам, головоломкам и хитроумным устройствам вкупе с многолетним опытом позволили ему стать неплохим судьей для здешних мест, хотя я вовсе не уверен, что он ревностно выполнял свои обязанности. Семейные узы были ему также безразличны. Поэтому после смерти первой и второй жены он больше не женился, довольствуясь мимолетными связями с блудницами и певичками. Он сам достаточно точно определил свой образ жизни в названии, которым наградил свою библиотеку. - Судья Ди веером указал на пластину с иероглифами, помещенную над дверью.
Хун не смог удержать улыбки, прочитав: "Келья Перекати-Поле".
- Однако, - продолжил судья, - я кое-что обнаружил, и это кое-что никак не сообразуется со всем прочим. - Взяв продолговатую записную книжку, отложенную в сторону, судья спросил: - Где ты нашел ее, Хун?
- Она лежала за книгами вон там, на самой нижней полке, - показал старшина.
- В эту записную книжку судья собственноручно записал длинные ряды дат и чисел, а далее следуют целые страницы сложнейших вычислений. И ни единого поясняющего слова. Однако господин Ван представляется мне не тем человеком, который стал бы заниматься всякой там цифирью. Полагаю, все денежные дела и расчеты он перепоручил стряпчему и служащим - или это не так?
Старшина Хун кивнул утвердительно.
- В нашем разговоре Тан намекал мне на это.
Судья Ди, покачивая головой, перелистал записную книжку и задумчиво проговорил:
- На эти вычисления потрачено огромное количество труда и времени - всякая, даже малейшая, ошибка вычеркнута самым тщательным образом и исправлена, ну и так далее. Единственный ключ - даты, самая ранняя - день в день двухмесячной давности.
Он встал и спрятал записную книжку в рукав.
- В любом случае, - сказал он, - я изучу это на досуге, хотя, разумеется, нет никакой уверенности, что эти записи касаются дел, связанных с его убийством. Однако несообразностям всегда следует уделять особое внимание. Так или иначе, теперь мы имеем довольно точный образ жертвы, а это, согласно руководствам по сыскному делу, первый шаг к обнаружению убийцы.
Глава пятая
Два молодца бесплатно ужинают в харчевне; странные события они наблюдают на набережной
- Первым делом, - сказал Ма Жун, когда они с Цзяо Даем вышли из стен управы, - первым делом надо бы подкрепиться. После возни с этими ленивыми недоносками я просто помираю с голоду.
- И от жажды! - добавил Цзяо Дай.
Они вошли в первую попавшуюся харчевню против юго-западного угла управы. То было маленькое заведение с выспренней вывеской - "Сад Девяти Цветов". Их встретил разноголосый гомон - помещенье оказалось переполнено. С трудом они нашли свободное место в самой глубине подле высокого прилавка, позади которого некий однорукий человек помешивал лапшу в огромном чане.
Усевшись, друзья стали разглядывать посетителей. В основном то были мелкие лавочники, забежавшие наскоро перекусить, чтобы успеть вернуться к вечернему наплыву покупателей. Они жадно поглощали лапшу, прерываясь лишь для того, чтобы передать по кругу оловянные кувшины с вином.
Мимо пробегал прислужник с подносом, нагруженным мисками лапши. Цзяо Дай поймал его за рукав.
- Четыре порции! И два больших кувшина! - приказал он.
- Успеете! - рявкнул в ответ прислужник. - Не видите, что ли, я занят!
Цзяо Дай разразился потоком колоритнейших проклятий. Однорукий за прилавком поднял голову, внимательно оглядел их, потом, бросив свой длинный бамбуковый черпак, двинулся к их столику. Его залитое потом лицо расплылось в широкой улыбке.
- Знаю только одного человека, который умеет так ругаться! - воскликнул он. - Какими судьбами вы здесь, господин?
- Забудь про господина, - цыкнул на него Цзяо Дай. - После того как нас отправили на север, я попал в опалу и утратил свой чин вместе с именем. Теперь меня зовут Цзяо Дай. Не можешь ли ты добыть нам какой-нибудь снеди?
