- Ты разочарован?
- Вовсе нет. Я ни разу не бывал в публичном доме, но теперь непременно загляну. Ты ищешь мужчин?
Он цедил слова с показной надменностью, стараясь выглядеть взрослым мужчиной.
- Ну да, - солгала Необула. - Молодых и красивых, вроде тебя. Кстати, как тебя зовут?
- Антемион, внук Антемиона.
- Почему ты называешь имя деда, а не отца?
- Нет у меня никакого отца, - резко выпалил Антемион и торопливо добавил: - Сколько это стоит?
- Все зависит от мужчины и его желаний. - Гетера старалась держаться беззаботно и весело, чтобы не спугнуть собеседника. - С уродов я беру двойную плату.
- Правда? Но это же нечестно.
- Ты думаешь? - Она громко расхохоталась, немного напугав юношу. - Иной раз я вовсе не беру с гостей плату, чтобы они заглянули еще раз.
Антемион пожирал девушку глазами, словно пытался вообразить ее нагой. Необула усмехалась про себя, представляя, каким премудростям она могла бы обучить этого юнца всего за одну ночь.
- У тебя, наверное, нет отбоя от поклонников.
- Не жалуюсь. Работы хватает.
- Тогда зачем ты бродишь по улицам? Необула ухмыльнулась: щенок только что поймал ее на слове. Что ж, в следующий раз она будет осторожнее.
- На самом деле я просто гуляла. Сейчас я свободна. Проходя мимо твоего дома, я услышала, как вы с отцом орете друг на друга, и подумала, что тебе не помешает небольшая разрядка. Я хочу тебя немного порадовать.
- А почему ты думаешь, что сможешь меня порадовать?
- Мое призвание - дарить мужчинам радость, ты что, забыл?
- Забудешь, пожалуй! - расхохотался Антемион. Беседуя, они достигли поросшего яблонями холма, с вершины которого открывался вид на убогие лачуги, освещенные луной и тусклыми факелами. В воздухе пахло черемицей. Усевшись на траву и прислонившись к ограде, гетера и юноша ждали наступления ночи. Из-за линии горизонта, цепляясь за ветки, вылезала огромная, надменная луна. Необула чувствовала, что ее спутника пробирает дрожь.
- Знаешь, меня долго не было в Афинах, - проговорила она. - Здесь у меня почти не осталось друзей.
- Где же ты была?
- Где меня только не было. Я путешествовала с одним человеком, купцом. Он умер.
- А мне так хочется сбежать из Афин и отправиться странствовать, посмотреть, как живут люди в чужих краях. Едва ли намного хуже, чем здесь.
- Ты не воевал?
- Воевал, в Эгоспотамах и еще кое-где, но это вряд ли можно считать настоящим путешествием.
- Ты ведь достаточно богат, чтобы отправиться, куда тебе заблагорассудится.
- Это отец богат, а не я. Будь у меня деньги, я давно убрался бы подальше от него и от этого города.
- А чем занимается твой отец?
- Торгует кожей. Он унаследовал дело от своего отца и увеличил оборот втрое. Шкуры, рога, краски - в общем, все, что только можно содрать с бедной скотины. Хочет, чтобы я работал на него, а когда он состарится и уйдет, взял бы все в свои руки и продолжал семейное дело.
- Что ж, вполне естественно. Я здесь не вижу ничего плохого.
- Конечно. Впереди безоблачная жизнь. Я же не буду сам дубить шкуры - мне придется только их продавать. Обрасту связями, стану богатым и уважаемым человеком.
- Но тебя, похоже, такая жизнь не прельщает, - произнесла Необула, стараясь придать голосу задушевные, даже материнские нотки.
