Ари какое-то мгновение колебался, а потом сказал:
- Вы правильно поступили… Куда вы его поставили?
Мишель знаком указал на шкаф.
- Никому об этом не говорите, пожалуйста… пожалуйста. Его… его обнаружил профессор Арватис, это его последняя находка… Он умер из-за нее. Позже я расскажу вам все, что знаю. А теперь поклянитесь мне, что ни с кем не будете об этом разговаривать.
Молодые люди согласились.
- А сейчас пойдем, - продолжил Ари, - нам нужно позаботиться об этой девушке.
Норман и Клаудио скрестили руки, сделав что-то наподобие сиденья, и перенесли Элени в такси, уже ожидавшее у входа с заведенным мотором. Ари вполголоса сообщил таксисту адрес, и машина стремительно тронулась. Норман сидел впереди Клаудио, который, забившись в угол на заднем сиденье, держал на коленях голову Элени и гладил ее рукой по ледяному лбу, покрытому потом.
Мишель тем временем ехал на своей маленькой малолитражке по улицам, постепенно начинавшим оживляться и заполняться машинами в предрассветные часы.
По всей видимости, аптекаря уже предупредили: он вручил молодому человеку все, что тому требовалось, не задавая лишних вопросов. Мишель расплатился и немедленно двинулся в обратный путь. Он двигался осторожно, стараясь не привлекать внимание, объезжая опасные районы. В какой-то момент, решив, что опасность миновала, он вдавил педаль газа в пол. Назначенное место было уже недалеко.
Вдруг, когда он собирался повернуть налево, с перекрестка выехала полицейская машина с включенной сиреной и проблесковым маячком. Мишелю показалось, что он умирает. Автомобиль обогнал его, и из правого окна высунули знак "стоп". Мишель остановился, стараясь сохранять спокойствие.
Полицейский взглянул на французский номерной знак машины и подошел к водителю, приставив руку к фуражке.
- То диаватирио, паракало.
Мишель вынул из кармана права и паспорт и протянул их патрульному.
- А, вы понимаете по-гречески, - проговорил полицейский.
- Да, - ответил Мишель, - я немного говорю на вашем языке. Я учусь во французской археологической школе в Афинах.
- Значит, студент. Хорошо, хорошо. Вы знаете, что здесь существует ограничение - пятьдесят километров в час?
- О, я сожалею, дело в том, что я должен встретить своего профессора на вокзале и опаздываю. Я не слышал будильника и…
Другой полицейский, тот, что сидел за рулем, тем временем вышел из машины и расхаживал вокруг малолитражки, украдкой заглядывая внутрь. Внезапно он подошел к коллеге и шепнул ему что-то на ухо. Мишель вспотел, но старался держаться непринужденно.
- Выйдите из машины, пожалуйста, - сказал офицер, внезапно становясь серьезным.
- Послушайте, будьте ко мне снисходительны, я действительно опаздываю. - Он сунул руку в кошелек. - Если вы скажете мне, сколько я должен заплатить за правонарушение… Видите ли, если профессор приедет, а меня там не окажется, у меня будут неприятности и…
- Выйдите из машины, пожалуйста.
Мишель вышел из машины и встал посреди улицы с кошельком в руке.
Полицейский зажег электрический фонарик и начал досмотр. Луч осветил заднее сиденье, обнаруживая большое пятно крови. Крови Элени. Потом патрульный достал аптечку и открыл ее: там лежали бинты, игла для переливания крови, ксилокаин, кетгут, антибиотики.
- Полагаю, вашему профессору придется взять такси, - сказал он с ухмылкой. - Вы должны нам кое-что объяснить, мсье Шарье.
Мишель в жизни своей прежде не испытывал физической боли, разве что самую незначительную. Его отвезли в большое серое здание, расположенное неподалеку, и отвели в подвал, закрыв в пустом помещении. Несколько минут он ждал, напрягая слух. Ему показалось, будто он слышит приглушенные крики, стоны, звук шагов, хлопанье дверей, какую-то суету. Человеку, явившемуся допрашивать его, он ответил, что не станет ничего говорить до тех пор, пока не вызовут представителя французского консульства.
