- К сожалению, это невозможно, мистер Джилл, - раздался чей-то голос. - Дик проведет этот вечер со мной. Я собираюсь научить его владеть рапирой.
Ричард удивился, услышав эту новость, но был благодарен за вмешательство. Снова ему на помощь пришел Сэмюель Рафф. Но облегчение мальчика не разделял Барнаби Джилл.
- Почему вы все время вмешиваетесь, сударь? - рявкнул он.
- У нас с Диком назначена встреча.
- Это правда, Дик?
- Думаю, да.
- А я сильно сомневаюсь. - Джилл решительно повернулся к Раффу. - Я не верю, что вы вообще когда-либо держали в руках рапиру.
- Вы заблуждаетесь, сэр.
- Ах! - усмехнулся Джилл. - Что же вы зарываете талант в землю? Вы у нас прославленный фехтовальщик?
- Нет, сударь, но мечом владею.
- Давайте посмотрим, на что вы способны.
Джиллу ужасно хотелось проучить Раффа за его дурацкое заступничество. Кроме того, можно было покрасоваться перед Диком. Подойдя к столу, Джилл взял две шпаги из реквизита, с гардой в виде колокола, и протянул одну Раффу.
- Не рапира, конечно, но сойдет.
- У меня нет желания драться с вами, мистер Джилл.
- Боитесь?
- Нет, сэр. Это неразумно. Мы можем ранить друг друга, - объяснил Рафф. - Даже с предохранителем шпагой можно нанести серьезное увечье.
- Ах, простите, - ухмыльнулся Джилл. - У вас и так полно увечий.
- Моя рука уже в порядке, дело не в этом.
- А в чем же?
- В здравом смысле.
- В здравом смысле или в трусости?
Сэмюеля Раффа задела насмешка. Он сбросил куртку и отдал ее Ричарду, после чего взял шпагу из рук противника. Тот слащаво улыбался. Джилл собирался насладиться унижением надоедливого коллеги и даже не потрудился снять дублет.
Все, кто присутствовал в комнате, подошли поближе, чтобы понаблюдать за поединком. Бенджамин Крич подбадривал Раффа, но зрители подозревали, что у Раффа мало шансов на победу. Трое старших учеников болели за Барнаби Джилла. Они жаждали увидеть, как Джилл посрамит дружка Дика.
- Проучите его, мистер Джилл, - приговаривал Мартин Ио.
- Ставлю пенни, что вы нанесете первый укол, - подзадоривал Стефан Джадд. - Даже два пенса. А ты что ставишь на своего приятеля, Дик?
- У меня нет денег..
- Ну, будешь должен. Ставки сделаны!
Барнаби Джилл поднял легкую тонкую шпагу и несколько раз со свистом рассек ею воздух, прежде чем принять стойку. Его противник уже держал оружие на изготовку. Рафф был выше и крупнее, зато Джилл - проворнее.
- Ну же, Сэмюель, позвольте, я подрежу вам раф, простите за каламбур!
Трое учеников захихикали, а Дик испугался, почувствовав, что другу грозит настоящая опасность. В пьесе о Ричарде Львиное Сердце Джилл продемонстрировал мастерское владение оружием. Мальчику очень хотелось предотвратить дуэль, поэтому он обрадовался, когда в комнату вошел суфлер. Он кинулся к нему:
- Остановите их, мистер Брейсвелл!
- Что здесь происходит? - спросил Николас.
- Не вмешивайся! - огрызнулся Джилл.
- Вы повздорили?
- Не подходи, Ник, - велел Рафф. - Это всего лишь представление.
Николас не успел и шагу сделать, как поединок начался. Шпаги лязгнули друг об друга - удар, защита, контрудар. И все по новой. Барнаби задавал быстрый темп, постоянно нападая на Сэмюеля, но не наносил решающего удара и использовал весь арсенал трюков, развлекая публику. Раффу оставалось лишь защищаться, и он восемь раз отражал удары противника. Джилл обходил его то с одной стороны, то с другой - травил, как пес быка.