- Так ведь это же навсегда. Даже если я стану богачом, мне уже не удастся изменить свою жизнь, выбрать иной путь, побывать в других странах; семейное дело будет держать меня на привязи, придется отдать ему всего себя, а потом передать сыну, как мой отец мне. - Антемион тяжело вздохнул. Привыкнув к обществу гетеры, он осмелел и разоткровенничался. - Но я не смогу торговать, у меня нет отцовского чутья, кожевенное ремесло меня нисколько не интересует, и, кроме того, я сыт по горло его приказами и придирками.
- У большинства людей таких проблем нет, потому что нет выбора.
Антемион пропустил эти слова мимо ушей. С каждой минутой он делался все мрачней и торжественней.
- Что же мне делать… - вздыхал юноша. - Если бы только знать наперед, какое решение окажется правильным.
- Погоди, я знаю, как тебе помочь, - проговорила Необула. - Ты знаешь Сократа?
- Конечно. Он тренируется в нашей палестре. Непревзойденный атлет. В свои шестьдесят лет не боится бороться с самыми молодыми из нас. Впрочем, мы не слишком близко знакомы.
- По-моему, он как раз тот человек, который тебе нужен.
- Отчего ты так решила?
- Потому что он мастерски умеет определять призвание человека.
- О нем, вообще-то, разное говорят.
- О нас, гетерах, тоже, ну и что с того? Антемион кивнул, глядя на девушку с нескрываемой страстью.
- Я прежде не встречал таких женщин, как ты, - внезапно выпалил он и робко, смущенно улыбнулся.
Неловкая откровенность юноши тронула Необулу.
- Ты хотел сказать мне любезность?
Антемион обнял женщину за плечи и замер, не решаясь поцеловать ее. Необула сама потянулась к нему. Всякий раз, когда гетере удавалось соблазнить неопытного мальчишку, она чувствовала смутную, жестокую радость. В далекой дубраве раздалось и тут же смолкло отрывистое уханье совы.
ГЛАВА VIII
После заката жизнь в квартале Горшечников била ключом. Из-за деревьев неслись монотонные крики торговцев, расхваливавших свой товар. Лунный свет отражался на серебристой чешуе рыбешек, вываленных на дощатые прилавки, играл на ободах глиняных кувшинов с оливковым маслом и придавал бронзовым треножникам таинственный пурпурный блеск. Пахло забродившим виноградом, гнилыми фруктами, человеческим потом и собачьим дерьмом. На кривых улочках толпился бессовестный, жуликоватый народ, готовый до хрипоты торговаться за любую мелочь.
Закутанный с головы до ног в плащ из грубой ткани, Сократ размеренно шагал по улице и с огромным интересом слушал своего спутника - стройного юношу, который рассказывал философу о невыносимой жизни в родительском доме, о терзавших его сомнениях и о властном отце, который заставлял сына посвятить себя семейному делу. Философ любовался красотой молодого человека, восторгался его умом и перебил своего собеседника всего один раз:
- Любезный Антемион, мы с тобой поглощены беседой и не замечаем того, что творится вокруг, словно идем по безлюдной пустыне. А ты попробуй оглядеться по сторонам и увидишь других людей, со всеми их делами и бедами. Тебе стоит многому у них поучиться.
Они остановились посреди площади, чтобы осмотреться. Водонос спешил куда-то с ведром на голове, крестьяне наперебой расхваливали свой товар: подходите, налетайте, пробуйте, госпожа, не трогай руками, все и так свежее, всего три драхмы, одна, нет, три, ну ладно, две; повсюду витал сладковатый запах гнилых плодов, деревянные прилавки провоняли рыбой, прямо под открытым небом варили похлебку из дичи, жарили селедку, пекли хлеб; кто-то безуспешно пытался вытащить из корзины откормленную курицу, кто-то изучал зубы покупного осла, кто-то сунул палец в киликс с оливковым маслом. Пыль поднятая подошвами сотен сандалий, оседала на прилавках, навесах и ветвях деревьев.
