Им удалось за плату остановиться в одном из небольших покоев усадьбы, а на кухне и в кладовой купить снеди. Корбетт уже начал беспокоиться - серебро, которым снабдил его Бернелл, было на исходе. У него имелось еще сколько-то своих золотых монет, но тратить их вовсе не хотелось - не то по возвращении в Лондон придется не один месяц препираться с педантами из казначейства, чтобы ему возместили расходы. Оставалось только надеяться, что королева в ближайшее время примет его. Она не приняла. И на другой день, и еще через день все прошения об аудиенции были отклонены. Ничего другого не оставалось, как ждать и надеться на лучшее. Зато то и дело Корбетт наталкивался на Агнессу, ту дерзкую придворную даму, с которой познакомился в свое предыдущее посещение Кингорна. Дерзко заигрывая с ним, она обещала устроить свидание с королевой, но и ей это никак не удавалось. Корбетта утомили ее постоянные шуточки и лукавые намеки, и тогда она перенесла свое внимание на Ранульфа. Тот был счастлив, когда это сидение в усадьбе на шотландском побережье, эта скука была нарушена столь приятным образом. Они стали почти неразлучны, и Корбетт частенько заставал их за игрой в "веревочку" где-нибудь в уголке или в оконной нише.
Оставалось только злиться, и тогда он решил составить памятку обо всем, что ему стало здесь известно, но по-прежнему было непонятно:
Зачем Бенстед посетил королеву?
Зачем французский посланник переправился через Ферт, но так и не прибыл в Кингорн?
Кто привез сообщение к воротам Кингорна, письмо для королевы с известием о том, что король прибудет вечером, и с распоряжением, чтобы управляющий привел в Инверкейтинг лошадей, особенно же любимицу короля - белую Теймсин? И самое странное, почему такое сообщение было доставлено за много часов до того, как король действительно решил отправиться в Кингорн.
И главное: что такое узнал Александр во время Совета, что повлияло на его настроение, заставило отправиться в путь при столь опасных обстоятельствах, чтобы встретиться с королевой, которая еще недавно почти не интересовала его?
Почему, когда король не прибыл в Кингорн, королева Иоланда не послала людей на поиски? Какова истинная причина, стоявшая за мнимой беременностью королевы Иоланды?
Корбетт устало вглядывался в список. На самом деле он ни на йоту не продвинулся вперед. Пожалуй, подумал он, пора ему убраться отсюда и доложить Бернеллу о своей полной неудаче. Он еще раз попытался увидеться с королевой, но ее толстый, напыщенный мажордом грубо заявил, что леди Иоланда покидает Шотландию и не имеет никакого желания с кем-либо о чем-либо разговаривать. Корбетт, совсем приуныв, решил еще немного побыть в Кингорне, а потом уехать. Тогда же он попросил Ранульфа вытянуть все, что возможно, из его новой возлюбленной, хотя был совершенно уверен, что толку от этого не будет. Прошло еще два дня, приглашения от королевы не последовало, и вконец разозленный Корбетт приказал Ранульфу укладываться. Слуга заартачился, но Корбетт был тверд, и парень стал готовиться к отъезду, что-то бормоча себе под нос. Он бранил своего странного хозяина, потащившего его, Ранульфа, в эту дикую страну, такую непохожую на Лондон с его узкими улочками и такую невероятно скучную. А теперь, едва он, Ранульф, дорвался до меда, тот же Корбетт торопит его с отъездом. Ранульф, тяжело вздыхая, думал о леди Агнессе: она оказалась ненасытной любовницей после того, как он в первый раз завалил ее и задрал ее обшитые кружевами юбки. После этого ей уже не требовалось приглашений, и когда он лежал рядом с ней, притомившись, она смешила его до колик в животе острыми ядовитыми шуточками и умением передразнивать, особенно этого надутого английского чиновника, Хью Корбетта. Ранульф еще раз вздохнул - никогда ему не понять своего господина. Он наконец уложил вещи, проверил, готовы ли в путь их спутники, после чего нежно простился с леди Агнессой.
Спустя неделю после прибытия в Кингорн они возвращались той же дорогой в Инверкейтинг.