Но почему-то Джиллу никак не удавалось поразить врага, чтобы унять нестерпимое негодование. Он использовал уже ремиз, реприз и удар в бок, но Рафф не подпускал противника близко. Джилл ускорил атаку и увидел, что соперник открылся и можно нанести укол в левую руку; Рафф уклонился, но кончик шпаги, защищенный предохранителем, распорол рубашку, под которой виднелась повязка.
- Укол! - воскликнул Стефан. - Ты должен мне два пенса, Дик!
- Не укол, а касание, - возразил Рафф.
Джилл фыркнул.
- А вот сейчас ты выиграешь, Стефан.
Он снова атаковал противника из четвертой и третьей позиций, заставляя его открыться. После очередного выпада Джилл попытался нанести удар в живот и очень удивился, когда Рафф искусно выбил шпагу у него из рук, и она со свистом улетела прочь. Отступать было некуда. Барнаби очутился на полу, а кончик шпаги Раффа уперся ему в шею. Теперь пришла очередь Раффа использовать уже проверенный каламбур:
- Ну что, вам раф не давит, сэр?
Ученики растерялись, Крич и остальные актеры удивленно молчали, а Николас Брейсвелл порадовался за друга. Барнаби Джилл кипел. Вместо того, чтобы унизить Сэмюеля Раффа, он сам оказался опозорен прилюдно. Нет, такого Джилл не забудет никогда.
Первым заговорил Ричард Ханидью:
- А теперь гони мне два пенса, Стефан.
В лучах утреннего солнца шляпа кардинала являла собой жалкое зрелище. Краска по большей части облупилась, во все стороны торчали щепки. По крайней мере, с одной стороны вывески шляпа выглядела просто отвратительно.
Николас Брейсвелл, подняв голову, рассматривал, какой ущерб нанес заведению Рыжебородый. Он решил, что рядом с вывеской располагается окно комнаты Эллис, и вскоре получил подтверждение своей догадке.
- Она наверху, сэр.
- Могу я с ней увидеться?
При свете дня хозяин таверны еще сильнее походил на хорька. Взгляд его маленьких глазок упал на кошелек гостя. Николас тут же достал несколько монет и кинул на прилавок.
- Идите за мной, сэр.
- Девушка уже здорова? - спросил Николас, поднимаясь за ним по винтовой лестнице.
- Эллис? Нет, сэр, еще не совсем.
- А что с ней?
- Ничего серьезного, - безразлично ответил хозяин. - Одна рука будет оставаться в повязке неделю или чуть дольше. К тому же Эллис пока плохо ходит.
Они поднялись на второй этаж и пошли по темному коридору. Николас с опаской огляделся по сторонам:
- Разве девушка сможет здесь нормально отдохнуть?
- Отдохнуть! - Хорек хищно улыбнулся, оскалив зубы. - Эллис вернулась работать, сэр, а не отдыхать. Вчера она пахала как миленькая.
Им преградил путь какой-то спящий старик. Хозяин попытался разбудить его пинком, потом просто переступил и забарабанил в дверь.
- Эллис!
Ни звука. Хорек заглянул в замочную скважину, затем снова постучал.
- Ты там одна, Эллис?
Пожав плечами. Хорек толкнул дверь и провел Николаса в маленькую грязную комнатенку с паутиной в углах и облупившейся краской на стенах. В нос им ударил сильный неприятный запах. На полу лежал матрас, поверх него потрепанное одеяло, из-под которого виднелась маленькая головка.
- Может, мне лучше зайти в другой раз? - предложил Николас. - Ей нужно выспаться.
- Я ее разбужу, сэр, не беспокойтесь.
Хорек грубо потряс девушку за плечо, а потом взялся за одеяло и стянул со спящей. То, что они увидели, заставило Николаса вздрогнуть. На матрасе в неестественной позе лежало обнаженное тело молодой женщины двадцати с небольшим лет На руке был грубый бинт, на ноге - грязная повязка. Невидящие глаза уставились в потолок. Рот раскрылся в беззвучной мольбе о пощаде.
