- Я этого не говорил. Его зовут ди Бетто. Лоренцо ди Бетто. Я выудил у его отца некоторую сумму, и хотя вернул ему деньги с некоторой прибылью, сын, видимо, рассчитывал на большее. Думаю, что именно поэтому он обозлился на меня и решил посадить в…
- Лоренцо ди Бетто? - взволнованно переспросил парень и рассыпал карты по столу.
- Эй, так тебе не удастся одурачить своего противника! Никогда не показывай ему рассыпанную колоду. Он может обнаружить твой трюк.
- Что? Ах да, но сейчас это не имеет никакого значения. Вы назвали человека… который является главным свидетелем. Это он сообщил, что видел, как убивали Лазари. Я должен был сказать вам об этом раньше.
- Откуда тебе это известно?
- Маэстро Алимпато приходил сюда вчера ночью, когда вас не было дома. Он сумел прочитать свидетельские показания, данные этим человеком перед Советом сорока.
Меня это нисколько не удивило. Я уже давно понял, что Алимпато имеет гораздо более эффективную агентурную есть, чем даже сам дож. Поэтому нет ничего странного, что он мог прочитать личную корреспонденцию дожа.
- Почему ты не сказал об этом раньше?! - возмутился я.
- Потому что, вернувшись домой, вы сразу же бросились к бутылке, - недовольно проворчал он. - А потом велели не мешать вам.
Он был прав. Меня пугало, что могут сделать со мной "властелины ночи", получив соответствующий приказ. Но если Маламокко намерен стать моим верным помощником, то должен понимать, когда можно проигнорировать мой приказ.
- Алимпато рассказал, что было написано в тех бумагах?
- Этот парень, ди Бетто, клялся и божился, что было темно и он не сумел разглядеть человека, убившего Лазари. Но заверил, что у него рыжие волосы, и подробно описал оружие - старый меч с редкой крестовиной на рукояти, выполненной в виде двух собачьих голов с раскрытыми пастями и странной надписью на лезвии. Он поклялся, что хорошо рассмотрел ее в лунном свете, когда убийца поднял меч, чтобы ударить Лазари.
И Маламокко уставился на мой меч, лежавший в ножнах на другом конце стола. При этом все его внимание сосредоточилось как раз на крестовине с двумя собачьими головами. Их пасти были широко открыты, как у сумасшедших псов, воющих на луну. Затем он восхищенно посмотрел на меня:
- Вы действительно сделали это? Боже, готов поспорить, что таким мечом можно отрубить голову любому человеку. Там было много крови?
Я схватил его за шею и сильно тряхнул.
- Послушай, парень, заруби себе на носу раз и навсегда - я не делал этого! Даже волоска не тронул на голове Доменико Лазари!
Упоминание волоска заставило меня вспомнить незнакомца, которого я видел ночью под мостом. Кровь стекала по его слипшимся волосам, капала в грязную воду канала и уплывала в лагуну, унося с собой последние признаки жизни этого бедолаги. Интересно, как Лазари встретил свой конец? Может быть, ди Бетто видел его смерть, а может, и нет. Как бы то ни было, надо любой ценой отыскать его и выяснить подробности. Маламокко тем временем расправил свою новую, но уже изрядно помятую одежду, которую я специально приобрел для успешного исполнения его миссии.
- Ладно, ладно, не кипятитесь, - понимающе улыбнулся он и стал собирать разложенные на столе карты. - Я просто хотел узнать, как это - убить человека.
- Это очень плохо, столь большое зло вызывает у нормальных людей приступ тошноты. Даже во время войны. Поэтому будем надеяться, что тебе никогда не придется испытать подобное чувство. - Я попытался поднять ему настроение. - Гораздо лучше лишать их накопленного богатства и оставлять в живых, чтобы встретиться в следующий раз. Ладно, а теперь покажи свое умение делать "ласточкин хвост".
