- Убивать моих гостей в Версале, возле дверей моего собственного дома! Может, убийцы покушались на жизнь министра?
- Не знаю, - бросил Семакгюс. - Все возможно. Впрочем, комиссара уже не раз пытались убить. Поистине, он этот год не может назвать счастливым. О! Кажется, он приходит в себя.
Николя открыл глаза. Он лежал на кровати в богато убранной комнате, и на него с неприкрытой тревогой взирал Семакгюс; рядом с ним стоял граф д'Арране. На одеяле сидела Эме и держала его за руку. Он попытался приподняться, но голову пронзила острая боль. Когда в Геранде он играл с мальчишками в мяч, ему частенько перепадали синяки и шишки; сейчас, похоже, ему досталось больше.
- Не двигайтесь, - произнес Семакгюс. - Пуля задела висок. Рана не глубокая, но вы потеряли много крови. Голова выдержала. Впрочем, она выдерживала удары и похуже. Сейчас я вас перевяжу. Мадемуазель согласилась нащипать корпии из вашей рубашки.
Заметив, что он обнажен до пояса, Николя смутился.
- Вы остаетесь ночевать здесь, - произнес д'Арране, - это приказ. И кому только пришло в голову убивать моих гостей! Я чувствую себя ответственным за случившееся с вами несчастье…
Николя попытался протестовать.
- Ни слова больше. Я велю выставить караул на подступах к дому. Каждый лакей отдежурит положенное время, Триборт проследит за этим. Семакгюс, вы также ночуете у меня. И никаких возражений.
- Почему они промахнулись?
- О Боже! - со смехом воскликнул хирург. - Я начинаю опасаться, что вместе с кровью у него вытек разум. И это вместо того, чтобы порадоваться! Мой кучер, с изумлением увидев взявшегося неизвестно откуда незнакомца, не раздумывая, хлестнул его кнутом по физиономии. Кончик кнута окрасился кровью. Так что отныне опасайтесь человека со шрамом на лице. Субъект не сумел толком прицелиться, и пуля пролетела мимо, слегка задев вас.
- А вы его поймали?
- Черт бы побрал это неблагодарное создание, - возмущенно воскликнул Семакгюс, указывая на свой серый камзол, забрызганный кровью. - Вы упали мне на руки, быть может, при последнем издыхании. И вы полагаете, я мог бросить вас в таком состоянии?
- Простите меня, Гийом. Моя голова все еще очень плохо соображает.
Неужели это покушение связано с вновь открывшимися обстоятельствами дела об убийстве в особняке Сен-Флорантен? Памятуя, как пользуют раны на военных кораблях, Семакгюс заставил Николя сделать большой глоток рома, а потом этим же ромом прижег ему висок и наложил повязку. Сняв нагар со свечи, он посоветовал своему пациенту как можно скорее заснуть, тогда к завтрашнему дню все пройдет. Затем те, кто еще держался на ногах, отправились размещать на ночлег доктора. Некоторое время за дверью ворчливо рокотал голос хозяина дома, раздававшего указания слугам. Бросив прощальный взгляд на раненого, Эме удалилась к себе. Особняк д'Арране погрузился в сон, а слуги, которых граф снабдил фонарями, отправились караулить в парк.
Внезапно Николя проснулся. Паркет скрипел, не оставляя сомнений: кто-то проник к нему в комнату. Сердце сильно забилось. С величайшей осторожностью в замке повернулся ключ. Николя замер, затих, контролируя не только каждое свое движение, но и каждый вздох. От волнения он даже забыл о боли в виске. Кто-то подошел к его кровати, и он с удивлением понял, что не чувствует страха. Он обонял аромат вербены и горячего тела. Теплый пальчик прижался к его губам, нежная ручка скользнула на грудь. Он скорее догадался, нежели разглядел, как, сброшенная второпях, соскользнула на пол одежда. Охваченный смятением, он ждал. Внезапно на него хлынул поток волос. Протянув руки, он обнял обнаженное тело, и оно податливо прижалось к нему. Рот его отыскал губы, раскрывшиеся ему навстречу. Шелковая нежность плеча потрясла его. Он медленно повернулся. Долгие поцелуи, заменившие беседу, почти не оставляли времени вздохнуть. Все более нежные, более частые, более пылкие, они подогревали охватившее их чувство до тех пор, пока последний поцелуй, продлившийся, как ему показалось, вечность, не подсказал Николя, что настала пора отдать должное любви…
Рядом с ним возмущался чей-то суровый голос. Он открыл глаза.
