Официант принес ему кофе, и он принялся наблюдать за компанией молодых людей на другом конце зала. Те шутили и смеялись. Ему захотелось присоединиться к ним, настолько исчезло в его сознании прошедшее время. Ему захотелось присоединиться к ним, словно он был одного с ними возраста, как будто ничего не произошло. Однако он вдруг увидел себя в боковом настенном зеркале, с проседью на висках, с мелкими морщинами в уголках глаз - одинокого и окруженного призраками, погруженного во тьму и пустоту. И он сбежал, с комком в горле, смешавшись с толпой, вытекавшей из офисов и магазинов, спешащей по домам, - он не знал, куда спрятаться, и то мчался, то шел торопливым шагом, пока вдруг не очутился на улице Дионисиу, по странности длинной и пустой.
Он остановился и медленно побрел по тротуару с правой стороны, следя взглядом за четными номерами напротив. Вечерело, и серое афинское небо окрашивалось бледным и туманным пурпуром. Мимо проехал мальчик на велосипеде. Ребенок выглянул на балкон, чтобы забрать оттуда мяч, и секунду молча смотрел на него. Где-то далеко пролетел самолет, оставив в небе шлейф белого дыма.
Дионисиу, 17.
На доме висела поблекшая вывеска старой типографии с потрескавшейся краской, дверь пыльная, замок тоже покрыт слоем пыли и проржавел. Видно было, что вот уже долгие годы никто не поднимал ставни. Мишель некоторое время молча смотрел на заброшенное место, невероятное здание, а потом двинулся дальше и остановился метров через сто, там, где мерцала яркая вывеска с надписью: "Бар "Милос"". Он вошел и сел неподалеку от двери, чтобы хорошо просматривалась вся улица, и заказал узо с водой и льдом. Когда подошел официант с заказом, Мишель задержал его и, указывая на ставни дома номер 17, спросил:
- Не знаете, типография все еще действует?
Официант поглядел в указанном направлении, а потом покачал головой:
- С тех пор как я здесь, этот дом все время стоит в таком состоянии.
- А как давно вы здесь работаете?
- Семь лет.
- Вы приходите сюда каждое утро?
- Каждое божье утро, сударь.
- И никогда не видели, чтобы кто-нибудь входил или выходил?
- Никогда, сударь. Могу я узнать, почему вы спрашиваете?
- У меня есть подборка журнала, печатавшегося здесь, и мне бы хотелось заполучить какой-нибудь старый номер.
- Понятно.
- Не знаете, есть ли в этом здании консьерж?
- Не думаю, сударь. Консьержи есть только в красивых, современных домах на проспекте Патиссион или улице Стадиу или на площади Омонии. А здесь все здания очень старые, они были построены еще до войны с турками.
- Благодарю вас.
Мишель расплатился, оставив хорошие чаевые, и вернулся обратно. Он собирался отправиться домой - на случай если звонил Норман. Официант убрал со стола посуду, сунув чаевые в карман, а потом вышел на улицу, собираясь накрыть целлофаном скатерти на столиках, стоявших на улице. К тому времени уже стемнело, и, случайно бросив взгляд на другую сторону дороги, он увидел - из-под ставней дома номер 17 проникал слабый свет.
- Сударь! - тут же прокричал официант, обращаясь к Мишелю, ушедшему уже довольно далеко. - Сударь, подождите!
Но Мишель не слышал, поскольку находился слишком близко от оживленной главной улицы и заворачивал за угол. Официант вернулся к работе и целый вечер, обслуживая клиентов, нет-нет, да и поглядывал на дом на противоположной стороне. Когда он возвращался домой в два часа ночи, свет все еще мерцал под опущенными ставнями дома номер 17 по улице Дионисиу.
Норман позвонил около девяти.
- Где ты? - спросил Мишель.
- В гараже, в нескольких метрах от границы. Сегодня переночую в Сидирокастро, а завтра приеду к тебе.
- Быстро ты управился. Обнаружил что-нибудь?