Эллис не сможет ничего рассказать Николасу. Ей перерезали горло, и кровь ручьем лилась из раны. Над бедной девушкой уже разливалось зловоние смерти.
Глава 7
Лоуренс Фаэторн потихоньку начал освобождаться от уз домашнего ареста. Жена продолжала зорко следить за ним и ругать на чем свет стоит по любому поводу, но Лоуренс стоически сносил все невзгоды. Его продуманная тактика наконец возымела действие. Подозрения Марджери никуда не делись, но постепенно сгладились под напором той нежности, которой Лоуренс окружил жену. Фаэторн был бесконечно мил, сыпал комплиментами и обещаниями и в результате снова втерся к супруге в доверие, и она пустила его на порог своей любви. Благодаря опыту, результату долгой практики, он тщательно выбрал подходящий момент.
- Открой же, любовь моя!
- Но с чего вдруг ты решил купить мне подарок?
- Как с чего, мой ангел? Чтобы показать тебе, как сильно я тебя люблю.
Марджери Фаэторн не смогла сдержать почти детского любопытства. Она открыла маленькую коробочку и ахнула от удивления. Муж преподнес ей кулон на золотой цепочке.
- Вообще-то я собирался подарить тебе его на День рождения, дорогая, - солгал он, - но мне показалось, что сейчас более подходящий случай. Мне хотелось, чтобы ты знала всю глубину моих чувств несмотря на то, что ты со мною так жестока.
Марджери уже испытывала угрызения совести.
- Разве я была жестока?
- Невыносимо.
- Но справедлива?
- Не всегда.
- А мне казалось, что у меня есть повод, Лоуренс.
- Поведай мне.
- Ну… были кое-какие признаки.
- Меня оклеветали, - настаивал он. - Недруг настроил тебя против меня. Я был сама верность, и мой подарок - тому доказательство.
Марджери в знак благодарности поцеловала его и снова залюбовалась подарком. Кулон был маленький, овальный, усыпанный полудрагоценными камнями. В солнечном свете, льющемся из окна, камни сверкали и переливались.
- Отлично будет смотреться с платьем из тафты, - решила она.
- Он подойдет к любому твоему наряду. - Лоуренс заслужил второй поцелуй. - Не двигайся.
Марджери стояла перед зеркалом, пока муж прилаживал ей на шею цепочку. Ей ужасно понравился подарок, тем более что он был таким неожиданным и, как она теперь начинала думать, совершенно незаслуженным. Мужчина, которому доставалось от жены столько, сколько Лоуренсу в последнее время, мог преподнести ей такое дорогое украшение лишь в том случае, если был влюблен по уши.
Лоуренс прижался к Марджери и потерся бородой о ее волосы. Их взгляды встретились в зеркале.
- Хорошо ли, мадам?
- Хорошо, сударь…
- Это безделица, - сказал он небрежно. - Если б я был богат, кулон был бы обрамлен жемчугом и бриллиантами. - Лоуренс сжал супругу в объятиях. - Ты довольна?
- Я буду беречь это украшение, как бесценное сокровище.
Третий поцелуй вышел еще дольше и горячее. Пока они целовались, у Лоуренса было время придумать предлог, чтобы забрать кулон у жены, поскольку ему надлежало украшать шею Глорианы, королевы Альбиона, в грядущей пьесе.
- Застегни, Лоуренс, я в нем и останусь.
- Увы, боюсь, не выйдет. Застежка сломана. Нужно починить. Ничего страшного. - Он снял цепочку и убрал украшение обратно в коробочку. - Я прямо сейчас зайду в ювелирную лавку и попрошу мастера все исправить.
- Ах, не хочу расставаться с твоим подарком.
- Ну, это ненадолго.
В душу Марджери закралось легкое облачко подозрений.
- Лоуренс…
- Да, любовь моя?
- Ты точно купил этот кулон для меня?
Актер настолько правдоподобно изобразил удивление, что Марджери тут же забрала свои слова обратно и рассыпалась в извинениях. В таком эксцентричном браке, как у четы Фаэторнов, примирения были самыми сладостными минутами семейной жизни. Лишь через час Лоуренс смог одеться и уйти. Подарок выполнил свою задачу.
