- Ах вы плут! И льстец! Так вы дослужитесь до прокурора! Увы, нет. Это пьеса Блаве, первого флейтиста королевской академии музыки. Тот, кто не слышал этого виртуоза, не сможет себе представить звуки из чистого золота и чудесную живость.
Магистрат отложил флейту на стоящий перед ним столик.
- Ну, довольно об этом, надеюсь, вы позавтракаете со мной?
Он позвонил, и в комнату точно тень скользнула экономка Марион. Они договорились с Катриной, что старая служанка оставляет за собой привилегию прислуживать своему хозяину. Катрина донесла тяжелый поднос до дверей комнаты и затем передала его Марион, принявшей его с благодарностью за помощь.
- Мое утреннее пиршество. Марион, принесите для Николя все то же самое.
Тройной подбородок задрожал от смеха, глаза хитро прищурились.
- Месье, ради спокойствия ваших сухожилий и мускулов вы обрекаете молодого человека на столь же скудную порцию!
- Как это - скудная порция! Уважайте правила, которые установил еще Фагон для деда нашего суверена.
Марион вышла и тут же вернулась с еще одним подносом, звеня серебром и фарфором. Она поставила перед хозяином тарелку с нарезанными сливами и чашку с ароматной водой. Николя, как обычно, достался шоколадный мусс, свежий белый хлеб из булочной на первом этаже и конфитюр в серебряной чашке. Месье де Ноблекур подвинулся в кресле и осторожно, пару раз вздохнув, опустил левую ногу на пол. Ноздри его крупного носа затрепетали, почуяв ароматы экзотического напитка.
- Учитывая то, что состояние моей левой ноги улучшилось, могу ли я позволить себе, дорогая Maрион, немного настойки шалфея и фруктовое пюре?
Марион заворчала.
- Хорошо, хорошо, - вздохнул месье де Ноблекур, - не будем разыгрывать драму. Мои аргументы ничего не значат для домашнего трибунала. Вижу, что я не прав, что не следовало мне даже заикаться об этом. Сдаюсь и подчиняюсь, признаю свое поражение!
Служанка вздохнула и, заговорщически улыбнувшись Николя, исчезла так быстро, как позволял ей ее почтенный возраст. Месье де Ноблекур снова стал серьезным и заговорил с молодым человеком:
- Если я не ошибаюсь, Николя, у вас есть новости. У вас вид нетерпеливой гончей, готовой выйти на охоту. Во-первых, месье, вы очень поздно вернулись домой. Я не шпионю за вами, просто из-за бессонницы слышал, как хлопнула дверь конюшни.
В лице Николя появилось сожаление.
- И так как спектакли в Опере не заканчиваются настолько поздно, я предполагаю, во-вторых, что вас задержало либо обстоятельное изучение одного из сюжетов, изображенных на этих шпалерах, либо неожиданное событие, связанное со службой.
- При всем уважении к вам, - ответил Николя, - я не перестаю удивляться вашей проницательности, месье, как и вашей деликатности…
- Рассказывайте же, я сгораю от любопытства и нетерпения.
Николя принялся за обстоятельный рассказ о событиях прошлой ночи. Прокурор слушал его, закрыв глаза, скрестив руки на животе и безмятежно улыбаясь. На протяжении всего рассказа он не проронил ни слова, и Николя подумал, что он задремал. Но плохо же он знал месье де Ноблекура. Ни рассказ, ни настойка шалфея не могли усыпить его внимания. Он размышлял. Николя не однажды замечал, что ход мыслей отставного прокурора имел неожиданные повороты и часто удивлял его. Прокурор открыл глаза.
- В нашем мире не так сложно прослыть уважаемым человеком, ибо это не предполагает быть действительно достойным уважения.
Произнеся эту загадочную фразу, он принялся за чернослив.
- Готовьтесь, мой дорогой друг, столкнуться с худшим отродьем двора, с той породой людей, которые бесстыдно соединяют притворную преданность с честолюбием. Их легко отличить среди прочих, они заискивают перед сильными мира сего. Снимите с них маски, и перед вами предстанут совершенно другие люди.