Ранульф пытался разговорить своего господина, но тот был слишком удручен неудачей и не откликался.
- Ну, не повидались вы с этой леди Иоландой, так она того и не стоит, - решил утешить его Ранульф. - Вот леди Агнесса, она мне сказала, мол, разве не смешно, что девственница притворяется брюхатой!
Корбетт вдруг остановил свою лошадь и воззрился на Ранульфа.
- Что ты сказал? - взревел он. - Что она сказала?
Испуганный Ранульф повторил.
- Это верно?
- Вернее не бывает, - ответил Ранульф мрачно. - Именно этими словами и сказала. И чего тут такого?
- Ничего. - Корбетт порылся в кожаном кошеле. - Вот, возьми эти золотые и ступай обратно, уговори свою даму приехать к нам в Инверкейтинг. Если она не возьмет золота, скажи, что я вернусь с приказом об ее аресте. Ступай! - И он обратился к одному из людей Бернелла: - Одолжи ему свою лошадь, ты можешь дойти и пешком.
Корбетт, добравшись до Инверкейтинга, направился прямиком в ту харчевню, куда по его приказу должен был явиться Ранульф. Он едва не дрожал от волнения - смутная картина, которая маячила у него в голове, начала обретать плоть. Тьма исчезала, за ней забрезжило нечто внятное. Он занял грязный стол и в нетерпении ждал Ранульфа. Когда тот прибыл, ведя за собою встревоженную леди Агнессу, Корбетт резко велел ему удалиться, а леди пригласил сесть на грубую скамью напротив себя. Он налил ей кубок вина, лучшего из всех, что могло предложить это жалкое заведение, и подался вперед.
- Леди Агнесса, что вы имели в виду, говоря, что королева, будучи девственницей, притворялась беременной?
Румянец женщины стал еще ярче, она вертела в пальцах кубок с вином.
- Это шутка, - пожала плечами она. - Смешная выдумка, чтобы позабавить Ранульфа.
- Нет, Агнесса, - нажал на нее Корбетт. - Вы же помните, когда я познакомился с леди Иоландой, она сообщила мне, что беременна - как она выразилась, "enceinte". А вы рассмеялись. Лучше будет, если вы скажете все мне, иначе я устрою так, что этим вопросом займутся другие.
Агнесса прикусила полную нижнюю губку и затравленно огляделась.
- Полагаю, это не имеет особого значения, коль скоро французская сучка уезжает. Ах, - сказала она тихо, - король Александр хотел ее, но брак их так и не осуществился!
- Что?! - воскликнул Корбетт. - После пяти месяцев супружества?
- Леди Иоланда сначала утверждала, что плохо себя чувствует после путешествия по морю, потом настали те ее дни, когда… - Агнесса запнулась, - когда женское тело кровоточит. Потом она жаловалась на любовниц короля и требовала, чтобы их совершенно удалили от двора. Мол, прежде чем она пустит короля к себе в постель, король должен доказать, что его дом очищен от этих девок. В течение многих недель до внезапной смерти его величества это были просто отговорки, а на деле - полный отказ осуществить супружеские отношения.
- Откуда вам это известно? Вряд ли вы были ее доверенным лицом. Я заметил это во время своего первого посещения Кингорна.
Агнесса кивнула.
- Я терпеть не могу эту избалованную сучку. Король Александр приказал мне войти в ее свиту; мне стало скучно, и я часто подслушивала ее разговоры с одной придворной дамой-француженкой, приехавшей с ней, девушкой по имени Мари. Они-то полагали, что я не понимаю по-французски; а я прекрасно все понимаю, моя мать была француженкой. Поэтому меня и назначили в ее свиту. Я бегло говорю на этом языке. И я понимала все, что она говорила вам в тот день, когда вы посетили Кингорн, вот почему я чуть не рассмеялась.
- По какой причине, - спросил Корбетт, - Иоланда отказывалась осуществить супружеские отношения, как вы думаете?
Агнесса пожала плечами.
