4
Легко сказать - крепить дружбу. Понятно, что Прошкину с Баевым дружить и дружить. А вот Баеву Прошкин со своей дружбой на кой ляд?
Подгоняемый этой невеселой мыслью, Прошкин в поисках мотива для дружбы отправился на кладбище - осмотреть могилу легендарного комдива. Может, что-то умное в кладбищенской тишине в голову придет. Тем более кладбище в Н. было замечательное! Старинное, с множеством часовенок и склепов, густо увитых зеленью. С выложенными камнем удобными дорожками и лавочками с витыми чугунными ножками, больше похожее на парк, городское кладбище совершенно справедливо входило в число Н-ских достопримечательностей.
Кладбищенские сторожа тоже были люди по-своему замечательные и ведомству Прошкина совсем не чужие. К ним-то он в первую очередь и направился. Выяснить, где могила товарища Деева. Как оказалось, могилка уже успела стать отдельной достопримечательностью. Больше десятка человек просило сторожей отвести их к этому памятнику новейшего времени, предварительно продемонстрировав служебные "корочки" (список сторожа аккуратно вели и своевременно отсылали в управление преемнику Прошкина), остальные граждане просто любопытствовали. Хотя смотреть-то там особо не на что, уверяли сторожа.
Но Прошкин, располагавший еще часом до начала очередного инструктажа, все же решил туда прогуляться - в надежде, что чистый кладбищенский воздух развеет похмельную головную боль и мрачные мысли.
Могила помещалась в уединенном, очень живописном, но не слишком удаленном от центральной аллеи уголке, так что времени у Прошкина оставалось предостаточно, и он плюхнулся на лавочку под кустом пышно цветущей сирени - поразмыслить и выкурить папироску. Пели птички, стрекотали кузнечики, солнечные лучи согревали мох на старых могильных плитах - и ни единой живой души! Красота! Прошкин глубоко вздохнул, совершенно утратил бдительность и потянулся за папиросой. Но закурить так и не успел. Кто-то быстро шел по дорожке, рядом с которой устроился на привал Прошкин, со стороны кладбищенской ограды прямиком к месту, где располагалось надгробие Деева. При этом ступать посетитель старался как можно тише…
Прошкин, тоже пытаясь не шуметь, съехал с лавочки в гущу сиреневого куста.
Фигура двигалась подобно бесплотному духу: она словно парила над плитами дорожки. Но при ближайшем рассмотрении оказалась всего лишь Баевым, обутым в мягкие восточные сапоги для верховой езды. В руках у Александра Дмитриевича была свежая темно-красная роза на длинном стебле и конский хлыст с перламутровой рукояткой. Баев остановился у могилки, каким-то специфическим, но плавным и красивым движением извлек из кармана белоснежный платочек… Сейчас плакать будет, предположил прозорливый Прошкин. Но нет: то, что сделал Саша, было куда как более странно. Он низко склонился, протер платочком край могильной плиты и поцеловал - как старушки в церкви целуют праздничную икону. Смиренно и благоговейно. Положил на плиту розу, забрал точно такую же, уже засохшую, снова повторил таинственный жест рукой, на этот раз словно прощаясь с покойным отцом, и стал так же тихо и быстро перемещаться в сторону кладбищенской ограды. Товарищ Баев торопился: до начала инструктажа оставалось полчаса.
Прошкин опешил от странного зрелища, поэтому не смог сразу покинуть свое так удачно подвернувшееся укрытие. И это оказалось очень кстати: могилкой в то утро интересовался еще и "бледный" Ульхт. Сколько эстонец проторчал в своей засаде - небольшом могильном склепе, Прошкин не знал, но, судя по тому, что одет "коллега" был в легкий клетчатый плащ и шелковый шарф, еще с раннего утра, а то и с ночи. Склеп к могиле Деева был ближе, чем заросли сирени, а значит, приближения Прошкина коварный Ульхт видеть не мог.
К посещению кладбища "бледный" подготовился лучше Прошкина - даже прихватил черный заграничный фотоаппарат и теперь быстро щелкал им, запечатлевая могильное надгробие и окружающий ландшафт. Потом заключил чудо техники в кожаный чехол и побежал по центральной аллее к выходу, опасаясь опоздать к инструктажу.