Произнеся эти многозначительные слова, месье де Ноблекур тайком потянулся к вазочке с вареньем. Кир положил лапы к нему на колени и помешал этому маневру.
- Граф де Рюиссек вовсе не почтенный старик с твердыми убеждениями и помешанный на чести, как вы мне его описываете. Я часто слышал, что о нем говорят в свете. Он происходит из семьи гугенотов. Он отрекся от этой веры еще в юности и сделал все, чтобы о его происхождении никто не вспоминал. Поступив на службу, он выказал недюжинную храбрость. Что это значит? Это тип человека, не ведающего страха.
- Но страх можно преодолеть, - перебил молодой человек. - Что до меня, мне часто бывает очень страшно.
- Как вы трогательны, Николя! Благодарите Бога за то, что он до сих пор сохранил в вас это простодушие, придающее вам такое обаяние. Месье де Рюиссек слыл хорошим военным, но говорили также, что он суров и жесток со своими солдатами. Слухи о мародерстве в его полку помешали ему получить ожидаемый высокий военный чин. Он был в сговоре с интендантами и поставщиками оружия, и это помогло ему значительно увеличить свое состояние. Он оставил службу, продал свои владения в Лангедоке и замок своих предков. "Стены городов строятся из обломков сельских домов". Он поселился в Париже, сначала на Королевской площади затем - совсем недавно - в Гренеле, где он при подозрительных обстоятельствах перекупил у разорившегося дворянина дворец. Поговаривают, что сейчас он с головой погрузился в финансовые проекты - его орденские ленты производят впечатление на тех, с кем он имеет дело. Эта секретная деятельность прикрыта его с виду благопристойным образом жизни. Благодаря набожности своей жены, он принят в круг, близкий к королевским дочерям, особенно к мадам Аделаиде. Можно ли найти лучшее прикрытие для своих дел? Он также заручился расположением дофина, который, судя по всему, полностью ему доверяет.
- Чего он добивается?
- Хороший вопрос! При дворе все недовольные собрались вокруг наследника трона. Так, помимо своего желания и даже сам не зная об этом, он оказался главой заговорщиков. Король, который все время видит его окруженным сторонниками, истинными или мнимыми, которые без конца дают ему советы и клеймят фаворитку, постепенно отдаляется от сына и обращается с ним холодно. Мадам де Помпадур считает его своим врагом. Вы уже представлены Его Величеству, Николя. Он сейчас на пороге старости. Никто не знает будущего, но все уже делают ставки. Что до мадам Аделаиды, она хорошая дочь, но легкомысленна. Приближенные льстят ей и клянутся в верности, чтобы заполучить место в ее экипаже во время охоты на оленей. На что только они не пойдут, чтобы повергнуть соперников! Месье де Рюиссек как раз из таких. Что до его сыновей…
- Сыновей?
- Как, вам неизвестно, что у вашего самоубийцы есть младший брат? Так знайте же. Видам де Рюиссек по воле отца скоро должен принять сан, хотя не имеет к этому ни желания, ни призвания. Выйдя из коллежа, он выслушал множество нотаций, и у него не оставалось иного выбора, как поступить в семинарию, чтобы избавиться от родительских упреков. Но платье семинариста ему не помеха. Он искушает и поддается искушениям, и, судя по своим словам и поступкам, испытывает безграничное отвращение к уготованной ему участи. Это до крайности распущенный молодой человек. Его дурные наклонности, ветреность и беспринципность неизбежно приведут к ужасным поступкам, противоречащим его знатному имени и теперешнему званию.
- Что о нем говорят?
- Ничего хорошего, этот повеса - постоянная тема для разговоров в салонах. Говорят, что он посетил множество альковов… Сорвиголова или чудовище - вот вопрос. На таком фоне его брат блекнет. Он много играет, но держит это в секрете. Он обручен, хотя мне и неизвестно с кем. Этим вопросом задаются во всех салонах. Что до их матери, о ней говорят как о личности неприметной и скрытной, подчиненной мужу и крайне благочестивой. Вот, мой милый Николя, что может прикованный подагрой к креслу старик преподнести вам в качестве скромного взноса к началу вашего расследования.
