- Должен сказать, - с серьезной миной продолжил Сартин, - у нас есть основания полагать, что бумаги, компрометирующие красавицу из Лувесьена, могут интересовать многих, не только Эгийона, но и многих других. Вы знаете о моих доверительных отношениях с Шуазелем; однако никакие отношения не могут заставить меня забыть о благе государства. Насколько мне известно, он затаился за стенами своей пагоды в Шантелу, но он всегда наготове, ибо в любую минуту обстоятельства могут сложиться в его пользу и его снова призовут ко двору. Для изгнанных членов парламентов хорошо все, что плохо для трона, обладателю которого они хотят отомстить. Такое положение порождает множество хищников, готовых поживиться за счет невиновных. Ах, и вот еще что. Знайте, госпожа Ластерье, получив задание прощупать вас, не знала истинной его подоплеки, заключавшейся в том, что Его Величество намеревался включить вас в число тщательно отобранных людей, способных хранить его секреты. Сами понимаете, в таких случаях предосторожности никогда не бывают лишними.
- Разумеется, - неуверенно произнес Николя. - Теперь, сударь, я жду точных инструкций и их материального воплощения.
- Люблю слышать подобные ответы, - внезапно повеселев, промолвил Сартин. - Людям действия не нужны пустые советы. Сегодня вы вернетесь в Париж и переночуете на улице Монмартр. Соберите вещи. Найдите предлог, оправдывающий ваше отсутствие в течение примерно двух недель. Найдите благовидный предлог, замаскируйте его так, чтобы никто не докопался до истины. Завтра в девять утра за вами прибудет одноколка. Полагаю, вас не заподозрят вас в намерении отправиться в дальнее путешествие в столь хрупком экипаже.
- Мне кажется, план не слишком удачный. В случае, если за мной следят…
- Дайте мне договорить. Экипаж отвезет вас в квартал Пале-Руаяль. Сколько раз вы мне толковали про ужасающие заторы, случающиеся там каждое утро! И вы правы: Париж - огромный город, где каждый день на улицы, площади и перекрестки выезжают шесть тысяч экипажей. Вы настаивали, чтобы я принял меры. Я внял вам, господин реформатор. На площади Людовика Великого и улице Нев-де-Пти-Шан поставлены часовые и гвардейцы, которым поручено наводить и восстанавливать порядок на улице. Ваш экипаж попадет в самую толчею, я об этом позабочусь. Рядом с вами, дверца в дверцу, остановится дорожная берлина, и вы на ходу пересядете в нее вместе со всем своим багажом, а ваше место в одноколке займет мой человек. Не знаю, каким надо быть пронырой, чтобы суметь что-нибудь разглядеть в этой сутолоке, среди карет, телег, чертыхающихся возниц, уличных уборщиков, носильщиков и портшезов.
Потирая руки, он, видимо, представил себе, какой затор он устроит.
- Черт возьми, сударь, - продолжил он, - долго вы еще будете стоять с кислой миной? В дорожной карете вы доберетесь до Кале, и там сядете на пакетбот. В Лондоне вы отправитесь на Беркли-сквер, номер 4, где получите дальнейшие указания, связанные с выполнением вашей миссии. Господи, как мне хочется, чтобы вы поскорее очутились в Лондоне!
- А как же наш посол в Англии?
- Граф де Гин? О, это еще тот фрукт!
Сартин расхохотался, и Николя поразился, как молодо выглядело его лицо, когда суровая маска придворного уступала место искреннему веселью.
- Посол, - уточнил Сартин, - совершил ряд оплошностей, затруднивших его отношения с Его Величеством. К тому же обязанности свои, требующие остроты ума и гибкости мысли, он исполняет, мягко говоря, без особого успеха. Так что вряд ли его таланты произведут на вас впечатление; его способность надувать щеки прямо пропорциональна его глупости.
Николя тотчас вспомнил слухи о постоянных скандалах между послом и его секретарем, обвинявшим своего начальника в биржевых спекуляциях и использовании конфиденциальной информации.
