Спектакль продолжился, и интрига "Паладинов" потекла своим замысловатым, полным банальностей путем. Николя, всегда внимательный к музыке, заметил вокальные партии, уже звучавшие в "Заратустре", в месте, где шел аккомпанированный речитатив, а также явный отсыл к итальянской опере в песнях на несколько голосов. Увлеченный оркестровкой, он почти не следил за сюжетом - порочной любовью старого Ансельма к своей воспитаннице Аржи, в то время как она была влюблена в паладина Атиса. В первом акте сельские песни, оживленные виртуозной игрой на рожках, создали на сцене радостное настроение. В конце второго акта, в момент исполнения трагической арии "Я умираю от страха", Николя, не спускавший глаз с зала, заметил, что в королевской ложе что-то происходит. В нее зашел человек и что-то зашептал на ухо старику с военной выправкой, сидевшему за принцессой, немного справа от нее, - должно быть графу де Рюиссеку. Старый дворянин в свою очередь склонился к пожилой даме в черной кружевной мантилье. Его слова взволновали ее, и молодой человек увидел, как она закачала головой, словно не веря услышанному. Вся эта сцена издали казалась совершенно бесшумной, но королевская дочь встревоженно обернулась, чтобы узнать причину беспокойства.
В этот момент занавес опустился, возвещая конец второго акта. Николя увидел, как тот же человек вошел в ложу месье де Сартина и заговорил с ним. Магистрат поднялся, посмотрел вниз, обвел взглядом партер и, найдя Николя, жестом приказал ему подойти. В королевской ложе волнение все нарастало, мадам Аделаида терла платком виски мадам де Рюиссек.
Позднее, восстанавливая в памяти эти мгновения, Николя вспомнил свое ощущение - как будто судьба запустила какой-то страшный механизм, несущий разрушение и смерть, остановить который никто был не в силах. Он попрощался с де Лабордом и поспешил к генерал-лейтенанту, пробиваясь через плотные группы болтавших во время антракта зрителей.
Ложа месье де Сартина была пуста. Наверное, он уже был в ложе принцессы. Переговорив с охраной, сопровождавшей ее, Николя удалось туда проникнуть. Мадам Аделаида вполголоса говорила с генерал-лейтенантом. Ее полное красивое лицо казалось взволнованным. Месье де Рюиссек стоял на коленях перед женой, сидевшей в кресле в полуобморочном состоянии. Человек в черном, в котором Николя признал офицера Шатле, застыл, словно приклеившись к стене ложи, в ужасе от того, что он видел и слышал. Николя приблизился и низко поклонился. Удивленная принцесса ответила ему легким кивком. Николя поразило то, что на этом юном лице он увидел выражение лица короля. Месье де Сартин продолжил свою речь:
- Ваше Королевское Высочество может быть уверено, что мы сопроводим графа и графиню во дворец и постараемся провести расследование этого дела в секрете. Однако нам придется осмотреть место преступления. Комиссар Ле Флош, которого вы видите перед собой, будет меня сопровождать. Его знает и высоко ценит король.
Царственный взгляд обратился в сторону Николя, казалось, не видя его.
- Мы рассчитываем на то, что вы немного облегчите страдания наших бедных друзей, - произнесла мадам Аделаида. - И еще, месье, не беспокойтесь за мою персону и направьте все ваши силы на это дело. Моя охрана достаточно бдительна, и, кроме того, парижане любят меня и мою сестру.
Месье де Сартин откланялся, и старики - графиня, охваченная судорожной дрожью, и ее муж стали прощаться с принцессой. Все вышли к своим каретам. Потребовалось некоторое время, чтобы найти кучеров, которые отправились пропустить по стаканчику. Придворная карета, в которой Рюиссеки приехали из Версаля, сопровождая королеву, тронулась с места. Теперь она следовала за каретой месье де Сартина. В отсветах факелов танцевали тени на домах улицы Сент-Оноре.