Ноблекур поплотнее закутался в халат из цветного кретона и бросил печальный взгляд в окно на улицу Монмартр, откуда доносился шум города.
- Люди моего возраста не любят осень, и настойка шалфея для нас не панацея.
- Ну что вы, если и дальше так пойдет, вы получите право на добрый бокал иранси. И потом, вы как Персефона - весной расцветаете еще пышнее.
Месье де Ноблекур улыбнулся.
- Это несомненно, но все же когда-нибудь мне придется войти в ворота Царствия Небесного. "Я увижу Стикс и приветствую Эвменид".
- А я знаю еще одну историю, в которой Персефона, любовница Зевса, рождает Диониса, бога вина и удовольствий. Я вижу вас в венке из виноградной лозы, в окружении амуров, играющих на флейтах.
- Ах, вы плут! Знаете, как развеселить старого ипохондрика! Ваннские иезуиты могут поздравить себя с тем, что дали вам образование. Вы возвращаете мне радость жизни.
Николя был счастлив развеселить своего старого друга и прогнать мимолетную грусть, омрачившую его обыкновенно жизнерадостный нрав.
- И последнее, Николя. Вы знаете, что мои предчувствия всегда верны. Будьте осторожны. Эти набожные фрондеры могут быть крайне опасны. Будьте осмотрительны, удвойте внимание и не действуйте в одиночку, как часто это делаете. Мы с Киром очень вами дорожим.
На этих теплых словах Николя откланялся. Выйдя на Монмартр, он нашел фиакр, чтобы как можно быстрее добраться до улицы Нев-Сен-Огюстен, к особняку Грамон, где жил генерал-лейтенант полиции.
На узких улицах уже царила суета. Фиакр двигался медленно, и у Николя было время обдумать то, что он только что услышал от месье де Ноблекура. Проезжая мимо театра, он смотрел невидящим взглядом на торговцев и случайных прохожих.
Его хорошее настроение по дороге сменилось какой-то неясной тревогой, тем более сильной, что он не мог понять ее причин. В конце концов он признался себе, что не последнюю роль в этом играло его уязвленное тщеславие. Он излишне поторопился с оценкой графа де Рюиссека. Его неопытность - месье де Ноблекур назвал ее простодушием - доходила до наивности. Старый дворянин, несмотря на его оскорбления, произвел такое впечатление на Николя, что его привычная интуиция не сработала. Упоминание о титулах и правах, к которым, вопреки его воле, он был чувствителен из-за детства, проведенного среди бретонской знати, повело его по ложному пути. Генерал, телохранитель мадам Аделаиды, с ловкостью придворного разыграл перед ним представление, скрыв истину за привычной солдатской грубостью, и Николя поддался на эту уловку. Он действительно не мог себе представить, что честолюбие для него дороже собственного сына, если версия самоубийства будет отметена. Но месье де Рюиссек умел хранить секреты.
Что до младшего сына, следовало как можно скорее его найти, чтобы завершить картину семьи. И снова Николя разозлился на себя за то, что не имел этих сведений и узнал их из уст старого прокурора. Положение графа при дворе еще более осложняло дело. Николя рисковал задеть интересы высокопоставленных особ. Он уже знал по опыту, что месье де Сартин не всегда сможет взять его под свою защиту. Оставался король. В конце концов, думал Николя, суверен сам назначил его следователем по особо важным делам. Относилось ли нынешнее расследование к этой категории? Следовало вести его с осторожностью и в самом крайнем случае обратиться к тому, от кого зависело все. С этой утешительной мыслью Николя переступил порог особняка де Грамон.