- Да. Информация, находившаяся у меня в руках, оказалась верной: Скотланд-Ярд утаил от меня только одну деталь касательно смерти моего отца. На самом деле на его теле нашли записку с одной фразой…
- С какой фразой, Норман, с какой фразой?
Норман медленно прочел слова, записанные на листке:
Часто без страха видал ты, как гибли могучие мужи
В битве, иной одиноко, иной в многолюдстве сраженья, -
Здесь же пришел бы ты в трепет, от страха бы обмер.
- Что это, Мишель? Что это значит?
- Я знаю… знаю… Позвони мне через десять минут, и я тебе скажу. Я уверен, что знаю.
Норман повесил трубку, а Мишель побежал к своему чемодану и достал оттуда экземпляр "Одиссеи", захваченный с собой. Он пометил некоторые фрагменты, поразившие его… вот… одиннадцатая песнь, слова Агамемнона Одиссею в царстве мертвых…
Когда Норман перезвонил, он с текстом в руках готов был отвечать:
- Это отрывок о сошествии в царство мертвых, Норман, из одиннадцатой песни "Одиссеи". Тень Агамемнона в царстве мертвых описывает Одиссею, как его товарищей и Кассандру убили по возвращении с Троянской войны домой… И свой ужас от убийства товарищей и беззащитной девушки…
На другом конце провода последовало долгое молчание, нарушаемое лишь треском на международной линии.
- Норман, ты еще там?
Норман заговорил с трудом, и голос его казался чужим:
- Да… Это могло бы связать смерть моего отца с убийством Руссоса и Карагеоргиса…
- Вероятно.
- Другого объяснения нет.
- Я не знаю, Норман. Все не так просто. Приезжай в Афины, и мы все обсудим. А я тем временем постараюсь выяснить, что означают другие послания. Мне в голову пришла одна идея.
- Хорошо, - согласился Норман. - Я скоро приеду.
- Норман?
- Да.
- Не падай духом. Мы должны дойти до конца.
- Не думай обо мне. Иди по следу. Я привезу тебе еще кое-что.
- Ты можешь сказать мне, о чем идет речь?
- О стреле… Точно такой же, как та, какой убили моего отца.
Мишель сел за стол, закурил и начал сравнивать фрагмент, сообщенный ему Норманом, с текстом "Одиссеи". Он листал страницы, поскольку первоначально ему показалось вероятным, что и послания, найденные рядом с телами Руссоса и Карагеоргиса, тоже были взяты из поэмы, но поиски не дали никаких результатов.
Он бросился на постель и какое-то время пролежал неподвижно, стараясь расслабиться, но не мог избавиться от охвативших его мыслей. До сих пор полученные результаты не слишком впечатляли. Охота за сосудом Тиресия не принесла плодов. Человек, с которым они встречались в Котронасе, больше не появлялся. А теперь еще и убийство Джеймса Шилдса оказалось связанным со смертью Руссоса и Карагеоргиса, но как и почему? Кроме того, где, интересно, отпечатали сочинение Периклиса Арватиса, если типография на улице Дионисиу, 17, по всей видимости, уже давно закрыта?
Назавтра он попросит аудиенции у директора Национального музея и попытается найти Аристотелиса Малидиса. На данный момент это был единственный реальный след, все еще открытый для него.
Снова зазвенел телефон: международный вызов.
- Мишель? Это Мирей. Наконец-то я тебя разыскала.
- Прости. У меня все не было времени позвонить тебе и сообщить, что я добрался до гостиницы в Афинах.
- Не важно. Я сама попробовала тебя найти, и, как видишь, мне это удалось. Как продвигаются дела?
- Поиски оказались долгими и сложными, я встретил много препятствий…
- Я хочу тебя видеть.
- Я тоже очень хочу.
- Начиная со следующей недели я свободна. Я хотела бы приехать в Афины и побыть с тобой.
- Мирей, то, чем я занимаюсь, - не только научное исследование. Я помогаю Норману пролить свет на смерть его отца… Нельзя исключать, что мы можем подвергаться опасности.
- Именно поэтому я и хочу быть рядом.