- Ах ты, Господи! - восклицал Семакгюс. - Вы, похоже, сражались с ветряными мельницами! Вся постель смята. Наверное, у вас была лихорадка… В борьбе с ней вы даже штаны потеряли.
Смутившись, Николя натянул на себя простыню. Снимая повязку и осматривая рану, Семакгюс поводил носом и многозначительно поглядывал на Николя; в глазах его прыгали насмешливые искры.
- Прекрасно, началось образование корки, значит, рана скоро затянется. Останется шрам, свидетельство очередного подвига. Следы на вашем теле напоминают о многочисленных расследованиях… самого разного рода. И изрядно усиливают вашу природную привлекательность.
Николя задался вопросом, что произошло сегодня ночью. Быть может, ему все приснилось? Однако подробности, всплывавшие у него в памяти… К тому же он насквозь пропитался легким ароматом чужих духов, а его тело прекрасно помнило прикосновения другого тела. Судя по насмешливому тону, проницательный Семакгюс тоже понял, что ночь он провел не в одиночестве. Да он и сам готов посмеяться над собой. Неужели кому-то пришло в голову устроить на него покушение единственно для того, чтобы поставить его в беспомощное положение? Как было тогда, с Сатин… Он почувствовал, что вполне в состоянии добраться до Парижа. Корабельный хирург не возражал.
Натянув адмиральскую рубашку, ибо его собственную расщипали на корпию, Николя облачился в свой запятнанный кровью фрак и спустился попрощаться с хозяином дома, сердечно его приветствуя, граф д'Арране снова напомнил, что он может располагать его домом как своим собственным. Эме не показывалась; впрочем, час был ранний. Отъезд прошел без приключений, путь открывался безопасный и свободный. Чтобы избежать повторного нападения, слуги всю ночь несли караул вокруг дома. Триборт радостно приветствовал гостей, и Семакгюс заключил, что в этом доме у них появился друг, на которого в случае необходимости можно положиться.
Поглощенный наблюдением за хирургом, дабы мгновенно пресечь даже малейшие намеки на события прошедшей ночи, Николя не ответил на приветствие слуги. Время от времени он спрашивал себя, не приснилось ли ему ночное приключение? Однако воспоминания и следы посещения мадемуазель д'Арране пребывали настолько ощутимыми, что в сон не верилось никак. Понимая, что возможные последствия случившегося нельзя обдумывать на горячую голову, он решил пока забыть об этом. Его обуревало слишком много противоречивых чувств, и вдобавок щепетильность упорно нашептывала ему, что он предал доверие графа д'Арране и нарушил законы гостеприимства.
Друзья молча доехали до гостиницы "Бель Имаж". Николя переоделся и расплатился по счету. По пути в Париж он притворился, что спит, и Семакгюс не стал нарушать его покой. Когда экипаж проехал заставу Конферанс, он встряхнулся, словно конь перед препятствием, и попросил отвезти себя в Шатле. Терять времени больше нельзя, необходимо дать новый толчок расследованию. День начинался, и он надеялся, что Бурдо уже на месте.
Действительно, инспектор с серьезным видом встретил его у дверей дежурной части; он сообщил, что ранним утром, на берегу острова Лебедей, обнаружена третья жертва убийцы "с рукой".
IX
ПОДСТУПЫ
В пылу сраженья горячность правосудью не подмога.
Петрарка
Семакгюс пожелал принять участие в осмотре места происшествия и предоставил свой экипаж в распоряжение обоих сыщиков. Не упуская ни единой мелочи, Николя поведал друзьям обо всем, что произошло в Версале, и о новых фактах, вскрывшихся в процессе расследования. Его открытие, касающееся искусственной руки герцога де Ла Врийера, поразило обоих. Инспектор предположил, что речь идет о главной улике, сказал, что такая улика, скорее всего, заведет следствие в тупик, а потом задал вопрос, который уже не раз задавал себе комиссар: почему дело поручили именно ему, Николя, верному соратнику Сартина?
