Визит Халимы поверг Омара в беспокойное состояние, он воспринимал ее слова серьезно, но не они вывели его из душевного равновесия, а сама встреча с ней. От нее исходило нечто магическое, оно манило его и заставляло забыть о любой опасности. Нет, он не хотел возвращаться туда, откуда пришел. На что ему жить? Неужели ему снова придется стать погонщиком верблюдов в Гизе?
Омар попросил профессора, чтобы тот позволил ему сопровождать его во время поездок в Долину царей, ведь он мог быть полезен для картографических работ. Шелли не был против и, недолго думая, согласился. Он не подозревал, что за этим желанием мальчика скрывалась надежда на встречу с Халимой, которая жила на том берегу Нила.
Омар во многом помогал профессору: он измерял расстояние, расставлял опознавательные знаки на местах, отмеченных профессором на карте, таскал на себе чертежные принадлежности и растрепанный зонт от солнца, который полагалось втыкать в землю сразу же, как только они оказывались на новом месте. По дороге в Долину царей Омар каждое утро шел через эль-Курну и озирался по сторонам в поисках Халимы. И каждое утро ему открывалась одна и та же картина: одетые в черное женщины (молодые - с открытыми лицами, старые - в парандже) несли поклажу на голове, у некоторых глиняные кувшины с водой были на плечах, а немытые дети держались за их подолы. Собаки лаяли на кур, рывшихся в песчаной почве. Кроме нескольких стариков, безучастно сидевших на песке, мужчин не было видно.
"Спроси Юсуфа! Моего отца знает каждый!" - сказала Омару Халима тогда на вокзале. И однажды, когда к профессору приехали гости из Лондона, Омару представилась возможность отправиться в эль-Курну одному. Паромщик, к которому он обратился за помощью, знал Юсуфа и рассказал, как пройти к его дому. Он находился как раз возле точильщика Хазиза и был приметен большими каменными колесами у входа.
Перед домом горел факел, внутри слышались стенания и монотонная молитва. Омар не решался постучать в дверь, но тут какая-то старая женщина с непокрытой головой вышла из дома, ударила себя руками в грудь и, прошептав молитву, убежала прочь, словно за ней гнались фурии. В открытую дверь Омару было видно какое-то собрание людей, наверное, человек сорок мужчин и женщин, которые, молясь, двигались, словно в трансе, подобно стеблям камыша, которые колышет ветер.
Его прихода никто не заметил, и Омар как ни в чем не бывало присоединился к ним и начал тоже говорить "La illah il’allah…" Богомольцы стояли вокруг кровати, на которой лежал пожилой лысый мужчина. Его глаза были наполовину закрыты, широко открытым ртом он жадно хватал воздух. Омар сразу его узнал, это был мужчина из поезда, его звали Юсуф. Сбоку от него ползала на коленях Халима. Длинный черный платок покрывал ее волосы. В какой-то момент она остановилась, взяла правую руку отца и, не переставая молиться, приложила к своему лбу. На лице мужчины блестели капельки пота. Халима вытирала их платком, и тут ее взгляд упал на Омара. Ее лицо было бледным, глаза запали. Омар кивнул, но Халима никак не отреагировала, она смотрела на мальчика так, словно его там вовсе не было. Как долго он ждал этой встречи и хотел рассказать об этом девочке! Но теперь, оказавшись в столь ужасной ситуации, она не отвечала даже взглядом. Халима снова повернулась к отцу.
Уже смеркалось, когда Омар вышел из дома. Он не знал, переживет ли этот день тяжело больной Юсуф. Теперь и у других домов горели факелы. Они стояли в кувшинах или просто были воткнуты в песок. Не было видно ни одного человека. Омар быстрым шагом преодолел путь к причалу. Паромщик не сказал ни слова, да и самому пареньку сейчас было не до разговоров.