У Прошкина аж дыхание сперло от злорадства. Он прям сейчас, выходя, надоумит мужиков-сторожей написать рапорт про немецкого шпиона с фотоаппаратом, снимавшего стратегическое месторасположение Н-ского кладбища для диверсионных целей. Идентифицировать беловолосого человека в клетчатом плаще и остроносых туфлях будет проще простого. Тем более своему преемнику на посту районного руководителя НКВД Прошкин как старший, более опытный, товарищ подскажет, как с таким серьезным сигналом поступить. Так что Ульхта ждет эмоционально напряженный день.
С этой радостной мыслью Прошкин, больше для проформы, подошел к могильной плите. Надгробие действительно было скромным, аскетическим. Плита черного зеркального мрамора с надписью:
ДЕЕВ Д. А.
1893–1939
Кавалер Ордена
И ниже - пятиконечная звезда с вписанной в центр окружностью. В окружности причудливо переплетались какие-то ленты, циркули и строительный мастерок в середине.
Плита показалась Прошкину странной, за неимением фотоаппарата он запечатлел ее в памяти и, отложив анализ до лучших времен, стремительно побежал к домику кладбищенских сторожей. По счастью, домик был оборудован телефоном, Прошкин незамедлительно дал указания сторожам, позвонил куда следует и облегчено вздохнул: теперь торопиться на инструктаж не имело смысла. К Ульхту примут надлежащие меры - часа три-четыре до выяснения обстоятельств пройдет как минимум. Можно было размеренным шагом прогуляться до здания НКВД, а по пути обдумать, почему такой странный вид имеет надгробие, пользующееся всенародной популярностью.
Получалось, что Деев скончался в возрасте сорока шести лет. Конечно, за годы яркой армейской жизни у него были награды, в том числе ордена. Что орденов несколько, Прошкин уверен. А вот кто додумался нарисовать на могилке красного кавалериста строительный мастерок, да еще и циркуль? Ведь Деев не имел ни к инженерным, ни к строительным войскам никакого отношения. Ладно бы еще изобразили подкову или седло - если конь не помещался, или местные мастера не в состоянии изобразить такой сложный рисунок на граните…
С другой стороны, у Советского правительства много наград, и все их даже не упомнишь, может быть, и есть среди них орден, такой, как изображен на надгробие. Прошкин сделал пометку в рабочем блокноте - уточнить, какие именно награды имел Дмитрий Алексеевич Деев и кто разрабатывал проект могильной плиты.
К объявленному началу инструктажа Прошкин опоздал минут на сорок. Но инструктаж и не думали начинать. Борменталь увлеченно читал в углу книжку с загадочным названием "У врат теософии", а маявшийся от безделья Баев складывал из пронумерованных картонных папок с рабочими материалами группы симпатичный домик наподобие карточного. Может, этот Саша - нормальный парень, подумал Прошкин, умилившись такому мирному зрелищу, и пододвинул Баеву свой комплект папок - тому явно не хватало материала для завершения постройки.
Баев изобразил на лице вежливую улыбку и вполголоса спросил:
- Может, вы, товарищ Прошкин, пока мы остались без взрослых, расскажете нам про ведьм? Я с детства обожаю такие жутковатые истории. Наслышан, что вы местный Торквемада.
Ну вот как с таким дружить прикажете?
Прошкин почувствовал, как у него краснеют уши и инстинктивно сжимаются кулаки.
Нет, Прошкин не был историком или романтиком, он не горел желанием примерно наказать Баева за уподобление своего родного ведомства - УГБ НКВД - инквизиции времен Средневековья. Прошкин так разнервничался потому, что Баев намекал на события куда более актуальные, чем времена охоты на ведьм, можно даже сказать, недавние.
Роковая ошибка товарища Прошкина
Это началось еще в детстве. Прошкин, осиротевший в эпидемию холеры, был отдан на воспитание в монастырь. И вот в один скверный год, четырнадцатилетним отроком, Николенька скушал кусочек копченого сала, а приключилось это как раз в Великий пост. Прознав о таком вопиющем прегрешении, отец эконом лично Николеньку посадил под замок в кладовую, предварительно выдрав на конюшне. А рука у отца эконома была ох какая тяжелая!..