- Так у кого же мне получить инструкции?
- У шевалье д'Эона. Во фраке или в платье, смотря по обстоятельствам, - хихикнул Сартин.
Николя с трудом припомнил загадочную личность, игравшую в тайных интригах королевской политики роль столь же двойственную, как и ее пол. Более осведомленные, чем он, вспоминали о шантаже, связанном с неким документом, разглашение содержания коего могло иметь тяжкие последствия для англо-французских отношений. Шевалье дорого обходился своему господину, но, пребывая в постоянном центре интриг, он не запятнал себя изменой, хотя и балансировал между явным бунтарством и купленной верностью.
- А что я скажу инспектору Бурдо? - наконец спросил Николя.
- Сколько вопросов! То же, что и всем остальным - то есть ничего. У вас нет причин встречаться с ним до отъезда, но если встреча все же состоится, храните гробовое молчание Миссия секретная, приказано молчать. Я сам позабочусь умерить его любопытство, загрузив его работой.
Генерал-лейтенант начал притопывать - то ли от нетерпения, ибо ему надоело отвечать на вопросы, то ли от холода и сырости, постепенно пронизывавшей их, грозя заморозить окончательно.
- Ох, чуть не забыл! Это очень важно.
Порывшись в карманах, Сартин вытащил кошелек из красного бархата с приятно округлыми боками и связку бумаг и все вместе протянул Николя.
- Вот он, главный двигатель войны! Здесь кругленькая сумма в гинеях и луидорах на дорожные нужды. Расходуйте их бережливо и осмотрительно. При первой же возможности обменивайте золото на серебро, чтобы не привлекать к себе внимания. Бумаги - векселя на неограниченную сумму, их можно предъявить в любом банке Англии. Надеюсь, я все предусмотрел, и не оставил вас без средств. Будьте внимательны, если вам удастся склонить Моранда к переговорам, следите, чтобы он не обобрал вас до нитки. Такую хищную птичку стоит только поманить, как она вопьется в вас без всякой жалости и начнет клевать, требуя куски все жирнее и жирнее. Впрочем, пожалуй, я достаточно предостерег вас; вам пора возвращаться в Париж и собирать вещи. Королевская карета ждет вас в Лувре. Не забудьте захватить оружие. До скорого.
Комиссар поспешил на поиски кареты. Задумчиво глядя ему вслед, Сартин медленно помахал рукой, и ветер донес до Николя его последнее напутствие:
- Не доверяйте собственным глазам, зеркалам, открытым дверям и морским просторам. Возвращайтесь к нам, вы нужны королю, и…
Николя был слишком далеко, чтобы услышать последние слова начальника; но ему показалось, что угадал он правильно: "…и мне тоже". Неважно, были ли они произнесены на самом деле, главное, он в них поверил, и эта вера наполнила его радостным возбуждением, ибо он высоко ценил признание Сартина.
Понедельник, 10 января 1774 года
В королевской карете Николя к вечеру беспрепятственно добрался до Парижа; он чувствовал бы себя полностью удовлетворенным, если бы не дурные привычки, по-прежнему преобладавшие при дворе. Привилегированные пользователи служебных королевских карет никогда не стеснялись опорожнять свой мочевой пузырь прямо в кузове и пачкать бархатную обивку. Окунувшись в едкий запах мочи, Николя опустил все стекла и всю дорогу от Версаля до улицы Монмартр, невзирая на холод, ехал с открытыми окнами. Он старался не думать о том, что ждет его впереди, однако при мысли о порученной ему миссии его охватывал бурный восторг. Подобно выпущенному на волю скакуну, он уже видел себя на корабле, плывущем по морским просторам. Чувство безграничной свободы сопровождало его до самого дома Ноблекура, куда он прибыл закоченевший, с бьющимся сердцем и пустым желудком. Обследовав кухню, он нашел глиняное блюдо со свиным рагу; соус, где плавали кусочки свинины, превратился в желе, подернувшееся слоем сала. Побуждаемый воспоминаниями детства, он отрезал длинный ломоть хлеба, намазал его салом, а сверху посыпал крупной морской солью. Справившись с импровизированной закуской, он пошел в наступление на мясо, притаившееся в ароматном трепещущем прибежище; остатки сидра из большой бутыли достойно оросили его трапезу, завершившуюся несколькими ложечками желе из айвы нового урожая.