Утром следующего дня новость распространилась по городу, как лесной пожар: холера! Предположительно эпидемия распространялась от дельты вверх по Нилу. Начальник вокзала в Луксоре запретил выходить пассажирам, которые прибыли с севера. Поезда должны были проезжать станцию, не открывая вагонов. Но ни эти мероприятия, ни запрет выходить из своих домов не помешали холере проникнуть в Луксор.
Люди, с виду здоровые, падали на улице подобно скошенному тростнику и умирали через несколько часов с широко раскрытыми глазами и ртами. Обмотанные платками сотрудники красного полумесяца катили по городу тачки с высокими колесами, заваленные трупами, потому что не было достаточно гробов. Иногда полиция забирала покойников из домов силой, потому что вопреки предписаниям властей родственники хотели сами устроить похороны с торжественным прощанием. Повсюду поднимались облака дыма, потому что каждую комнату, в которой находился покойник, по строгому приказу полагалось окуривать. Отвратительный смрад карболки и серы окутал весь город. Перед "Винтер Пэлэс" патрулировали тяжеловооруженные охранники и никого не пускали внутрь отеля.
Когда над Луксором опускалась ночь, у всех домов, жителей которых поразила холера, горели факелы. Это было своего рода предупреждение, чтобы люди избегали ходить туда. Ночью начинали работу и похоронные команды, их тачки грохотали колесами по опустевшим улицам. Это было время крыс. Они сотнями выныривали из каналов, самые толстые - размером с кошку. Они облюбовали сточные канавы. Их не отпугивала даже сухая известь, которую засыпали туда для дезинфекции. Где околевал один из самых больших грызунов, туда слетались полчища соплеменников, чтобы разодрать его труп. Ни удары палками, ни громкие крики не могли разогнать краснохвостых грызунов.
Перед домом профессора Шелли факел еще не горел, но страх витал в воздухе, и, когда Клэр сухим, хриплым голосом стала жаловаться на судороги икроножных мышц, Нунда в ужасе начала петь во все горло, а Омар со всех ног бросился к доктору Мансуру. Врач пришел с пузатой сумкой и осмотрел Клэр. Шелли вопросительно взглянул на него. Тот кивнул.
В эту ночь Омар зажег факел перед домом и поставил его в кувшин у двери. Он боялся темноты в доме и провел остаток ночи, сидя у двери на корточках, хотя снаружи было довольно холодно.
Страх подавлял любую усталость. Омару совсем не хотелось спать. Он постоянно был занят тем, что проверял состояние своих икр и голоса, потому что не видел причин, чтобы эпидемия холеры пощадила именно его.
Состояние Клэр заметно ухудшалось, ее знобило. Она дрожала всем телом и билась в судорогах. Доктор дал Клэр настойку опия, другие горькие лекарства и сказал, что если она переживет следующий день, то у нее появится шанс выжить. Шелли счел нужным проинформировать жену о ее состоянии, чтобы немного приободрить.
Таким образом, Омар стал свидетелем борьбы жизни и смерти. Он наблюдал за женщиной, которая, как ему казалось, изо всех сил противостояла коварной смерти. Клэр стонала, кричала, била руками по кровати, словно хотела отогнать невидимого врага. Больная вливала в себя лекарства, ее рвало, но она опять пила новую порцию. Шелли держал ее за руку и прижимал дрожащее тело к подушкам. Посреди ночи Клэр издала сдавленный крик, затем еще один, словно высвободилась из смертельных объятий врага, и осталась лежать, теперь уже совсем спокойно, только тяжело дышала и кашляла.
Это было настоящее чудо: Клэр выжила и по счастливой случайности в доме никто, кроме нее, не заболел. Омара занимал лишь один вопрос: как там идут дела у Халимы? Пощадила ли ее эпидемия?
Из-за холеры мудир приказал расставить заграждения и запретил жителям покидать город. Отряды полиции с оружием наизготовку патрулировали улицы днем и ночью. Тот, кому нужно было переправиться на противоположный берег Нила, должен был предъявить фирман, подписанный мамуром, и эти разрешения получали только врачи, их помощники из красного полумесяца и гробовщики. Что же было делать Омару?