- Я слышала о подобных случаях. Девицы боятся боли, которую может причинить ей муж при соитии. Да все монастыри полны такими. - Она рассмеялась собственной шутке. - Иоланда вполне могла попросту бояться Александра, или, - добавила она, - Иоланда, вполне возможно, предпочитала любить женщин. Наблюдая за ней и той девушкой, Мари, я порой удивлялась. Да, - задумчиво, почти про себя, добавила она, - король мог бы взять ее силой, но Александр так не поступал. Он никогда в жизни не брал женщин силой. И еще я думаю, что он искренне любил ее.
- Это все, что вы можете мне сказать? - спросил Корбетт.
- Это, - сказала леди Агнесса, вставая, - все, что я могу вам сказать, потому что это все, что я знаю. Я была бы признательна, если бы вы позволили Ранульфу проводить меня обратно в Кингорн.
Корбетт кивнул, и леди Агнесса выплыла из комнаты.
Он дождался возвращения Ранульфа, и все они отправились к переправе и переехали через Ферт. Перевозчик угощал их пряными рассказами о приездах и отъездах короля Александра. Ранульф хохотал и подначивал его, Корбетт же молча слушал, пока они не добрались до пристани у Дэлмени, и тут Корбетт спросил:
- Скажи-ка, ты вроде говорил, что у прежнего перевозчика осталась вдова. Где она живет?
Перевозчик указал на бревенчатую хижину под низкой соломенной крышей.
- Поищите ее там, эту бедную женщину, Джоан Таггарт. Ее муж получил патентную грамоту от короля на работу перевозчиком как раз перед самой смертью.
Корбетт кивнул; он велел Ранульфу вывести и оседлать лошадей, а сам направился к дому Джоан Таггарт. В дверях его встретила небольшого роста женщина с каштановыми волосами, окруженная ватагой шумных грязных ребятишек, которые дерзко глазели на Корбетта, а потом спрятались, хихикая, за матерними юбками. Корбетт поклонился:
- Джоан Таггарт?
- Да.
- Я Хью Корбетт, чиновник. Я не хочу вас огорчать, но мне хотелось бы поговорить с вами о смерти вашего мужа.
Женщина молча смотрела на него.
- Вы говорите по-английски?
- Я англичанка, - резко ответила женщина. - Я родом из пограничных земель. Что вы хотите знать о смерти моего мужа?
- Он умер в ту же ночь, что и король? - спросил Корбетт.
- Он не умер, - возразила Джоан, - его убили, но мне никто не верит. - Она повернулась и, шикнув, прогнала ребятишек. - Никто мне не верит, - продолжала она. - Но муж мой был моряком, он знал воду. - Она прищурилась на солнце. - Какой-то француз, не знаю кто, нанял его. Утром того самого дня, когда умер король, этот неведомый француз нанял лодку и моего мужа, чтобы тот перевез его к Инверкейтингу. Муж вернулся домой взволнованный и сказал, что вечером попозже опять поедет. Началась буря, по Ферту загуляла волна. Я умоляла мужа остаться, но он был просто не в себе. Он сказал, что француз щедро заплатит ему.
- И что было потом? - спросил Корбетт.
- Он ушел.
Женщина замолчала, смахнула слезы и сглотнула, потом продолжила:
- На другое утро его нашли, он качался на волнах головой вниз, качался, как пробка на мелководье.
- А его лодка? - спросил Корбетт.
- По-прежнему была привязана, - ответила женщина. - Пришел коронер и сказал, что мой муж, видно, был пьян, упал и утонул. В конце-то концов, на теле не было никаких отметин.
- И почему же вы думаете, что его убили? - не прекращал расспросы Корбетт.
Джоан откинула со лба седеющие волосы.
- Сперва, - медленно ответила она, - я согласилась, что это несчастный случай, но потом, когда уже было слишком поздно что-то менять, вспомнила, как была привязана лодка. - Она посмотрела в глаза Корбетту. - У каждого моряка свой способ завязывать узел. Лодка моего мужа была вытащена на берег и привязана, но не он затягивал тот узел. Я так думаю, он отправился в ту ночь с французом, кто бы там он ни был, и переехал через Ферт. Когда же он вернулся, его убили. Лодку вытаскивали на берег и привязывали уже другие руки, наверное, те же, что убили его.