Генерал-лейтенант долго молчал, погрузившись в размышления. Несколько стоящих в беспорядке повозок преградили карете дорогу. Молодой человек воспользовался этой заминкой и заговорил:
- Месье, нам следовало бы установить правила, регулирующие стоянку карет во время спектаклей. Также было бы полезно ввести одностороннее движение, это позволит сделать проезд более свободным. А наведя порядок на дорогах, нам будет легче следить за безопасностью на улицах.
Замечание молодого человека повисло в воздухе. Николя даже почувствовал некоторое раздражение: генерал-лейтенант нервно застучал пальцами по стеклу. Он обернулся к своему подчиненному:
- Месье комиссар Ле Флош…
Николя напрягся. Он уже знал по опыту, что если генерал-лейтенант обращается к нему по званию и фамилии, вместо того чтобы называть его, как обычно, по имени, значит, он не в лучшем настроении и неприятностей не избежать. Он с удвоенным вниманием стал слушать Сартина.
- Я полагаю, перед нами дело, которое потребует от нас особого такта и чувства меры. Я уже ограничил себя обещаниями, которые дал мадам Аделаиде. Понимает ли она, как мне приходится нелегко? Она ничего не знает ни о людях, ни о жизни. Она живет по велению сердца. А что будет со мной, если я буду проявлять чувствительность и жалость? Вы не отвечаете?
- Я хотел бы, месье, чтобы вы высказались более ясно.
- Тише, Николя! Мне не следует этого делать. Я слишком хорошо знаю, куда это нас заведет. Ваше бурное воображение тут же разыграется. Мы знаем, что происходит, когда я отпускаю поводья. Вы закусываете удила и мчитесь во весь опор. А потом мы собираем трупы на каждом углу. О, да, вы умны и чисты сердцем, но я все время должен направлять вас… Но я все-таки ценю вашу проницательность и интуицию! Не следует сбивать собаку, взявшую след!
После двух лет работы под началом Сартина Николя мог здраво судить об этом человеке, неискренность которого иногда переходила все границы. Только месье де Сожак, президент Парламента, репутация которого по этому вопросу уже вошла в поговорку, мог его превзойти. Николя приучился не обращать внимания на замечания, которые другой посчитал бы оскорбительными. Он хорошо знал маленький злобный огонек, который внезапно загорался в глазах его шефа, и безотчетное дрожание мускулов в правом уголке рта. Месье де Сартин не верил в то, что говорил, по крайней мере, это было притворство и средство держать в руках своих подчиненных. Только наименее проницательные могли на это поддаться, но Сартин продолжал гнуть свое. Инспектор Бурдо, помощник Николя, считал, что это был способ лишний раз убедиться в верности своих детей и их готовности выполнить любой приказ, даже самый невозможный. Как бы ни велика была его склонность вымещать свою злобу на подчиненных, о нем говорили как о человеке добром, сдержанном и весьма учтивом.
Всем своим видом месье де Сартин пытался скрыть замешательство и беспокойство. Что ждет их в конце ночного путешествия по парижским улицам? К какой трагедии они приближаются? Графиня де Рюиссек была так безутешна…
Какое бы зрелище ни уготовила им судьба в этот вечер, молодой человек пообещал себе не подводить шефа и с вниманием отнестись к своему делу. Месье де Сартин снова погрузился в гробовое молчание. От напряженных размышлений на его лице, которое, казалось, никогда не было молодым, залегли глубокие складки.
Они остановились перед полукруглым порталом дворца. Большая каменная лестница вела к мощеному камнем двору. Месье де Рюиссек передал свою отчаявшуюся жену в руки горничной. Графиня попыталась протестовать и уцепилась за локоть мужа. Он решительно отстранил ее. Старый слуга освещал эту сцену факелом. Николя никак не мог разглядеть, что же скрывается в темноте. Он едва различал очертания главного здания.