Насытившись, он отправился собирать чемодан. Он аккуратно сложил запасной фрак, две рубашки, панталоны, пару ботинок с пряжками, пару чулок, томик переводов из "Метаморфоз" Овидия, пузырек с эликсиром из монастыря Карм Дешо (память об отце Грегуаре) и миниатюрный пистолет, крепившийся между крыльями треуголки, полезнейший подарок, сделанный ему некогда Бурдо. Почистил шпагу и смазал жиром сапоги. Наконец он щеткой стряхнул пыль с черного дорожного фрака из добротной шерсти и дорожного плаща. Добавив к приготовленным вещам пару перчаток, он сложил багаж на стул. Чтобы не брать с собой кожаный ремень, он наточил бритвенный прибор и захватил с собой мыло, опасаясь, что в дороге сможет его не найти. Потом он прочел выученную в детстве молитву и, постаравшись выбросить из головы все мысли, лег в кровать и заснул.
Отъезд прошел без особых сантиментов. Он сказал, что отбывает в провинцию дней на десять, и господин де Ноблекур, похоже, все понял. Николя сел в присланную за ним одноколку, и лошадь, подгоняемая ударами кучерского кнута, пустилась рысью. Добравшись до квартала Пале-Руаяль, он почувствовал, как карету его искусно вовлекают в организованное вокруг коловращение экипажей и повозок. Лица возниц показались ему знакомыми; приглядевшись, он узнал агентов, приставов, осведомителей и прочих субъектов, готовых за вознаграждение помогать полиции, а также доверенных лиц его начальника.
Казалось, целая армия полицейских устроила свидание на этих узких и оживленных улочках, чтобы каждую проезжающую карету превратить в карусель, хаотично движущуюся по кругу. Тяжелый экипаж с кузовом, покрытым темным зеленым лаком с золотистым кантом, остановился прямо напротив хрупкой одноколки Николя. Приоткрыв дверцу, худая фигура выскочила из кузова и сделала знак Николя, приглашая его выйти. Взяв чемодан, он не без труда протиснулся наружу, ибо обе карты стояли так близко друг к другу, что полностью распахнуть дверцу не представлялось возможным. Спрыгнув на землю, он обнаружил перед собой переодетого в его костюм Рабуина и подумал, что этот маскарад начинает входить у агента в привычку. Николя втиснулся в берлину с окнами, наполовину задернутыми блестящими шторками. На сиденье лежал конверт, запечатанный печатью с тремя сардинками - гербом Сартина. Надпись на конверте гласила, что "господин Ле Флок должен ознакомиться с содержанием письма, запомнить его, а письмо сжечь при первой же возможности". Он спрятал конверт на груди, во внутренний карман фрака, решив ознакомиться с его содержанием только после того, как покинет город.
Словно по мановению руки невидимого балетмейстера, кареты, перестав толкаться и ездить по кругу, создавая хаос и заторы, тронулись по прямой, движение восстановилось, и кучер, встрепенувшись, щелкнул кнутом над головами упряжки из четырех крепких коней.