Корбетт уставился поверх ее головы на бревенчатый домик.
- Вы уверены, - осведомился он, - что это был француз?
- Да, муж сказал о нем так. А вы что, знаете его?
Корбетт подумал о злобной усмешке де Краона, а потом о Брюсе с его жестоким ртом и превосходным знанием французского.
- Нет, сударыня, - солгал он. - Я никого не знаю из этой породы. Но почему вы не донесли властям, не подали прошение в Совет?
Джоан пожала плечами:
- А кто бы мне поверил?
- Верно, сударыня, верно! - пробормотал Корбетт, поклонился и уже повернулся, когда женщина вдруг схватила его за руку.
- Сэр! - воскликнула она. - Мои дети и я, мы голодаем!
Корбетт заглянул в ее изнуренное лицо, в испуганные глаза, порылся в кошеле, вытащил несколько монет и протянул ей.
- Благодарю вас, - сказал он. - Может быть, мне удастся помочь вам! Там видно будет.
Корбетт вернулся к Ранульфу и людям, сидевшим возле лошадей.
- Устраивайтесь-ка здесь поудобней, - бросил он. - Я намерен снова переправиться через Ферт. Не то чтобы это было особенно важно, - продолжал он, не обратив внимания на тяжкий вздох Ранульфа, - но я должен глянуть кое на что.
Сказав это, он поспешил по склону туда, где перевозчик уже вытаскивал на берег свою лодку.
- Мне надо вернуться, - сказал Корбетт.
Тот пожал плечами:
- Это будет стоить дороже.
- Да знаю я! - воскликнул Корбетт раздраженно. - Однако на этот раз мне надо высадиться не в Инверкейтинге, а, - он устремил взгляд через залив, - у какого-нибудь потаенного места подальше от людских глаз, где я мог бы оставить лошадь, не вызывая подозрений или любопытства.
Перевозчик кивнул:
- Что ж, такое местечко мне известно, но это будет стоить вам еще дороже. Давайте садитесь.
Они сели в лодку, и перевозчик вывел ее на стрежень. Он греб и объяснял:
- Тут есть пещеры, выше по течению, как раз на той стороне Ферта к западу от Инверкейтинга. Я отвезу вас туда.
Что он и сделал. Они высадились на песчаный с галькой берег; над ними вздымались утесы, которые шли вдоль всего берега. Перевозчик махнул рукой:
- Коль заберетесь вон туда, там вы их и увидите. Они вроде как маленькие кельи; когда-то ими пользовались пираты, только его величество, покойный король, изгнал их огнем, мечом и виселицами. Мне как, ждать здесь?
- Да, - сказал Корбетт. - Коль сам не смогу найти то, что ищу, вернусь и позову тебя.
Он сунул перевозчику очередную монету, и пока тот располагался со всеми удобствами в тени лодки, сам Корбетт уже ступил на крутой склон. Вскоре он оказался наверху, где склон стал положе и подступал к высокой гряде утесов. Он сразу же увидел то, о чем говорил перевозчик. В основании утесов имелось четыре или пять гротов, похожих на вырубленные человеческими руками монашеские кельи некоего монастыря. Корбетт, утопая в глубоком песке, добрался до них и вошел в первую пещеру. Здесь виднелись следы пребывания человека, остатки соломенной постели, слабые запахи, разбитые горшки, странные пометки на стенах, а дальше - ход, который, казалось, уходил в вечность - вниз, в подземельный мрак под утесами. Корбетт увидел это, и сердце у него упало. Коль скоро все ходы такие же длинные, как этот, и коль скоро люди, которые воспользовались ими, спустились туда, в глубину, в таком случае на разыскания потребуются месяцы. Он решил осмотреть входы во вторую и третью пещеры, надеясь найти то, что ищет. В четвертой пещере он это нашел. У самого входа остались груды конского навоза. Он поднял катыш и раскрошил его в руке.