Из тенет церковного мракобесия, где двое суток томился юный Прошкин, его вызволила доблестная революционная Красная армия. С того достопамятного дня Прошкин стал красным бойцом и убежденным атеистом. Да не простым, а воинствующим. То есть всячески атеистическое знание пропагандировал: рисовал стенные газеты, выступал на разнообразных митингах и собраниях, даже написал несколько статей, опубликованных в журнале "Безбожник". Начальство такие агитаторские таланты Прошкина отметило и направило его учиться - на центральные курсы атеистической пропаганды при Высшей партийной школе.
Прошкин был от курсов в полном восторге. Ему нравились и предметы, и преподаватели, и сокурсники - со многими из них он подружился, и даже после окончания учебы связь поддерживал. Но больше всего Прошкину пришлась по душе одна книга из списка рекомендованной литературы. Называлась она "Молот ведьм".
О, это была не просто какая-нибудь брошюрка для чтения вслух сельским активистам, нет! То была даже не просто познавательная с исторической точки зрения книжка: она напоминала милую сердцу служаки Прошкина практическую инструкцию по организации опроса свидетелей и снятию показаний. Но самое главное, методики борьбы с представителями темных, подверженных суеверию масс, описанные в ней, были просты, доступны и легко применимы на практике. Мнение Прошкина разделял и один из преподавателей курсов - человек молодой, но грамотный и энергичный, по имени Алексей и по фамилии Субботский. Леша Субботский был настоящим кладезем знаний на темы народных суеверий, всяческого колдовства и магии и даже честно признался Прошкину, что добровольно попросился преподавать на курсах. Чтобы собирать материал на эту тему при помощи товарищей, которые проводят атеистическую работу на местах, - для будущей диссертации.
Тут надо отметить, что на курсах Прошкин учился аккурат в разгар коллективизации, так что разнообразных историй о деревенских ведьмах и колдунах товарищи, прибывшие из села и мелких городишек, могли рассказать не по одному десятку. Но Субботский, как истинный ученый, не ограничивался сбором такого устного новейшего фольклора - он шел глубже, собирая сами обряды и заклинания, ведовской инвентарь. Классифицировал находки с учетом "специализации" знахарей или чародеев, географии применения, предлагаемых народных способов защиты и противодействия. У него уже имелась обширная коллекция, безусловно весьма с точки зрения практики атеистической пропаганды, ценная.
Увлечение Субботского оказалось заразительным, и по возвращении домой Прошкин тоже стал собирать аналогичную информацию, благо в Калининском районе Н-ской области ведьмы, колдуны и прочие знахари проживали во множестве. Сначала Николай действовал, просто чтобы пополнить научные данные товарища, но постепенно и сам так пристрастился к ведовству, что всего через полгода коллекция Прошкина уже мало чем уступала научной базе Субботского, хотя и имела ярко выраженный упор на практические аспекты. Приятели продолжали переписываться и обмениваться собранным материалом.
Невинное увлечение Прошкина совершенно неожиданно принесло вполне ощутимые практические результаты. Признаться по совести, Прошкин любил обескураживать темные массы своим эзотерическим знанием - разумеется, исключительно в целях атеистической пропаганды! И успехи Прошкина на этой ниве впечатляли. Теперь каждая безграмотная молодуха или несознательный новоявленный колхозник, заподозрив ближних или дальних в колдовстве, направленном лично против них (а пуще того - против народного добра, читай: социалистической собственности), бежал не к знахарке в соседнее село, нет! Такой малосознательный гражданин прямиком направлялся в районное НКВД и делился с его начальником смутными опасениями или явными фактами. И Прошкин принимал необходимые меры. Иногда ему везло: попадалась сильная колдунья или знахарь, и он пополнял коллекцию новыми заклинаниями, присушками или шепотками, а то и сушеной жабкой или бутылкой с "мертвой" водой. Словом, сознательность населения росла с каждым днем, а суеверие отступало - до поры до времени…
В одно недоброе утро к Прошкину прибежал встревоженный и запыхавшийся комсомольский вожак Волька (по крестильному имени Владимир Кондратьевич) из поселка Прокопьевка. В поселке строили новую железнодорожную ветку и с этой прогрессивной целью планировали снести заброшенный старинный скит.