Заставу миновали без малейшей задержки: у возницы имелось разрешение на выезд; вдобавок он вез курьерскую почту. Миновав предместья, Николя распечатал письмо. В нем содержалось множество сведений и указаний, в основном касавшихся обычаев и нравов Британского королевства, а также положения английского кабинета, боровшегося против политики, проводимой лично королем Георгом III. Неоднократно подчеркивались нынешние затруднения англичан в Индии, а также упоминалось о продажных директорах Ост-Индской компании, ведущих себя совершенно неподобающим образом. Николя ознакомился с американскими делами, узнал о волнениях среди жителей колоний, а именно жителей Массачусетса, где на торговлю вновь наложили поистине тиранические ограничения. Эти волнения, не обошедшие стороной Парламент, вынесли в первые ряды оппозиции нового лидера, Чарльза Фокса. Кабинет полагал, что хартия колоний не является священной, а потому не может стать препятствием для Англии, пожелавшей установить новые порядки и остановить мятежников. Затем шли несколько портретов и заметок о французах, проживающих в Лондоне. Велев кучеру остановиться возле пустыря, Николя вышел, размял ноги, высек искру и поджег бумаги; когда от них осталась только горстка черного пепла, быстро разметенного холодным зимним ветром, он сел в карету.
В кузове его ждали еще несколько бумаг, прикрепленных к обшивке с помощью облаток для опечатывания дверей. В одной перечислялись почтовые станции на пути из Парижа в Кале. Покинув столицу, ему предписывалось держать курс на Амьен, минуя Сен-Дени, Экуэн, Люзарш, Шантийи, Клермон, Сен-Жюст, Вавиньи, Флер, Бретей и Эбекур. Из столицы Пикардии следовало ехать через Пекиньи, Флискур, Айи-ле-О-Клоше, Абвиль, Нувьон, Берне, Нампон, Монтрей-сюр-Мер, Кормон, Булонь, Маркиз и Отбюиссон. Если подсчитать стоимость такого путешествия, придется учесть, что платить надобно на сорока девяти почтовых станциях. Таким образом его поездка в почтовой берлине, запряженной четверкой выносливых коней, обойдется полицейскому управлению примерно в девятьсот восемьдесят ливров, иначе говоря, по двадцать ливров на почтовую станцию, что равно - продолжил он ради забавы свои подсчеты - стоимости сотни кур, купленных у трактирщика уже зажаренными, или трех модных свадебных платьев. Последнее сравнение пришло ему на ум по причине некоторых замечаний мэтра Вашона, его портного. Маленькая листовка извещала, что англичане не принимали французские деньги, и по прибытии в Дувр ему рекомендуется обменять имеющиеся у него золотые монеты согласно действующему курсу: один луидор стоит одну гинею, в одной гинее двадцать один шиллинг. Впрочем, он уже располагал солидной суммой английских денег.
Нога его ударилась о какой-то предмет, зазвеневший от резкого прикосновения. Нагнувшись, он обнаружил ночной горшок с крышкой из белого фарфора с цветочками, заполненный изнутри душистыми травами. Из этой находки он заключил, что сим деликатным знаком внимания ему хотели сказать, что по дороге ему не придется открывать окошки при быстрой езде и выплескивать на дорогу содержимое отхожего сосуда, хотя такой способ уборки по-прежнему считался наиболее удобным. Он заподозрил, что презент сей явился делом рук Сартина, никогда не отказывавшего себе с удовольствии подшутить над подчиненными. К полезному фарфоровому предмету прилагалась маленькая металлическая грелка из дерева и металла, наполненная еще теплыми угольями. Оценив проявленное к нему внимание, он завернулся в походное одеяло и вскоре почувствовал, как по его телу разлилось приятное тепло.
От мерного колыхания кузова он впал в оцепенение и, похоже, задремал. Вывести его из дремотного состояния не смогли даже размышления о страшной смерти госпожи де Ластерье; разум подсказывал ему, что необходимо подробно, шаг за шагом, проследить все события, начиная с убийства Жюли и до его неожиданного отъезда и необычной миссии, исполнение которой его, в сущности, заставили взять на себя. Страдальческий зуд становился назойливым; он страдал не столько оттого, что узнал об измене Жюли, сколько от неуверенности, охватившей его после сего открытия, ибо он всегда считал, что связь их, о которой теперь он мог только сожалеть, основана исключительно на чувствах. Он безуспешно пытался понять, что стало причиной ее измены, и как теперь ему это объяснить. Время от времени он видел перед собой улыбающееся лицо короля; монарх с невыразимым изяществом умел поддерживать дистанцию, а тем, кто удостаивался его доверия, выражал свое благорасположение не только словами, но и взором своих черных глаз, глядевших на удивление кротко, отчего лицо его необъяснимым образом молодело. Николя чувствовал, что может рассчитывать на снисходительность своего монарха, и эта уверенность являлась его единственным утешением в нынешней печали.
