Корбетт с Ранульфом останавливались на ночлег в тавернах, или, когда повезет, в гостеприимной роскоши аббатства, или в приюте для путников при монастырской обители. В середине мая, назавтра после Троицына дня, они перешли вброд через Северн в Бристоле и ступили на землю Уэльса. По пути Корбетт рассказывал своему слуге о том, как десять лет тому назад воевал здесь, описывал суровую красоту этого края с его густыми лесами, тесными долинами и дикими, вольнолюбивыми племенами. Эдуард I силой подчинил валлийцев своей власти, превратив их мелкие княжества в английские графства. Их отважного вождя, Ллевеллина, загнали в темную твердыню Сноудонии, а позднее умертвили; его брата Давида подстрекнули к мятежу, захватили в плен, отправили в Лондон и приговорили к чудовищной казни за измену: его повесили, потом привязали к хвосту лошади, потом четвертовали. Затем Эдуард поставил Уэльс на колени, разослав туда своих чиновников и настроив огромных замков, опоясанных круговыми стенами, по всему завоеванному краю.
Но двигаясь к югу вдоль течения Северна, прежде чем повернуть от него в сторону, Корбетт и Ранульф почти не замечали зримых следов этого насильственного присутствия победителей. Окрестности оглашались звонкими птичьими трелями, переливались сочными весенними красками, а реки, низвергаясь с темных скалам или плутая по равнинам, сверкали серебром. Распускались под солнцем цветы, и зеленые, мшистые склоны долин, казалось, покрывались драгоценными коврами. В небе кружились кроншнепы, ястребы, вороны и канюки, мелькая в воздухе черными и белыми перьями, и их хриплые крики звучали пронзительно и тревожно после нежной, переливчатой песни дрозда. Солнце пригревало, и в полдень путники всегда делали привал, чтобы отдохнуть в прохладной тени тиса, дуба или ясеня.
Ранульф держался боязливо, он тосковал по тесным, шумным, оживленным лондонским улицам, а вот Корбетту нравилась тишина, золотистая пестрота лесов и полей, теплые лучи солнца, греющего спину. Иногда, сидя в седле, он зажмуривался, лицом и шеей ощущая прохладный ветерок, слушал птичье пенье и стрекот кузнечиков - и в мечтах уносился в далекие годы, проведенные в холмах Суссекса. Если ему удавалось сосредоточиться, то он различал голос своей жены Мэри, напевавшей песню, и непрерывный младенческий лепет дочери. Рай, где всегда светило и пригревало солнце… пока в его Эдем не ворвалась лихорадка, похитившая и Мэри и дитя. Все случилось так быстро, думал он, как туча набегает на солнце. Пускай тень падает ненадолго, но когда туча уходит - ничто уже не будет так, как прежде.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Шесть дней ехали Корбетт с Ранульфом по диким лесам и холмам Южного Уэльса. Иногда они ночевали под открытым небом, иногда - в заброшенном коровнике, а изредка - в укрепленных поместьях английских лордов. Один из них остерегал путников: на холмах по-прежнему таятся грабители, разбойники, головорезы, но еще опаснее, продолжал наставлять их лорд, тайные обычаи и обряды валлийцев: ведь многие до сих пор придерживаются старых, дохристианских верований и справляют свои праздники, устраивая ритуальные костры в темных лесах или на возвышенностях. Корбетт внял всем этим предостережениям, но ничего страшного не случалось, только порой раздавался душераздирающий волчий вой или слышались вскрики ночных хищников, когда отправлялись на охоту совы и лисы, горностаи и хорьки. Валлийские деревушки, которые они проезжали, - маленькие селения с мазанками под соломенными крышами - казались вполне дружелюбными. Корбетт не понимал чудного, певучего языка, на котором изъяснялись местные жители, но валлийцы, смуглые и низкорослые, улыбались и предлагали путникам еду и крепкое пиво, какое здесь варили.
