- Ясно. То есть в Риме он представляет Освиу?
- Да, потому что Освиу считается здесь бретвальда, или, по-вашему, верховным королем саксонских земель.
Фидельма помнила, что на синоде в Витби Вилфрид из Рипона был главным противником ирландской миссии в Нортумбрии и, соответственно, главным сторонником Рима.
- Дальше - брат Эанред, он прислуживает Путтоку. Человек тихий, даже несколько глуповатый. Я слышал, что он был рабом, а Путток выкупил его и, как учил Иисус, дал ему свободу.
Фидельма знала, что у саксов до сих пор существует рабство. И не удержалась:
- То есть Путток освободил Эанреда от рабства в миру, чтобы тот стал его рабом в его обители?
Эадульф поежился, но отвечать не стал.
- Еще есть брат Себби, - поспешил он продолжить. - Он тоже из обители Стэнгранд и приехал в качестве советника Путтока.
- Расскажи мне про него, - попросила Фидельма.
- Я мало что узнал о нем за это время, пока мы в Риме, - признался Эадульф. - По-моему, у него блестящий ум, но, кроме того, он столь же тщеславен, сколь и хитер.
- Опять тщеславие, - презрительно хмыкнула Фидельма. - Так что же, вся свита Вигхарда расположилась в том же здании, что и он, в domus hospitale?
- Да. На самом деле моя комната находилась ближе всех к нему - точно напротив его комнат, через коридор.
- Кто живет в комнате рядом с Вигхардом? Инэ, его слуга?
- Нет. Соседняя комната пуста, как и все остальные комнаты на этой стороне здания. Я думаю, что это кладовые.
- А где живет Инэ?
- В соседней с моей комнате. Напротив Вигхарда. Рядом с его комнатой - комната Себби, за ней - настоятеля Путтока, а за ней, в конце коридора, - комната его слуги Эанреда.
- Ясно. А где остановились настоятельница Вульфрун и Эафа?
- Этажом ниже. На втором этаже domus hospitale.
- Понятно. Получается, что твоя комната ближе всего к комнатам Вигхарда.
Эадульф насмешливо улыбнулся.
- То есть мне очень повезло, что я в эту ночь был с тобой в церкви Девы Марии Снежной.
- Я помню, - почти серьезно сказала Фидельма. Эадульф взглянул ей в лицо: оно было непроницаемо, только глаза насмешливо мерцали.
- Что ж, - Фидельма неожиданно резко выпрямилась, - если ты не возражаешь, предлагаю вернуться в Латеранский дворец и там расспросить братию. Будем надеяться, стража поймает Ронана Рагаллаха. - Она вздрогнула. - Брр. Только сейчас заметила, как здесь холодно.
Эадульф повернулся за свечой и вдруг вскрикнул.
- Сестра, нам надо торопиться! Я и не думал, что свеча успела настолько прогореть.
Фидельма видела, что воск почти весь растаял и от фитиля почти ничего не осталось.
Эадульф схватил ее за руку, и они побежали по узким коридорам с множеством поворотов и изгибов. Вдруг послышалось тихое шипение, и наступила полная темнота.
- Держись за мою руку и не отпускай, - велел из темноты хриплый голос Эадульфа.
- Конечно, не отпущу, - заверила его Фидельма, хотя немного встревоженно. - Ты знаешь, куда идти?
- Прямо… наверное.
- Тогда давай осторожно.
Они двигались в темноте, ведя руками по стенам этой рукотворной пещеры, и нигде не было ни малейшего проблеска света.
- Какой же я дурак, - послышался сокрушенный голос Эадульфа. - Надо было следить за свечой!
- Ругая себя, делу не поможешь, - печально сказала Фидельма. - Давай…
Она вдруг остановилась и тихо вскрикнула, наткнувшись на что-то свободной рукой.
- Что там?
- Здесь коридор разделяется. Направо или налево? Ты не помнишь?