Лакей тут же провел его в кабинет своего хозяина. Часто, приходя сюда за заданиями, Николя любовался великолепным большим шкафом, в котором хранились парики всех видов и форм - коллекция месье де Сартина. Весь Париж обсуждал эту невинную причуду и наблюдал за сменами прически магистрата. Послы короля в соседних государствах без конца присылали ему новые модели. Известно было также о его дружеских отношениях с одним человеком, разумеется, безупречной репутации, пользующегося огромной привилегией - еженедельными аудиенциями у короля. Одним лишь своим словом он мог погубить репутацию и разрушить карьеру.
Когда Николя вошел в комнату, он увидел, что Сартин не один. Одним взглядом ему дали понять, что лучше не выступать вперед и прислушаться. Николя наблюдал за сценой. Генерал-лейтенант стоял за своим столом и задумчиво смотрел на выставленные перед ним головы манекенов из ивовых прутьев, с надетыми на них париками. Николя предположил, что вторгся в ежедневный утренний церемониал шефа. У того был вид одновременно восхищенный и уставший. Рядом в кресле сидел человек небольшого роста, с огромным животом, одетый в бархатный сюртук цвета опавшей листвы, и говорил голосом таким же высоким, как и его немецкий парик. В его безупречном французском выговоре иногда проявлялся сильный акцент, Николя предположил, что немецкий. На левой руке он носил кольцо с огромным бриллиантом, сверкавшим каждый раз, когда он подкреплял свои слова резким движением. Николя прислушался.
Месье де Сартин вздохнул.
- Позвольте представить Вашему Превосходительству комиссара Николя Ле Флоша. Он занимается делом, по поводу которого я имею честь принимать вас сегодня у себя.
Человек обернулся, бросил яростный взгляд на молодого человека и тут же заговорил:
- Итак, я должен еще раз повторить… То, что произошло, чрезвычайно меня огорчает, и я хотел бы, чтобы вы осознали, насколько жаль мне сообщить вам о событии крайне неприятном. Вчера вечером, между шестью и семью часами, я возвращался в Версаль, и мою карету остановили у дверей Совета. Один из служащих вышел из дверей и сказал, что ему доложили о том, что в моей карете находится контрабанда. Представьте себе мое изумление! Я ответил этому человеку, кажется полицейскому, чтобы он следовал за мной, и я позволю ему провести обыск в карете только в моем присутствии. Если он действительно найдет контрабанду, пусть наложит на нее арест. Он отправился сопровождать мою карету, по дороге я решил доложить месье де Шуазелю о том, как обращаются в Париже с послом курфюрста Баварского, и попросить аудиенции у вас, чтобы вы стали свидетелем того, что со мной приключилось, и отправили в тюрьму тех из моих людей, которые окажутся виновными, чтобы они признались, откуда взялась эта контрабанда.
Голова генерал-лейтенанта затряслась, поднимаясь и опускаясь, как у лошади, которая пытается освободиться от поводьев.
- Прибыв к себе, я позволил полицейскому начать обыск. Мой лакей, сопровождавший меня в Версаль, поговорил с кучером и уверил меня, что тот может быть единственным виновным. Полицейский вызвал меня и подтвердил, что в карете было полно табаку и что кучер заявил, что получил его от форейтора папского нунция. Больше из него ничего невозможно было вытащить. Через некоторое время мой кучер исчез. Что до нунция, к которому я тотчас же отправился, он наотрез отказался выдавать своего форейтора.
Николя заметил, что его шеф принялся передвигать с места на место вещи на своем столе, как будто играл в шахматы, и в ожидании атаки готовился провести рокировку. Это несомненно означало нарастающее раздражение.
- А что, собственно, я могу сделать для Вашего Превосходительства?
Посол, от которого не укрылось состояние месье де Сартина, произнес, понизив голос:
- Вам это дело может показаться досадной безделицей. Однако мне оно доставляет массу неудобств. Я должен был избежать этих неприятностей, ведь сотню раз я приказывал своим людям не подавать мою карету без проверки. Я настаиваю, месье, чтобы вы разыскали и арестовали моего кучера. По вине этого канальи я оказался в такой компрометирующей меня ситуации. Умоляю вас, месье, расследовать это дело не откладывая. Если месье де Шуазель думает, что я вправе требовать сатисфакции, я льщу себя надеждой ее принять.