Когда они приблизились к скалистому, покрытому водорослями морскому побережью, местность сделалась более пустынной. Коробейники или купцы, изредка попадавшиеся им на дороге, что-то быстро трещали в ответ, когда Корбетт упоминал имя лорда Моргана, и, хотя он не мог разобрать почти ни слова, по их испуганным взглядам можно было догадаться, что лорд Морган пользовался здесь грозной славой. Кое-что было о нем известно и Корбетту: Эдуард завоевал Уэльс двенадцатью годами раньше, а в 1284 году уже весь Уэльс подчинялся его монаршей власти, и в том же году в Карнарвоне созвали Большой Круглый Стол, где сын Эдуарда, в ту пору младенец, был провозглашен Princeps Walliae - принцем Уэльским. Однако покоя в покоренных землях не было, мятежи вспыхивали один за другим, подобно лесным пожарам. В 1294 году - всего два года назад - опять случилась серьезная смута, и недовольство быстро распространилось.
Восстание поддержал лорд Морган, обозленный, что на его владения посягнул Гилберт де Клэр, граф Глостерский. К Моргану примкнули многие, но Эдуард действовал быстро: выстроив войска вблизи Честера, он вступил в Уэльс и, проведя несколько блестящих сражений, разбил повстанцев. Лорд Морган и прочие валлийские князья были вынуждены просить у короля мира и пощады; Моргану позволили сохранить за собой Нитский замок и поместья, но - если верить письму Тэлбота - теперь Морган снова вынашивал измену, на сей раз в заговоре с Филиппом IV. Корбетту рисовался в уме треугольник этой измены: в одном углу находился Филипп, в другом - Морган, но кто же скрывался в третьем? Английский предатель, снабжавший их королевскими тайнами?
Но лорд Морган, пусть он даже предатель, обладал значительным могуществом: перед въездом в Нитскую долину - длинную, широкую, зеленую, вившуюся меж холмов, - виднелись два помоста между толстых осиновых кольев, вбитых в землю, и на каждый кол было водружено плашмя колесо от телеги. С каждого колеса, а колес этих насчитывалось не меньше дюжины, свисал труп - шея сломана, голова свернута набок, на почерневшем лице - выпученные глаза и высунутый язык, а под колесом виднелся еще один покойник с прибитыми к колу ушами и с толстой доской на шее, объявлявшей, что этот человек - браконьер.
Ранульф побелел от страха, да и Корбетт втайне задумался - какие ужасы подстерегают их впереди. Они въехали в долину между зеленых, поросших деревьями холмов, среди которыми порой виднелись скалы. Гнетущую тишину нарушало лишь хриплое воронье карканье или насмешливая песня кроншнепа. Благодаря грубо нарисованной карте, которой снабдил его монах из бристольского аббатства, говоривший по-валлийски, Корбетт знал, что Нитский замок находится в другом конце долины, на крутом утесе над морем. Едва только Корбетт заметил серые стены замка, как вдруг в тревоге обернулся: из-за деревьев выехали вооруженные всадники и помчались им навстречу.
Корбетт увидел облачка пыли, вылетавшие из-под громыхающих конских копыт, солнечный блеск, отражавшийся от доспехов, и огромные зелено-золотые знамена, развевавшиеся и хлопавшие на ветру. Корбетт одной рукой схватился за поводья вьючной лошадки, а другой принялся нащупывать кинжал - впрочем, это было бесполезно, потому что нападавшие уже окружили англичан. Корбетту доводилось видеть и менее отъявленных головорезов, которых приговаривали к повешению в лондонском Элмзе. Всадники, числом около двадцати, были выряжены в самые разнообразные доспехи, кольчуги, панцири и поножи. На одних были шлемы - конические или плосковерхие, на остальных же пестрели шкуры разных животных - телят, волков, выдры и лисицы. Вожак - смуглый парень с вислыми черными усами - сверкал убогим великолепием: кожаные штаны и сапоги, потрепанная рубашка пурпурного атласа под заржавленным нагрудником. На голове у него скалилась морда дикой кошки - шкура скрывала собственные волосы всадника.
Он приставил к груди Корбетта острие меча и щелкнул пальцами. Англичанин оглянулся по сторонам: противники были основательно вооружены - булавами, мечами, дубинками и щитами, а потому он пожал плечами и передал свой кинжал главарю.
- Кто ты таков? - спросил главарь на безукоризненном английском языке.