Эадульф во мраке закрыл глаза. Невероятным усилием он напрягал память, пытаясь вспомнить, но не мог и чувствовал полнейшую беспомощность. В охваченном паникой сознании проносились ужасные картины, на лбу выступил холодный пот.
Неожиданно он почувствовал, как Фидельма стиснула его руку.
- Смотри! - прозвучал ее свистящий шепот. - Налево. По-моему, там свет…
Эадульф посмотрел налево, вгляделся в темноту. Но ничего не увидел.
- Я была уверена, что видела свет, - сокрушенно сказала Фидельма. - По крайней мере на секунду…
Эадульф хотел было разуверить ее, но вдруг увидел какое-то мерцание. Или это его взор рисовал во мраке то, что ему хотелось увидеть? Он с надеждой вглядывался во тьму. Да! Сестра Фидельма права. В черном туннеле что-то светилось. Он радостно вскрикнул.
- Да, там свет! Ты права! Бежим. - Он потащил ее в ту сторону, где мерцал свет, и кричал так громко, как только мог: - Эй! Эй!
Сначала была тишина, но вдруг ее прервал хриплый голос, разносящийся эхом по туннелям:
- Heia!
Становилось все светлее, и наконец они увидели пожилого человека, идущего к ним навстречу с фонарем.
Он остановился, увидев, как они бегут к нему.
- Heia vero! - хрипло произнес он, глядя то на нее, то на него.
Фидельма и Эадульф остановились перед ним, затаив дыхание, чувствуя себя как дети, пойманные каким-нибудь не очень строгим взрослым за очередной глупой шалостью. В первое мгновение они могли только улыбнуться и облегченно вздохнуть. Они слишком задыхались после бега по туннелям, чтобы что-нибудь сказать. Старик окинул их серьезным взглядом и покачал головой.
- Хм. Мальчик сказал, что вы надолго ушли вниз с одной свечкой. Очень неразумно так задерживаться.
- Мы совсем забыли про время, - выдохнул Эадульф. Голос к нему вернулся, и он ощущал себя глупцом перед этим стариком, глядящим на них с насмешливым укором.
- Многие погибают здесь по собственному неразумию, - проворчал старик. - Готовы идти за мной? Я отведу вас к выходу.
Они кивнули, чувствуя смущение и неловкость. Старик шел впереди и говорил из-за плеча:
- Да, да, здесь у нас в катакомбах многие гибли. Смерть среди мертвых! - Он хрипло усмехнулся. - Ирония судьбы, не правда ли? Люди уходят смотреть останки святых и мучеников - и теряются. Некоторые, как вы, из-за собственной глупости остаются без света и обречены вечно блуждать в темноте, если только им не повезет. Вам повезло, и еще как! А вы знаете, сколько в длину займут римские катакомбы, если их выпрямить в один длинный туннель? Это будет шесть тысяч миль. Шесть тысяч миль под землей! Некоторых из тех, кто пропал в этих коридорах, так и не нашли. Кто знает, быть может, их души и по сей день бродят там внизу, среди мертвецов, и…
К счастью, они уже шли по ступенькам, ведущим наружу, в мавзолей, и вскоре оказались на залитом ослепительным солнечным светом христианском кладбище.
Мальчик сидел перед своей корзиной со свечками и глядел на них отсутствующим взглядом.
Старик остановился, задул фонарь и поставил его у входа в мавзолей.
Он задумчиво сплюнул в сторону.
- Говорил же мне мальчик… - проворчал он, пожимая плечами.
Фидельма порылась в сумке-марсупии, висевшей в складках ее одежд и служившей ей кошельком, и дала мальчику серебряную монету. Мальчик взял ее и опустил в свою чашу, не меняя выражения лица. Эадульф тоже достал монету и протянул ее старику, но тот покачал головой.
- Монету для мальчика, и этого достаточно, - хрипло сказал он. - Но если для вас, монахов, земная жизнь ценна, то в следующий раз, как будете в той базилике, - он показал на торчавшую вдалеке за Аврелиевой стеной башню святого Иоанна Латеранского, - поставили бы свечку и помолились бы за него.
