- Прости, дорогая, - кивнул Пауэрскорт. В его памяти вновь возник образ утонченной Элизабет Донтси, которая легкой походкой скользит по пустынным залам Кална в надежде найти утешение у портретов предков. - Возможно, у Донтси и был незаконный ребенок, которого он предполагал усыновить и впоследствии сделать владельцем Кална. Ведь тот парень, чья вдова оставила в дар обществу Собрание Уоллес, был незаконнорожденным, однако унаследовал немало. Но трудно представить, что Донтси захотел бы завести потомство от какой-нибудь простушки, готовой родить ребенка за деньги.
И он замолчал, разглядывая потрепанного плюшевого медвежонка, любимца близнецов и Оливии. Мех на лапе протерся, словно от лишая, стеклянные глаза смотрели в разные стороны, а мордочка приобрела какое-то зловещее выражение.
- Но не могу же я дать в газеты объявление: "Женщину, которая вступала с Александром Донтси в близкие отношения с целью родить ему ребенка, прошу обратиться к Фрэнсису Пауэрскорту по адресу: Лондон, Манчестер-сквер, дом № 8".
Леди Люси покачала головой. Она прекрасно понимала, куда клонит муж. Ей уже не раз приходилось обращаться к своим многочисленным родственникам и выяснять, не случалось ли кому-нибудь из них знакомиться, встречаться, общаться или флиртовать с лицами, представляющими интерес для очередного расследования Фрэнсиса. Особенно ценил он информацию, полученную от представительниц слабого пола. Женщины любопытнее мужчин и так любят посплетничать. У них есть возможность пообщаться в парикмахерской или за чашечкой кофе с пирожным. Их волнуют взаимоотношения людей, всякие симпатии-антипатии, драматичные разрывы и счастливые примирения. Только женщины - и Пауэрскорт отнюдь не осуждал их за это - способны часами болтать, перемывая косточки всем своим знакомым. Подтверждение этой теории он получил от крупного лондонского книготорговца, который сообщил, что среди покупателей романов мисс Джейн Остин женщин в четыре раза больше, чем мужчин.
- Не могла бы ты, Люси, поговорить со своей родней? Узнай, известно ли им что-нибудь об Элизабет и Александре Донтси. Лишний шум нам, как всегда, не нужен. А может, кто-нибудь из твоих родичей обитает поблизости от Кална?
Леди Люси слегка зарделась.
- Кажется, одна из моих двоюродных сестер снова переехала и поселилась где-то там. Ее муж очень богат, у него большие связи в Сити, так что, наверное, они вращаются в тех же кругах, что и Донтси.
- Шепни, пожалуйста, словечко этой милой кузине. - Пауэрскорт встал и обнял жену. - А что, если мы сходим куда-нибудь поужинать? Признаться, я не прочь подкрепиться.
В начале следующей недели, точнее, во вторник утром Пауэрскорт и старший инспектор Бичем, приехав в Куинз-Инн, чтобы допросить Джозефа, увидели весьма странное зрелище. На столах парадного зала были разложены приборы, расставлены бокалы - отряд официантов обслуживал банкет-призрак. Их шествие, подумал Пауэрскорт, могло бы символизировать три этапа человеческой жизни. Пожилые важно, хотя походка их при этом особой твердостью не отличалась, несли блюда с несуществующими овощами. Лицо старейшего из официантов напоминало пергамент. Штатные лакеи Куинза, в основном средних лет, вели себя так, как будто обслуживали воображаемых гостей всю свою жизнь. Юноши, двое из которых, казалось, еще не совсем проснулись, несли пустые суповые тарелки или наполняли бокалы водой из винных бутылок. Пауэрскорт усмехнулся: в данном случае вода вряд ли превратится в вино.
- Я решил, что это поможет им припомнить все подробности, - бодро доложил Джозеф, выливая "выпитые" бокалы в ведро, - и предупредил, что они должны быть готовы ответить на ваши вопросы.
Старший инспектор Бичем внимательно наблюдал за официантами.