Одетый в лохмотья проповедник, забравшись на ящик с фруктами, убеждал стайку крестьян испробовать чудодейственную силу вегетарианского питания. Компания подвыпивших юнцов выбрала горе-философа в качестве мишени для увесистых камней, и ему пришлось спасаться бегством. Народ на площади проводил бедолагу дружным хохотом и прибаутками.
- Ликтей! - гоготали зеваки. - Почему над тобой вечно вьются мухи?
Проповедник повернулся к своим обидчикам и, направив на них указующий перст, со зловещим видом провозгласил:
- Мухи чуют мертвую плоть!
Антемион и Сократ прибавили шагу, чтобы поскорее миновать гогочущую толпу.
- Ты заметил что-нибудь интересное? - спросил философ.
- Это как в палестре, когда атлеты борются за горсть фиников.
- Думаешь, все эти люди задаются вопросом, верный ли жизненный путь они выбрали?
- Вряд ли, - улыбнулся Антемион. - Они тратят силы на то, чтобы пережить еще один день.
- А на что тратишь свои силы ты?
- Будь я таким, как они, я хотел бы одного: чтобы моя мать ни в чем не нуждалась, мне самому вполне хватило бы того, что у нас уже есть.
- Стало быть, ты отличаешься от них лишь тем, что твой отец богат. Так получается?
- Но я не чувствую себя таким, как они. Сын кузнеца становится кузнецом, потому что проводит в кузнице дни напролет и видит, как работает отец; сын пастуха помогает отцу пасти стада на склонах холмов, и все они, обучаясь семейному ремеслу, не задаются вопросом, принесет ли оно им счастье и в этом ли состоит их призвание, - они знают, что так смогут прокормиться, а потому не колеблются и не ошибаются. Но мне мало просто зарабатывать на жизнь. Я чувствую, что способен на большее, но не знаю, на что.
- Это, несомненно, важный вопрос, - согласился философ. - Но для начала нам с тобой нужно разрешить вопрос попроще. С какой стати молодому человеку сомневаться, стоит ли идти по стопам отца, если этот путь обещает ему процветание?
- Возможно, этот молодой человек утратил разум.
- Разум это способность принимать решения. Ты уверен, что причина терзаний юноши кроется именно в этом?
- Значит, я был не прав. С головой у него все в порядке.
- Отлично сказано, дружище Антемион. Разум отличает нас от более примитивных созданий. Однако нужно уметь правильно им пользоваться, чтобы не угодить в ловушку наших собственных заблуждений и выйти на правильный путь.
- Но тогда получается, что правильный путь - это стать таким сыном, о каком мечтает мой отец.
- Посмотрим. Верность своей семье и почтение к родителям - несомненные добродетели. Но спросим себя: а всегда ли быть хорошим сыном означает во всем подчиняться отцу? Ты сам как думаешь?
- Я думаю, что да, Сократ.
- Тогда представь, что твой отец - забойщик скота, а тебя, как это часто бывает, мутит, едва ты переступишь порог бойни. Твой отец будет прав, если заставит тебя сдирать и дубить шкуры?
- Наверное, нет, Сократ. В этом случае отец определенно будет не прав.
- А что ты скажешь об отце, что заставляет сына жениться на женщине, которая ему противна?
- То же самое - это будет несправедливо.
- А если учесть, что таких отцов немало и они довольно часто бывают несправедливы, к какому выводу мы должны прийти?
Антемион ответил не раздумывая:
- Что отцы не всегда должны решать за сыновей. Я даже осмелюсь сказать, что никогда, хотя традиции требуют обратного.
- Прекрасно, Антемион, мой мальчик. Верность семье и почтение к старшим действительно не означают, что дети непременно должны подчиняться родителям. Теперь, когда это сомнение мы разрешили, тебе, возможно, проще будет найти точный ответ на главный вопрос.
- Любезный Сократ, ты совершенно прав, - заявил юноша, чрезвычайно довольный таким оборотом.