- Я сейчас хотел бы этого больше всего на свете, поверь мне… Ты каждую ночь снишься мне, но, боюсь, твое присутствие создаст дополнительные проблемы… для Нормана, конечно. Он, разумеется, хотел бы, чтобы некоторые вещи остались между ним и мной. Думаю, ты понимаешь…
- Конечно… Значит, ты хочешь, чтобы я от тебя отстала, верно?
- Мирей, дай мне несколько дней. Если в моей работе наступит просвет, я тебе сразу же позвоню… Кроме того… не исключено, что ты будешь мне полезнее там, где сейчас находишься.
- Хорошо, но помни: чем суровее то воздержание, на которое ты меня обрекаешь, тем суровее будет и наказание, которое тебе придется вытерпеть.
Мишель улыбнулся:
- Я готов стерпеть любое наказание, наложенное вами, моя госпожа.
- Я скучаю.
- Я тоже.
- Мишель, ты, случайно, ничего от меня не скрываешь?
- Скрываю, Мирей, но прошу тебя: потерпи. Сейчас я не знаю, как тебе обо всем рассказать. Но не лишай меня своей любви, ни сейчас, ни… потом. Ею я дорожу больше всего в жизни.
Норман остановил машину на греческом пограничном посту в Сидирокастро и заплатил гиду обещанное вознаграждение. Акирис поблагодарил и пешком пошел в деревню, предварительно показав офицерам пропуск жителя приграничной зоны, разрешавший ежедневно переходить границу. Норман, в свою очередь, подъехал на пост и показал свой паспорт. Агент посмотрел на фотографию, но документ не вернул.
- Господин Шилдс, будьте добры, следуйте за мной.
- В чем дело?
- Простая формальность. Прошу вас, следуйте за мной, я отниму у вас несколько минут. Всего лишь проверка. Оставьте ключи в замке зажигания: мой коллега припаркует вашу машину.
Норман повиновался и отправился на полицейский пост вместе с агентом. Его привели в небольшой кабинет, освещенный одной-единственной лампой, висевшей над столом. Он едва мог разглядеть фигуру человека, сидевшего за столом.
- Добрый вечер, господин Шилдс, прошу вас, располагайтесь.
- Послушайте, уже полночь, я смертельно устал и хочу спать. Если вам необходимо устроить проверку, сделайте любезность…
- Как, господин Шилдс, вы разве не помните, что мы с вами уже встречались? Уделите хоть несколько минут старому знакомому.
Норман сел и внимательно рассмотрел силуэт того, кто сидел напротив него, сопоставил черты, что-то напоминавшие ему, с голосом, уже где-то слышанным прежде, и вдруг с ужасом осознал, с кем имеет дело.
- Павлос Караманлис!
- Именно, господин Шилдс.
- Что означает вся эта комедия с проверкой, что вам от меня нужно?
- Ладно. Вижу, вы сразу хотите перейти к сути дела, и не стану заставлять себя упрашивать. Я хочу знать, зачем вы приехали в Грецию, вы и ваш друг Мишель Шарье, что вы делали в Диру в то время, когда мой агент Карагеоргис погиб в пещере Катафиги. А еще - с кем вы встречались на восточном побережье Лаконского полуострова и кто тот человек, которому вы предоставили свой автомобиль.
Норман не растерялся:
- Перед вами уже не тот отчаявшийся мальчик, что десять лет назад, Караманлис. Мне наплевать на вас и на ваши вопросы. У вас нет никакого права задерживать меня, следовательно, я ухожу.
Караманлис встал.
- Советую вам не делать этого. У моих людей было достаточно времени, чтобы положить немного порошка на заднее сиденье "ровера". Вполне достаточно для того, чтобы отправить вас в тюрьму.
- Вы блефуете, Караманлис.
- А еще я хочу знать, что вы делали в Югославии вместе с проводником по горам.
Норман покачал головой и вознамерился встать.
- Имейте в виду, я не шучу, Шилдс. Вы ведь знаете - я не шучу. Даже если вам удастся доказать свою невиновность, это будет стоить вам по крайней мере нескольких месяцев задержания. Вам придется пережить допросы, процесс… Я все еще могу уничтожить вас…
Норман покачал головой.