- Подойдите все сюда! - распорядился дворецкий, и официанты мрачно выстроились в круг возле стула, на котором сидел в день банкета Донтси, а сейчас расположился сержант Бичем. - Лорд Пауэрскорт! - объявил Джозеф тоном мажордома, представляющего гостей.
- Большое вам спасибо, что пришли сюда сегодня, - поблагодарил всех Пауэрскорт. - Знаю, это было не легко. Итак, кто-нибудь вспомнил что-то интересное о том банкете? О смерти мистера Донтси?
Они тихо посовещались, и вперед вышел один из штатных официантов.
- Мы всяко это обсуждали, сэр, и в ту ночь, да и нынче утром. Нет, непонятно нам, как бедного джентльмена могли отравить на банкете. Начинали с закуски. Мы взяли подносы и понесли к этому столу. Никто не мог знать, какая тарелка достанется мистеру Донтси. Потом был суп. Как накапать в чашку яду, если несешь их сразу две? Ведь обе руки заняты! Никак. То же самое с вином. Ты ж, вынося новую бутылку, не знаешь, в чей бокал надо будет подливать. Вот если захотеть сразу всех перетравить, - с подозрительным воодушевлением произнес он, - тогда, конечно, легче. Повар плеснет отравы в суповой котел, а ты просто иди, разноси порции. Или сам подсыплешь яду в дюжину бутылок и прикончишь всех гостей разом. Но одного кого-то, это нет, не выйдет.
Официант замолк, с вызывающим видом ожидая возражений, но их не последовало.
- Вопросов нет! - подытожил старший инспектор Бичем. - Вы нас убедили.
Трудно, почти невозможно представить, чтобы детективу представилась возможность так явственно увидеть лицо человека, чью смерть он расследует. Как говорится, "и живые мертвых узрят". Однако через день после воображаемого банкета лорд Фрэнсис Пауэрскорт эту возможность получил. А устроил все Эдвард.
- С нового бенчера всегда пишут портрет, - как всегда кратко сообщил он. - И вешают в парадном зале и в библиотеке.
Пауэрскорт тут же вспомнил два старинных портрета кисти Гейнсборо на стене парадного зала над столом, за которым сидел Александр Донтси в тот злосчастный вечер.
- Портретист сказал, что хочет встретиться с кем-нибудь из Куинза. Узнать, правильно ли он все понял.
И они направились в Чизвик, к портретисту. Его звали Стоун, Натаниэль Стоун. Пока Эдвард и Пауэрскорт шли вдоль реки от моста Хаммерсмит, детектив разглядывал стоящие на набережной здания. Большинство из них были построены недавно, но попадались и красивые особняки восемнадцатого века.
- Какого дьявола вы заявились? Чего, черт подери, вам опять надо? Оставьте вы меня в покое! - бурно отреагировал на звонок Эдварда низкорослый рыжебородый мужчина с сердитыми глазами. Он был в переднике, заляпанном красками всех цветов радуги.
- Меня зовут Пауэрскорт, - представился детектив, - а это мой друг Эдвард. Мы из Куинз-Инн, по поводу портрета мистера Донтси. Как вам, вероятно, известно, мистер Донтси скончался, но заказ на портрет не отменяется.
- Что ж вы сразу не сказали? - проворчал рыжебородый, и не думая менять гнев на милость. - Заходите. Я думал, снова счета - у вас такой вид. Доконали уже этими проклятыми счетами!
Он провел их наверх, в просторную гостиную, за окнами которой текла Темза и виднелся мост Хаммерсмит. На большом мольберте стоял почти законченный портрет светской красавицы в полный рост. Пауэрскорту показалось, что недописанным осталось только кружево манжет.
Коротыш с ненавистью поглядел на холст.
- Замучила меня эта дамочка, - подойдя вплотную к мольберту, он впился мрачным взглядом в запястья модели. - Прогресс! Заладили свое - прогресс! Дурацкое электричество светит днем и ночью! Чертовы автомобили давят людей! - Схватив кисть, он стал нерешительно тыкать ею в холст. - Проклятый телефон, чтобы кредитор тебя душил, не вылезая из своего дурацкого офиса! Идиотские фотокамеры, ладно, они уже давно, но их же делают все лучше и лучше! Скоро наши портреты будут никому не нужны! Эти чертовы обезьяны со своими дорогущими фотокамерами прикончат наше ремесло!