- Подобное нетерпение и страх перед будущим вполне естественны для твоего возраста, но спешить не стоит. Скажи-ка, что тебе так не нравится в кожевенном деле - само ремесло или необходимость трудиться под началом отца?
Антемион надолго замолчал. Прежде он об этом не задумывался. Какое-то время юноша и философ в полном молчании шагали по узким улочкам, все больше отдаляясь от шумной торговой площади. Сократ предложил Антемиону вообразить, что он торгует кожей, совсем как отец, но отдельно от него, сам. И что же? Такое будущее по-прежнему страшило юношу, поуже куда меньше. Поразмыслив, Антемион признался Сократу, что просто-напросто не желает подчиняться отцу. Его тяготил властный характер Анита, который считал сына несмышленым младенцем и привык решать за него.
- Что ж, мы неплохо продвинулись, - заметил Сократ. - А теперь давай на время оставим твоего отца и сосредоточимся на том, чего хочешь ты сам.
- Я много думал об этом, - признался юноша, - подо сих пор не знаю, чего хочу, и не знаю, как это понять.
- Сначала мы попробуем понять, чего ты не хочешь и почему. Тогда, возможно, станет яснее, к чему мы должны прийти. Поговорим о самом ремесле. Что тебе придется делать.
- Нужно отмачивать шкуры в сосновых чанах, пока не задубеют руки, все время нюхать туши, свежевать их, пока с собственных пальцев не начнет облезать шкура, задыхаться от запаха красителей, толкаться на скотоводческих ярмарках; кроить, резать, сушить, вымачивать - и так каждый день, год за годом, и конца-края этому не видать.
- Но ведь дело-то прибыльное?
- И можно знакомиться с разными людьми.
- Знакомиться с людьми, - задумчиво повторил Сократ. - Существует немало способов узнавать людей. Как, по-твоему, наша беседа хоть чем-то напоминает переговоры двух купцов? Интересно, что ты на это скажешь.
- Я часто сопровождал отца на встречи со скотоводами и скорняками, и они всегда говорили только о делах.
- Это вполне естественно, о чем же еще говорить тем, кто занимается кожевенным ремеслом. Лучше ответь мне, что значит торговать?
- Получать выгоду от продажи и покупки.
- То есть выгода состоит в том, чтобы скопить побольше денег?
- По словам отца, суть торговли состоит в том, чтобы обманывать других. - Антемион помолчал. - Знаешь? У него нет друзей, хотя он всегда окружен людьми. Должно быть, их привлекают деньги.
- Значит, тебе нравится общаться с людьми, но не так, как твой отец. Я правильно понимаю?
- Совершенно точно, Сократ. Мне хотелось бы выбрать путь, который позволит быть открытым и искренним.
- С какими людьми? Например, с неотесанным деревенским пастухом, который в жизни не слыхивал ни об Эсхиле, ни о Софокле? - усмехнулся Сократ.
- Пускай пастух не слышал ни об Эсхиле, ни о Софокле, но с ним будет интересно поговорить о козах, - шутливо заметил Антемион.
- Безусловно, - мягко сказал Сократ, - но не о театре. Впрочем, на пути, который выбрал твой отец, тебя наверняка ждет немало полезных и приятных вещей.
- Едва ли. Теперь я ясно вижу, что соглашаться не надо.
- Допустим, но не будем торопиться с выводами. Мы еще не рассмотрели все твои желания и не выбрали самые достойные. Или ты уже сейчас точно знаешь, что ни в коем случае не станешь работать с отцом?
- Не знаю… - В голосе Антемиона появились тревожные нотки. - Размышляя об этом, я отчего-то не чувствую ни покоя, ни уверенности.
- Я так и подумал. Но мы должны найти причину, - ответил Сократ.
- Уж точно не потому, что боюсь разочаровать его, - усмехнулся юноша. - Теперь я вижу, что отец не имеет на меня никаких прав. Я не чувствую себя обязанным ему.
- И что же тебя в таком случае беспокоит?