Семакгюс предположил, что министр либо намеревался жестко контролировать расследование, а потому поручил его тому, кого хорошо знал, либо он, действительно, считал случай крайне запутанным и был уверен, что никто, кроме Николя, не сумеет распутать все нити. На это Николя ответил, что в таком случае вышеозначенный министр должен был бы быть с ним предельно откровенен, чего, однако, не случилось. Последовало долгое молчание: друзья предавались собственным размышлениям. Экипаж проехал через мост и теперь ехал по набережной; миновав кварталы Бо Гренель и Гро Кайу, путь его лежал в предместья, выросшие в нижнем течении реки.
Николя вырвался из плена мечтаний.
- Откуда вы узнали о третьем трупе? - спросил он.
- Я велел всем комиссарам, инспекторам и караульным сообщать в дежурную часть обо всех женских трупах, - ответил Бурдо.
- Вам уже известны какие-нибудь подробности?
Мозг пронзила кощунственная мысль: необходимо проверить алиби причисленного к подозреваемым герцога де Ла Врийера.
Бурдо замялся.
- Честно говоря, они ужасны. Труп нашли… да вы наверняка знаете, что это за место. Для пропитания парижан в город пригоняют сотню тысяч быков, после забоя остаются четыреста тысяч копыт, не считая рогов и кишок. Все эти останки собирают в кучу, забрасывают на телеги и везут на остров, где отходы от бычьих туш сваливают в котлы, под которыми никогда не гаснет огонь. От выварки получают масло для ламп, кинкетов и ночников, масло для жарки, которое хозяева приобретают для людских, а также смазку для колес различных механизмов. И это адское место называется островом Лебедей!
- Ну и название для столь неароматного уголка! - воскликнул Семакгюс. - Судя по миазмам, которые все сильнее бьют нам в нос, мы к нему приближаемся. Да, тут воняет почище, чем в клоаке!
Экипаж свернул вправо, к маленькому горбатому мостику, перекинутому через канал, отделявший остров от берега. Среди чахлых кустиков, перемежаемых кривыми тополями, стояли несколько сколоченных на скорую руку строений, тонувших в клубах дыма. Впереди они разглядели лошадей, носилки, пустую телегу и группку людей, похоже, ожидавших именно их.
Николя узнал Рабуина, без сомнения, посланного Бурдо охранять место преступления, и караульного пристава Барольо, к помощи которого ему не раз приходилось прибегать во время расследований. Краснолицый толстяк, то и дело утиравший струившийся со лба пот, о чем-то оживленно рассказывал толпившимся вокруг него людям. Пристав направился навстречу к новоприбывшим.
- Очень неприятное дело, господин комиссар, - заявил он вместо приветствия.
Он повел их в маленький дворик, где стояла тяжело груженная телега, запряженная серой клячей. Груз был прикрыт старыми тряпками, однако распространявшаяся из-под них затхлая вонь не оставляла сомнений относительно его природы. Позади телеги высился частокол, скрывавший гигантский котел, откуда валил густой черный дым.
- Здесь перерабатывают рога, копыта и остатки требухи, - объяснил подошедший Рабуин.
С помощью пристава он сдернул с телеги тряпье. Вонь стала еще сильнее. Бурдо вытащил трубку и живо раскурил ее. Достав табакерку, Николя схватил понюшку и вскоре с наслаждением начал чихать.
Сваленные вперемежку копыта, рога и прочие несъедобные останки покрывал плотный черный слой осенних мух, отчего разглядеть что-либо в подробностях возможности не представлялось. И все же, приглядевшись, они различили бледное, пожелтевшее лицо, смотревшее на них мертвыми глазами. На этом юном, почти детском личике застыло выражение ужаса и изумления. Скорее всего, тело сбросили на ужасную кучу откуда-то сверху. Николя приказал снять труп с телеги. Призванные на помощь рабочие, вооружившись деревянными лопатами, аккуратно поддели его и опустили на носилки. Размахивая сорванной с куста веткой, чтобы отогнать назойливо жужжащий перед лицом рой мух, Семакгюс склонился над телом.
