- Спасибо. - Растроганная Табба обняла его. - Спасибо, дорогой. - Неожиданно сняла с себя золотой кулон, отдала пареньку. - Пусть он вам помогает.
- Я буду молиться о вас!.. Илья Глазков будет молиться о вас!.. Запомните!
Находящийся сзади Кудеяров также дал молодому человеку солидную купюру, бросив на приму ревнивый взгляд.
- Господа! - Вперед вышел Рокотов и поднял руку. Глаза его горели. - Господа, минуточку внимания! Позвольте, я прочту!
Он секунду помолчал, настраиваясь, вскинул голову, и его волосы черным солнцем взлетели над головой.
Табба восторженно смотрела на него.
Война - проклятие народа!
Война - проклятие страны!
Война - вопиет вся Природа!
Война - услада Сатаны!Убитые сыны для вас награда,
Истерзанные души - ваш удел.
Проснись, Россия, выжми яд из Гада,
Молись и плачь, чтоб стон твой долетел!Пусть долетит туда, где рушат судьбы,
Пусть окропит всех кровью и стыдом,
А мы, прикрыв позор уставшей грудью,
Пред смертью скажем - Боже, защити наш дом!
Рокотову аплодировали долго и страстно - посетители госпиталя, раненые, но больше всех Табба. Он с достоинством, снисходительно раскланивался, посылал тяжелые взгляды, наконец всем видом показывал, что приветствий достаточно, кашлянул в кулак, и все затихли.
- Не буду говорить, господа, о том, что испытываем мы, глядя на этих покалеченных героев Отечества. Не стану искать виновных в их печальных судьбах - не время и не место. Скажу лишь, что большая часть вины лежит именно на нас, господа! Своей пассивностью, равнодушием, неучастием мы во многом способствовали тому, что наши лучшие сыны гибнут на полях сражений. Гибнут в бессмысленной бойне, не подготовленные дать отпор противнику! - Присутствующие задвигались, зароптали, поэт тут же вскинул руку. - Самое недостойное, что мы могли бы сейчас сделать, - это вступить в дискуссию!.. Не надо, господа, если мы еще не до конца потеряли стыд! - Выждал, обвел присутствующих медленным гипнотическим взглядом. - Хочу попросить об одном. Не насильственно, а всего лишь по зову совести. Мы с госпожой Бессмертной являемся представителями благотворительного союза "Совесть России" и призываем вас к вспомоществованию раненым и семьям погибших в войне. Можете деньгами, украшениями… кто как может, дамы и господа.
Среди присутствующих возникло некоторое смятение, Рокотов сорвал с подушки наволочку, двинулся с нею в самую гущу светской публики.
- Кто чем может, господа… - бормотал он, встряхивая волосами и принимая подношения в наволочку. - Во благо лучших сынов России… Спасибо, Отечество вас не забудет… Благодарю, сударыня, за ваше щедрое сердце… Низко кланяюсь… Придите в храм и помолитесь. Благодарю…
Табба стояла в сторонке, с некоторым удивлением смотрела на действо, затеянное Рокотовым, машинально достала из сумочки крупную купюру и, когда поэт поравнялся с ней, положила деньги в наволочку.
Было темно и сыро.
Пролетка неслась по разбитой дороге - на ухабах подбрасывало и качало из стороны в сторону.
Поэт молчал, по обыкновению тяжело глядя перед собой.
- Никогда не слышала о "Совести России", - произнесла Табба.
Он повернулся к ней.
- Что?
- Не знала, что есть союз "Совесть России", тем более с моим участием.
- А вам зачем знать? - усмехнулся Рокотов.
- Как же?.. Вы ведь упомянули мое имя.
Марк помолчал, коротко взглянул на девушку.
- Я недостаточно вас знаю, чтобы посвящать в детали моей жизни.
- Я не стремлюсь к этому. Но причины странности отдельных ваших поступков я бы желала понять.
Поэт помолчал, после чего из него вырвалось:
- Деньги… Деньги… Мне нужны деньги! Чертовски нужны!