- Господин посол, я могу только попросить у Вашего Превосходительства облегчить доступ к вашим людям присутствующему здесь господину Ле Флошу. Он будет действовать от моего имени и мне одному представит полный отчет. Я понимаю ваше волнение и то, что вы не можете приступить к своим обязанностям до выяснения всех обстоятельств этого дела, но могу вас заверить, что мы далеки от мысли подозревать хотя бы отчасти иностранного министра в подобном мошенничестве. Мы примем все меры, чтобы найти вашего кучера и выяснить, кто же истинный виновник этого достойного осуждения предприятия.
Далее последовал обычный придворный балет - шаги вперед и назад, полуреверансы и шелест галантных слов. Месье де Сартин проводил своего гостя до лестницы и вернулся с лицом, красным от негодования.
- Черт бы побрал этого зануду! Неприятности с самого утра. Сперва меня порезал брадобрей, затем я обжегся шоколадом, ну а потом меня замучил своими делами барон Ван Эйк.
Сартин закрутил локоны одного из своих каштановых париков.
- И в довершение всего повысилась влажность, и мои парики развились!
Послышался стук в дверь.
- Кто там еще?
Вошел лакей и вручил генерал-лейтенанту конверт. Тот взглянул на него, сломал печать, прочел письмо сначала про себя, а затем вслух для Николя:
- Ну, что я вам говорил? Слушайте: "Версаль, 24 октября 1761 года. Скоро вы узнаете, сударь, о происшествии, случившемся вчера с графом Ван Эйком по возвращении в Версаль. Король желает, чтобы вы расследовали это дело со всей возможной скоростью, и обнаружили виновных. Сообщайте мне напрямую о ходе расследования". Подписано: "Шуазель". Как будто от этого мелкого происшествия зависит жизнь короля!
Николя уже знал, что последует далее. Он приготовился держать удар.
- Месье де Ноблекур, который хорошо знает двор, сказал мне сегодня утром…
Но Сартин не слушал. Он лихорадочно перелистывал огромный том в сафьяновом переплете, украшенный своим гербом, теми самыми "сардинами", свидетельствующими о его происхождении и о презрении к парижским насмешникам. Он нашел то, что искал.
- Он не граф - Шуазель польстил ему, готов биться об заклад. "Господин барон Ван Эйк, полномочный посол курфюрста Баварского и кардинала Баварского, епископа, принца Льежского", гм… он живет в особняке Бове, на улице Сен-Антуан. "Королевский альманах" незаменим! Николя, вы должны немедленно заняться этим делом, чтобы успокоить господина де Шуазеля, удовлетворить барона и утихомирить весь этот шум из-за нескольких пакетов скверного табаку. Черт возьми, излишнее усердие иногда мешает жить!
- Позвольте заметить, месье, что еще одно дело ждет срочного расследования и…
- Я уже сказал, месье. Отправляйтесь на улицу Сен-Антуан, другое дело подождет.
Сартин уткнулся носом в каштановый парик, горестно разглядывая развившиеся букли. Николя ничего не оставалось делать, как попрощаться и уйти.
Он добрался до конюшни, чтобы выбрать себе лошадь. Еще недавно по распоряжению шефа он должен был довольствоваться мулом или ослом. Но теперь в его распоряжении были лучшие лошади - это одна из тех вещей, по которым оценивается пройденный путь.
Его встретило бодрое ржание. Высокая рыжая кобыла била копытом о землю и переступала с ноги на ногу в своем стойле, повернув к Николя свою длинную голову. Он подошел и погладил мягкую и теплую у ноздрей лошадиную морду и тут же почувствовал, как она дрожит от нетерпения поскорее встряхнуться. По ее телу пробежала волна, точно круги по воде. Конюх оседлал ее, и, погарцевав немного по двору, она успокоилась, но навостренные уши выдавали ее строптивый нрав. Николя хотелось бы пуститься в галоп, так, чтоб дыхание захватывало, но теснота города не позволяла об этом даже мечтать.