Фидельма с интересом взглянула на него.
- Старик, ты ничего не попросил для себя. Почему?
- Мальчику молитвы нужнее, чем мне, - проворчал старик, будто защищаясь.
- Но почему?
- Когда придет мой срок, он останется один на свете. Я уже стар и многое видал за все эти долгие годы. Но отец мальчика, мой сын, и его жена уже ушли от меня в лучший мир. У мальчика никого нет, и, быть может, вашими молитвами в его жизни будет что-то получше, чем до самой смерти сидеть здесь и продавать свечки.
Фидельма пристально посмотрела в бесстрастное лицо ребенка. Ей ответил спокойный, пустой, ничего не выражавший взгляд.
- Чем бы ты хотел заняться в этом мире? - тихо спросила она.
- Какое это имеет значение. Все, что я могу делать - это сидеть тут и мечтать, - пробормотал мальчик.
- А о чем ты мечтаешь?
На мгновение его глаза заблестели.
- Я бы хотел уметь читать и писать и служить в каком-нибудь великом монастыре. Но это невозможно.
Он снова опустил взгляд, а лицо стало непроницаемым, как прежде.
- Потому что тебе не на что учиться, - вздохнул старик. - Я сам необразован, понимаете, - он обратился к ним, оправдываясь, - и денег у меня нет. Того, что мы выручаем за свечки, хватает только на пропитание. На излишества уже не остается.
- Как тебя зовут, мальчик? - спросила Фидельма с улыбкой.
- Антонио, сын Нерея, - спокойно и гордо ответил он.
- Мы будем молиться за тебя, Антонио, - сказала Фидельма. - И за тебя, старик. - Она повернулась к деду с поклоном. - Спасибо вам, что пришли на помощь так вовремя.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Близился вечер, но воздух был еще теплым и влажным. Вернувшись с кладбища, сестра Фидельма отправилась на постоялый двор Арсения и Эпифании. Она с середины ночи была на ногах и очень устала. Ей хотелось не только перекусить, но и устроить себе сиесту - так здесь называли шестой час дня, sexta, самое жаркое время суток, когда римляне скрывались в комнатах и отдыхали от невыносимого зноя. Освежившись купанием и недолгим сном, она обнаружила, что ее ждет Фурий Лициний, чтобы снова проводить в Латеранский дворец. Она обещала Эадульфу встретиться с ним там, чтобы вместе расспросить свиту Вигхарда.
Первое, о чем она спросила молодого стражника, - нет ли вестей о пропавшем Ронане Рагаллахе. Лициний покачал головой.
- С тех пор, как он бежал, то есть с сегодняшнего утра - ничего. Вполне возможно, что он прячется где-то в городе, хотя мне кажется, что тогда его легко бы заметили, с его необычной тонзурой, какую носят ирландские и бриттские монахи.
Фидельма задумчиво склонила голову.
- Значит, вы уверены, что он в городе?
Лициний пожал плечами. От капеллы Святой Евпраксии они свернули на Виа Мерулана и пошли вниз, где у подножия холма стоял Латеранский дворец.
- Мы известили все посты стражи на всех воротах города. Но Рим большой, и в нем есть такие места, где человек может прятаться годами или даже убежать незамеченным. Например, берегом Тибра, до Остии и Порто, что у моря, а оттуда уже можно наверняка уехать в любую сторону света.
- У меня такое ощущение, что он все-таки в городе. И рано или поздно найдется.
- Deo Volente, - смиренно сказал Лициний. - На все Божья воля.
- Лициний, вы хорошо знаете город? - Фидельма решила переменить тему.
Лициний поморгал.