- Мигом все будет, господин, - протараторил тот, исчез в кухне и тут же вернулся; за ним следовала тучная женщина с подносом в руках, а на подносе - два больших винных кувшина и плоское блюдо, заваленное рыбой и овощами.
- Так-то оно лучше! - удовлетворенно промолвил Цзяо Дай. - Садись, солдат. Раз пошло такое дело, пусть уж твоя старуха за тебя поработает!
Хозяин харчевни занял табурет, а его жена - место позади прилавка. Покуда друзья пили-ели, хозяин успел им поведать, что сам он - уроженец Пенлея, что, отслужив в Корее, он на сбереженные денежки купил харчевню и дела идут недурно. Искоса глянув на коричневые одеяния, харчевник понизил голос:
- Зачем это вы пошли служить туда, в управу?
- Затем же, зачем ты размешиваешь лапшу в чане, - отвечал Цзяо Дай. - Чтобы заработать на жизнь.
Однорукий поглядел налево, поглядел направо и потом прошептал:
- Худые там творятся дела! Вы что, не знаете? Две недели назад они придушили судью, а потом нашинковали его мелкими кусочками!
- А я-то думал, его отравили! - заметил Ма Жун, сделав добрый глоток вина из своей чарки.
- Это они так говорят! - сказал хозяин харчевни. - Котелок с начинкой для пирога - вот и все, что осталось от того судьи! Верьте мне, там, в управе, нехорошие люди.
- Новый судья - отличный малый, - заметил Цзяо Дай.
- Про этого я ничего не знаю, - стоял на своем однорукий, - а вот Фан с Таном - оба хороши.
- Чем же плох этот старый трус? - удивился Цзяо Дай. - По мне, так он и мухи не обидит.
- Не будем о нем! - мрачно промолвил хозяин. - Он… он, знаете ли, не такой, как все. Но кое в чем Тан совсем дрянь.
- В чем? - спросил Ма Жун.
- У нас тут, скажу я вам, творится такое, чего сразу не разглядишь, - зашептал однорукий. - А я здешний, я-то знаю! С древних времен в наших местах обретаются всякие странные люди. Старик отец мне частенько рассказывал…
Он смолк, печально покачал головой и разом опорожнил чарку, налитую ему Цзяо Даем.
Ма Жун пожал плечами.
- С этим мы сами как-нибудь разберемся, - промычал он, - это нам раз плюнуть. А что до другого, до Фана, тут пока не о чем беспокоиться. Стражники говорят, он вроде как запропастился куда-то.
- А, чтоб ему вовсе пропасть! - с чувством пожелал однорукий. - Этот грабитель дерет деньгу со всех и с каждого, он жадней даже старшего пристава. А что еще хуже - ни единой женщины не пропускает. Смазлив, мерзавец, и одному Небу известно, скольких он уже попортил! Разжирел, правда, воруя на пару с Таном, и тот его всегда покрывает.
- Ничего, - вмешался Цзяо Дай, - его счастливым денечкам конец пришел - отныне Фан будет под нашим надзором. Взяток он, должно быть, нахапал. Хотя, как я слышал, загородная усадьба у него невелика.
- Это наследство от дальнего родственника, - сказал хозяин харчевни. - В прошлом году получил. Захудалое подворье, да и местечко пустынное - возле заброшенного храма. Славное дело, коли он там застрял; коли так - они-то его и поимели.
- Ты что, в конце концов, нормально по-китайски сказать не можешь? - возопил Ма Жун, выйдя из себя. - Какие такие "они"?
Однорукий кликнул прислужника. После того как тот поставил на стол две огромные миски с лапшой, хозяин тихо заговорил:
- К западу от усадьбы Фана, где проселок выходит к тракту, есть старый храм. Девять лет назад жили в нем четыре монаха; все они были из общины Храма Белого Облака, что за восточными воротами. И вот однажды утром всех четверых нашли мертвыми - горла перерезаны аж от уха до уха. Замены им не нашлось, и с тех пор храм запустел. Но призраки тех четырех монахов по сей день являются в том месте, и частенько. Крестьяне по ночам там видят огни, и все обходят тот храм стороной. Вот хотя бы на прошлой неделе мой двоюродный брат поздней ночью оказался поблизости от того места и при свете луны заметил: монах туда крадется. А сам без головы. Он яснее ясного видел - свою отрезанную голову тот нес под мышкой.