- У вас нет денег? - искренне удивилась артистка. - Я могу дать.
Он снисходительно посмотрел на нее и ухмыльнулся.
- Глупенькая, ничего не понимающая девочка… - Протянул руку к голове примы, взъерошил волосы, притянул к себе и накрыл ее откровенно бессовестным поцелуем.
Табба ничего не помнила, ничего не понимала. Она просто отдавалась властному, желанному и жестокому мужчине. Ей было непостижимо хорошо и временами настолько больно и отвратительно, что она с трудом сдерживалась, чтобы не сбросить с себя огненное, удушающее тело.
Потом Табба сидела в небольшом гостиничном номере возле туалетного столика с зеркалом, взирая на себя удивленно и печально. Рокотов лежал на постели, заложив руки за голову, смотрел в потолок и молчал.
- Вот оно и произошло, - тихо выговорила девушка.
Поэт молчал, глаза его не мигали.
- Все так просто и даже обыденно.
- Жизнь, - почти не разжимая губ, сказал Рокотов, - цепь случайных и обыденных поступков.
- Вы полагаете, наша встреча случайна и обыденна?
Он усмехнулся.
- Пройдет совсем немного времени, и вы сами в этом убедитесь.
Табба вдруг стала плакать, тихо и отчаянно, уронив голову на столик, из уголков рта совсем по-детски выступали пузырики, а она никак не могла успокоиться.
Неожиданно почувствовала на плечах тяжелую руку, подняла голову. Поэт заставил ее подняться, взял в руки ее лицо, посмотрел в глаза серьезно и твердо.
- Вы отныне моя.
- Да, - кивнула актриса, и ее волосы упали на лицо.
Он убрал волосы.
- Вы будете делать все, что я скажу.
- Да.
- У вас есть театр, но вы не будете принадлежать театру.
Табба испуганно посмотрела в черные глаза Марка, мотнула головой.
- Нет, я не переживу этого.
- Переживете. Театр откажется от вас.
- Почему?
- Со мной вы станете прокаженной.
- Я вас не понимаю.
- Пройдет время, и вы все поймете.
- Вы по дороге сюда говорили о деньгах.
- Забудьте пока об этом.
Рокотов приблизил ее лицо почти вплотную к своему и стал целовать глаза, губы, шею.
Следователь Гришин, проводивший допрос, был в толстых очках, поэтому смотрел на Петра Кудеярова близоруко, внимательно и, казалось, даже с сочувствием.
Граф чувствовал себя в этом кабинете неуютно, постоянно елозил на стуле, вертел головой, теребил бороденку.
- С кем из господ, участвовавших в сходке, вы знакомы лично? - спросил следователь, предварительно заполнив какие-то бумаги.
- Ни с кем, - ответил с деланым удивлением Кудеяров. - В "Горацио" я оказался случайно.
- Случайно - это как?
- Зашел с дамой в ресторан попить, пообедать и неожиданно обнаружил, что там творится… инакомыслие.
- Случайно вошли и случайно обнаружили?
- Именно так.
- Можете назвать имя дамы, пришедшей с вами?
Граф гордо откинулся на спинку стула.
- Не могу. Я не желаю, чтобы в этом дурном спектакле фигурировало ее имя.
- Спектакль - это что?
- Это то действие, которое вы проводите!
Гришин усмехнулся, протер пальцами очки, побарабанил пальцами по фанерному столу.
- Я провожу действия дознания в связи с противоправной сходкой.
- Я к сходке не имею никакого отношения!.. - воскликнул возмущенно Петр. - Я граф - Кудеяров!.. Моя родословная должна вам объяснить, что все мои предки и я в том числе никогда не принимали участия в противоправных безобразиях!.. Прошу прекратить издевательства и немедленно отпустить меня!
Следователь усмехнулся, открыл ящик стола, достал оттуда несколько фотографий, разложил их на столе перед Кудеяровым.
- Будьте так любезны, укажите лица, в той или иной степени вам знакомые.
Петр склонился к снимкам, принялся их рассматривать, пока не остановился на пане Тобольском.