- Ну, так же, как все. Я родился и вырос на Авентинском холме. Мои предки были патрициями еще во времена основания Рима, они девять веков назад предложили Лициниевы законы. - Фидельма заметила, что лицо юноши слегка порозовело от гордости. - Во времена великих Цезарей я мог бы быть генералом императорской армии, а не…
Спохватившись, он бросил на Фидельму сердитый взгляд, словно это она виновата, что выпустила наружу его затаенное недовольство чином простого стражника, и замолчал.
- Тогда, может быть, вы сможете ответить на вопрос, который мне не дает покоя, - сказала Фидельма, делая вид, что ничего не заметила. - Столько людей говорили мне, как Рим прекрасен, а я смотрю и вижу, что дома будто покалечены войной. Одни почти разваливаются, другие открыты любой непогоде - вид такой, будто на город напали варвары. Я знаю, что вторжение Генсерика и его племени вандалов было очень давно. Но эти разрушения явно свежие, разве нет?
К ее удивлению, Лициний расхохотался.
- Сестра, вы очень проницательны! Только варвар, который все это сделал, - не кто иной, как наш собственный император.
Фидельма была ошеломлена.
- Расскажите мне об этом, - попросила она.
- Как вы знаете, уже двадцать лет империя ведет войну с арабами. Арабы шлют в наши моря свои корабли, которые нападают и грабят наши суда. Они захватили большую часть земель бывшей империи в Северной Африке и атакуют нас оттуда. Император Константин решил отправиться из Константинополя на Сицилию и построить там могучую крепость, чтобы оттуда обороняться от этих фанатиков.
- Фанатиков?
- Арабы начали вторжения на запад, после того как приняли новую веру и стали последователями некоего пророка Магомета. Свою веру они назвали "ислам" - покорность Богу, а приверженцы ислама зовутся мусульманами.
- А, - кивнула Фидельма. - Я слышала об этих людях, но разве их вера - не просто объединение заветов нашей веры и иудаизма?
- Да. Но они верят, что сам Магомет и есть воплощение и выражение святого Слова Божия. Фанатики, - подытожил Лициний, - сеют смерть и разрушение в христианском мире. - Он помолчал и продолжил: - Так вот, в начале этого года император Константин прибыл сюда с немалым флотом и двадцатью тысячами солдат из азиатской императорской армии. Он отправился в Таранто, несколько раз сразился с арабами на юге, а потом, в прошлом месяце, посетил Рим. Он пробыл здесь всего дюжину дней, но едва ли орда мусульман принесла бы Риму такие разрушения, как наш великий император.
Фидельма нахмурилась.
- Не понимаю.
- Это был первый визит императора в Рим, город-мать империи, и его приняли как полагается. Его Святейшество поднял на ноги весь свой двор до шестого верстового столба, чтобы встретить императора со всеми подобающими случаю почестями. Были пиры, после чего император отправился в базилику Святого Петра на Ватикане, а затем, в сопровождении армии, в базилику Санта-Мария Маджоре.
Фидельма сдержала вздох.
- Но почему… - начала она.
Тессерарий указал широким жестом на окружавшие их постройки.
- Пока император творил молитвы, его солдаты, по его приказу, принялись выковыривать из римских домов все металлическое. Бронзовую черепицу, скобы и затяжки, державшие их; статуи и памятные вещи времен еще Великой Республики. Это было неслыханное прежде варварство, и оно привело город в столь плачевное состояние, какое вы можете видеть.
- Но зачем?
- Зачем? Потому что императору Константину было нужно очень много металла, чтобы переплавить его на вооружение для своей армии. Он отправил металл в Остию и оттуда погрузил на корабль, идущий в порт Сиракузы. Оттуда, говорят, металл должен был пойти в Константинополь.
Он горько усмехнулся, но, увидев, что Фидельма непонимающе смотрит на него, замолчал.
- Вот тут-то и вся ирония судьбы.
- Ирония?
- Да. Металл так и не дошел до Сиракуз. Арабские морские налетчики завладели награбленным, прежде чем корабли дошли до порта, и металл ушел в Александрию.
