Я вихрем взлетела на седьмой этаж и стала настойчиво звонить в дверь. Однако дорогой родитель открывать дверь явно не собирался. Я разозлилась. Мало того, что пришлось больше часа сидеть с этой дурацкой кроваткой перед Ленкиным подъездом, так теперь ещё меня не пускают домой. Выпитая на даче водка начала выветриваться, а состояние похмелья, или, как говорят в народе, "отходняк", неумолимо приближалось. Хотелось поскорей принять душ и упасть наконец в родную постельку. Поняв, что дверь мне никто открывать не собирается, я достала ключи и, с третьей попытки попав в замочную скважину, повернула ключ. Однако нижний замок, судя по поведению ключа, был не заперт. Я толкнула дверь, но она не открылась. Вероятно, был закрыт верхний замок. Но в силу того, что им мы никогда не пользовались, ключ от него у меня отсутствовал. Посмотрев на часы и проклиная всё на свете, я позвонила в соседнюю квартиру, где жила очень милая бабуля Наталья Николаевна. Она, несмотря на поздний час, открыла почти сразу.
- Наталья Николаевна, бога ради простите, но наша дверь закрыта на верхний замок, а у меня нет от него ключа, - извиняющимся голосом начала я. - Разрешите позвонить от Вас по телефону, а то папа почему-то не открывает. Может, спит?
- Конечно, Наташенька, звони. А что, Александр Ростиславович разве не улетел? Может, поставить чайку? - захлопотала соседка.
- Наверно, не улетел. На кухне свет горит, я видела снизу. А чайку не надо, спасибо.
- Ну, звони, звони. А то хочешь, оставайся на ночь у меня.
- Да нет, спасибо, Вы же знаете, у меня там собака. Вдруг с ней не погуляли, - отвечала я, машинально накручивая диск телефона.
- Странно, занято. Пойду, попробую ещё раз позвонить в дверь, может, проснулся.
Однако дверь опять никто не открыл, и в моей голове созрел план. Когда-то давно, ещё в школе, я забыла дома ключи и залезла в свою квартиру через балконную дверь. Расстояние между нашим балконом и балконом Натальи Николаевны - около полутора метров, так что риск сводился к минимуму, и я преодолела это препятствие в два счёта.
Балконная дверь, по счастью, была приоткрыта. В большой комнате свет выключен. Миновав её наощупь, я вышла в коридор, где сразу же споткнулась о валявшийся на полу телефон. Пройдя по коридору и мимо маленькой комнаты, где, судя по тявканью, находилась запертая собака, я оказалась в небольшом коридорчике, ведущем на кухню…
То, что я увидела на кухне, потрясло меня. Папа сидел на стуле, уронив голову на колени, неестественно подвернув под себя левую руку и упершись правой, сжатой в кулак, в пол. А ещё всё пространство вокруг: и холодильник, и кухонный гарнитур, стулья, пол, и стены - буквально всё было залито кровью. Я стояла и растерянно взирала на это, не в силах сдвинуться с места, пока не ощутила во рту сладковатый запах смерти. Пошатываясь, я вышла в коридор и подняла с пола трубку телефона - она молчала. Тут я немного пришла в себя и, выскочив на лестничную клетку, закурила. Затянувшись пару раз, вновь позвонила в дверь к Наталье Николаевне.
- Наталья Николаевна, бога ради извините, можно от Вас ещё раз позвонить?
- А что случилось?
- Там, - промямлила я, не зная что сказать, - с папой несчастье случилось.