Марджери помахала мужу в окно и взялась за домашние дела с утроенной силой. После бури наступило блаженное затишье. Миссис Фаэторн в очередной раз пережила период потрясений, чтобы воссоединиться с обновленным, преданным мужем.
Тем временем муж-повеса направился прямиком к Эдмунду Худу, чтобы проверить, готов ли подарок для другой леди. Он внимательно прочел четырнадцать строк.
- Мне показалось, что сонет подходит лучше всего, - объяснил Худ.
- Ты превзошел самого себя, Эдмунд. Это стихотворение растопит ее сердце.
Сонет был написан в честь леди Розамунды Варли, и в нем искусно обыгрывались слова "леди" и "роза". Теперь послание необходимо было доставить.
- Мне немедленно нужен Николас Брейсвелл.
Театр "Куртина" располагался к югу от Холиуэлл-лейн, неподалеку от Шордича, на территории, некогда бывшей частью Холиуэллского монастыря. Пуритане, клеймившие театры как гнездо разврата, считали сооружение "Куртины" на священной земле богохульством. А философски настроенному Николасу Брейсвеллу это представлялось забавным сплавом священного и мирского, что собственно и составляет суть театра.
Сегодня, в редкий выходной, Николас отправился в "Куртину" посмотреть спектакль труппы графа Банбери. Он не столько интересовался творчеством конкурентов, сколько хотел увидеть их новую пьесу "Семь футов под килем" - очередной панегирик английскому флоту, тонко замаскированный с помощью временного и географического сдвига - действие происходило в Венеции прошлого столетия. Николасу не терпелось увидеть, как труппа Банбери изобразит морское сражение. Он надеялся позаимствовать какие-нибудь полезные идеи, которые смогут пригодиться для "Победоносной Глорианы".
Отличная погода обеспечила аншлаг, зрители набились битком на ложи и в стоячий партер. Театр представлял собой высокое деревянное строение в виде римского амфитеатра, немного напоминающее арену для боя быков. Над центральной частью крыши не было, а по периметру здания с внутренней стороны стены шли трехъярусные крытые галереи.
Просцениум, на котором происходила основная часть действия, помостом выдавался вперед над зрительным залом - высокая прямоугольная коробка с большим люком. Частично сценическую площадку закрывал от солнца и непогоды навес, крепившийся на толстых колоннах. За сценой находилась стена, с каждой стороны которой имелись двери, откуда актеры входили и выходили: за стеной располагалась артистическая уборная. Над сценой нависал небольшой балкон. Его задрапировали, чтобы задействовать в спектакле, собираясь, как верно догадался Николас, использовать для изображения палубы боевого корабля. Позади сцены помещались так называемые "хижины" - мансардные помещения с остроконечными двускатными крышами, где сидели музыканты. Сцену венчала небольшая башенка, с которой трубач подавал сигнал к началу спектакля, а на время представления оттуда свешивали флаг.
После самодельных подмостков в "Голове королевы" было приятно снова оказаться в настоящем театре. Николас заплатил два пенса за то, чтобы сесть на скамье в галерее второго яруса, и приготовился насладиться представлением. Шумные вездесущие торговцы продавали еду и напитки. Зрители в партере изнывали от нетерпения. Театр бурлил радостным предвкушением.
Николас отметил, что в зале присутствовал и граф Банбери собственной персоной. В окружении свиты из дам и кавалеров он восседал в одной из ближайших к сцене лож. Граф - старый корыстный развратник с красным лицом и козлиной бородкой, прекрасно выражавшей его низменную сущность, - был затянут в корсет, поверх которого красовались невообразимо яркие дуплет и шоссы. Высокую шляпу украшали перья, крепившиеся к ней брошью с драгоценными камнями. Рука в перчатке сжимала трость с серебряным набалдашником, которой граф либо указывал, либо тыкал, в зависимости от настроения.
Пьеса "Семь футов под килем" не была бессмертным шедевром: множество хороших идей, наскоро собранных воедино. Кроме того, постоянно возникало впечатление, что на спектакль потрачено бессмысленно много денег. Труппа Банбери играла живо, но уже в первом акте в партере возникла потасовка: внимание зрителей удерживали лишь дуэли и танцы.