- Молодая девушка или женщина, приблизительно… гм… восемнадцати-двадцати лет… Отметинки от оспопрививания. Глаза голубые, насколько можно сейчас судить. Зияющая рана на шее. Практически без одежды. Рубашка… Дезабилье в полоску.
- Время смерти?
- Трудно сказать. Надеюсь, вскрытие поможет определить.
- Кто ее нашел? - спросил Бурдо.
- Рабочие, что приходят утром опустошать телеги, - поторопился ответить толстяк.
Он указал на высокую дверцу.
- За ней расположен наклонный желоб. Кишки сами соскальзывают в котел. Обычно тот, кто этим занимается, не смотрит, что он сбрасывает.
- Тело могло остаться незамеченным?
- Конечно. Они сами говорят, что выполняют свою работу не глядя, лишь бы по сторонам ничего не сыпалось.
- Тогда отчего они вдруг обратили внимание на то, что сбрасывают?
Толстяк разжал руку и протянул Николя маленький круглый предмет.
- Лучи восходящего солнца осветили эту штуку, и она заблестела. Вдобавок им показалось, что сегодня телега легче, чем обычно.
- Бонбоньерка, - произнес Николя, вертя в руках сияющую коробочку.
Позолоченная, украшенная искусно выполненной гирляндой из зеленых камней, она имела эмалевую крышку с изображением четырех амурчиков, выпускавших птичку из клетки. Вокруг рисунка вилась надпись "Амур гравер" и четверостишие:
В детстве амур не помышлял ни о чем,
Лишь о свободе птичек.
А мы, повзрослев, мыслим только о том,
Что нашей душе стало ближе.
Николя попросил у Семакгюса очки: корабельный хирург все чаще вынужден был прибегать к помощи сего прибора, и это его ужасно раздражало его. Получив очки, Николя сложил их пополам, дабы стекла оказались друг над другом, и воспользовался ими как увеличительным стеклом. Внимательно оглядывая бонбоньерку, он в конце концов отыскал клеймо в виде головы легавой собаки. Удовлетворенно вздохнув, он открыл коробочку.
- Друзья мои, - объявил он, - это коробочка для пилюль…
Пристально рассмотрев ее содержимое, он вскрикнул от неожиданности.
- Шпанская мушка! Какое отношение может иметь афродизиак к этой девушке?
- Возможно, она была девушкой для утех, - произнес Семакгюс. - Эти жучки помогают наименее отважным мужчинам и способствуют возбуждению матки у самых холодных женщин.
Николя знал, что в области афродизиаков познания Семакгюса отличались исключительной глубиной, но он до сих пор не мог понять, являлись ли причиной тому медицинские штудии или опыт бывшего либертена. Еще он подумал, что в ходе расследования этот афродизиак появился уже второй раз. Тотчас мысль повлекла его дальше.
- Рабуин, - спросил он, - как ты считаешь, каким образом этот предмет мог попасть на глаза работникам? Впрочем, мы обязаны отблагодарить их за честность.
- Скорее всего, он выскользнул из кармана ее платья… Там есть кармашек…
Николя размышлял, пытаясь соединить воедино разрозненные сведения. Ему не хватало одной детали.
- Мне необходимо знать, какой путь проделала телега и за какое время, если, конечно, это возможно. Так что приведите мне возницу.
Толстяк с выпученными глазами выступил вперед.
- Вам следует знать, господин комиссар, что телеги подъезжают сюда беспрерывно, одна за другой, в течение всего дня. Последняя прибывает около трех часов ночи, ее возница возвращается сюда к семи утра, чтобы забрать ее. Но сегодня он не пришел…
- Интересная подробность, которая сама по себе ограничивает возможное время совершения преступления. Если Семакгюс сумеет внести кое-какие уточнения, мы подберемся совсем близко к истине, - проговорил Бурдо.
