- Следы, конечно, есть, до прихода караула там успела собраться толпа зевак. На всякий случай я обыскал все. Грязь жирная, и волны, расходящиеся от барж и лодок, ничего не смывают.
Он порылся в карманах.
- Вот это я нашел на ступенях, спускавшихся к реке.
Он протянул Николя маленький камешек, засверкавший в пляшущем свете свечи. Комиссар поднес его к глазам.
- Пуговица от фрака из драгоценного камня или…
- Из фальшивого драгоценного камня, - уточнил Бурдо. - Я проверил у ювелира. Цветное стекло. Возможно, она не имеет отношения к нашему делу.
- Ну, это как сказать. Посмотрим.
И Николя положил пуговицу в карман.
- Я провел небольшое расследование и узнал, что между одиннадцатью вечера понедельника и шестью часами сегодняшнего утра тела на берегу не было, - продолжил Бурдо, - следовательно, преступление было совершено в ином месте…
- Откуда вы знаете?
- Не было следов крови, а те, что были, ничтожны. Это дает нам… погодите… Понедельник, от четырнадцати до двадцати трех часов; в эти часы берег был пуст.
- Кто вам это сказал?
- Рантье, проживающий напротив; он каждый вечер ходит туда гулять с собакой. Вне всяких подозрений, я навел справки.
- А кто жертва?
- Трудно сказать. У нее нашли платок, ключ, костяной гребень. Похоже, девушка из народа. В кармане я обнаружил двадцать пять ливров и шесть су.
- Черт побери, для девушки из народа это очень неплохая сумма! На ней были туфли?
- Нет, мы их не нашли. Впрочем, вокруг трупа вертелось столько народу, что их вполне могли украсть.
- Кто нашел тело?
- Старый садовник из приорства Сен-Дени-де-ла-Шарт. Он пришел к реке за водой.
- В саду нет колодца?
- Он недавно обрушился.
- Жертва была красива?
- Если судить по тому, что осталось от лица, то да.
- Девица?
- Жертва была скромна, но кокетлива.
- Пустите по следу всех наших агентов, - приказал Николя. - Поговорите с Сортирносом. Он постарел и сам ходит все реже и реже, однако его собственной сети осведомителей, поистине, нет равных. Мне надо знать все об этой девице, и как можно скорее! В остальном, Пьер, я полагаюсь на вашу прозорливость. А еще я сваливаю на вас всю рутинную работу по проверке алиби наших подозреваемых; работу сию надобно сделать в разумные сроки. А я с утра отправляюсь в Версаль.
- Повидаться с его величеством? - спросил Ноблекур.
- С королем - если сумею, с королевой - если окажется необходимым, и с двумя садовниками. И засвидетельствую свое почтение Морепа.
- То есть всем нынешним власть предержащим. Вот вы уже и "молодой двор"!
Бурдо снисходительно улыбнулся.
- Не смейтесь, - произнес Ноблекур, - это мудрый поступок. Хорошо, что вы напомнили мне о Морепа. Мы были с ним знакомы. В тридцатые годы, когда и я, и мои друзья - шевалье д'Орлеан, законный сын регента и графини д'Аржантан, воинственный д'Аржансон, Кейлюс и Морепа - были молоды, мы вместе, надев рединготы из грубого сукна и круглые шляпы, шли на ярмарку в Сен-Жермен - смотреть представления в балагане…
Ноблекур наполнил свой стакан вином и залпом опорожнил его.
- Особенно нравились нам спектакли, составленные из отрывков пьес, шедших в то время в театрах, - мечтательно продолжал он. - Ах, как пикантно и легко балаганные шуты высмеивали тогдашних драматических актеров! Как искренне веселились на этих спектаклях и исполнители, и зрители! С каким задором, с какой свежестью шуты передразнивали академическую декламацию, корежа и текст, и произношение! Хи-хи-хи!
Молчи! К Тесею приставать ты прекрати!
И гнусненьких причин тут не ищи! О нет,
Давно забыл он про грешки из юных лет.