- Всесильное Небо! - вскричал Цзяо Дай. - Нельзя ли не рассказывать такие ужасы? Как я могу есть лапшу, если она у меня в миске встает дыбом?
Ма Жун расхохотался. Они принялись за лапшу всерьез и начисто опорожнили миски. Тогда Цзяо Дай поднялся и стал шарить в рукаве. Тут же хозяин харчевни схватил его за руку и закричал:
- Ни в коем случае, господин! Эта харчевня и все, что в ней, все - ваше. Если бы не вы, те корейские конники меня бы…
- Ладно! - оборвал его Цзяо Дай. - Благодарим за гостеприимство. Но если хочешь, чтобы мы сюда захаживали, в другой раз возьмешь плату наличными!
Однорукий разразился было протестующей речью, но Цзяо Дай похлопал его по плечу, и они вышли.
На улице Цзяо Дай сказал Ма Жуну:
- Червячка мы заморили, брат, пора бы и за работу! Но не знаешь ли, как это делается - как разнюхивают, чем пахнет в городе?
Ма Жун потянул носом, посмотрел на густой туман, почесал в затылке и ответил:
- Полагаю, посредством ног, брат!
И они двинулись вдоль по улице, держась поближе к освещенным фасадам лавок. Несмотря на туман, покупателей было довольно много. Друзья не спеша разглядывали местные товары, то здесь, то там прицениваясь. Дойдя до врат Храма Бога Войны, они вошли внутрь, на пару медяков купили пучок курительных палочек и, воскурив их перед алтарем, помолились за души павших на поле брани.
Затем двинулись в южную часть города. И тут Ма Жун спросил:
- Слушай, а чего это мы все прем и прем на этих варваров? Они же за границей. Вот пусть и варятся ублюдки в собственном соку!
- Ничего ты не смыслишь в политике, брат, - снисходительно отвечал Цзяо Дай. - Это наш долг - отвратить их от их варварства и привить им нашу культуру!
- Так-то оно так, - заметил Ма Жун, - только эти кочевники тоже кое в чем смыслят. Знаешь, почему у них не требуется, чтобы девушка-невеста обязательно была девственницей? Потому что они делают скидку на то, что девицы их - кочевницы и с малых лет скачут верхом! Однако нашим девицам об этом знать ни к чему!
- А может, хватит болтать? - разозлился Цзяо Дай. - Мы и так, похоже, заблудились.
Место, в котором они оказались, судя по всему, было жилым кварталом. По обе стороны улицы, вымощенной гладкими каменными плитами, смутно проступали высокие стены больших домов. Кругом было тихо, туман приглушил все звуки.
- Да тут вроде бы мост, - сказал Ма Жун. - Наверное, это тот самый канал, что пересекает южный квартал. Коль пойдем вдоль него на восток, глядишь, и выйдем опять на торговую улицу. Так я думаю.
Они прошли по мосту и пустились вдоль берега.
Вдруг Ма Жун тронул Цзяо Дая за руку. Молча он указал на противоположный берег, чуть видимый за туманом.
Цзяо Дай вгляделся. Какие-то люди двигались по той стороне и, насколько можно было разглядеть, несли на плечах маленькие открытые носилки. В блеклом лунном свете, сочившемся сквозь туман, он разглядел на носилках человеческую фигуру: кто-то без головного убора сидел, скрестив ноги и сложив руки на груди. Казалось, весь он запеленат в белое.
- Что за странный тип? - Цзяо Дая явно поразило это зрелище.
- Небо его знает, - пробурчал Ма Жун. - Смотри, они остановились.
Порыв ветра отнес облако тумана в сторону. Было видно, как люди опустили носилки наземь. И тут же двое, стоявших позади, взмахнули дубинками и обрушили их на голову и плечи человека в носилках. Туман вновь сомкнулся. Раздался всплеск.
Ма Жун выругался.
- Назад, к мосту! - прошипел он Цзяо Даю.