Вскоре я оставил Маламокко отрабатывать свое мастерство, а сам направился к дому старика ди Бетто, чтобы встретиться с его сыном, который, похоже, действительно уговорил Себенико донести на меня, а потом заверил, будто был свидетелем убийства Лазари. По пути к его дому мне требовалось пересечь Большой канал, но чтобы меня не заметили на лодке после наступления комендантского часа, я решил добраться туда пешком поздно вечером, а для пущей предосторожности облачился в коричневую робу францисканского братства. Когда-то я не раз пользовался этим облачением, чтобы избежать нежелательной встречи с разъяренными игроками, которых постоянно надувал во время игры в карты, и теперь оно снова сослужило мне хорошую службу. Я предпочитал это одеяние черной мантии доминиканских братьев, поскольку оно больше соответствовало моему внешнему виду и привлекало меньше внимания к моей персоне. Доминиканцы предпочитали селиться в заболоченной местности на восточных окраинах Венеции, что было для меня крайне неудобным, а францисканское братство располагалось почти в центре города. Сейчас это сыграло мне на руку, поскольку их церковь находилась почти рядом с домом ди Бетто. Так что мое появление здесь не вызывало никаких подозрений.
Переход по плавучему мосту в районе Риальто представлял собой определенный риск - стражники дожа охраняли все мосты и могли меня задержать. К счастью, в этот момент какой-то торговец ожесточенно спорил со стражником насчет платы за переход по мосту, и я решил этим воспользоваться. Проходя мимо стражника, я надвинул на глаза капюшон и стал истово креститься, что окончательно ввело его в заблуждение. Он бесплатно пропустил меня, вероятно, надеясь получить двойную цену с незадачливого торговца. Оказавшись на другой стороне, я старался избегать шумных улиц, отдавая предпочтение безлюдным аллеям, садам и огородам. Мне даже пришлось пройти по грязному свинарнику, где в луже копошились несколько свиней. Увы, в Венеции далеко не все районы отличались элегантной архитектурой и изысканным стилем жизни.
Выбравшись наконец из свинарника, я вытер ноги о торчащие из канала бревна, оставив на них куски навоза, и зашагал к дому ди Бетто. Он стоял напротив церкви Святого Панталона, внутри которой наблюдалось необычное для такого времени оживление. На улице уже стемнело, и в церкви мерцало множество свечей, отбрасывая тусклые тени на вытоптанное прихожанами церковное подворье. Еще больше меня удивили открытые настежь двери дома ди Бетто. Для Венеции это недопустимое легкомыслие, поскольку, вернувшись домой, можно было недосчитаться многих ценных вещей. Все эти странные обстоятельства заставили меня держаться крайне осторожно, и я заглянул в открытую дверь, чтобы посмотреть, что там происходит. У подножия винтовой лестницы плакала служанка. Я отпрянул, но она успела меня заметить.
- О, святой отец, вы пришли на похороны? Служба проходит в церкви Святого Панталона напротив нашего дома. Ваше присутствие будет хорошим утешением для нашего хозяина, хотя, по правде говоря, он вряд ли понимает, что происходит…
Я подошел и положил руку на ее плечо, надеясь в душе, что именно таким должен быть жест отцовского сочувствия и скорби. Кроме того, я поспешил выразить соболезнование по поводу безвременной кончины старика ди Бетто, а про себя выругался насчет очередного невезения. Со смертью старика все мои попытки допросить его сына могут оказаться тщетными. А служанка тем временем продолжала горестно причитать по поводу случившейся трагедии.
- Да, святой отец, это так жестоко, когда сын уходит на небеса раньше своих родителей.
- Сын?..
- Да, святой отец, кто мог подумать, что наш маленький Лоренцо покинет нас так рано?
Я быстро осенил служанку крестным знамением и поспешил через улицу в церковь Святого Панталона. Множество свечей все еще отбрасывали смутные тени на стены и ниши церкви, слабо освещая группу людей, сидящих перед алтарем в позе невыразимой скорби по усопшему. А перед ними на высоком столе стоял траурно украшенный гроб, открытый для последней церемонии прощания. Я испытал внезапное желание подбежать к гробу и посмотреть на покойника, но все же сдержал свой порыв и медленно засеменил по гладкому полу к алтарю. Но вскоре незаметно для себя ускорил шаг, вызвав недоуменные взгляды присутствующих. Перед гробом я набрал побольше воздуха и бросил быстрый взгляд на мертвенно-бледное лицо покойника.