- Погодите, я вовсе не хочу навлекать на вас неприятности, мне только нужно узнать, кто это развлекается, истребляя моих людей - Руссоса, Карагеоргиса, а также вашего отца, Шилдс… Также и вашего отца!
Норман внезапно почувствовал, как силы покидают его: значит, его подозрения подтвердились. Он откинулся на спинку стула.
- При чем здесь мой отец? - спросил он, опустив голову.
- Ваш отец осуществлял связь между американскими секретными службами и нашей политической полицией во время восстания в Политехническом… Он умер по той же самой причине, по какой еще один мой агент, Василиос Влассос, чуть не распрощался с жизнью.
Норман поднял голову, лицо его казалось усталым.
- Что с ним произошло?
- Влассоса всего изрешетили, наполовину кастрировали, и он чуть было не отдал концы.
- Когда это случилось, где?
- Минутку, Шилдс. Здесь я задаю вопросы.
- Послушайте, Караманлис, я очень сильно вас презираю, и видит Бог, чего мне стоит выносить ваше присутствие даже несколько минут, но я понимаю - у вас есть интересующая меня информация, а я могу отплатить вам, сообщив другую информацию. Однако имейте в виду - вы остаетесь моим врагом.
- Я не брал того сосуда.
- Все равно на вас лежит ответственность за смерть Клаудио Сетти и Элени Калудис.
Караманлис явно не поддался на провокацию.
- Мне нужны от вас только те сведения, о которых я вас спрашивал.
- Я намерен сообщить их вам, однако, в свою очередь, тоже задам вопросы.
Караманлис встал.
- Я должен вас обыскать, - сказал он, - может, на вас магнитофон.
Норман позволил себя обшарить, после чего снова сел.
- Прежде всего, - произнес он, - я хочу знать, какое именно отношение имеет мой отец к этому делу.
Караманлис молча и пристально посмотрел на него, а потом промолвил:
- Как вам будет угодно.
Они долго разговаривали, Норман время от времени прикуривал сигарету, собираясь с мыслями и сопоставляя фрагменты мозаики, постепенно складывающиеся в единый рисунок. Под конец он спросил:
- Вы видели стрелы, которыми пронзили Влассоса?
- Они у меня, - ответил Караманлис.
- Принесите их. Я сейчас вернусь.
Он вышел, отправился на площадку и достал из машины газетный сверток со стрелой, купленной им в Югославии за сорок долларов. Когда он снова оказался в кабинете, на столе перед Караманлисом лежали в ряд три стрелы, и Норман поместил рядом свою. Они оказались идентичны - особенная модель, деревянные "Истон игл" со стальными наконечниками.
В два часа ночи телефон в номере Мишеля снова зазвонил.
- Мишель Шарье. Кто говорит?
- Мишель, совершено покушение на еще одного агента Караманлиса, некоего Василиоса Влассоса, при помощи лука и стрелы, как и на моего отца…
- Ах, это ты, Норман? - произнес Мишель сонно. - Ты уверен?
- А на древке вырезана фраза: "Ты положил хлеба в холодную печь".
- Еще одна загадка… Когда ты приедешь в Афины? Норман не ответил. Когда он снова заговорил, голос его звучал неуверенно и надтреснуто.
- Мишель, - сказал он, - Мишель, мне кажется, ты прав…
- Что ты имеешь в виду?
- Клаудио… Клаудио жив… Это он всех их убивает.
15
Афины
28 сентября, 23.30
После этих слов Мишелю никак не удавалось заснуть: неужели действительно Клаудио совершил все эти преступления? Его старый друг оказался безжалостным мстителем? Десять лет… Неужели такое в самом деле возможно? Десять лет во мраке и молчании вынашивать лишь ненависть? Десять лет замышлять кровопролитие, носить в себе одно-единственное чудовищное желание? Разве человек способен на подобное?