Корбетт всмотрелся в него - несмотря на лохмотья и видавшие виды доспехи, перед ним был человек образованный.
- Меня зовут Хьюго Корбетт, я - старший секретарь Королевской канцелярии. А это мой слуга, Ранульф атт Ньюгейт. Мы прибыли сюда по повелению Эдуарда, короля английского, дабы встретиться с лордом Морганом. А вы, сэр, кто такой?
Вождь всадников поглядел на Корбетта и вдруг расхохотался, а потом повернулся к своим товарищам и затараторил по-валлийски. Корбетт досадливо закусил губу: похоже, этот малый его передразнивал. Ранульф, находившийся у Корбетта за спиной, преодолел первый страх и уже вовсю глазел по сторонам. Валлийцам это тоже показалось забавным, один из них подался вперед и взъерошил Ранульфу волосы, а когда тот разразился грязной руганью, раздались новые взрывы смеха.
Сам Корбетт ни словами, ни действиями не пытался изображать героя: он-то знал этих валлийцев - добрых, вежливых, но чрезвычайно вспыльчивых. Они были склонны к внезапным приступам ярости, да и о телах казненных, вывешенных у входа в долину, он еще не позабыл. Смех улегся, и главарь, взяв под уздцы лошадь Корбетта, повел путников за собой, а его шайка тоже не отставала. Вот наконец стал виден весь Нитский замок - неприветливая голая громада, высившаяся над острыми отвесными утесами, которые нависали над скалистым морским берегом.
Огромная башня, или донжон, торчала над зубчатой оборонительной стеной, и, приблизившись к воротам главной башни в стене, Корбетт различил фигурки солдат на бруствере и огромные штандарты Моргана с пятью бунчуками. Но это было еще не все: на стене болталось тело повешенного, а над воротами висела квадратная, рыжая от ржавчины клетка, и толстая рыжая цепь, на которой она держалась, зловеще поскрипывала на ветру.
Корбетт вгляделся получше и содрогнулся, заметив в углу клетки горку белых костей. Сопровождавшие его всадники с невозмутимым видом пересекли узкий глубокий ров, и копыта их лошадей глухо пробарабанили по деревянному подъемному мосту.
В холодных, замшелых крепостных воротах они некоторое время дожидались, когда поднимут решетку, а потом оказались в огромном внутреннем дворе, окружавшем донжон. Там были одноэтажные каменные строения, примыкавшие к донжону, но остальное пространство занимали деревянные постройки, и стоявшие отдельно, и жавшиеся к оборонительной стене: кузни, службы, поварня, ясли, свинарник и временные загоны для скотины. Здесь словно целая деревня поместилась: куры что-то клевали в грязи, кудахча на собак и на свиней, а те вынюхивали съестное и всюду тыкались рылами.
Дети постарше играли с надутым бычьим пузырем, младенцы в чем мать родила копошились в грязи, а взрослым было не до них - слишком много хлопот по хозяйству. Когда всадники въехали на двор замка и спешились, шум и гам разом стих: всеобщее внимание привлекли Корбетт и Ранульф. Сначала подошел их обнюхать волкодав, но его отогнали пинком, а затем к Корбетту вплотную подошел хромой старик с водянистыми глазами и иссохшими руками. Старик захихикал, ковырнул в носу и слегка подергал за рукав англичанина.
- Отстань, Гэрет, - миролюбиво сказал вожак, и дурачок, посылая Корбетту воздушные поцелуи, зашаркал прочь. - Он - англичанин, - многозначительно сообщил вожак. - Лорд Морган пленил его на войне и пытался допросить. Мы зовем его Гэретом, потому что настоящее его имя он забыл, лишившись разума. Лорд Морган не знает пощады к шпионам!
Корбетт подал плечами и вручил главарю поводья своей лошади.
- Позаботьтесь о моем коне, - сказал он хладнокровно, - и ступайте сказать лорду Моргану, что посланцы короля Эдуарда готовы с ним встретиться.
Он увидел, как лицо оскорбленного валлийца белеет от ярости: его рука уже метнулась к рукоятке короткого меча, но потом он передумал, огляделся по сторонам и разразился смехом. Зрители поняли, что драки не будет, и постепенно принялись за прежние дела, а о чужаках на время позабыли.