- Совершенно справедливо, Пьер, - поддержал его Николя. - Итак, выстраиваем план кампании. Тело надо отвезти в мертвецкую, где господин Семакгюс произведет тщательный его осмотр. Если, разумеется, вы, Гийом, не возражаете.
Хирург кивнул в знак согласия.
- Пьер и Рабуин, вам два задания. Найдите мне возницу этой колымаги. Я хочу допросить его. А бонбоньерку или коробочку для пилюль - называйте как хотите - мне хотелось бы показать эксперту, способному определить ее происхождение. Это ценный предмет, и я не сомневаюсь, что можно отыскать его изготовителя. Исходя из того, что он скажет…
Он взглянул на часы.
- Встречаемся в Шатле ровно в шесть. Бурдо, что у вас еще по второй жертве?
Мысли вихрем проносились в голове Николя.
- У нас, к сожалению, имеется всего лишь экипаж доктора, - произнес он, отвечая самому себе.
- Нет, - сказал Бурдо, - я на всякий случай нанял еще один, он следовал за нами. Что же касается второй жертвы, то удача мне улыбнулась. Мои осведомители быстро обнаружили, что ниточка ведет в мир любителей галантных похождений. В этом мире все всех знают, и стоит кому-нибудь исчезнуть хотя бы ненадолго или изменить привычки, как начинается переполох, словно на птичьем дворе.
Выбив трубку и спрятав ее в карман, инспектор извлек на свет очки и, расправив бумагу, принялся читать:
- Девица Жюли Жанна Маро, уроженка Шампани, из деревни Сюзонкур, девятнадцати лет от роду. Сирота; отец и мать жительствовали в той же деревне, владели виноградником; прибыла в Париж год назад, хотела наняться в услужение. Встретила даму Ларю, акушерку с улицы Бур-Лабе, промышляющую сводничеством. Ларю продала ее одному малому, из числа своих знакомцев, с которым у нее давние отношения, и тот, несмотря на крики и протесты девицы, лишил ее девственности, и мамаша Ларю принялась беззастенчиво торговать ее прелестями. Быстро поняв, что она не имеет от своих трудов никакого дохода, девица ушла от нее и устроилась у мамаши Иларии, в тупике Сен-Фиакр. Сводне она понравилась, та стала заботиться о ней, и вскоре девица стала украшением ее сераля. Ее прозвали Этуаль и известили всех, что взошла новая звезда. Вакханалии пришлись девице по вкусу, и она стала принимать участие в вечерах и ужинах, где царил самый неприкрытый разврат.
- Мои поздравления! Однако поиски надо продолжить. Кто был ее покровитель? А может, их было несколько? Кроме денежных поклонников, у нее наверняка был какой-нибудь смазливый вертопрах для собственного удовольствия. Какие места она посещала? Словом, ищите, вы прекрасно знаете, как браться за такое дело, и выполните все лучше меня.
Труп водрузили на повозку караула, набросали поверх тряпья, и кортеж двинулся в сторону города. Опустив окошко, Николя высунулся из кареты и окинул взором отходившую вбок улицу.
- Не забудьте про скотобойню возле Инвалидов, это совсем рядом с нашим благословенным островом. Проверьте, не останавливалась ли там эта колымага.
Он рассуждал громко, но Семакгюс лишь слушал его, не считая нужным отвечать.
- Нам крайне необходимо определить, когда и где тело бросили на кучу кишок, - то ли для того, чтобы его нашли, то ли для того, чтобы оно бесследно исчезло в котле на острове Лебедей.
- А как же бонбоньерка? - спросил Семакгюс. - На дорогих безделушках часто пишут имя дарителя или одариваемого.
- В этом-то и загвоздка! Не верю, что такое сокровище забыли, тем более, девушка была полураздета. Уверен, коробочку специально засунули в одежду, чтобы привлечь внимание к трупу.
- Вот вы и ответили на свой вопрос. Кто-то хотел, чтобы тело было найдено.
- Без сомнения. Продолжим. Убийца кладет тело на кучу кишок и засовывает в одежду бонбоньерку, в надежде, что жертву обнаружат.
- Согласен, но на коробочке нет ни одного имени!