От одной мысли, что ему придется несколько недель прожить в неведении, парнишке становилось дурно. Отчаявшись, Омар даже есть не мог, и, чем дольше он пребывал в таком состоянии, тем отчетливее понимал, что идет на дно. В конце концов Омар решил каким-то образом попасть на противоположный берег. Идея была не такой уж безрассудной, как казалось на первый взгляд.
На следующий день Омар сообщил профессору, что решил добровольно пойти работать в эпидемиологическую службу. Об истинных причинах он, конечно, не упоминал.
Шелли, удивившись такому самоотверженному поступку, посчитал необходимым со всей серьезностью предупредить его о возможных последствиях. Вскоре Омар получил фирман, белую ленту на руку, повязку на рот и разрешение свободно передвигаться по городу.
Надежда, что у него появится шанс увидеть Халиму, заставляла его забыть обо всех ужасных вещах, которые он увидел в последующие дни: трупы, скрюченные в судорогах, родственники, которых силой оттаскивали от покойников, посиневшие тела маленьких детей. Мертвых нужно было укладывать на доски и отвозить на тачках на холерные кладбища, под которые выделяли места вокруг города. После выполнения работы Омар пытался думать о Халиме, но, кроме нескольких слов, сказанных девочкой в ту ночь, и ее лица в темном окне комнаты, он ничего не мог вспомнить. А потом его взгляд переходил на трупы, которые он вез на тачке…
На третий день Омар сказал, что чувствует слабость, и это было абсолютной правдой. Его освободили от работы, и он побежал к берегу Нила, где благодаря фирману благополучно миновал все полицейские посты и приказал паромщику перевезти его на противоположную сторону реки. Перейдя на бег, Омар преодолел путь до эль-Курны. У дома Юсуфа он немного замешкался, но тут открылась дверь.
- Халима! - удивленно воскликнул Омар. За последние дни он очень много думал о том, что скажет ей при встрече, но теперь, когда она неожиданно появилась перед ним, мальчик не мог вымолвить и слова.
- Халима! - почти беззвучно повторил он.
Девочка вышла из дверей дома, подошла ближе, и, словно повинуясь какому-то невидимому знаку, они бросились друг другу в объятия. Оба плакали и пытались вытереть ладонями слезы, которые текли по их лицам. Потом Халима потащила Омара в дом.
Омар сразу узнал лежанку, на которой еще несколько дней назад страдал старый Юсуф.
- Он умер? - нерешительно спросил Омар.
Халима молча кивнула и, глубоко вздохнув, произнесла:
- Двух дней оказалось достаточно, чтобы сделать меня сиротой.
- Твоя мать тоже умерла.
- Я никогда бы не поверила, что все может случиться так быстро.
- У тебя есть братья или сестры?
Халима покачала головой.
- Что ты теперь будешь делать?
- Аллах укажет мне путь.
Омар беспокойно ходил по бедно обставленной комнате.
- Он был такой сильный мужчина, - сказала девушка, - невысокий, но крепкий. Он сам, наверное, не знал, сколько ему было лет. Мне казалось, что он проживет еще лет пятьдесят.
- Ты его очень любила?
- Я его и любила, и ненавидела. Иногда я даже очень ненавидела его, но теперь, когда он мертв, мне кажется, что я его только любила…
Омар взглянул на Халиму. Он наслаждался близостью девочки и был словно пьян, поэтому не особенно вникал в то, что она говорила.
- Юсуф был таинственным человеком, - продолжала Халима. - Да, он был моим отцом, но если быть честной, то я должна сказать, что совершенно не знала его. Юсуф был своенравным, и многое, что он делал, казалось мне загадочным и непонятным. Даже когда он умирал.
- Что ты хочешь этим сказать, Халима?
- Когда я заметила, что в нем угасает жизнь, то взяла его за руку. Он вел себя очень спокойно, но его глаза горели, когда он смотрел на меня. Потом он сказал что-то странное. Сначала мне показалось, что он зовет меня, но после этого он трижды повторил одно слово. Тогда я поняла, что он произносит имя Имхотеп.