Они взошли по ступеням, ведущим в выложенную плитками переднюю, которая завершалась лестницей. Граф де Рюиссек покачнулся и вынужден был опереться на кресло, обитое гобеленовой тканью. Николя взглянул на графа. Это был высокий худой человек, немного сутулый, несмотря на старание все время держаться прямо. Его левый висок пересекал большой, побагровевший от волнения шрам, - возможно, от удара сабли. Тонкие губы были плотно сжаты. Крест ордена Святого Михаила на черной ленте еще более усиливал суровость строгого темного фрака, на котором выделялся единственным ярким пятном орден Святого Людовика, висящий у бедра на огненно-красной повязке. Шпага на боку была не парадным оружием, а острым клинком из закаленной стали. Молодой человек знал об этом и вспомнил, что граф сопровождал мадам Аделаиду и мог в случае необходимости ее защитить. Месье де Рюиссек выпрямился и сделал несколько шагов. От старой раны или от возраста он немного прихрамывал и пытался скрыть нетвердость походки, при каждом шаге всем телом подаваясь немного вперед. Он с нетерпением обернулся к своему старому слуге:
- Не будем терять ни минуты. Отведите нас в комнату моего сына и по дороге расскажите, как все произошло.
Голос бывшего командующего был все еще бодрым, почти резким. Граф возглавил их небольшую группу и пошел, тяжело опираясь на бронзовые перила. Задыхаясь, мажордом принялся за рассказ о событиях вечера:
- Господин граф, около девяти часов пополудни я пошел подложить еще несколько дров в камин в ваших покоях, затем снова спустился вниз. Я читал свой часослов…
Николя удивился ироничному прищуру месье де Сартина.
- Затем приехал виконт. Он очень торопился, и его плащ был очень сырым. Я хотел забрать его, но виконт меня отстранил. Я спросил, не нужно ли ему чего-нибудь. Он покачал головой. Я слышал, как в его двери повернулся ключ, потом стало тихо.
Мажордом остановился на секунду, он задыхался:
- Проклятая пуля, извините меня, генерал. Было тихо, и вдруг этот выстрел.
Генерал-лейтенант перебил его:
- Выстрел? Вы уверены?
- Мой мажордом - старый солдат, - ответил за него граф. - Он служил в моем полку и знает, о чем говорит. Продолжай, Пикар.
- Я бросился к комнате виконта, но дверь была закрыта. Она была заперта изнутри. Ни шума, ни крика. Я позвал виконта, но он не ответил.
Пройдя через коридор, процессия оказалась перед тяжелой дверью из мореного дуба. Месье де Рюиссек вдруг сник.
- Я не смог ее открыть, - продолжил Пикар, - и даже если бы я взял топор, у меня бы не хватило сил. Я снова спустился вниз и отправил горничную графини на ближайший сторожевой пост. Прибежал офицер, но, несмотря на мои просьбы, он не захотел ничего делать до приезда начальства. Тогда я немедля послал за вами в Оперу.
- Господин комиссар, - сказал Сартин, - нам нужно найти способ открыть или взломать эту дверь.
Николя, казалось, не спешил выполнять приказ. Прикрыв глаза, он долго копался в карманах сюртука.
- Мы ждем, Николя, - потерял терпение шеф.
- Слышать значит слушать, месье. У меня есть решение. Взламывать дверь нет необходимости, нам поможет вот это.
Он достал какой-то металлический предмет, похожий на перочинный нож, затем встряхнул его, и все увидели связку крючков разной длины и формы. Это был подарок инспектора Бурдо, который в свою очередь достался ему от одного грабителя. Сартин поднял глаза к небу.
- Воровской "россиньоль" на службе у полиции! Неисповедимы пути Господни, - пробормотал он.
Николя улыбнулся про себя, услышав эту речь, встал на колени и, со знанием дела выбрав наиболее подходящую отмычку, вставил ее в замочную скважину. Все тут же услышали, как ключ со стуком упал на пол комнаты. Николя снова осмотрел связку отмычек, выбрал другую подходящую и осторожно начал работу. Тишину нарушали только прерывистое дыхание графа и мажордома и потрескивание горящих свечей. Через минуту механизм замка щелкнул и дверь открылась. Граф де Рюиссек устремился в комнату, но генерал-лейтенант полиции немедленно остановил его порыв.