Он пытался воскресить в памяти другие эпизоды их совместной жизни в прежние времена: шутки, споры, глупости, интеллектуальные сражения. Искал в прошлом хоть одно малейшее указание, которое бы связало того Клаудио с его сегодняшним поведением, если, конечно, все это было правдой, но ничего не мог припомнить. На листке бумаге вслед за другими он записал и эту, последнюю фразу:
"Ты положил хлеба в холодную печь".
Однако ни на какие догадки она его не натолкнула. Когда он уже собирался лечь спать и принять снотворное, внезапно его осенила идея. Ну конечно, и как он раньше об этом не подумал: если фраза, найденная на теле Шилдса, - строка из "Одиссеи", быть может, и другие принадлежат перу классических авторов. Но где же найти всю требуемую литературу, в огромном объеме, учитывая, что эти слова ничего ему не говорят? Быть может, речь идет об известном фрагменте, может, это что-то простое и очевидное? Однако фраза казалась столь странной, что никакой контекст не приходил ему в голову. Впервые он понял: то, что сохранилось из античной литературы, - неохватная масса, способная обескуражить любого человека, которому пришлось бы в одиночку искать в ней слово, безымянное выражение… Человека… человека - конечно, но не обработчика данных… "Икарус"!
"Икарус" может найти любую ассоциацию на основе хотя бы двух слов в огромном собрании греческой, римской и латинской литературы, от Гомера до Исидора Севильского: пятнадцать веков человеческой мысли собраны на оптическом диске объемом в пять миллионов килобайт… Но как получить доступ к "Икарусу"? Доведено ли до конца создание программы и сканирование произведений? Он знал - нескончаемый каталог составляется "Бритиш информатикс" уже много лет и почти закончен, а вот банк данных пока что закрыт и не подключен к терминалам исследовательских институтов.
…Мирей! Ее родители - члены компании и входят в административный совет. А вдруг ей это удастся? Если она получит разрешение, то сможет отправиться в Лондон и послать запрос компьютеру: словосочетания "холодная печь" или "я нага", вероятно, будет достаточно, чтобы найти фрагмент, и даже если в переводе имеются неточности, компьютер все равно сможет узнать оригинальное выражение.
Он бросился в постель и выпил несколько капель валиума, чтобы немного поспать и справиться с охватившим его волнением, от которого, несомненно, мог бы бодрствовать остаток ночи.
Едва проснувшись, он позвонил Мирей. Ему повезло: из-за разницы часовых поясов она все еще оставалась дома.
- Мирей, мне нужна твоя помощь. Ты можешь решить проблему, в которой я увяз по уши.
- Как это так: за несколько часов ты вдруг полностью передумал: сначала гонишь меня, а теперь, оказывается, я тебе могу жизнь спасти? - сказала девушка с нескрываемой иронией.
- Мирей, я не шучу: речь идет о жизни и смерти, понимаешь? Так вот, у "Бритиш информатикс" есть программа "Икарус". На данный момент она недоступна простым смертным. Я хочу, чтобы ты получила разрешение на доступ, обратилась к программе с запросом и сообщила мне ответ.
Мирей какое-то время озадаченно молчала, а потом проговорила:
- Я должна спросить у отца…
- Знаю… Скажи ему, что это для тебя. Он не откажет тебе.
- Дело не в этом. Наши отношения…
- Мирей, повторяю: это вопрос жизни и смерти.
- Хорошо, я все сделаю.
- Спасибо.
- И лично привезу тебе результат в Афины.
- Да это попросту шантаж.
- Хочешь - соглашайся, хочешь - нет.
- Хорошо. А теперь возьми бумагу и ручку, я продиктую тебе несколько возможных сочетаний. Это послание на новогреческом. Я подозреваю, что оно представляет собой перевод с древнегреческого оригинала, понимаешь?
- Ясно. Ты хочешь, чтобы я установила фрагмент и автора.
- Если это возможно… и если я верно угадал.
Мишель продиктовал несколько вариантов фраз, которые предстояло распознать "Икарусу" на древнегреческом.
- Ты все записала? - спросил он в конце.