Однако он заговорил, и довольно скоро: мало кто был способен выдержать пытку под названием "фаланга". При первых ударах по голым ступням он стиснул зубы, призывая на помощь все свое мужество и преданность друзьям, но жестокая боль проникала ему в мозг, парализуя его волю.
Он кричал, вопил и проклинал, а потом безутешно заплакал. Боль, мучившая каждую клеточку его тела, каждый миллиметр кожи, тем не менее позволяла ему думать. Он понимал, что уже все выдал, что предал друзей, и это сознание было еще мучительнее пытки.
Его палач бил спокойно и точно, словно ничего не слышал. Казалось, он методично выполняет нужную работу - он еще несколько минут продолжал избиение после того, как Мишель прокричал, что все скажет… все. Создавалось такое впечатление, будто палач наказывает его за то, что молодой человек не избавил его от этой, пусть краткой, работы.
Он провел платком по лбу и по волосатой груди, а потом сказал что-то в переговорное устройство, висевшее на стене. Вскоре в помещение вошел чиновник в штатском, чтобы отвести Мишеля в смежную комнату. Палач остался на пороге пыточной. Почти тут же двое полицейских привели второго юношу, с лицом, покрытым синяками, - рот его был полон крови, в глазах стоял ужас.
Мишель сделал было движение, пытаясь подняться, но, едва коснувшись ногами пола, упал, закричав от боли. Двое полицейских привязали молодого человека к пыточной скамье, сняли с него ботинки и носки, а потом приподняли Мишеля и вывели его из комнаты.
Дверь снова закрылась за его спиной с сухим стуком. Его практически оттащили на руках в другую комнату, впереди шел офицер по имени Караманлис. Прежде чем войти, молодой человек обернулся и услышал протяжный рев, почти звериный, хоть и приглушенный толщей двери. Он опустил глаза и, пошатываясь и спотыкаясь, последовал за офицером. Его бросили на железный стул.
- Итак, - сказал офицер, - кого вы перевозили на своей машине? Кто пользовался теми предметами, что мы у вас нашли?
- Одну мою подругу, ее ранили в Политехническом сегодня ночью. Мы пытались ее вылечить.
Чиновник покачал головой:
- Ах, какая неосторожность. Вы должны были сразу же отвезти ее в больницу. Или, может быть, вам было что скрывать?
- Нам нечего скрывать. Мы хотели только избавить ее от того, что вы сделали со мной и с тем другим юношей.
- Они преступники и не заслуживают никакого сочувствия. Они губят нашу страну. Вам, иностранцу, не следовало вмешиваться в чужие дела. А теперь расскажите мне, что знаете, а мы сделаем вид, будто никогда с вами не встречались. Никто не узнает о произошедшем сегодня ночью. Мы не будем составлять протокола. Как имя этой девушки?
- Ее зовут… Элени Калудис.
- Вы сказали "Калудис"? Хорошо. А теперь скажите мне, где она сейчас. Смелее, даю вам слово офицера - ей ничего не сделают. Напротив, мы вылечим ее. Вот увидите. Ей придется ответить на несколько вопросов, само собой, но поверьте, мы не причиняем боли женщинам. Я - человек чести.
Мишель все рассказал ему, и лицо офицера засияло от удовольствия.
- Наконец-то, наконец-то: голос по радио… Проклятый голос по радио… Молодец, мальчик, молодец, вы не представляете, какую услугу нам оказали. Вы помогали опасной преступнице, угрожавшей безопасности государства. Конечно, вы иностранец, вы не понимали, что делаете…
Мишель вытаращил глаза:
- Что вы говорите, что вы такое говорите? Проклятие! Что за история с радио? Какая преступница? Я ни одному слову не верю из того, что вы сказали. Ублюдок! Ублюдок!
Караманлис усмехнулся:
- Бросьте его в камеру, - сказал он своим подчиненным. - Пока он нам больше не нужен.
Он вышел, и звук его шагов по ступеням лестницы постепенно затих. Мишеля вытащили в коридор. С другой стороны, на пороге комнаты, человек с волосатой грудью курил сигарету, прислонившись к косяку. Изнутри не проникал ни один звук, даже стоны.