Похоже, эти лошади стояли здесь месяца два-три тому назад. Нашлись и другие следы - рваная пустая сума с остатками овса и ворох чего-то темного и сырого, что, как понял Корбетт, некогда было сеном. Удовлетворенный, он, став на колени, ополоснул руки в лужице соленой воды, после чего пустился обратно, туда, где его терпеливо дожидался перевозчик.
XIV
Вновь переправившись через Ферт, Корбетт присоединился к своим спутникам. На обратном пути поначалу все шло без происшествий. Они проехали по мосту у Дэлмени, но вот там-то, на открытом месте, на них напали. Пять-шесть человек, верхами, в масках и хорошо вооруженные, вылетели из купы деревьев и набросились на них. Корбетт схватил арбалет, уже заряженный, висевший на излуке седла, поднял его, прицелился и послал стрелу прямо в грудь переднему всаднику. Остальные окружили их, нанося удары короткими мечами, булавами и дубинками. Ранульф и сопровождающие, выхватив мечи, отчаянно сквернословя, рубили и кололи своих противников. Корбетт же, размахивая длинным уэльским кинжалом, пришпорил лошадь и, крича им, чтобы не отставали, прорвался сквозь окружение и галопом поскакал прочь от деревьев, в которых ждала их засада. Это был прием, который Корбетту довелось видеть в Уэльсе - конница никогда не останавливалась, чтобы сразиться с врагом, но прорывалась и неслась прочь, избегая ловушки. Корбетт видел, как двое из нападавших с криком упали, зажимая красные брызжущие кровью раны, и понадеялся, что остальные, столкнувшись со столь неожиданным и яростным сопротивлением, получили достаточный урок, чтобы не пускаться в погоню.
Некоторое время спустя Корбетт приказал остановиться; он едва не загнал свою лошадь, однако никаких признаков погони не было видно. Он был жив и невредим, но его мутило от страха. У Ранульфа на кистях рук и выше, а также на ногах имелись ушибы и царапины, но один из их спутников, молодой человек, получил страшную рану в живот, и Корбетт понял, что бедняга очень скоро умрет. Весь в крови, он стонал и просил пить. Корбетт дал ему воды, прекрасно понимая, что это может ускорить конец. Раненого сняли с лошади и осторожно уложили на землю; Ранульф стоял на страже, пока все спокойно ждали последнего вздоха раненого. И вот на губах его запузырилась кровавая пена, и он испустил дух. Корбетт проговорил "Miserere" и "Requiem", спохватившись, что не знает даже имени этого человека. Чей-то брат, чей-то сынок-малыш, подумал он, и вот теперь его нет; Корбетт смотрел на тело, сознавая всю бессмысленность этой смерти. Он приказал завернуть труп в плащ и завязать его, потом тело водрузили на лошадь и продолжили путь в аббатство Святого Креста. Они добрались до него уже поздней ночью. Корбетт пугался каждой тени, от усталости и напряжения ему было дурно чуть не до тошноты. Он отмахнулся от расспросов сонного приора, попросил его позаботиться о теле, пообещав, что не постоит ни за какими расходами. Потом они с Ранульфом, едва передвигая ноги, потащились спать.
На следующее утро они присутствовали на заупокойной службе по их погибшему спутнику, коего монахи обрядили для погребения, и теперь он лежал в новеньком сосновом гробу перед ступенями в святая святых монастырской церкви. Приор, великолепный в своем черном с золотом облачении, стоял, простирая руки, и возглашал вводную молитву: "Requiem aeternam dona eis Domine… Вечный покой даруй ему, о Господи, и пусть вечный свет просияет ему". Корбетт устало потер глаза и подумал - когда же он отдохнет от этого бесконечного дела и кто вчера на них напал и, что важнее, кто заплатил нападавшим? Хор запел хорал, прекрасные стихи Томазо ди Челано, "Dies Irae, Dies Illa":
О день возмездья! О день рыданья!
Взгляни, исполнились предначертанья -
В огне всё небо, всё мирозданье…
Корбетт, услышав строку: "Взгляни, вот с неба Судья нисходит", повернулся к гробу и поклялся, что этому молодому человеку, ожидающему погребения, не придется ждать справедливости до Судного дня.