Джайлс Рандольф верховодил на сцене. Это был высокий худощавый мужчина, красивый какой-то капризной красотой, очень представительный. Однако в его голосе слышалась излишняя самоуверенность. Рандольф щеголял прекрасным костюмом, ничуть не хуже, а то и лучше наряда своего хозяина, сидящего в ложе, но в роли английского морехода, бороздящего океаны под венецианским флагом, был неубедителен. В его лице проглядывалось что-то неуловимо зловещее. Оттого ли, что он походил на итальянца, или из-за его крадущейся походки, но героев он играть не мог, зато ему хорошо удавались роли нечистых на руку кардиналов и двуличных политиков. В последней пьесе, где Джайлс Рандольф играл мстителя, без конца поглаживающего бороду, он был просто великолепен. Увы, сегодня вышло иначе.
Однако женщины в зрительном зале млели от игры Рандольфа. Дам в свите лорда Банбери пленила его сдержанная мужественная красота, и красавицы готовы были упасть без чувств, когда актер обращал к ним свои монологи. Николаса Брейсвелла игра не впечатлила: Рандольф, в отличие от Лоуренса, не обладал способностью изображать бушующую страсть, а ситуация требовала именно этого.
Морское сражение изобразили неплохо. Процессом руководил знающий суфлер, которому помогала целая армия смотрителей и рабочих сцены. Джайлс Рандольф стоял на балконе, изображавшем палубу юта, глядел в телескоп и комментировал все, что якобы происходило в море. Сама сцена символизировала батарейную палубу, на нее вывезли маленькую пушку. Постоянно звучали сигналы тревоги, музыканты били в барабаны и тарелки, дули в трубы, рабочие что-то взрывали и поджигали фейерверки. Матросов кидало взад-вперед, когда корабль качался на волнах и ударялся о борт противника, а за кулисами со свистом выливали воду из бочек, изображая бурные волны.
Николасу понравились три финальных штриха. На сцену выкатили пушечные ядра, которые громыхали так, словно только что вылетели из пушек. Маленькая мачта, которую держал, стоя на просцениуме, крепкий рабочий, внезапно обрушилась, придавив несколько стонущих матросов на палубе. А потом, вызвав самые бурные овации за весь спектакль, оглушительно выстрелила пушка. На этом битва закончилась.
Когда Рандольф вывел труппу на поклон, раздались аплодисменты, но из партера кое-кто освистал актеров. Смешанные эмоции зрителей не смутили Рандольфа, который в знак благодарности величественно взмахнул рукой, но некоторые артисты, судя по всему, чувствовали неловкость. Да, "Семь футов под килем" едва ли задержится в репертуаре труппы Банбери.
Прошло довольно много времени, прежде чем толпа рассеялась, и Николас задержался, пережидая давку. Он сидел на опустевшей скамье и обдумывал приемы, которые можно использовать во время морского боя. Суфлер решил, что в эпизоде победы над Армадой нужно задействовать люк.
Но вдруг кое-что привлекло внимание Николаса, и он тут же напрочь забыл о пьесе. Смотрители убирали со сцены мусор, а один из них болтал с коренастым парнем из зала, словно со старым другом. Николас тут же узнал зрителя: это был член их труппы, Бенджамин Крич.
Сегодня в "Голове королевы" запланировали примерку и подгонку костюмов. Ни одна сцена не обходилась без роскошных туалетов, их шили с особой тщательностью, чтобы они могли соперничать с одеяниями богатой публики в ложах. В новой постановке Крич переодевается три раза, его костюмы требовали кропотливого труда. Николас встревожился, увидев, что актер проигнорировал примерку. Не впервые поведение Крича давало повод для жалоб. Его любовь к пивным была общеизвестна и служила постоянным поводом для шуточек среди коллег. Бенджамин не раз опаздывал на репетиции, поскольку мог проспать все на свете. Николасу приходилось то и дело штрафовать его.