- Вот этот господин.
Гришин, удовлетворенный, подвинул снимок к себе.
- Можете подробнее?
- В каком смысле?
- Насколько хорошо вы знаете данного господина?
- Я вообще его не знаю! - взвизгнул граф. - Увидел в ресторане… на этой сходке!.. вот и запомнил!.. Он что, неблагонадежен?
Следователь не ответил, переждал истерику Кудеярова, сунул снимок обратно в ящик стола, неожиданно извлек оттуда еще одну фотографию.
- А что скажете об этом господине?.. Уж его-то вы наверняка знаете.
На фотографии был изображен поэт Марк Рокотов.
- И этот мозолит вам глаза, да?
- Знаете или нет?
- Разумеется, знаю. - От возмущения Петр еще больше вспотел, промокнул лицо платком. - Знаменитый поэт Рокотов. А он-то при чем?
- Насколько хорошо вы его знаете?
- Что значит - хорошо?.. Ни одни светские посиделки не обходятся без его участия. Кроме того, прекрасные стихи, экстравагантная внешность, острый ум.
- Он тоже был на сходке?
- Не обратил внимания.
- Как давно вы стали замечать его в обществе?
Граф поднял глаза на потолок.
- Думаю, не более года. А может, даже меньше.
- Круг его знакомых?
- Не обращал внимания. Но брат мой, граф Константин, относится к поэту с некоторой подозрительностью.
Следователь, оставив письмо, с интересом поднял глаза на допрашиваемого.
- Что же так обеспокоило вашего брата?
- Ничего не обеспокоило, но симпатии особой господин Рокотов у него не вызвал.
Гришин поставил локти на стол, уперся ими в подбородок.
- Я сейчас отпущу вас, граф… Но перед этим небольшая просьба.
- Дать взаймы!.. Не даю!.. Даже родному брату отказываю!
- Вы подпишите эту бумагу, - следователь пододвинул листок к графу, - и мы на этом расстанемся. Надеюсь, на время.
- А что здесь? - Дрожащей рукой Петр достал очки, нацепил на переносицу, стал читать. Закончив изучение написанного, он в возмущении отодвинул листок. - Вы с ума сошли? Вы желаете сделать из меня осведомителя?
- Я желаю, чтобы вы были благоразумным и оказали небольшую помощь властям в сложное для Отечества время.
- Но это же прямое предложение стать вашим негласным сотрудником.
- Да, - кивнул Гришин, глядя на графа. - Да!..
И ничего постыдного в этом нет!.. Гораздо печальнее, если случится так, что вы попадете под следствие вместе с лицами, на которых я вам указал.
- Нет! - Петр встал, решительно отодвинул от себя листок. - Нет и нет!.. Это шантаж! Это подло и отвратительно!.. Позвольте мне покинуть вас!
- Безусловно, - усмехнулся Гришин. - Но напоследок еще один вопрос. Какие отношения связывают господина поэта и приму нашей оперетты госпожу Бессмертную?
От такого вопроса Кудеяров даже опустился на стул.
- Поэт и госпожа Табба?
- Именно так.
- Бред… Это исключается! Они познакомились на вечеринке, устроенной мной и братом, и на этом их отношения закончились.
- Вы так считаете? - Следователь с усмешкой смотрел на побледневшего графа.
- Я так считаю, и так есть на самом деле!
- Могу предложить вам пари.
- То есть?
- Я предоставлю вам некоторые данные, и если они подтвердятся, вы подпишете эти бумаги.
Петр подумал, кивнул головой.
- Я согласен. Но запомните, пари вы непременно проиграете.
- Время покажет.
Следователь поднялся, протянул графу руку. Тот сделал вид, что не заметил ее, направился к выходу.
- Минуту, - остановил его Гришин. - Настоятельно рекомендую рассматривать нашу беседу как предельно конфиденциальную.
- Разумеется, - кивнул Петр и покинул кабинет.
Когда следователь вернулся на место и стал листать бумаги, лежавшие на столе, в дверь постучали.