- Я сделал что мог, - сказал врач. - Влил ей физраствор, чтобы поднять давление, остановил кровотечение, но этой девушке нужно переливание крови, а ваш друг так и не появился. Несомненно, с ним что-то приключилось.
Клаудио заламывал руки:
- Я не понимаю, не понимаю…
Норман встал.
- Клаудио, наше положение с минуты на минуту может стать критическим. Если бы возникли какие-то кратковременные препятствия, Мишель позвонил бы, он нашел бы способ нас предупредить. Наверняка с ним случилось что-то серьезное. Почему бы тебе не позвонить родителям Элени?.. Ты берешь на себя огромную ответственность.
- Они в Комотини и ничем не могут нам помочь. Они будут беспокоиться - только и всего. Но что же, черт возьми, могло произойти?
- Я даже представить себе не могу. Он уже больше часа как должен был быть здесь, даже учитывая возможные пробки, объезды, трудности, связанные с проездом.
- Да, но тогда почему он не звонит?
- Может быть, полицейские частично обрубили телефонные коммуникации, откуда я знаю?
Элени, по-прежнему лежавшая на кровати, открыла глаза.
- Клаудио, - сказала она, - мы больше не можем здесь оставаться, это становится опасным и для доктора, который нам помог… Я не хочу ехать в больницу, они меня тут же арестуют. Послушай, я чувствую себя немного лучше. Найди такси и отвези меня домой. А потом ты сам отправишься за лекарствами и за всем прочим, что должен был привезти Мишель. Доктор мог бы вернуться вечером и закончить лечение. Он сказал, пуля вышла с другой стороны. Я справлюсь. Мишель рано или поздно появится, вот увидишь, но сейчас мы должны уходить, прошу тебя…
- Элени права, Клаудио, - согласился Норман.
- Да, может быть, именно так мы и должны поступить. - Он обернулся к врачу: - А вы что скажете, доктор?
- Может быть… она молода, кровотечение прекратилось. Я ввел ей раствор с питательными веществами. Но ей ничего нельзя делать, она должна лежать неподвижно, если возможно, спать. У меня прием до семи, потом я приду к вам. Где находится дом?
Они сказали ему.
- В восемь я буду у вас. На врачей закон о комендантском часе не распространяется. Вы, Норман, должны быть там: мы будем делать переливание крови.
- А когда мы сможем увезти ее отсюда? - спросил Клаудио.
- Не раньше чем через неделю, никак не раньше.
- Конечно. Конечно. Я пока дам знать ее родителям.
- А теперь ступайте. Я вызову такси.
Клаудио одел девушку, а Норман вышел на улицу, чтобы выяснить, все ли спокойно. Когда подъехало такси, дважды прозвенел дверной звонок, и Клаудио вместе с доктором спустились вниз, поддерживая бледную, покачивавшуюся Элени.
- Как ты чувствуешь себя?
Элени старалась казаться спокойной.
- Мне лучше… правда. Вот увидишь, все будет хорошо. Если нам удастся добраться до моего дома, у нас все получится.
Они сели в машину, Норман закрыл дверь. Клаудио опустил стекло и знаком попросил его подойти:
- Норман…
- Что, в чем дело?
- Мы не поедем домой к Элени. Кто-нибудь может сообщить в полицию. Я отвезу ее в свою комнату на Плаке.
- Да, ты прав, так гораздо лучше… Я как раз хотел тебе это посоветовать. Значит, увидимся там.
Клаудио взял его за руку:
- Умоляю, приходи, не подведи нас, и никому ни слова, ради Бога… кроме доктора, разумеется. Ему нужно немедленно сообщить о том, что мы изменили место встречи на сегодняшний вечер.
- Не беспокойся, я вас не брошу. - Он улыбнулся. - Но предупреждаю, Элени уже не будет прежней, когда в нее вольют полпинты уэльской крови… Она станет тобой командовать. А теперь поезжай.
Клаудио сказал шоферу адрес, и автомобиль тронулся, вскоре влившись в поток других машин.