Пожилая женщина начала было причитать, вероятно, по моему лицу прочитав самое худшее. Я же решительно бросилась к телефону и набрала "03". Честно говоря, мне было жутковато, а, зная, насколько "оперативно" выезжают наши медики по вызову на труп, я довольно убедительно описала диспетчеру скорой помощи клиническую картину сильного желудочного кровотечения и следующего за ним гемолитического шока. Таку меня появился реальный шанс ожидать милицию, которая, как мне казалось, если и приедет, то под утро, не в одиночестве, а в компании бригады интенсивной терапии. Положив трубку, я закурила новую сигарету и решительно вернулась в свою квартиру. Итак, всё на кухне было залито кровью. Она ещё не успела "залачиться", т. е. верхний слой, соприкасающийся с воздухом, не успел свернуться. Значит, страшные события разворачивались здесь совсем недавно - менее часа назад. Папа сидел на стуле, уронив туловище на колени и свесив голову. На спине никаких видимых повреждений не было. А вот на кулаке правой руки, которой папа как бы упирался в пол, ясно виднелась приличная ссадина… Стол вообще являл собой что-то странное. Было похоже, что за ним на протяжении как минимум недели пьянствовала целая компания бомжей. Заваленные окурками тарелки тончайшего саксонского фарфора с ручной росписью. Серебряные вилки и тут же вскрытые ножницами (!) консервные банки с лососем и сайрой. И многочисленные винтовые пробки жёлтого цвета из-под литровых бутылок со спиртным. Я их насчитала шесть штук.
- Ничего себе, посидели ребята, - горько подумала я.
Но что странно, самих бутылок не наблюдалось. Хотя я-то отлично знала, что папа по мере опустошения стеклянной тары подобного рода всегда сначала аккуратно заворачивал крышку, а потом бережно ставил пустую бутылку под стол, за что всегда получал нагоняй от мамы.
Однако ни под столом, ни в каком-либо другом месте на кухне бутылок не было. За исключением одной - из-под вишнёвого ликёра, который папа, кстати сказать, терпеть не мог. Мелькнула мысль о посторонней женщине, но я её отмела сразу. Не может же, в самом деле, приличная женщина сидеть за таким столом! А с неприличными дамами, я была уверена, папа не общался.
- Нет, - уверила я себя, - эта, с позволения сказать, "сервировочка" явно обошлась без женских рук.
Тут в прихожей соловьиной трелью залился звонок, и меня аж всю передёрнуло от неожиданности. Неужели уже приехала скорая? Что-то уж очень быстро. Подходя к двери, я посмотрела на часы. Да, пожалуй, четыре минуты, которые прошли с момента вызова, - абсолютный и безусловный рекорд. Впрочем, возможно это Наталья Николаевна. Я открыла дверь и не поверила своим глазам - на пороге действительно стояли три человека в белых халатах, судя по огромному оранжевому чемодану, так называемой "амбушке", - бригада интенсивной терапии.
- Где? - задал скупой вопрос пожилой солидного вида врач и, проследив за направлением моего взгляда, устремился на кухню. За ним ринулись остальные.
Едва я успела дойти до поворота на кухню, как мне навстречу, раскрывая какую-то папку, вышел тот самый седой врач и сказал:
- Явный криминал, - потом помолчал и добавил. - Несколько огнестрельных ранений. Не больше часа назад. До приезда милиции ничего трогать не будем. Откуда можно позвонить в милицию?
Я молча указала ему на дверь Натальи Николаевны и прошла на кухню. Однако на саму кухню меня уже не хотели пускать, вежливо повторив, что до приезда милиции трогать ничего нельзя. Но я, заявив, что кончились сигареты, всё же подошла к столу и, взяв нераспечатанный блок "Мальборо", ещё раз окинула взглядом обстановку. Вроде бы на столе всё осталось, как и было, однако в то же время чего-то не хватало.
Но вот чего, я вспомнить никак не могла. Тогда я снова положила на стол блок сигарет, но от этого картина в голове не прояснилась - всё равно чего-то явно не хватало, и я вышла в коридор.
Медицинская бригада в полном составе курила на лестничной площадке, как я поняла, в ожидании милиции. Здесь же стоял и их огромный жёлтый чемодан, на котором лежал какой-то бланк, на котором аккуратным почерком были написаны все данные отца: фамилия, имя, отчество, год рождения.
- Интересно девки пляшут, - тихо пробормотала я и, поймав на себе внимательный взгляд врача, прикусила язык.
Действительно, всё очень странно. Ведь я не говорила им данных папы, да они и не спрашивали. Минут через пятнадцать в кармане у пожилого врача что-то запищало, и он, нервно взглянув на часы, присвистнул.
- Ну-с, девушка, мы ждать, увы, больше не можем. Как, впрочем, и чем-нибудь помочь вашему отцу. Вот эту бумагу передадите милиции, когда приедут. Честь имею, - сказал он и нажал кнопку вызова лифта.