- Проклятие!
Это действительно был не старик, которого я хорошо знал, а его сын Лоренцо ди Бетто. Тот самый Лоренцо, который обвинил меня в убийстве, и это обстоятельство было самым худшим для меня в данный момент. Теперь я не смогу получить от него нужные доказательства своей невиновности и вряд ли когда-нибудь узнаю, кто стоял за этим убийством.
- Отец? Почему вы наложили на него проклятие?
Это был дрожащий голос старика ди Бетто. Бедный бастард повредился умом еще в свои лучшие времена, и сейчас было не время бросать тень на жизнь его единственного сына. Я склонил голову, чтобы он не узнал меня, и заговорил низким голосом с нарочито подчеркнутым падуанским акцентом:
- Я проклял человека, повинного в смерти вашего сына. Ведь он был убит, насколько я могу судить?
В этот момент от группы отделился грузный мужчина с редкими седеющими волосами, подхватил меня под руку и потащил в сторону. Отец Лоренцо остался стоять у гроба с открытым ртом, из уголков которого на длинную мантию стекала слюна, а в глазах застыло полное непонимание происходящего.
- Я Карло ди Бетто, - представился грузный человек. - Дядя Лоренцо. Давайте отойдем в сторону. Будет лучше, если мой старший брат ничего не услышит.
Мы пошли в глубь церкви к нефу, и я вдруг почувствовал, что в отличие от первых минут пребывания здесь мои шаги стали твердыми и уверенными. В конце концов, мне теперь некуда спешить. Карло ди Бетто глубоко вдохнул и стал неторопливо объяснять, что случилось с его племянником, поскольку больше никто из родственников не мог этого сделать.
- Насколько я знаю, пару дней назад Лоренцо получил какую-то записку, приведшую его в крайнее замешательство. Но о ее содержании он никому не сказал ни слова. И даже сейчас мы не смогли обнаружить ее в его комнате. Однако можно предположить, что в ней содержалось требование прийти на встречу, так как поздно вечером он вышел из дома совершенно один и куда-то отправился. Поскольку на следующее утро его постель оставалась неразобранной, мы предположили, что домой он больше не возвращался. А вчера около полудня на соломенном тюфяке к дому моего брата привезли его тело. Он был задушен, а потом зарезан длинным кинжалом. Похоже, человек, который это сделал, хотел быть уверенным, что он мертв.
- Кому-нибудь известно, кто этот злодей?
Мужчина горестно засмеялся:
- Это и так очевидно. Если бы Лоренцо не стал случайным свидетелем убийства Доменико Лазари, он был бы жив. И если бы мой брат не потратил деньги на эту глупую торговую сделку, то Лоренцо тоже был бы жив. Нет, святой отец, для меня имя его убийцы совершенно очевидно.
Я инстинктивно прикрыл лицо краем одежды, теряясь в догадках, что будет дальше.
- Моего племянника убил тот самый человек, который обманул отца Лоренцо. Тот самый человек, который поощрял преступные замыслы Лазари, а потом убил его. Этого человека зовут Николо Джулиани.
С этими словами ди Бетто повернулся и вошел в церковь, оставив меня на ступеньках крыльца, выходившего на безлюдную площадь. Дверь дома ди Бетто все еще была распахнута настежь, и я видел, что за ней по-прежнему царит темнота, пустота и печаль. Такая же примерно пустота воцарилась и в моей душе. Последняя надежда отыскать истинного убийцу растаяла, как догорающая свеча.