И Федре нечего к нему цепляться!
Боже, как мы хохотали! Во все горло, расстегнув пуговки на штанах…
Но Николя поспешил вернуться ко второму убийству.
- Еще что-то, Пьер?
- Я решил составить подробную таблицу, чтобы яснее представить себе, где вышеозначенные подозреваемые находились в ночь убийства.
Высвободив из-под передника полы фрака, он вытащил из кармана свиток, составленный из листов, скрепленных облатками для наложения печатей. При виде длиннющего списка Николя встал и, заключив Бурдо в объятия, к великому удивлению присутствующих, облобызал его в обе щеки. От столь редкого и неожиданного проявления чувств начальника инспектор зарделся от удовольствия.
- Вот, я же вам говорил! - воскликнул Николя. - Наш Бурдо незаменим, ибо он не только превосходно готовит паштеты и пулярок, но и не имеет себе равных в поисках преступников! А сейчас он сделал то, что я еще только собирался ему поручить!
- Пятнадцать лет совместной работы сковали их одной цепью… - выразительным голосом произнес Ноблекур.
- В первой колонке, - начал Бурдо, - вы найдете имена жертвы и подозреваемых, включая…
Он понизил голос.
- …герцогиню и герцога де Ла Врийер.
- Похвально, что вы и про них не забыли, - отметил Николя. - Из надежных источников мне известно, что в воскресенье вечером герцог не был в Версале, как он это утверждает, а провел ночь в Париже.
- У "прекрасной Аглаи"?
- Маловероятно, ведь ее отправили в ссылку.
Бурдо понимающе кивнул.
- Во второй колонке указано, кто и где находился в воскресенье с десяти вечера до полуночи. В третьей колонке - кто и чем занимался в понедельник утром. В четвертой я поместил замечания и высказывания каждого подозреваемого, в пятой - свои собственные соображения, в шестой содержатся замечания относительно места происшествия, в седьмой - высказывания о жертве, а в восьмой и последней - медицинское заключение о состоянии Жана Миссери и его раны.
Николя надолго погрузился в изучение документа.
- Поистине, захватывающее чтение! Какие выводы вы успели сделать?
- Ничто ни с чем не согласуется, ни часы, ни показания свидетелей. Где граница между истинным неведением, правдой и ее сознательным сокрытием? Похоже, все без исключения хотят нас запутать.
- Такой же оценки заслуживают и показания монахини, сестры покойной супруги дворецкого, - добавил Николя. - Я бы никогда не выписал ей свидетельство об исповеди; она говорила правду только для того, чтобы получше соврать. Так вот, она, возможно, даже не ночевала в монастыре и скрывает это; вдобавок сегодня утром она имела беседу с герцогиней де Ла Врийер. Сами посудите, какова особа!
- Она принадлежит к ордену кармелитов? - спросил Ноблекур.
- Нет, она эвдистка, из монастыря Сен-Мишель. А почему вы спрашиваете?
- Однажды великий король сказал своему брату месье, что он не сомневался в том, что кармелитки - мошенницы, интриганки, болтуньи и сплетницы, но он никогда бы не подумал, что они способны стать отравительницами. А ведь они и в самом деле чуть не погубили его племянницу своими лекарствами!
Николя рассказал, что ему удалось сделать за день и какие открытия принесла ему поездка в Попенкур.
- Небо избрало вас для распутывания не только самых сложных, но и самых опасных дел, - промолвил Ноблекур. - Это говорит вам одинокий старец, живущий вдалеке от людей…
Бурдо перебил почтенного магистрата.
- А значит, как утверждает Руссо, вы имеете меньше возможностей проникнуться их предрассудками.
Второй раз за вечер инспектор краснел под одобрительными взглядами обоих друзей.
- Так вы читаете и цените Жан-Жака? - воскликнул Ноблекур.