Я снова осталась в обществе Натальи Николаевны, которая что-то спрашивала меня, а я что-то невпопад отвечала.
Не прошло и часа, как уехали медики, на нашем этаже с грохотом остановился лифт. Прибыла милиция… и кошмар продолжился. Оперативно-следственные группы всё прибывали и прибывали. За группой из нашего районного отделения прибыла группа с Петровки, затем с Лубянки, потом из прокуратуры, и очень скоро в нашей совсем не маленькой ведомственной квартире в сто с лишним квадратных метров жилой площади было не протолкнуться. Со всех сторон на меня нещадно сыпались дурацкие, как мне тогда казалось, вопросы. Это продолжалось до часу дня. После чего все начали постепенно разъезжаться, и к четырнадцати часам пополудни я снова осталась совершенно одна, если не считать папы, лежащего под простынёй в коридоре в ожидании "перевозки".
Я стояла на балконе и курила, глядя на пасмурное августовское небо. Было тошно и пусто на душе. Я думала только об одном: как я скажу о том, что случилось, маме. Я пыталась найти какие-то слова, которые прозвучали бы не так страшно. Но в голову ничего не приходило. Мне становилось всё хуже и хуже. Чтобы хоть как-то отвлечься, я взяла телефон и подсоединила оторвавшийся контакт. Услышав гудок, я машинально поставила телефон на тумбочку. Но не успела сделать и пары шагов, как он пронзительно зазвонил. От неожиданности у меня мгновенно вспотела спина. "Совсем нервы никуда не годятся", - подумала я и, сняв трубку, пробормотала что-то вроде:
- Слушаю…
- Здорово, Натаха! - сказал задорный женский голос на том конце провода.
- Кто это? - спросила я, пытаясь сосредоточиться.
- Как кто! Нуты даёшь! Сама оставила записку с настойчивой просьбой позвонить. Я, как дура, звоню, думаю, что-то случилось. А она меня даже не узнаёт.
- Лен, ты, что ли?
- Нет - Пушкин! Ну, а кто же ещё?
- Лен, ты извини, сегодня, наверное, не получится отдать тебе кроватку. Тут такое дело… - начала я, запинаясь буквально на каждом слове.
- Какая кроватка? - после секундного замешательства спросила она.
- Детская…
- Ты что, меня разыгрываешь, да? Или ты таким оригинальным образом намекаешь на ту давнюю ссору? - расхохоталась она.
- Подожди, - в отличие от Леночки мне было не до смеха. - Вчера я встретила твою маму и помогла ей донести детскую кроватку до твоего подъезда, а потом…
- Мою маму? - переспросила она удивлённо. - К твоему сведению, моя мама уже десять дней как загорает в Сочи.
- Как в Сочи? А как же… Хотя ты говоришь… Лен, ты знаешь, я тебе завтра позвоню, - сказала я и не дожидаясь ответа, повесила трубку.
6
В голове абсолютно всё перепуталось. Мозг отчаянно пытался выбраться из лабиринта непонятных событий и страшных мыслей. Но перед глазами упрямо, как в калейдоскопе, пробегали происшествия последних десяти дней. Кухня, залитая кровью, и папа. В нелепой и ужасной позе. И Ваганьковское кладбище. Толпа людей вокруг папиной могилы. Видимо, соратников и товарищей по оружию. Пламенные речи. А ведь кто-то из них, наверняка, пусть косвенно, но был причастен к гибели отца.
Не знаю почему, но после сегодняшнего разговора со следователем, я была в этом уверена. Утром, когда я по повестке входила в один знаменитый особнячок, расположенный на не менее знаменитой улице, то очень надеялась, что следствие продвинулось вперёд и что-то теперь можно сказать определённо. Но, к сожалению, разговор сразу пошёл в совершенно неожиданном для меня русле.