Художник засопел, изучая неподдающуюся манжету. Пауэрскорт хотел было заговорить, но не тут-то было.
- Прогресс? Какой прогресс? - Натаниэль Стоун, продолжая свою пламенную речь, с горечью плюнул в горящий камин, и тот зашипел в тон хозяину. - Три-четыре века назад, - кивнул он на мольберт, - любой дурак написал бы эти манжеты. Два года, даже год назад и я мог это сделать, а в свои двадцать пять написал бы их с закрытыми глазами. Но теперь я на это не способен! У меня прогресса нет! Я качусь вниз!
Всплеск эмоций был слишком бурным, чтобы можно было поверить в его искренность. Видимо, художник преследовал определенную цель.
- Мистер Стоун, - твердо заявил Пауэрскорт, - вы несправедливы к себе. Ваша репутация в лондонских артистических кругах не была бы столь высокой, если бы вы утратили свой талант. - На самом деле он не знал о репутации маэстро Стоуна ровным счетом ничего, но чувствовал, что должен польстить его болезненному честолюбию. - Конечно же, всему виной счета. Они лишают человека возможности писать, способности владеть кистью. Они занимают все его мысли…
Уголком глаза Пауэрскорт видел, что Эдвард осторожно подает ему какие-то знаки, ритмично потирая левую ладонь большим пальцем правой руки. Юноша повторял этот жест снова и снова. Что он имеет в виду? Натаниэль Стоун уже набрал в грудь воздуха для следующей тирады, как Пауэрскорт вдруг понял: Эдвард "считал банкноты".
- Однако, мистер Стоун, - быстро проговорил детектив, - быть может, аванс за портрет мистера Донтси хотя бы на время решит ваши проблемы? - Он порылся в бумажнике. - Например, тридцать фунтов, а, мистер Стоун? Это вам поможет?
Стоун уставился на банкноты так, словно увидел оазис в пустыне, а Пауэрскорт задумался: откуда у художника столь серьезные финансовые затруднения? Портретист он отличный, и гонорары его наверняка высоки. Приходится кормить супругу с целым батальоном маленьких Стоунов? Или же существует несколько миссис Стоун?
Художник быстро спрятал тридцать фунтов в задний карман, однако они почему-то не улучшили ему настроение.
- Проклятые манжеты! Адские кружева! - продолжал он злобно бормотать, снимая с мольберта женский портрет. - Ну почему я не заставил эту чертову бабу надеть длинные перчатки? С перчатками я справился бы даже сейчас! - Он понес портрет к двери, бросив через плечо: - Подождите минутку. Притащу вам вашего Донтси.
Пауэрскорт и Эдвард с улыбкой переглянулись.
За стеной что-то рухнуло.
- О Боже! - раздалось оттуда. - Венгерский посол! При полном параде, с этим проклятым трансильванским мехом! Его надо было доделать три месяца назад!
Послышался скрежет, как будто по полу передвигали что-то тяжелое, а потом исполненный боли вопль:
- О-о! Епископ Рочестера! Прошло четыре месяца, а я так и не покончил с его посохом!
По-видимому, Стоун, как Леонардо да Винчи, никогда не дописывал свои произведения, и задняя комната служила хранилищем незаконченных шедевров.
- О нет, Боже мой, нет! - продолжал причитать художник. - Супруга члена кабинета министров! Это было так давно, что я даже забыл ее фамилию!
Раздался такой грохот, словно упали сразу несколько картин.
- Куда ж подевался чертов адвокат? А это еще кто? А? Боже! Знаменитый дирижер! Мне никогда не передать блик на его дирижерской палочке! Так, еще кто-то? Ну-ка… - снова сопение, снова скрежет выдвигаемого подрамника, - нет-нет, это не он, не может быть, ради всего святого, только не он! Что, все-таки ты? Ты! Проклятый директор Английского банка, я должен был сдать тебя восемь месяцев назад, а ты еще здесь!
Снова что-то стукнуло. Пауэрскорт решил, что это упал очередной подрамник, а Эдвард был уверен, что художник в отчаянии пнул ногой стену. Жалобы не утихали.