- Зачем ты дал ему свой адрес? - прошептала Элени.
- Полиция сейчас пытается выжать информацию из десятков человек: многие знали тебя… Кто-то, возможно, заговорил.
- Среди нас нет предателей, - сказала Элени, и ее бледное лицо на мгновение будто вспыхнуло.
- Конечно, но лучше не рисковать. Там, внутри, вас было две тысячи… Меня никто не знает, мы позвоним твоим родителям из телефонной будки возле моего дома. А теперь успокойся. Прислонись ко мне.
Элени положила голову ему на плечо и прикрыла глаза. Таксист время от времени поглядывал на них в зеркало заднего вида: ведь они вышли из кабинета врача, она так бледна, синяки вокруг глаз, а он - такой сильный и так напуган. Вероятно, эта шлюшка только что сделала аборт… а он виноват в этом… несчастные… бесстыдная, безнравственная, жалкая молодежь… Хлыст - вот что им нужно. Ослабь немного поводья - и они такого натворят… Как те, что в университете. Протяни им палец - так они всю руку откусят… Хлыст, вот что им нужно, а не университет…
Такси сделало большой крюк, чтобы попасть на Плаку, оно проехало мимо Олимпиона и наконец остановилось перед домом с побеленными стенами. С ограды свисали голые ветви виноградной лозы, две кошки рылись среди мешков с мусором, который пока еще не убрали. Клаудио приподнялся на своем сиденье и протянул таксисту деньги. Элени, до сих пор, казалось, дремавшая, очнулась.
- Мы приехали, - шепнул ей на ухо Клаудио. - Ты можешь идти? Мы должны постараться не вызывать подозрений.
Элени кивнула. Клаудио вышел из машины и открыл вторую дверцу, опередив водителя. Он взял ее за руку и медленно повел к лестнице с внешней стороны дома, ведшей в его маленькую однокомнатную квартирку. Машина вскоре скрылась в лабиринте переулков старого города, и Клаудио обнял девушку за талию, поддерживая ее. Они поднялись наверх, он уложил ее на кровать и накрыл одеялом.
- В холодильнике есть немного мяса. Я сейчас сварю тебе бульон. Ты должна выпить побольше, а потом успокоиться и отдохнуть. Здесь ты в безопасности: меня никто не знает.
Он запер дверь на два оборота.
Элени следила за ним взглядом.
- Знаешь, как называют жителей Плаки?
Клаудио открыл дверцу холодильника и достал мясо.
- Нет. Не знаю. Как они их называют?
- Гангари. Это значит "засовы".
- Странное прозвище.
- Оно пошло с тех времен, когда жители Плаки оказали сопротивление туркам, осаждавшим Афины в 25-м году. Они заперли на засовы двери всех домов на Плаке, решив сражаться за каждый дом, если понадобится. - Она посмотрела на него долгим ласковым взглядом. - Теперь и ты тоже - гангарос… по моей вине.
- Именно так, и ты хуже турков. А теперь замолчи и спи. Я разбужу тебя, когда будет готов бульон.
Он положил мясо в кастрюлю, добавил воды и специй.
- И еще соли… она сохраняет жидкость в теле и поднимает давление… она поддержит в тебе силы до тех пор, пока не придут Норман и доктор, чтобы сделать переливание, любовь моя… Но почему нет Мишеля… куда он, черт возьми, подевался?
Клаудио зажег конфорку и опустился на стул. Какое-то время он наблюдал за синеватым пламенем, языки которого облизывали кастрюлю, но внезапно им овладела смертельная усталость. Он пытался сопротивляться, а потом голова его склонилась вперед, и он заснул.
3
Афины, посольство Великобритании
17 ноября, 14.00
Служащий посольства положил трубку и прилежно заполнил личную карточку: "Господин Норман Шилдс к господину Джеймсу Генри Шилдсу, поверенному в делах".
Норман в бешенстве почти вырвал ее у него из рук:
- Джордж, неужели, чтобы я мог попасть к своему отцу, всегда необходимы все эти бюрократические процедуры? Ты разве не видишь, что я спешу, черт возьми?! Наверно, воздух Афин повлиял на тебя.