В предъявленном мне для ознакомления акте вскрытия значился диагноз: "Острая сердечная недостаточность, причина которой устанавливается". Не правда ли, очень странно? Ведь врач, проводивший первичный осмотр сказал прямо: "Несколько огнестрельных ранений". О чём я незамедлительно и сообщила следователю, представившемуся мне как Игорь Петрович. На что этот здоровый рыжеволосый детина в бешено дорогом клубном пиджаке довольно едко заметил:
- Я не знаю, что Вам сказал тот врач… - сделав ударение на слове "тот". - Но на руках у меня официальное заключение судмедэксперта. Так что извините, но плясать мы всё же будем от этих данных…
- Ну хорошо, - не сдавалась я. - А как быть с тем просто огромным количеством крови на месте преступления?
- Во-первых, не преступления. А происшествия. А во-вторых, кто Вам сказал, что кровь э… в помещении принадлежала именно Вашему отцу?
- А кому же ещё? Ведь больше в квартире никого не было! - воскликнула я после некоторого замешательства.
- Это, девушка, как, впрочем, и многое другое Вам знать не обязательно, - грубовато заявил он и, видимо, желая несколько смягчить обстановку, добавил. - Пока. В интересах следствия.
- Хорошо, но в акте вскрытия указан день наступления смерти - 4-го августа. Так? - опять перешла я в наступление. И уловив его неохотный кивок, продолжила:
- А между тем Татьяна, соседка из третьего подъезда, утверждает, что видела его в добром здравии и даже разговаривала с ним именно в понедельник 6 августа в 14:00. Не могла же она разговаривать с человеком, который уже около двух суток мёртв? Да и я нашла отца именно в час ночи с минутами 7 августа, а кровь даже не успела свернуться.
- А кто, собственно, это может подтвердить? Опять этот ваш пресловутый врач со "скорой"? Или ваша соседка, замотанная домашними делами, у которой все дни совершенно одинаковые? Повторяю, меня лично там не было, и я привык опираться на официальные документы, а не на показания врачей "скорой", домохозяек и, простите, студентов, пусть даже и медиков. К тому же, - тут он неожиданно облизнулся, взглянув на меня, как кот на сметану, - Вы, Наталья Александровна, уверены, что вообще вызывали "скорую"?
Признаюсь - его вопрос поставил меня в тупик, а по спине моментально сбежал ручеёк пота.
- Конечно, - как можно беззаботнее ответила я. - Набрала, как полагается, "03" и минуты через четыре прибыла, насколько я могу судить, бригада интенсивной терапии.
- …? - поднял Игорь Петрович одну бровь.
- Через четыре минуты… А что? - вызывающе бросила я.
- А то, милая девушка, - взревел он, вскочив и нависнув надо мной, - что все звонки по "03", равно, кстати, как и по "02", записываются на плёнку! Так вот 6 и 7 августа 1990 года звонка на пульт службы "03" ни с вашего телефона, ни с телефонов ваших соседей по подъезду, равно как с телефонов всего вашего дома, не поступало! Вот и выходит, что…
- сделал он эффектную паузу.
Тут мне стало совсем хреново. Во рту пересохло и страшно захотелось курить. Игорь Петрович, видимо, догадался и протянул мне сигарету.
- Товарищ следователь, я могу описать врачей, которые приезжали. Можно выяснить, с какой они подстанции и узнать, кто их вызвал, - торопливо говорила я. - И потом, они оставили для милиции какие-то заполненные бланки. Я их передала "операм", как только они приехали.
- Не сомневайтесь, гражданка Ростова, мы всё выясним. Но только без Вашего участия. Я понятно излагаю? - совсем спокойно добавил он. - Будем разбираться. Пока ни одного фигуранта нет, мотивов убийства, если это вообще убийство, тоже выявить не удалось. Дело уже на контроле у прокуратуры. А займутся им вплотную в вашем районном отделении милиции. Да, и вот ещё что, - сказал он, уже занеся авторучку, чтобы отметить мне пропуск на выход. - Если я узнаю, что Вы пытаетесь что-либо выяснить самостоятельно и мешать следствию, то… сами понимаете… - он противно улыбнулся и протянул мне пропуск. - Желаю удачи…
7
Шёл сильный дождь, и дворники даже в максимальном режиме работы не успевали за зарядами дождя. Я гнала папину "Тойоту" в сторону Голицыне и пыталась сосредоточиться. Однако ничего не получалось - меня била такая сильная дрожь, что клацали зубы. И это несмотря на то, что печка в машине исправно пахала вовсю. Да, ну и переср…ла я сегодня в том небольшом кабинетике. Нет, нервы мне определённо надо лечить. Медитацией, что ли, заняться?