Скит в народе считали местом не просто скверным - проклятым. Когда-то он принадлежал близлежащей женской монашеской обители. И если верить монастырским записям, последнюю его постоялицу, "рассудком скорбную сестру Елизавету", туда поместили еще в 1834 году. Когда она умерла - записи не было.
Так вот, народная молва гласила, что сестрица жива, более того, отбирает "живое дыхание" у забредших к скиту случайных путников. А поскольку таких путников год от года становилось все меньше, голодная постоялица скита покидала свое убежище и, приняв облик юной девы, заманивала наивных местных и заезжих молодцев в нехороший скит, откуда они уже больше не возвращались…
Атавистический и антинаучный характер истории не нуждался в комментариях. Это понимали и Прошкин, и комсомолец-атеист Волька. Только желающие участвовать в сносе скита - прочного каменного домика с куполом наподобие церковного, но без дверей, с единственной узкой, похожей на бойницу щелью в стене вместо окна - среди местного населения отсутствовали. Со слов Вольки, смело заглянувшего в щель и даже расстрелявшего в нее обойму из наградного револьвера, выходило, что внутри домика нечто "шевелится и издает звуки".
Несознательные граждане, привлеченные к работам по сносу, услышав звуки из строения, дружно бросились креститься и "Христом Богом" просили Вольку перед сносом взять благословение на это разрушительное мероприятие у служителя культа…
Выслушав всю историю, Прошкин вздохнул, взял пару своих сотрудников и поехал на место происшествия. Ну, конечно: скит был полной развалюхой, в крыше дыры, заслоненные ржавым железным листом, в стенах - забитые полусгнившими досками проемы. Прошкин и его заместитель Слава Савин доски отодрали за считанные минуты, влезли внутрь и, к ужасу присутствовавших, выволокли на свет Божий прятавшееся в гнилой соломе существо. Существо было особью женского пола, лет семнадцати-восемнадцати на вид, худенькой и бледной, босой и грязной, в замызганной холщовой рубашке до пят, с немытыми кудрявыми лохмами и блестящими, абсолютно черными глазами. Существо задержанию не сопротивлялось. Даже улыбнулось. Как показалось Прошкину, злобно и издевательски.
Скит снесли к положенному сроку. А живую находку привезли в районное НКВД, вымыли, переодели, попытались накормить, пришли к коллективному мнению, что к человеческой речи существо неспособно, и заперли в камере временного задержания, чтобы по утру придумать, что же делать дальше с этим странным человеческим экземпляром.
А ночью Прошкину позвонил дежурный по зданию: окрестности оглашал пронзительный, похожий на волчий, вой, а сама постоялица "предвариловки" парила под потолком. Прошкин прибыл на место, но полета не застал: героиня жутковатой истории валялась в бессознательном состоянии прямо посреди коридора, хотя камера была по-прежнему замкнута, а перепуганные сотрудники клялись, что не притрагивались к замку. Прошкин распорядился снести существо в подвал и запереть во вполне полноценной камере - исключительно ради общественного спокойствия. Ведь не слушать же гражданам вой перед рабочим днем. Прошкин для надежности - лично! - прицепил создание при помощи пары кожаных ремней - из наручников худые кисти странной девицы попросту вываливались - к вмурованному в стену железному кольцу, насыпал на ее подол кладбищенской земли - самый надежный способ воспрепятствовать полетам ведьмы, если кто не знает. Потом отправил своего заместителя к его неграмотной и потому верующей бабке с инструкцией неприметно отлить у нее с полстакана святой воды и пошел рыться в своих записях, лихорадочно соображая, что же делать дальше. Но решить так и не успел…
С первым лучом солнца здание НКВД огласил громкий, протяжный, удивительно высокий и ни с чем не сравнимый вибрирующий звук. Прошкину показалось, что у него разлетятся сперва барабанные перепонки, а потом и вся голова. Но разлетелась только потрясающе крепкая, новая перегородка между камерой и коридором в подвале, в мелкие осколки рассыпался десяток стекол да рухнули строительные леса около соседнего здания. А обмякшее, но все еще живое тело девицы снова лежало - как будто к нему не притрагивались - в верхнем коридоре, напротив дверей кабинета Прошкина…