- Нет, ты тоже не чертов адвокат, ты чертов главный редактор "Таймса". Когда тебя надо было отправить заказчику? Полтора месяца назад? Ну, подождут еще… А это? Донтси? О-хо-хо, это не Донтси, а несчастный финансист, которого я обещал сделать к прошлому октябрю. Силы небесные!
Пауэрскорт вдруг вспомнил, что его сестра уже довольно давно заказала портрет своего мужа, выдающегося финансиста Уильяма Берка, но на стенах их дома, кажется, ничего подобного не появилось. Вполне возможно, портрет еще здесь. Может, спросить о нем у этого безумного коротышки? Размышления Пауэрскорта прервал очередной вопль художника:
- Как же это я? Ведь он один из немногих, кого я писал с удовольствием. Кто бы мог подумать, что мне понравится личный королевский секретарь, а ведь это так. И он все еще тут? Уже пятый месяц! А все из-за его монокля! Нет, не надо было даже браться!.. Генерал еще какой-то с усищами, кто такой? Забыл, к дьяволу… Ага, вот он, Донтси. Слава-те Господи…
Кряхтя и чертыхаясь, живописец приволок и водрузил на мольберт портрет. Эдвард был поражен:
- Чудесно, мистер Стоун, потрясающе! Изумительное сходство. Просто как живой.
Натаниэль Стоун изобразил адвоката в каком-то зале, на фоне колонны, в сером костюме с алой мантией бенчера на плечах. У Донтси были каштановые, чуть поредевшие на висках волосы, высокий благородный лоб, прямой, довольно крупный нос и светло-голубые глаза. Его длинные, тонкие, аристократические пальцы сжимали пачку листков - видимо, тезисы, подготовленные для речи в суде. Он был серьезен, но в уголках губ таилась улыбка. Нетрудно представить, как он гулял по своему огромному оленьему парку или играл в крикет на собственной площадке. Но главное, Стоуну удалось передать обаяние сильной личности. Пауэрскорт подумал, что, вероятно, с удовольствием пообщался бы с Донтси.
- Скажите, мистер Стоун, как вы работали над этим портретом? - спросил он. - Ведь вам наверняка приходится проводить немало времени наедине с моделью. Мистер Донтси вам понравился?
- А знаете, как странно ведут себя люди на сеансах? - покачал головой художник. - Они сидят тут у меня подолгу, бывает, что и пяти двухчасовых сеансов не хватает, когда дело не ладится. Кто-то норовит рассказать историю своей жизни. В прошлом году позировал один чиновник, так он десять часов кряду жену ругал. Мог бы хоть передышки делать время от времени, ан нет, все про нее да про нее. Месяц назад сидела женщина, так тоже непрерывно жаловалась, только на взрослую дочь. Наверное, завидовала ее молодости. Но мистер Донтси был не из таких. Он не делал из меня исповедника. Приветливый, внимательный, все спрашивал, правильно ли сидит. Держался со мной на равных, не как с наемным работником. Это большая редкость!
- А о Куинз-Инн он не упоминал?
Стоун вопросительно посмотрел на портрет Донтси.
- Вроде бы нет, - почесав в затылке, ответил он. - Стойте, он и впрямь что-то сказал однажды, да я не очень вслушивался. Что-то про странные вещи, которые творятся в Куинзе.
- И ничего не пояснил?
Художник задумался на мгновение.
- Нет, - наконец сказал он. - Он вообще сказал это очень тихо, будто разговаривал сам с собой.
- Ну что ж, портрет великолепен, мистер Стоун. Вам остается лишь поздравить себя с большой удачей
Стоун отвернулся и пробормотал себе под нос:
- Присылают тут всяких! Понимают они в живописи, как же! Слепцы пришли смотреть картины, мои картины!