- Кажется, я совсем запутался, - пробормотал Антемион.
- Не спеши. Пока нам удалось выяснить, что, хотя твои желания полностью противоположны устремлениям отца, ты вовсе не уверен, что не хочешь продолжать его дело. Когда мы поймем, что заставляет тебя чувствовать именно так, правильное решение придет само.
- Я боюсь - боюсь, сам не зная чего.
Последние слова Антемион произнес робко, растерянно. Сократ положил руку на плечо юноше и ободряюще улыбнулся.
- Ты молод, друг мой, но смел и силен. Поверь мне, тот, кто испытывает безотчетный страх, знает, чего боится, но не хочет признаться в этом самому себе. Ответ лежит на дне твоей души - наберись смелости и загляни туда.
- Помоги же мне.
- Правда в том, что ты прекрасно понимаешь, насколько выгодно отцовское дело. Потому и колеблешься.
- Но ведь мы не нашли никакой выгоды. Сократ исподлобья испытующе смотрел на молодого человека.
- Тебе нравится дом, в котором ты живешь? Антемион немного подумал.
- Там очень уютно, - признал он наконец.
- Опиши мне его. Это нам поможет.
- Там просторно, светло и тихо. Во дворе конюшня с добрыми лошадьми. Я обожаю скакать верхом по тенистым дубравам. Двор такой широкий, что в нем можно упражняться в стрельбе из лука. На обеду нас часто бывает свежая дичь и превосходное вино. Я тренируюсь, сколько хочу, мне делают отменный массаж. У нас собственный колодец, так что нет нужды таскать воду издалека. В общем, мне в этом доме все нравится, кроме того, что он принадлежит отцу.
- Надо сказать, немногие жители Афин могут позволить себе столь роскошное жилье.
- Немногие.
- А что если ты его утратишь? Сильно огорчишься?
- Откровенно говоря, да. - Едва юноша произнес и осознал это, его щеки залила краска стыда.
- А что плохого в достойной скромной жизни, без излишеств?
В этом вопросе скрывался какой-то подвох. Антемион, как ни старался, не мог угадать, что хочет услышать философ. Пришлось искать ответ в собственном сердце.
- Пожалуй, нет, Сократ. Но в достатке и роскоши тоже нет ничего плохого.
- Вопрос о том, что в нашей жизни имеет истинную ценность, слишком глубок и сложен, за один вечер нам его не решить, верно?
- Ты прав, Сократ.
- Ты говоришь, что богатство не имеет для тебя особого значения, однако страх потерять его мешает тебе понять собственное призвание.
Антемион молчал. Сократ не торопил юношу с ответом. Когда молодой человек уже собирался нарушить молчание, улицу внезапно огласил душераздирающий ослиный рев. Переждав несколько мгновений, Антемион признался, что стал куда лучше понимать самого себя.
- Ну что ж, - произнес Сократ, останавливаясь на перекрестке, - мы на распутье, и выбрать правильную дорогу будет непросто. Давай-ка остановимся на этом, чтобы ты мог хорошенько обдумать наш разговор, а потом продолжим.
Антемиона не оставляло ощущение, что Сократ знает о нем куда больше, чем он сам. Молодой человек восхищался прозорливостью философа, был благодарен ему за участие, но ведь Сократ не дал ему ни одного ответа, а вместо этого задал целую кучу новых вопросов. Юноше волей-неволей пришлось открыть чужому человеку самые сокровенные уголки своей души, посвятить чужака в неприглядные подробности жизни своей семьи, и теперь сгорал от стыда. Антемион с безжалостной ясностью видел, что, по сути, он ничем не отличается от самых грубых и жалких простолюдинов: больше всего его волнует собственное благополучие. Жестокий урок пошел на пользу. Под глубоким, проницательным взглядом Сократа он чувствовал себя обнаженным, выпотрошенным, беззащитным - каким и был на самом деле.