Корбетта и Ранульфа провели через двор, затем вверх по узкой каменной лестнице на второй этаж башни-донжона, в большой зал. Потолки там были не ниже тридцати футов, и Корбетт подивился здешнему убогому великолепию: в южной стене был устроен исполинский очаг с колпаком и каминной полкой из цельного камня (дымоход, предположил Корбетт, выходил через толстую стену наружу). Было в зале несколько округлых арок, футов восьми в ширину, со скошенными сторонами, которые, сужаясь, образовывали бойницы и узкие квадратные окна, куда были вставлены тонкие роговые пластины. Потолок чернел деревянными стропилами, но с них свисали огромные разноцветные ткани - некоторые рваные, некоторые целые, - а на беленых стенах красовались гобелены с вытканными сценами из Ветхого Завета, поражавшие разноцветьем. В дальнем конце зала на помосте стоял блестящий дубовый стол, куда были водружены золотая солонка, усыпанная драгоценными каменьями, и красивый серебряный канделябр (Корбетт заподозрил, что некогда эта утварь являлась достоянием какой-нибудь английской церкви). В канделябре горели восковые свечи, а в тронутых ржавчиной светцах, вбитых в стену, потрескивали смоляные факелы. Пол был застлан чистым камышом, пересыпанным сверху рубленой мятой и вереском, - Корбетт сразу уловил аромат этих трав.
В зале было пусто, если не считать двух мужчин, которые играли в шахматы за небольшим столиком возле очага. Они сидели чуть сгорбившись на украшенных резьбой стульях, не сняв плащей, поглощенные игрой. Над ними, на деревянной жердочке, сидел ручной сокол и, беспокойно перебирая когтистыми лапами в путах с бубенцами, вертел остроклювой головой и зорко оглядывал зал. Начальник всадников легонько подтолкнул Корбетта, и тот подошел к игрокам, изучил шахматную доску и передвинул фигуру. Тут игроки очнулись и подняли глаза. Один был светловолосый, бледнолицый юноша с девичьими розовыми губами и васильковыми глазами. Второй - смуглый и низкорослый, каштановые волосы падали ему на плечи, странно контрастируя с жесткой черной бородой и усами. Глаза у него были темные, недобрые, а в чертах лица сквозила соколиная хищность. Тот, что помоложе, хихикнул, потому что сделанный Корбеттом ход поставил под угрозу фигуры его противника, но тот просто поднялся и устремил на Корбетта мрачный взгляд.
- Кто вы? - спросил он неожиданно низким и бархатным голосом.
- Хьюго Корбетт, секретарь, посланник Эдуарда Первого.
Тот кивнул и что-то рявкнул в сторону по-валлийски. Тут же прибежал слуга со стулом, бородач жестом пригласил Корбетта сесть, налил ему кубок вина и чинно представился лордом Морганом. Корбетт кивнул, отпил глоток вина, смакуя великолепное бордо, а между тем вглядывался в Моргана. Валлиец представлял собой любопытное зрелище: золотые кольца в ушах, на шее - крученое серебряное ожерелье, на запястьях - браслеты, а на пальцах аметистовые перстни. На нем была темно-синяя мантия, отороченная светлой ягнячьей шерстью, но на этой оторочке, как и на сорочке белого батиста, Корбетт заметил пятна. Морган тоже разглядывал англичанина, одновременно потягивая вино.
- Оуэн позаботился о вас? - спросил Морган, кивнув туда, где все еще стоял начальник эскорта.
- Да, Оуэн обо мне позаботился, - ответил Корбетт. - Он много смеется.
- К чему жаловаться - нам, валлийцам, даже улыбнуться-то порой нечему!
- Вы недовольны, милорд?
- Отнюдь, Корбетт! - резким тоном ответил Морган. - Это не недовольство, а обычное замечание, а я ведь имею полное право делать всякие замечания, тем более - в собственном замке, не так ли? - Морган повернулся к своему светловолосому товарищу.
- Так, - почти прошелестел тот. - У вас есть на это полное право. - Позвольте представиться, - продолжал он, обращаясь к Корбетту. - Я - Гилберт Медар, управляющий лорда Моргана.