- Войдите.
В кабинет вошел младший полицейский чин Феклистов, подобострастно вытянулся.
- Здравия желаю, господин следователь. - За его спиной маячила Ольга-Слон. - Околоточный распорядился направить к вам даму для проведения дознавательной беседы.
Гришин окинул взглядом "даму", нехотя кивнул на стул.
- Пройдите.
Ольга протиснулась в кабинет, уселась на стул, испуганно глядя на очкастого следователя.
- Надо поприсутствовать? - спросил младший чин.
- Ступай… - отмахнулся Гришин.
Феклистов, потоптавшись на месте, все-таки вышел, прикрыв за собой дверь.
Следователь еще раз взглянул на пришедшую.
- С чем пожаловали, сударыня?
- Так я уже господам излагала.
- Теперь изложите мне.
- Я воровка… Бывшая, правда.
- Уже интересно. Дальше?..
- Желаю вести праведный образ жизни.
- Похвально.
- Паспорта не имею.
- Вы с этим пожаловали?
- Не только. Помогите мне с паспортом, а я расскажу вам про Соньку Золотую Ручку. Про воровку… Слыхали про такую?
- А кто же про нее не слышал? И где же она?
- А насчет паспорта?
- Обещаю, - с ухмылкой кивнул Гришин. - Ну, так что там с Сонькой Золотой Ручкой?
Младший полицейский чин Феклистов почти бежал по Конюшенной улице на встречу с Улюкаем.
Тот ждал его в небольшой пивной и, когда полицейский, спешно пробравшись между столами, подсел к нему, пододвинул кружку с брагой.
Феклистов пить не стал, снял картуз, сунул под себя и бегло огляделся.
- Все, лярва засветилась.
- Неужто явилась в гадиловку?
- Явилась… - Полицейский все-таки отхлебнул браги. - Сидит у следователя, сдает Соньку.
- Дешевка! - Улюкай сцепил пальцы так, что они хрустнули. - Это ей не простится.
- Надо, чтоб Сонька срочно съезжала с хаты.
- Уже съехала. - Вор обнял полицейского. - Будь стремнее, брат. Не дай бог, тебя зажухерят.
- Не зажухерят! Я у синежопых вроде как придурок - подай, принеси! - засмеялся Феклистов, вынул из-под себя мятый картуз, натянул на голову, цокнул языком. - Сами будьте стремнее - беспредел в России грядет такой, что мертвые зашевелятся. - Пожал Улюкаю руку и торопливо направился к выходу.
Ближе к вечеру возле парадной дома на Петроградской стороне, где Сонька снимала квартиру, остановились три закрытые повозки, из которых быстро и бесшумно стали выбираться полицейские. Всего их было не менее двух десятков.
Офицер умело, без лишней суеты распределил их по тройкам и стал заталкивать в дверь. Последней в парадное вошла Ольга-Слон, растерянно и беспомощно посмотрела на старшего по званию.
- Наверх! - злым шепотом приказал он. - Мы следом.
- А чего сказать, когда откроет? - побелевшими губами спросила Ольга.
- Сопи и молчи! Все, что положено, скажу я!
Он подтолкнул прислугу в спину, и она стала тяжело, на подкашивающихся ногах подниматься на второй этаж.
Полицейские плотно, стараясь не грохотать сапогами, гуськом двигались следом.
Ольга остановилась перед квартирной дверью, оглянулась на офицера.
- Звони! - прошептал тот и сам нажал на пуговку дверного звонка.
Шагов за дверью слышно не было, и саму дверь никто не открывал.
Офицер нажал на кнопку еще раз - результат тот же.
- Никого нету, - прошептала Ольга.
- Ключи при тебе?
- Отобрали.
Офицер помедлил секунду, затем отступил на шаг и с разбега саданул ногой в дверь. Она оказалась незапертой, поэтому распахнулась сразу и с треском.
Первым в квартиру ворвался офицер, вскинул револьвер, заорал дурным голосом:
- Стоять на месте! Все арестованы!