- Месье, - вознегодовал старик, - какое вы имеете право? Я в своем собственном доме, и мой сын…
- Прошу вас, господин граф, пропустить вперед представителей полиции. Как только мы произведем необходимые формальности, я обещаю, что вы сможете войти и мы не будем ничего от вас скрывать.
- Месье, вы забыли о том, что обещали Ее Королевскому Высочеству? Кто вы такой, чтобы позволить себе нарушить ее приказ? Кто вы такой, чтобы мешать мне? Мелкий судебный чиновник, выбившийся в люди из нищеты, от имени которого все еще несет бакалейной лавкой?
- Я никому не позволю преступать закон и сам подчиняюсь только приказам Его Величества, - тут же дал отпор Сартин. - Я обязался рассмотреть это дело в полной секретности, и это мое единственное обещание. Что до ваших слов, месье, если бы не важность моего положения и осуждение короля, я бы вас образумил. Лучшее, что вы можете сейчас сделать, - пройти в свои покои и дождаться, когда я вас позову. Надеюсь, что вы будете на месте.
Взгляд старого дворянина метал молнии. Николя еще никогда не видел месье де Сартина таким бледным. Под глазами у него появились фиолетовые круги, он яростно теребил локон своего парика.
Взяв свечу из канделябра, который держал Пикар, молодой человек осторожно шагнул в комнату, за ним последовал Сартин. Он еще долго потом вспоминал о первом впечатлении.
Почти ничего не видя вначале, он тут же почувствовал холод, стоявший в комнате, затем ощутил запах соленой воды, смешанный с еще более явственным запахом пороха. Дрожащий огонь тускло освещал просторную комнату со стенами, обитыми до потолка светлыми деревянными панелями. Пройдя вперед, Николя увидел слева в простенке большой камин из красного мрамора. Справа в тени скрывалась кровать с темным шелковым пологом. За персидским ковром и двумя креслами в углу напротив входа стоял письменный стол. Повсюду были разбросаны коробки с пистолетами. Это и общий беспорядок в комнате выдавали жилище молодого человека и офицера.
Подойдя к письменному столу, Николя заметил кого-то на полу. Человек лежал на спине, ногами в сторону окна. Его голова казалась непропорционально маленькой, словно принадлежащей другому телу. Большой кавалерийский пистолет был брошен рядом. Месье де Сартин приблизился и тут же попятился назад. Зрелище, представшее перед его глазами, заставило бы вздрогнуть и самых бывалых.
Николя, который даже глазом не моргнул, когда нагнулся к телу, вдруг понял, что его шефу не так уж часто приходилось сталкиваться с отвратительным зрелищем смерти. Он уверенно взял его под руку и попросил присесть в одно из кресел. Месье де Сартин позволил увести себя, как ребенка, не сказав ни слова. Он вытащил платок, вытер лоб и виски, приподняв парик, и, обессиленный, опустил голову, уткнувшись подбородком в грудь. Николя с улыбкой подметил, что бледное лицо генерал-лейтенанта теперь позеленело, и почувствовал, что взял небольшой реванш.
Генерал-лейтенанта полиции ввергло в ужас лицо мертвеца. Офицерский парик соскользнул на лоб, уже остекленевшие глаза были широко раскрыты, как будто едва не выскочили из орбит при встрече со смертью. Но там, где должен был находиться раскрытый рот, довершающий естественную гримасу страха или боли, были только сморщенные щеки и подбородок, завернувшийся вверх, к носу. Лицо претерпело такую деформацию, что теперь молодой человек более походил на беззубого старика или сведенную судорогой статую чудовища. Несмотря на это странное обстоятельство, смертельная рана виконта не кровоточила. Похоже, выстрел был сделан в упор и обжег края ткани рубашки и муслиновый галстук.