- Имхотеп? Что это может означать?
- Я же сказала, Юсуф бы таинственным человеком.
- Может, это как-то связано с предупреждением, которое ты передала мне?
- Нет, - быстро ответила Халима.
- Значит, угроза еще не миновала?
Халима молчала, Омар притянул ее к себе. Она отвернулась, не желая смотреть ему в глаза, и сказала:
- Я боюсь за тебя, Омар, но я не могу объяснить почему. Тебе нужно уйти отсюда, пойми это. Пусть даже будет больно.
Омар ответил:
- Тага научил меня читать Коран и писать. В третьей суре написано: "Ни один человек не может умереть, не будь на то воля Аллаха". Так говорится в книге, в которой определен срок жизни всем вещам. Так зачем мне бежать? Если бы Аллах хотел оборвать мою юную жизнь, то это уже случилось бы. Если бы мне было предначертано умереть, воля Аллаха настигла бы меня и на самой высокой вершине Джебель эль-Шайб, и в самой глубокой низине Каттары.
Несмотря на настойчивые расспросы, Халима не отвечала, от кого исходила угроза. Поэтому Омар посчитал уместным отправиться в обратный путь. Он поцеловал Халиму в лоб и сказал, что вернется утром или через день.
Эпидемия прекратилась так же внезапно и неожиданно, как и началась, практически за одну ночь. Все меньше горело факелов у домов, выжившие выходили наружу, и казалось, что земля остановила свой небесный бег.
С похоронным плачем закутанных в черные одежды женщин смешалось радостное пение молодежи, которая славила всемилостивейшего и всемогущего Аллаха. Улицы и площади вновь заполнились людьми. Жители выползали из своих домов, как термиты после грозы, веселясь и радуясь друг другу. Едва одетые или даже голые люди плясали вокруг смердящего костра, в который была свалена их одежда. Так близко сошлись в этот момент ад и рай.
Тех, кто работал в трупных командах (из них выжила только треть), почитали как героев. Омару тоже досталась порция похвалы и денежное вознаграждение, хотя его и мучила совесть. Но что ему было делать? Стоило ли признаться при всех, что не самопожертвование заставило его пойти на этот отчаянный поступок, а нежная любовь к девушке? Омар предпочел молчать. К такому молчанию Омару потом еще часто приходилось прибегать в своей жизни. Хоть оно и не являлось откровенной ложью, но надолго оседало в памяти.
Отчасти потому, что Шелли тоже был замешан в этой истории, Омар решился рассказать профессору о своем визите к Халиме, о ее предупреждении и последних словах старого Юсуфа. Далось ему это с трудом.
Шелли беспомощно взглянул на Омара.
- Имхотеп, говоришь? Имхотеп?
- Да, Имхотеп, йа саиди. Что бы это значило?
- Хотел бы я сам узнать!
- Но вы ведь удивлены этому, йа саиди?
- Да, удивлен. Возможно, это действительно случайность, но, когда ты все рассказал, мне сразу на ум пришла книга, которая лежала в гостиничном номере Карлайла.
- Это была английская книга, если я не ошибаюсь?
- Совершенно верно. Когда я листал ее, из нее выпала записка с именем Имхотеп!
- Кто такой Имхотеп, йа саиди?
- Имхотеп был врачом, архитектором, жрецом и мудрецом. Он жил за две с половиной тысячи лет до новой эры, во время правления фараона Джосера, и известен как изобретатель пирамид. Он был автором древнеегипетских свитков мудрости. Как врач Имхотеп просто творил чудеса, и поэтому люди в Мемфисе и здесь, в Луксоре, почитали его как бога врачевания. В статуях, которые находили в Египте, он изображен с лысой головой и со свитком папируса в руках. Для царя Джосера он соорудил подобающую гробницу - ступенчатую пирамиду Саккары. Говорят, что это самое старое сооружение в мире. Вокруг этой пирамиды археологи обнаружили множество черепков с его именем, поэтому есть предположение, что и гробница самого Имхотепа находится где-то неподалеку. Другими словами, могила бога! Исследователи полагают следующее: если древние египтяне с таким размахом хоронили своих царей, то в какой роскоши они похоронили живого бога…
Омар заворожено слушал, но никак не мог связать историю профессора с Карлайлом и Юсуфом. Все это было необыкновенно.