Он опустился на расшатанный стул возле мольберта и сердито уставился на посетителей. И Пауэрскорт вдруг понял, что мучает этого человека. Он перфекционист. Многие люди хотят быть лучше всех, они жаждут денег, нарядов, земель, лошадей, женщин, но, убедившись, что стопроцентный успех недостижим, не переживают по этому поводу. И лишь немногие обречены на вечный поиск совершенства. Одну из пожилых тетушек жены, одержимую, по выражению Люси, "абсолютом опрятности", чуть не хватил удар, когда кто-то из гостей на дюйм передвинул пепельницу с положенного ей места. Что уж говорить о художнике… Недостаточно хорошо вышел мех, дирижерская палочка или стеклышко в монокле - и он впадает в отчаяние. Пауэрскорту стало искренне жаль Стоуна.
- Ботинки, будь они неладны, - обреченно вздохнул живописец, глядя на портрет Донтси. - Чертовы ботинки!
Эдвард и Пауэрскорт пристально вгляделись в обувь на ногах адвоката. Ботинки? Черные, кожаные, новые, очень дорогие и отлично начищены. Им казалось, тут не к чему придраться.
- А вы, как вас? Парскот? Вы что, не видите этот кошмар?
Пауэрскорт покачал головой. Стоун в ярости подскочил.
- Трехлетний ребенок, и тот бы заметил, что свет падает справа! А если тень положена сюда, то даже болван догадался бы, что высветить надо левый ботинок, а блик на правом - притушить! А я, кретин, что сделал? Все наоборот! Три раза переписывал, а вышло только хуже…
- Мистер Стоун! - твердо заявил Пауэрскорт. - У меня никаких сомнений, что руководство Куинза и все его члены будут потрясены вашим блистательным произведением. - Он решил выражаться как можно патетичнее. - Как представитель заказчика, я от лица корпорации категорически запрещаю вам переписывать эти ботинки. Они превосходны. Завтра мы заберем портрет и выплатим вам полный гонорар. Кроме того, думаю, вы вскоре получите еще один заказ. Как я уже сказал вам, мистер Донтси погиб. Через некоторое время будет избран новый бенчер, который займет его место. И потребуется очередной портрет. Я, правда, еще не обсуждал это с коллегами, но, скорее всего, Куинз-Инн снова обратится к вам.
До Натаниэля Стоуна наконец что-то дошло.
- А отчего умер мистер Донтси? - тихо спросил портретист. - Он же всего две недели назад мне позировал.
- Его убили, - кратко ответил Пауэрскорт, направляясь к двери.
Рыжебородый коротышка проводил его взглядом. Посетители спустились по скрипучей лестнице, вышли на тротуар и, только уже закрывая за собой дверь, услышали: "Убили, убили, убили…"
- Жаль, что мы их не посмотрели, - заметил Эдвард, когда они шагали по набережной к метро.
- Что? - рассеянно откликнулся Пауэрскорт, мысленно представлявший Александра Донтси в Калне: вот он в роскошной столовой после обеда, он же утром на парковой аллее, вечером за бильярдным столом или перед шедеврами своей коллекции…
- Те, другие портреты, - пояснил юноша, - венгерского посла, королевского секретаря, директора банка. Держу пари, они тоже отлично написаны. Как и наш мистер Донтси.
Когда они подошли к Куинз-Инн, стало ясно, что там что-то случилось. По лестницам сновали группы людей. Пауэрскорту показалось, что он увидел на крыше старшего инспектора Бичема с двумя помощниками. Старший привратник ввел их в курс дела.
- Наш мистер Вудфорд Стюарт, он исчез, сэр. Собирался сегодня рано уехать, сказал своему помощнику и сотрудникам, что приедет не позже двух, но сейчас пять, а в кабинете его нет. И дома тоже нет, сэр, мы звонили по телефону его жене. А пальто и бумаги - он должен был взять их с собой - все тут, на месте, сэр.
- Когда его видели в последний раз? - спросил Пауэрскорт, мимо которого быстро прошли и устремились к подъезду главного корпуса двое полицейских.
- В полдень, сэр. Он сказал, что должен срочно с кем-то повидаться. С кем, не сказал. С тех пор прошло пять часов, сэр. Многие говорят, что теперь его очередь.
- Что? - переспросил Пауэрскорт, поначалу решив, что речь идет об очередности выступлений в суде.
- Ну да, после мистера Донтси, сэр. Его очередь стать жертвой.