Чем дальше от Парижа, тем сильнее ветер свободы наполнял его легкие. Он мчался, словно птица, вот уже который день гонимая бурей. Когда он наконец погрузился в безмятежный сон, заскрежетали тормоза, приведенные в движение специальной рукояткой, по вымощенной камнем дороге громыхнули колеса, недовольно заржали лошади, и на полном ходу карета остановилась. Придавленный тяжелым одеялом, стесненный в движениях грелкой, он не успел пошевелиться, как дверца с шумом распахнулась, занавески отлетели в сторону, и всадник в охотничьем костюме цвета опавшего листа прыгнул в карету и уселся напротив него. Когда гость поднял голову, прикрытую широкополой шляпой с белым пером, Николя с изумлением узнал голубые миндалевидные глаза и нежный овал лица графини дю Барри. Она сняла шляпу, оставшись в небольшом белом парике с косичкой, завязанной лентой малинового цвета.
- Господин маркиз, я вас приветствую. Простите мне этот маскарад, но, надеюсь, он не помешал вам узнать меня?
Носик сморщился, а губы сложились в капризную гримаску.
- Господь свидетель, сударыня…
Он попытался встать, но стукнулся головой о потолок кареты. Графиня засмеялась.
- Кому посчастливилось хотя бы раз увидеть вас, не сможет вас забыть, - смущенно пробормотал он. - Но чем я обязан такой чести?
- Полагаю, все останется между нами, сударь. Близкий друг, заботящийся о моих интересах, рассказал мне о вашей миссии. Так как я в высшей степени заинтересована в успехе вашей поездки в Лондон, мне хотелось убедиться, что мое будущее в надежных руках и вы сделаете все возможное, чтобы я могла обрести спокойствие. Иначе говоря, что я могу рассчитывать на вашу преданность.
- Сударыня, - ответил Николя, оглушенный потоком слов, - само собой разумеется. Вам не стоит беспокоиться. Как я уже говорил вам несколько лет назад…
Движением руки она прервала его.
- Четыре года, сударь, четыре года назад! Я ничего не забываю. Уже тогда я была убеждена, что в один прекрасный день вам представится случай понравиться мне, оказав мне услугу…
Казалась, она задавала вопросы самой себе, а вовсе не своему собеседнику.
- Тогда я пообещал вам, что вы можете рассчитывать на мое рвение и мою преданность, - ответил Николя. - Я ваш слуга.
Она взглянула ему прямо в глаза. И он вздрогнул, не в силах сопротивляться соблазну, аромат которого исходил от графини. Запах ее духов наполнил ему ноздри. Она протянула ему руку, и он поцеловал ее.
- Маркиз, да пребудут с вами мои наилучшие пожелания. Помните, теперь вы в числе моих друзей. Не забывайте об этом!
Она выпорхнула из экипажа так же быстро, как и впорхнула в него. Высунувшись из дверцы, он увидел, как вперед промчалась королевская карета, сопровождаемая двумя гвардейцами-телохранителями. Когда берлина вновь тронулась в путь, мимолетное очарование уступило место раздражению. Куда сует свой нос фаворитка? Неужели она решила нагнать его карету на глазах у всех только потому, что хотела лично убедиться в его готовности исполнить поручение короля? Почему она посчитала, что те несколько минут, которые она ему уделила, помогут ему исполнить возложенную на него миссию? Следом за раздражением в нем пробудились нехорошие предчувствия. Миссия, представленная ему как секретная, более таковой не являлась. Фаворитка, кучер, два лакея, два гвардейца из охраны, и еще бог весть кто осведомлены о его отъезде в Лондон. Кто рассказал о его миссии дю Барри?