Полицейские, толпясь и застревая в дверях, прорывались в комнаты, ломились в опочивальню и туалеты, срывали шторы с окон, обследовали шкафы - квартира была пуста.
Было уже за полночь. Ночь выдалась на редкость безоблачной и лунной. Лаяли во дворах собаки, изредка звенели колокольчики ночных извозчиков, где-то веселил публику новомодный граммофон.
Возле забора, рядом с особняком князя, стояла повозка, в которой дремали двое полицейских.
В узком переулочке, с задней стороны особняка, появились две закрытые повозки на резиновом бесшумном ходу, прокатили мимо высокого забора и остановились метрах в ста от дома.
Тени от них были длинные и четкие.
Какое-то время из повозок никто не выходил, прибывшие выжидали, пока успокоятся собаки в ближних дворах и во дворе особняка Брянского.
Наконец из первой коляски выпрыгнули две женские фигуры - Сонька и Михелина, к ним тотчас подошли Артур, Улюкай и Кабан.
Девушку от волнения и прохлады слегка знобило.
- Ждите, - негромко велела Сонька ворам. - Если подкатит полиция, не собачьтесь. Отгоните повозки, потом вернетесь.
- А может, кто-то из нас пойдет с вами?
- В следующий раз в этом же месте.
Сонька подмигнула товарищам, взяла дочку за руку, и они двинулись вдоль забора княжеского особняка.
Воры, сидя в повозке, внимательно следили за ними.
В том месте, где под забором была небольшая выемка, они остановились, о чем-то стали советоваться. Выемка была неглубокая, как раз для такой девочки, как Анастасия.
Первой решилась пролезть под забором дочка. Подобрала подол платья, довольно легко пролезла через выемку и вынырнула по другую сторону забора.
Залаяли во дворе собаки, на них громко прикрикнули, и, рыча, они притихли.
Сонька выждала какое-то время, примерилась, легла на землю, стала подползать под забор. Все вроде шло нормально, но посередине она зацепилась за что-то и никак не могла продвинуться дальше. Дочка, с трудом сдерживая смех, ухватила ее за руку и тащила до тех пор, пока мать не оказалась рядом с нею.
Обеих разбирал смех - то ли от нервов, то ли от небольшого приключения.
Вновь встревоженно залаяли псы, и вновь их заставили замолчать.
- Чего, твари, беситесь?!
Почти во всех окнах княжеского дома свет не горел, лишь в дворницкой светились окна да в одной из комнат на первом этаже слабо мерцала электрическая лампочка - там при свете дремал Никанор.
Лестница, ведущая на крышу, не доходила до земли примерно на метр.
Дочка попыталась добраться до нее по выступам на стене, но не удержалась, сорвалась. Сонька подставила Михелине спину, та ловко взобралась на нее, ухватилась за перекладину и оказалась на лестнице. Подала матери руку, помогла ей подтянуться, и через пару секунд они были рядом.
По лестнице они поднимались друг за дружкой.
Отсюда хорошо были видны двор, собаки в будках, окна в дворницкой.
К их удивлению и радости, окно в крыше было открыто, Михелина спрыгнула вниз, помогла матери, и они замерли, прислушиваясь к звукам в доме.
Было тихо и гулко.
- Надо разбудить княжну, - прошептала воровка. - Ты знаешь ее спальню?
- Знаю, пошли.
- Я не сплю, - раздался совсем рядом голос, и воровки едва не вскрикнули от неожиданности.
Из темноты возникла Анастасия.
- Я жду вас которую ночь, - прошептала она и кивнула головой. - Пошли.
- Куда? - спросила Сонька.
- Надо взять ключ от сейфа. - Девочка держала в руке незажженную керосиновую лампу.
На цыпочках, стараясь, чтоб не скрипел паркет, они двинулись из комнаты. Так же осторожно спустились по лестнице, миновали какие-то помещения, после чего была еще одна лестница, и наконец они подошли к кабинету князя.
Вдруг всего в нескольких шагах раздался кашель Никанора, все замерли, прижавшись к стенке.