- Что знает девочка? незамедлительно спросил Шелли.
Омар испугался такого резкого тона и попытался успокоить профессора.
- Йа саиди, Халима - хороший человек, - поспешно сказал паренек. - Она никогда бы не посмела сделать ничего дурного, иншаллах.
- Неужели? - неохотно возразил Шелли. - Если она тебя предупредила, значит, ей что-то известно. Как бы там ни было, она знает больше, чем говорит.
- Это точно, йа саиди.
- И поэтому мы должны сообщить в полицию.
- Никакой полиции, никакой полиции, - заныл Омар. - Халима - хорошая девочка.
- Но это же и в твоих интересах! - воскликнул Шелли.
Тут Омар поднялся, будто хотел придать важность своим словам, и со всей серьезностью произнес:
- Йа саиди, дайте мне пару дней, и я уговорю Халиму все рассказать. Пожалуйста!
Профессор Шелли сначала противился, пытаясь убедить паренька, что лучше привлечь полицию и надавить на девочку. Но потом, когда Омар в качестве аргумента заявил, что никто не может гарантировать, что Халима скажет полиции правду, поддался на его уговоры.
Слова слуги открыли глаза профессору. "Если и есть человек, который может заставить девочку говорить, то это Омар", - подумал Шелли.
Рано утром на следующий день Омар отправился в эль-Курну. Как всегда в месяцы дуль-када и дуль-хиджа, с пустых полей тянулся белый туман. Пахло сырым песком, а невидимые вороны и стервятники пели утреннюю песню. Точильщики уже принялись за работу, отовсюду слышался шипящий звук, возникающий от соприкосновения металла с вращающимся камнем.
Перед домом Халимы сидел старик и вырезал посох. Он не оторвался от своей работы, даже когда Омар подошел и поздоровался. Мальчик сообщил, что пришел к Халиме.
- К Халиме? - Старик, прищурившись, посмотрел на него снизу вверх и снова принялся за работу. Затем как бы между прочим сообщил: - Халима ушла.
- Ушла? Но куда?
Старик пожал плечами.
- Ушла прочь! Теперь я здесь живу.
- Но этот дом принадлежит…
- Мустафе-ага Аяту, - перебил его старик, - он сдает его мне.
- А куда ушла Халима? - настойчиво повторил Омар.
- Как тебя зовут? - поинтересовался старик.
- Омар Мусса.
Не глядя на него, старик поднялся, прошел в дом и вернулся обратно с письмом, которое молча вручил Омару. Мальчик взял его в руки и прочитал:
"Мой дорогой! Мужчина, который передал тебе это письмо, знает его содержание, потому что он записал каждое слово, которое я ему сказала. Я знала, что ты придешь, несмотря на мои предупреждения. Ты своенравный парень. Но пусть тобой не владеет высокомерие. Аллах любит только тех, кто проявляет смирение. Постарайся смиренно принимать все, что уготовил тебе Всемилостивый, и уйди из этого места, которое принесло тебе столько мучений, потому что зло все еще подстерегает тебя.
Меня ты больше никогда не увидишь. Не спрашивай почему. Есть вещи, которые нельзя знать никому. Мое сердце обливается кровью, а душа болит от одной мысли, что мне придется расстаться с тобой навсегда, но так будет лучше. Люби меня в своих мыслях, как я люблю тебя. Во имя Аллаха, Всемилостивого и Всемогущего. Халима".
Когда Омар отвел глаза от листка, старик куда-то исчез. Солнце алело в утренней дымке. С берега доносились крики паромщиков. Упрямо кричал осел, козы прыгали по грунтовой дороге. Омар отправился в путь.