- Скажу честно, я просто влюблен в него. Поверьте, его идеи изменят наш мир. У него есть гражданский пафос: "Великий становится малым, богатый становится бедным, монарх становится подданным. Мы приближаемся к кризису, за которым грядет век революций".
- Прекрасно, - воскликнул Ноблекур, - однако философ Бурдо не должен забывать: когда человек, способный возбуждать страсти, рассуждает дурно, он всего лишь противоречит законам логики, безумец же, черпающий у него доводы, не тратит время на рассуждения, а совершает поступки. Дети мои, я благодарен вам за этот вечер, но сон одолевает меня.
Он встал и, сопровождаемый Сирюсом и Мушеттой, направился к лестнице. На последней ступеньке он обернулся.
- Помните, в вашем деле вам придется столкнуться с явлениями непривычными, выходящими за рамки обычной жизни. Доброй ночи, господа, доброй ночи…
Как только знакомый силуэт исчез, Бурдо с тревогой в голосе обратился к Николя:
- Вам не кажется, что сегодня он несколько странен? Это падение… его последняя фраза…
- Не волнуйтесь, все в порядке, - с улыбкой ответил Николя. - Просто вы не знаете его так же хорошо, как я. Он обладает удивительной способностью пронизывать внутренним взором мрак и высвечивать таящуюся в нем истину; я не раз полагался на прозорливость Ноблекура и никогда об этом не жалел. Вряд ли он сам может объяснить, отчего у него наступает озарение. В урочное время он произносит несколько назидательных фраз, смысл которых от нас зачастую ускользает, но в которых всегда спрятана истина, открывшаяся ему совершенно неведомым образом. А сегодня он под шумок уговорил бутылочку вашего шинонского, иначе говоря, выпил больше, чем обычно. Отсюда его постоянные улыбки и избыток красноречия.
Они еще немного посидели, выдвигая гипотезы и тут же опровергая самих себя. Версии рушились словно карточные домики. У плиты, на низеньком стульчике с плетеным сиденьем, напоминавшем, скорее, скамеечку для молитв, нежели какой-либо иной предмет мебели, сидела Катрина и что-то штопала. Она давно клевала носом, однако уходить не собиралась. Николя знал, что с недавних пор она снова страдает от ломоты в костях, напомнившей ей о ледяных дождях во время долгих бивуаков в разных уголках Европы. Но слух у нее был по-прежнему острым, и, поглядывая, как кипит бульон из трех сортов мяса и кореньев, предназначенный для приготовления соуса, она внимательно слушала разговор обоих сыщиков. Наконец Бурдо попрощался; Николя вывел инспектора, обремененного корзиной со снедью, на улицу Монмартр, и, несмотря на сопротивление, вручил ему фонарь. В поздние часы мародеры обычно подкарауливали одиноких прохожих на улицах, где не было фонарей; удержать грабителей на расстоянии могли только караул и яркий свет.
Поднявшись к себе, Николя обнаружил, что Мушетта ретировалась: плутовка имела обыкновение делить свое внимание между ним и Сирюсом, так что сейчас она наверняка устроилась в длинной шерсти спаниеля, где моментально принялась мурлыкать, словно заведенный механический автомат. Сравнение напомнило Николя, что он обещал Сартину навести справки о Бурдье, изготовителе шкафа для хранения париков и изобретателе новой шифровальной машины. С этой мыслью он разделся и лег спать.
Среда, 5 октября 1774 года
Стремительно менявшийся в лице Сартин стоял возле любимого механического шкафа и манипулировал клавишами из слоновой кости и черного дерева. Вместо веселой музыки Рамо шкаф издавал монотонное хрипение, напоминавшее натужное исполнение Dies Irae. Вдруг ящик с сухим стуком открылся, и Сартин, вцепившись в его рукав, в ужасе уставился в недра шкафа. Проследив за его взглядом, Николя увидел окровавленное женское тело. Обернувшись, он обнаружил, что министр исчез, а на пол сыплются срезанные цветы. Пока он стоял в растерянности, откуда-то возник человек и стал рубить топором толстый ствол дуба, двигая руками, словно марионетка, какими торгуют на Новом мосту. У дровосека было бесстрастное лицо Бурдо. Внезапно сверкнул клинок и ударил его в грудь, но вместо удара он ощутил мягкое прикосновение. Открыв глаза, он увидел Мушетту: киска разгуливала у него по кровати, время от времени любовно толкая его носом в подбородок.