Пребывая в полной растерянности относительно того, что делать дальше, я медленно побрел по улице, стараясь держаться в тени, чтобы кто-нибудь ненароком не узнал меня. И мои опасения были далеко не напрасны, поскольку именно в это время из церкви Святого Панталона вынырнула до боли знакомая фигура с рыбьим лицом - Паскуале Вальер. Я даже представить себе не мог, что он был знаком с Лоренцо ди Бетто или с кем-нибудь из его многочисленного торгового семейства. Разумеется, мне стало очень интересно, почему он пришел сюда. Может быть, всему виной слабый свет луны, окрасивший окрестности в холодные серебристые тона, но я мог поклясться, что его лицо выглядело слишком бледным и как будто каменным. Да и во всех движениях сквозило нечто загадочно-мистическое. Я боялся быть узнанным, хотя и прятался в тени, закрыв лицо полами длинной одежды францисканского монаха.
Проходя мимо меня, он пробормотал что-то насчет благословения, а я низко наклонил голову, чтобы он не видел моего лица, и торопливо перекрестил его. Он пересек площадь и направился к каналу, но потом сообразил, что идет в противоположном направлении от дома своего отца. Подчиняясь минутному озарению, я решил последовать за ним. Тем более что другого плана действий у меня все равно не было.
Когда мы проходили мимо здания францисканского братства, он с тревогой обернулся и посмотрел на меня. Поэтому я вынужден был свернуть к ступенькам еще не достроенного здания и пройти через арку. Сделав несколько шагов, я возвратился и выглянул из-за грубо отделанной колонны, успев заметить, что Вальер подошел к дверям одного из самых красивых дворцов, парадный вход которого выходил на Большой канал. Решив, что сейчас мой францисканский наряд неуместен, я сбросил с себя монашеское одеяние, швырнул его на кучу камней, но все же продвигался в тени, чтобы не привлекать внимания. Приблизившись к дворцу, я попытался выяснить, в чью дверь он постучал, и, узнав это, долго не мог оправиться от шока.
Я привык видеть этот дворец со стороны канала, но когда дверь отворилась и я услышал знакомый тягучий акцент, до меня наконец дошло, что Вальер вошел в палаццо Дольфин. В моем воспаленном мозгу сразу же завертелись сотни вопросов, на которые я не мог дать ответа. Неужели Катерина и ее семейство уже вернулись в город втайне от меня? А может быть, они вообще никуда не уезжали? Но если это не так, то какие дела могут быть у Вальера с одинокой служанкой, оставленной здесь для присмотра за домом?
Я стоял на другом конце небольшой площади и наблюдал издалека, как служанка и Вальер быстро поднялись по каменным ступенькам и вошли в дом. Ставни на окнах по-прежнему оставались закрытыми, но через старые и рассохшиеся доски по мерцанию свечей можно было судить о передвижениях в доме. Тени остановились у комнаты на верхнем этаже, где ставни были открыты, но в помещении царила темнота. Служанка зажгла свечи, и я увидел человека, который выглянул в окно и осмотрел окрестности. Я сразу понял, что это женщина с большим животом. И еще больше удивился, поскольку хорошо знал, что в семействе Дольфин некому было находиться в таком пикантном положении. Затем женщина повернулась к свечам и людям, вошедшим в ее комнату. Теперь уже не оставалось сомнений, что это Катерина. Пока я стоял, оторопев от неожиданности, она подошла к Вальеру и обняла его.
Всю ночь я беспокойно ворочался и вскрикивал в постели, а на рассвете мне почудилось, будто надо мной склонилась Катерина Дольфин и стала поглаживать мои густые брови.
- Катерина! Как ты здесь оказалась?
Она ничего не ответила, и я вдруг увидел, что она сильно изменилась. Ее красивые черты лица огрубели, щеки распухли, длинные волосы свисали спутанными прядями, а когда она встала на ноги, то из-за беременности показалась мне раздутой, как перезревший арбуз.
- Катерина! - в ужасе протянул я к ней руку.
Но едва прикоснувшись к ее огромному животу, вдруг ощутил, как он пульсирует под моими пальцами. Ее губы растянулись в злорадной ухмылке, и я увидел два ряда черных зубов. Потом она подняла юбку, широко расставила ноги, и из ее живота бодрым маршем вышла колонна маленьких Паскуале Вальеров, каждый из которых держал в руке большой нож. Они стали быстро взбираться на меня и колоть ножами. А я судорожно пытался встать, но тело уже не подчинялось моей воле, и не было никаких сил сбросить их на пол. Затем они добрались до моего лица и перекрыли дыхание. Меня душила целая армия этих маленьких Вальеров, вырвавшихся из раздутого живота Катерины, и я ничего не мог с ними поделать. В какой-то момент я попытался позвать на помощь, но мои онемевшие губы издавали лишь немощный писк. А когда пришла смерть и меня накрыла плотная пелена тьмы, я вдруг ощутил долгожданное облегчение.