- В Александрию?
Лициний кивнул.
- Уже двадцать лет наш металл в руках мусульман. - Он пожал плечами. - Вот я и ответил на ваш вопрос, сестра.
Услышанное глубоко озадачило Фидельму.
- А сейчас император находится на юге страны?
- Да, четыре недели назад он уехал на юг. Надо полагать, там все еще идет война с мусульманами.
- Так вот почему там сейчас так неспокойно, вот почему капитан судна, на котором я плыла сюда, кинулся наутек, только завидев на горизонте паруса…
Они уже приближались к ступеням Латеранского дворца.
- Супериста подготовил для вас комнату, которая будет служить вам оффициумом - там вы с саксонским братом сможете проводить допросы и расследования, - сообщил тессерарий. Он провел ее по коридору в комнату рядом с той, которую занимал военный комендант папского дворца. Фидельма обратила внимание, что комната обставлена скромно, но удобно. Эадульф уже был там и поднялся со стула, когда они вошли. Он выглядел отдохнувшим.
- Я предупредил братьев, они готовы к тому, что их вызовут на допрос, - сказал он, как только Фидельма села на один из деревянных стульев.
- Прекрасно. Лициний будет диспенсатором, то есть будет приводить их к нам, когда потребуется.
Молодой тессерарий чинно кивнул.
- Слушаюсь, сестра.
Эадульф почесал кончик носа. Он раздобыл стилус и несколько глиняных табличек для письма и разложил их на столике.
- Я буду записывать, как полагается, - сказал он. - Но, если честно, Фидельма, я вижу в этом не очень много толку. Я считаю, что…
Фидельма остановила его поднятой рукой:
- Я знаю. Что брат Ронан Рагаллах убийца. Хорошо, Эадульф, тогда просто имей снисхождение к моему любопытству, и нам станет значительно легче работать.
Эадульф сжал зубы и ничего не ответил.
Фидельме было грустно. Ей бы хотелось, чтобы Эадульф не столь упорствовал в своем мнении, потому что она знала и ценила его внимательный ум и проницательность в оценке людей. Но уступить ему и пойти наперекор своему чутью она тоже не могла, потому что была совершенно уверена, что самая главная загадка еще впереди.
- Давайте начнем с брата Инэ, личного слуги покойного, - решила она.
Эадульф посмотрел на Лициния.
- Приведите брата Инэ. Я попросил всех, кто нам может понадобиться, ждать в большом зале. Наверное, он сейчас там.
Тессерарий поклонился и вышел.
Эадульф снова взглянул на Фидельму и криво улыбнулся.
- Такое ощущение, что наш друг патриций не в восторге от нашего расследования.
- Наверное, он предпочел бы сражаться в армии древних императоров Рима, а не служить сторожем и телохранителем у монахов, - серьезно ответила Фидельма. - Он говорит о своем патрицианском происхождении с той горячностью и самонадеянностью, какая может быть только в юности. Но время на его стороне: он еще успеет возмужать и успокоиться.
Казалось, Лициний только что ушел, как вдруг дверь снова открылась.
Вошел невысокий худой человек с тонкими чертами лица. На вид Фидельма дала бы ему лет сорок. За ним шел тессерарий.
- Брат Инэ, - объявил он, почти втолкнув монаха в комнату и закрыв за ним дверь.
- Проходите, брат Инэ. - Эадульф указал на стул. - Это сестра Фидельма из Кильдара, так же, как и я, уполномоченная епископом Геласием расследовать причину смерти Вигхарда.
Монах посмотрел на Фидельму серьезными темными глазами, выражение его меланхоличного лица не изменилось.
- Deus vobiscum! - пробормотал он, садясь.
- Брат Инэ, - Фидельма понимала, как важно, чтобы монах все понял правильно, - вы сознаете, что мы расследуем убийство Вигхарда по поручению папского двора?
Брат Инэ кивнул, дернув головой.
- Вы были личным слугой Вигхарда?