Пока он приводил себя в порядок, ночной кошмар, смысл которого остался для него непонятен, не отпускал его. Он достал складной дорожный чемодан, проверил ружья, подаренные ему Людовиком XV, почистил сменную одежду, придворный костюм и костюмы для охоты. Лишившись должности, Лаборд утратил право на комнаты во дворце, и теперь Николя, приезжая в Версаль, вынужден был останавливаться в гостинице, что изрядно раздражало его. Необходимость возить с собой оружие и костюмы раздражала его вдвойне, хотя он и старался не подавать виду. Не желая никого будить, ибо в доме спали все, включая Катрину, он отправил на поиски экипажа мальчишку-подмастерье из булочной. Тот быстро справился со своей задачей, и когда Николя сел в карету, ночной сумрак еще не рассеялся. Вскоре закапал дождь; возле заставы Конферанс дождь окончательно разошелся, а через короткое время к нему добавился порывистый ветер.
Обуреваемый мрачными мыслями и нехорошими предчувствиями, Николя размышлял о недуге Ноблекура. Он понимал, сколь многим он обязан старому прокурору и как сильно он к нему привязан. Тревожные мысли о здоровье старшего друга плавно перешли в рассуждения об эфемерности человеческого бытия. Как много людей, сыгравших большую роль в его жизни, уже отошли в мир иной! Его опекун каноник Ле Флок, нежной любви и вниманию которого он обязан своими нравственными убеждениями. Его отец маркиз де Ранрей, образец человека умного и отважного. Комиссар Ларден, преподавший ему основы ремесла и ставший для него не только придирчивым, но и умелым и требовательным начальником. И хотя комиссар совершил немало ошибок, Николя был рад, что отомстил за его смерть. Холодное и хмурое лицо Лардена часто всплывало у него в памяти.
Экипаж ехал по Елисейским Полям; в тусклом свете надвигавшейся грозы они выглядели пустынными и зловещими. Своей благожелательностью покойный король укрепил его врожденную преданность тому, чей профиль, отчеканенный на золотом луидоре, он запомнил с детства. Сартин, Бурдо и Семакгюс внесли свою лепту в формирование того Николя, каким он стал сейчас; немалая заслуга в этом принадлежит также Ноблекуру. С трепетом, близким к священному, он понимал, что каждый из тех, кого он сейчас вспомнил, щедро поделились с ним своим опытом, окружили его отеческой заботой и с головы и до ног вооружили против жизненных невзгод. Мысль о том, сколь многим он обязан этим великодушным людям, прогнала его мрачное настроение, и, призвав на помощь Господа и святую Анну, он вновь утвердился перед лицом судьбы, на службе короля.
Когда на подъезде к Версалю экипаж медленно продвигался по лесу Фос Репоз, непогода окончательно разъярилась: стеной хлынул холодный осенний дождь, сопровождаемый шквалистыми порывами ветра; обнажив землю, ветер вколачивал в нее крупные тяжелые капли. Завороженный зрелищем разбушевавшейся природы, Николя не отрывал взор от окна. Неожиданно взгляд его упал на предмет, брошенный на обочине дороги. Из-за струившегося по стеклу дождя очертания его расплывались, и он не сразу разобрал, что это человек. Стукнув в переднюю стенку кузова, он велел кучеру остановиться; тот послушался, экипаж вильнул в сторону, колеса прокрутились по грязи и остановились; раздались окрики и конское ржание. Выскочив под дождь, он увидел лежащую на земле женщину; она была без сознания. Склонившись над бедняжкой, он взял ее на руки и бегом вернулся к карете. Неожиданная ноша оказалась легкой как пушинка; одним движением он закинул ее на сиденье. Закрыв дверцу, он сел и вгляделся в бледное тонкое лицо, обрамленное длинными каштановыми кудрями, разметавшимися по корсажу. От девушки исходил запах вербены, который не сумели перебить ни резкие запахи осени, ни горьковатый аромат мокрой земли и листьев. Достав носовой платок, он вытер ее исцарапанные гравием руки. Встрепенувшись, она застонала и, прижавшись к нему, уткнулась губами в его подбородок. Он вспомнил Мушетту, чьи прикосновения отличались такой же нежностью. Постепенно девушка пришла в себя, лицо ее порозовело. Открыв глаза, оказавшиеся серыми с синими крапинками, она с нескрываемым любопытством посмотрела на него и, поправив на груди кружевную косынку, высвободилась из его объятий.