Николя опустился на колени, чтобы осмотреть рану. Она почернела, и большой след от пули частично был закрыт кожей. Было видно немного запекшейся крови, но только на мышечных тканях. Юный комиссар занес свои наблюдения в маленькую записную книжку. Он вернул тело в прежнее положение, отметив, что покойный был одет в штатское. Николя поразило то, что пальцы рук жертвы были переплетены и крепко сжаты. Щегольские ботинки были в грязи, и весь низ костюма, до часов на цепочке, вымок и тошнотворно вонял, как будто, прежде чем вернуться домой и покончить с собой, виконт перешел вброд пруд или сточную канаву.
Николя подошел к окну. Внутренние створки из светлого дерева были закрыты на задвижку. Он открыл их и удостоверился, что внешние рамы также закрыты. Он снова закрыл задвижку, взял свечу и зажег ею лампу, стоящую на письменном столе. Комната озарилось светом. Голос за спиной Николя заставил его обернуться.
- Могу я быть вам чем-нибудь полезен, месье?
Входная дверь была открыта, и на пороге ее стоял довольно молодой человек, в ливрее, но без парика. Месье де Сартин не стал выдавать своего присутствия, оставаясь практически невидимым за спинкой кресла. Костюм молодого человека был в полном порядке, застегнут на все пуговицы, но Николя удивило то, что на нем не было туфель.
- Позвольте узнать, что вы здесь делаете? Я - Николя Ле Флош, комиссар полиции Шатле.
- Мое имя Ламбер, я - слуга и доверенное лицо месье виконта де Рюиссека.
Немного вызывающий тон озадачил Николя. Он не мог признаться себе, что у него предубеждение против белесых волос и глаз разного цвета: в первый же день своего приезда в Париж бродяга с разными глазами украл у него часы.
- И что же вы здесь делаете?
- Я спал в своей кровати, в комнате для слуг. Я услышал крики графини и поспешил в комнаты, не ожидая, пока меня позовут. Прошу меня простить, - добавил он, указывая на свои ноги. - В спешке… В желании скорее помочь…
- Почему вы тут же оказались именно здесь?
- Я встретил в вестибюле старого Пикара. Он рассказал мне, что случилось, и я испугался за своего господина.
Николя очень быстро заносил в протокол все, что говорил ему слуга, тут же отмечая возможные противоречия и свои ощущения, которые вызывали у него его показания. В тоне этого человека скользила насмешка, редкая среди людей его положения, когда они говорили о своих хозяевах. Он был не так прост, как мог показаться на первый взгляд. Он утверждал, что одевался в спешке, но костюм его был в полном порядке, даже галстук завязан, и все же он забыл надеть туфли. Надо бы проверить его показания и сравнить их с ответами Пикара. Нужно ли было ему выходить и пересекать двор, чтобы добраться до покоев графа, или же был еще какой-то потайной путь, лестница или коридор, по которым можно было попасть в комнаты Рюиссека? Наконец, этот человек не казался слишком взволнованным произошедшим. Правда, он еще не видел труп - его загораживали кресла и сам Николя. Что до месье де Сартина, он сохранял невозмутимое молчание и с задумчивым видом изучал панель камина. Николя решил перейти прямо к делу:
- Вы знаете, что ваш хозяин мертв?
Он приблизился к слуге, на чьем лице, усыпанном следами от оспы, отразилась гримаса, которая одинаково могла означать как принятие неизбежного, так и неожиданно нахлынувшее горе.
- Бедный месье, он все-таки сдержал свое слово!
Николя ничего не ответил, и он продолжил:
- Уже много дней он чувствовал отвращение к жизни. Он ничего не ел и избегал друзей. Сердечные дела или карточные долги, или и то и другое - хотите верьте, хотите нет. Неважно, но кто мог подумать, что он исполнит все так скоро!
- Вы говорите, он сдержал свое слово?