- Таков регламент, сударь. Кроме того, сегодня ужасный день, если не сказать хуже.
- О Господи, но ведь меня знают даже уборщицы там, внутри… Да, все это ужасно, Джордж. А теперь я могу идти?
Служащий кивнул, и Норман опрометью кинулся в лифт, а потом поднялся на третий этаж. Когда он добрался до кабинета своего отца, тот диктовал какое-то письмо секретарше.
- Папа, мне срочно нужно поговорить с тобой об очень важном деле.
- Погоди минутку, я закончу письмо и буду к твоим услугам. "… И, учитывая многолетние дружеские отношения между нашими двумя странами, мы можем только надеяться на то, что эта операция окончится благополучно и к взаимной выгоде. Примите выражение нашего глубочайшего уважения; ожидаем ноты Вашего посольства с изложением согласия, дабы мы могли приступить к выполнению операции. Искренне Ваш и т. д., и т. д.". Так что на этот раз? Ты проиграл много денег, или навлек беду на какую-нибудь девушку, или еще что?
Норман дождался, пока выйдет секретарша, а потом сел, положив обе руки на стол.
- Папа, речь идет о чертовски серьезном деле. Мне нужна твоя помощь.
Джеймс Шилдс посмотрел на сына несколько более внимательно:
- Господи, Норман, на кого ты похож? У тебя такие синяки под глазами, словно тебя избили…
- Я всю ночь не спал, я кружил по городу со своими друзьями, с Мишелем и Клаудио Сетти, моим другом-итальянцем… Его девушка была в университете. Ее зовут Элени Калудис, может быть, ты о ней слышал. Ее ранили, эти убийцы продырявили ее насквозь. Мы отвезли ее к доктору, чтобы он сделал ей переливание крови, но это оказалось невозможным. Она не хотела ехать в больницу: полиция сразу же отправила бы ее в тюрьму. Мишель поехал за лекарствами и не вернулся, думаю, его схватили и…
Джеймс Шилдс потемнел в лице.
- Успокойся, - сказал он. - Успокойся, я сказал. Начни все с самого начала и расскажи мне все по порядку. Если ты хочешь, чтобы я тебе помог, ты должен сообщить мне все с максимальной точностью.
Норман убрал руки со стола и зажал их между колен.
- О Господи! Я даже не знаю, есть ли у нас на это время… Значит так, мы с Мишелем были в Кифиссии с двумя подругами, вдруг позвонил Клаудио и попросил нас поскорее приехать к Политехническому…
Он рассказал все по порядку, с мельчайшими подробностями, время от времени поглядывая на висевшие на стене часы с маятником, а потом на свои наручные, словно сражался с бегом времени. Отец внимательно слушал его, что-то записывая в своем блокноте.
- Как ты считаешь, вас кто-нибудь видел? В смысле, из полиции?
- Не знаю, не исключено. Вокруг университета была такая сумятица. Я боюсь, Мишеля схватили… другого объяснения нет. Кроме того, Элени ранена, и ей нельзя оказать должной медицинской помощи. Она не может ехать в больницу. За последние дни она вела себя слишком заметно, часто выступала по радио. Папа, прошу тебя, пошли за ней посольскую машину, чтоб ее отвезли в английскую больницу. Ей нужно немедленно сделать переливание крови.
- Это не так просто осуществить, Норман. Если все обстоит так, как ты говоришь, то греческая полиция наверняка ищет ее. С нашей стороны это было бы непозволительным вмешательством в дела страны, оказавшей нам гостеприимство, и…
- Господи, папа! - вскричал Норман. - Я прошу тебя спасти жизнь двадцатилетней девушке, которая может умереть только оттого, что хотела сделать свою страну свободнее, а ты мне говоришь о какой-то дипломатической ерунде. - Он резко встал, опрокинул стул на пол. - Не будем больше об этом, я все сделаю сам.
Он собрался было уходить, но отец встал между ним и дверью.
- Не валяй дурака. Подними стул и сядь. Я посмотрю, что можно сделать. Дай мне несколько минут.