- Сударь, я в смущении. Что со мной случилось?
Николя разжал объятия и аккуратно усадил ее на скамью.
Теперь, когда он окончательно разглядел ее, он решил, что ей немногим более двадцати.
- Сударыня, увидев, как вы упали, я велел кучеру остановиться, выскочил из кареты и оказал вам помощь.
Она улыбнулась, и он убедился, что у нее ослепительная улыбка.
- Кого я должна благодарить, господин спаситель?
- Николя Ле Флок, комиссар Шатле.
Он мог бы и не называть своей должности, но, как показывал опыт, умолчание быстро влекло за собой неприятности.
- О! - с нескрываемым интересом произнесла она. - Наш дорогой Ранрей!
Николя помрачнел. Любого, кто без предупреждения вторгался на его личную территорию, он воспринимал как непрошеного гостя. Это прозвище он расценивал как своего рода нить, соединявшую его с королевской семьей. Покойный король и его фаворитки, дочери покойного короля и король нынешний называли его так, когда хотели оказать ему уважение. Девушка искоса смотрела на него. Заметила ли она его раздражение? Накрутив на палец локоны, она принялась выжимать из них воду, тотчас закапавшую ей на платье.
- У нас есть общий друг, господин де Лаборд, - объяснила она. - Его жена - моя ближайшая подруга. Он не устает восторгаться вами. Он поет вам хвалы и, похоже, готов переложить их на музыку!..
Чуть-чуть приподнявшись, она изобразила некое подобие реверанса и произнесла:
- Эме д'Арране, к вашим услугам.
Он с облегчением вздохнул. Раздражение исчезло, уступив место блаженной легкости. Девушка устроилась в уголке экипажа. Воцарилась тишина. Он чувствовал исходящую от неожиданной попутчицы беззаботность и нежность и не уставал ею восхищаться. Он ощущал себя помолодевшим.
- А что вы искали при такой грозе?
- Сударь, вы задаете нескромные вопросы. Но я окажусь неблагодарной, если не удовлетворю ваше любопытство…
Она открыла висевшую у нее на поясе сумочку.
- Я собирала каштаны, и меня застала гроза.
- В такую рань?
Она скорчила недовольную гримаску.
- Однако, вы назойливы! Я вышла ранним утром и, отвечая на ваш вопрос, господин комиссар, признаюсь, что сначала я намеревалась искать грибы. Разве вы не знаете, что грибы лучше всего собирать ранним утром, пока роса не сошла?
Рассуждения о дарах осени вели в тупик, и он решил сам завершить разговор. Похоже, его собеседница моложе, нежели он предположил. Но тогда откуда взялись эта уверенность, умение владеть собой, очарование, собранность движений, легкость в общении… Он наслаждался, не думая о том, куда его может завести столь неожиданное знакомство. Давно, с печально памятного концерта в доме Бальбастра, он не испытывал подобного чувства. На него нахлынули воспоминания о Жюли де Ластерье, пленительные и горькие одновременно.
- Сударь, отчего вы вдруг замолчали? - спросила девушка. - О! Из-за меня вы теперь весь мокрый!