Потом я понял, что убегаю от чего-то неизвестного, но чем быстрее пытался бежать, тем медленнее передвигался. Я брел по илистому дну большой лагуны, и бездонная липкая грязь засасывала мои ноги, вынуждая с каждым шагом делать невероятные усилия. Я погружался в ил все глубже и глубже, а голоса моих преследователей становились все громче, разносясь по воздуху, словно в открытом море. Иногда мне казалось, будто эти голоса опережают самих преследователей. Я отчаянно боролся с илом, пытаясь вырвать из него ноги, и в конце концов стал медленно оседать. При этом я не мог найти в себе силы, чтобы обернуться. Я очень боялся увидеть позади быстро приближающихся синьоров, которые на самом деле не отставали от своих голосов. А потом, все-таки сумев посмотреть через плечо, вдруг споткнулся и со всего маху плюхнулся в грязную воду лагуны. Беспомощно барахтаясь, я понял, что застрял в каких-то веревках или старых корягах и мне больше не выбраться на поверхность.
Я проснулся, запутавшись в чем-то тяжелом и вязком. В паническом ужасе я что-то выкрикнул, пытаясь освободиться, но лишь ухудшил свое положение и вскоре совсем обессилел и забился в судорогах, как выброшенная на берег рыба. Только был я не на берегу, а в грязной и постоянно поднимавшейся воде лагуны. Мои движения становились все медленнее, один из преследователей уже почти настиг меня, и я почувствовал на шее его горячее дьявольское дыхание. Я не мог посмотреть на него, иначе демон вцепился бы в мою шею, но слышал голос:
- Баратьери! Это я, Маламокко. Проснитесь, вам приснился какой-то кошмар.
Я попытался встать и понял, что крепко опутан простыней из грубой льняной ткани. Парень сидел у меня на спине, горячо дышал мне в затылок и пытался разбудить.
- Слезай с меня, маленькое чудовище! - прорычал я. - И принеси немного вина. У меня во рту, как у сарацина под мышкой.
- Ничего удивительного. Вчера вечером вы пили так, словно наступил конец света. Сомневаюсь, что в подвале вашего дядюшки осталось хоть немного вина.
Я с трудом поднял голову, которая, казалось, разрывалась на части, будто кто-то вложил в нее бочку с порохом и взорвал.
- Он действительно наступил, этот конец света. Во всяком случае, для меня.
Я вспомнил, как Катерина, эта сучка, кинулась в страстные объятия Паскуале Вальера, из чего можно было заключить, что она определенно носит в себе его ребенка. А это значит, постоянно изменяла мне с ним. И теперь я со всей ясностью понял, что привело меня к нынешнему ужасному состоянию. Я стал жертвой неслыханной провокации.
Отныне все мои мысли текли именно в этом направлении. Преступника определили по уникальному орудию убийства. Кто подарил мне меч? Катерина Дольфин. Кто знал о существовании этого клинка? Только она и мои друзья-собутыльники, с которыми я заключил пари в ту самую роковую ночь. И среди них был Паскуале Вальер. Кто вовлек меня в жуткую историю с фальсификацией предстоящих выборов? Паскуале Вальер. Кто познакомил с Доменико Лазари в самом оживленном месте города? Все тот же Паскуале. Кто снюхался с этим рыбоголовым Вальером? Катерина Дольфин. И это последнее обстоятельство было самым болезненным. Поймите меня правильно: плевать, что она связалась с этим Вальером. Меня больше возмущала мысль, что я стал жертвой хитроумного обмана со стороны женщины. В чем дело? Вы мне не верите? Ну и ладно, в данный момент мне на это наплевать.