Когда за мутными от дождя стёклами промелькнул поворот на Одинцово, я поняла, что если немедленно не приму внутрь чего-нибудь крепкого - мне придёт конец. И, недолго думая, я под отчаянный сигнал какого-то "жигуля" резко свернула на обочину и остановилась около ярко освещённых окон коммерческой палатки. Среди пёстрого разнообразия фальсифицированного пойла я не без труда отыскала безумно дорогую бутылку армянского коньяка и, заплатив деньги, устремилась в тёплый салон. Не успев упасть на удобное сиденье, сорвала зубами винтовую крышку с пузатой бутылки и, как заправский алкаш, жадно присосалась к горлышку. Тепло медленно растекалось по каждой клеточке моего организма, и дрожь унялась. Я передохнула секунды две и, сделав ещё один большой глоток, закурила. В голове стало ясно и пусто. Оставалось только допускать в голову все факты не вперемежку, а в строгой очерёдности…
Теперь, слегка подогретая алкоголем, я увидела произошедшее в несколько ином свете, нежели раньше. А чего я собственно так испугалась этого следователя? Я же ни в чём не виновата. Нет, всё-таки он страшен, бродяга. Фу. До сих пор мурашки бегают по телу. Наверное, страх перед такого рода организациями у простого советского человека в крови. Впрочем, если не считать, что я чуть не подпустила в штанишки, то от сегодняшней нашей встречи определённо больше пользы, чем вреда. Во-первых, теперь совершенно ясно, что это - убийство. Причём, заказ поступил, несомненно, из папиной родной конторы. Никто, кроме неё, не может оказывать такое давление на следствие и так нагло фальсифицировать, а то и попросту игнорировать, факты. Во-вторых, меня вежливо предупредили, чтобы я не лезла не в своё дело. Интересно, а чьё же оно тогда, если не моё. И последнее: когда я читала акт вскрытия, то обратила внимание и запомнила фамилию и инициалы врача, проводившего вскрытие, - Абрамян А.А. Зная адрес горбольницы, при которой располагался судебный морг, куда отвезли тело отца, я без особого труда выяснила, что гражданин Абрамян Ашот Ашотович проживает в посёлке Голицыне Московской области.
Я сделала ещё один глоток и, решительно отложив бутылку, мягко вырулила на трассу. Когда я подъехала к нужному дому, совсем стемнело, и дождь уже не лил как из ведра. Но едва я выбралась из машины и немного огляделась, то почувствовала, что и морось не менее ловко проникает сквозь одежду. Вышеуказанный врач жил в большом двухэтажном доме из добротного бруса, обшитого "вагонкой". Двухметровый сплошной забор из обрезной доски надёжно укрывал своего хозяина от непрошеных гостей. Почувствовав, что замерзаю, я подошла к калитке и решительно нажала на звонок, который заверещал где-то в доме. Подождав минуты три, опять позвонила. Никакого результата. Я набралась наглости и толкнула калитку, так как дождь опять усилился, а хозяин явно не спешил предоставить кров припозднившемуся путнику. Зайдя во двор, я посмотрела на громаду тёмного дома. Света нигде не было видно. Тогда я прошла по довольно широкой дорожке, обсаженной молодыми и пушистыми ёлками, до входной двери. И увидела, что из одного окна на втором этаже сквозь плотные шторы всё же пробивается едва заметная полоска света. Я решительно постучала в дверь и, не дождавшись ответа, потянула её на себя… Она, к моему удивлению, оказалась незапертой.
Массивный человек средних лет, явно кавказской национальности, облачённый в бежевый шёлковый домашний халат, лежал навзничь на полу спальни. Открытые глаза смотрели в потолок. Халат на груди в нескольких местах был как бы украшен огромными алыми розами, но даже в неверном свете ночника я сразу догадалась, что это - кровь.
Судя по всему, передо мной - труп Абрамяна, который уже ничем не мог мне помочь, как, впрочем, и я ему. Пришла пора срочно делать ноги.