Корбетт осторожно улыбнулся в ответ: пускай этот Гилберт - управляющий Моргана, подумал он, а может быть, и больше чем управляющий, - в любом случае здесь не место затевать споры. Морган поставил кубок на стол, сгреб шахматные фигурки в отделанную самоцветами шкатулку и спрятал ее под стол.
- Его Величество король, - проговорил он отрывисто, - отправил вас ко мне. С какой целью?
Корбетт уже ждал этого вопроса. Из краткой беседы с Эдуадом накануне отъезда из Лондона он вынес главное: ему поручается выяснить все, что только можно, об изменнических действиях лорда Моргана и установить, связаны ли они как-то с предателем, засевшим в Лондоне.
- Его Величество король, - начал неторопливо лгать Корбетт, - шлет вам приветствия и благопожелания. Он печется о том, чтобы добрые отношения, установленные с вами, продолжались и впредь, и потому спрашивает, поймали ли вы убийц Дэвида Тэлбота, и заверяет, что отвергает как злостную ложь и клевету слухи о том, что вы сноситесь с врагом короля Филиппом Французским.
В душе Корбетт злорадно усмехнулся: Морган метнул взгляд в сторону, а управляющий застыл.
- Я благодарен Его Величеству, - осторожно начал Морган, - за добрые пожелания его верному подданному. К сожалению, убийц Тэлбота не нашли. Королю ведь известно, что Южный Уэльс и поныне кишит людьми, не ведающими ни господ, ни законов. И наконец, - Морган развел руки в стороны, - я рад, что Его Величество отверг постыдные наветы наушников о моем якобы вероломстве. Что мне еще добавить?
В самом деле, что тут добавишь, подумал Корбетт. От одного вида притворно серьезной физиономии Моргана и выражения деланой заботы на лице его управляющего англичанину хотелось расхохотаться. Парочка изменников и непревзойденных лгунов! Корбетт прокашлялся и уже собирался продолжить этот фарс, как вдруг какой-то звук в дальнем конце зала заставил его оглянуться. Небольшая дверца сбоку от помоста отворилась, и в зал вошла замечательная красавица. Корбетт непроизвольно привстал и чуть не задохнулся от восхищения: у незнакомки были длинные светлые волосы, расчесанные на прямой пробор и ниспадавшие как легкое покрывало ей на плечи. Кожа девушки была гладкой и сияющей, будто поверхность драгоценного камня; лицо почти сердцевидных очертаний, нос маленький. А вот глаза, большие, голубые, полные лукавства, смотрели на него в упор.
Корбетт никогда прежде не видел подобной прелести. Он бесстыдно оглядывал ее с головы до ног, любуясь тем, как темно-зеленая ткань облегает ее талию и грудь. На шее наряд скрепляла пряжка, на тонкой талии блестела филигранью серебряная цепь, а на обоих изящных запястьях сверкали браслеты, усеянные каменьями. Девушка воззрилась на Корбетта с притворным возмущением и слегка приподняла подол платья.
- На мне башмаки из телячьей кожи, - сообщила она громко, - и темно-синие чулки. Или вы уже насмотрелись?
- Простите, - запинаясь, пробормотал Корбетт. - Я… э-э… не ожидал… Я… - Он снова поднялся.
- А чего вы ожидали? - Ее голос был певучим и насмешливым.
- Ничего, - резко ответил Корбетт, злясь на самого себя. - Ничего я не ожидал, я просто изумился. Я не ожидал увидеть здесь женщину.
- Вы хотите сказать, что женщине не место там, где мужчины заняты искусством войны - истребления друг друга под любым приличным предлогом? А когда наступает передышка, вы называете это дипломатией и переговорами?
- Мэв!
Морган вскочил на ноги, притворяясь рассерженным, но Корбетт заметил, что тот втайне радуется, что англичанина неожиданно поставили на место.
- Это моя племянница Мэв, - пояснил он, полуобернувшись к Корбетту. - У нее острый язык.
- Нет, дядя, дело не в языке, - тут же парировала она. - Просто англичане, похоже, неотесанны и не умеют разговаривать с женщинами.