Длинный узкий коридор, начинавшийся за Парадной залой, привел меня к огромной деревянной перегородке, темной от времени и украшенной резными изображениями животных и птиц, выполненными с замечательным мастерством. Высоко над ней находилась арочная галерея.
Двустворчатая дверь в перегородке вела в Красно-золотую гостиную, описанную выше.
Здесь я остановилась: мне страшно хотелось продолжить свои исследования, но я понимала, что для начала, пожалуй, хватит, и боялась опоздать к миледи даже на секунду.
Посему я вернулась в громадный гулкий вестибюль, быстро миновав все залы и никого не встретив по пути.
Я уже поставила ногу на нижнюю ступеньку парадной лестницы, когда за моей спиной со скрипом открылась дверь.
Обернувшись, я увидела высокого молодого джентльмена с черной бородкой и длинными темными волосами. Несколько секунд он пристально смотрел на меня, не произнося ни слова, а потом поприветствовал, но без тени улыбки.
- Мисс Горст, полагаю. Матушка говорила, что наняла вас. Доброго вам утра.
Вот первые слова, которые я услышала от мистера Персея Дюпора, старшего сына и наследника миледи.
Его голос, неожиданно низкий и густой для столь молодого человека, разнесся гулким эхом под высокими сводами мраморного вестибюля. Я почтительно присела и ответила на приветствие.
- Откуда вы идете? - осведомился он. - Вы направляетесь к моей матери?
Голос у него теперь звучал чуть мягче, но красивое лицо по-прежнему хранило бесстрастное выражение.
Я смущенно пролепетала, что поднялась пораньше, дабы немного познакомиться с домом, прежде чем явиться к леди Тансор к восьми часам.
- К восьми, говорите? Она будет ждать вас ровно в восемь, знаете ли. - Мистер Персей извлек хронометр из жилетного кармана. - Она придает большое значение пунктуальности. Последняя горничная совершенно не устраивала ее в данном отношении, но вы, я уверен, полностью устроите. Уже без пяти. Вам лучше поторопиться.
- Да, сэр.
Я снова слегка присела и повернулась прочь, но он окликнул меня.
- Мисс Горст, разыщите меня, когда освободитесь. Я стану вашим проводником в этом огромном лабиринте. - Он немного помолчал, вопросительно наклонив голову набок. - Вы знаете, кто и зачем построил первый лабиринт?
- Да, сэр. Критский царь Минос, чтобы держать там минотавра.
- Превосходно! Совершенно верно! Ну ладно, вам пора бежать. Вы найдете меня в библиотеке, куда можно спуститься по лестнице, что находится прямо у двери матушкиных покоев. Я часто сижу там по утрам, когда выдается время. Я страстный читатель. Вы любите читать, мисс Горст?
- Да, сэр.
- И опять превосходно! А теперь поторопитесь - иначе с первого же дня испортите отношения с матушкой, а это никак не годится.
Мистер Персей едва заметно улыбнулся, но магнетические темные глаза смотрели тепло, и я почувствовала себя немало удивленной и глубоко польщенной, что наследник рода Дюпоров удостоил такого внимания новую горничную своей матери. Я бы с удовольствием продолжила разговор, но времени совсем уже не осталось, а потому, еще раз почтительно присев напоследок, я взбежала по широкой изогнутой лестнице и подошла к двери миледи с первым ударом часов, отбивающих восемь.
Минута в минуту.
III
Горничная
Леди Тансор сидела за туалетным столиком, спиной ко мне, облаченная в шелковый китайский халат, расшитый причудливыми кроваво-красными и изумрудно-зелеными узорами.
- Сначала вы расчешете мне волосы, Алиса, потом уложите, - промолвила она, протягивая мне серебряный гребень.
Я медленно водила гребнем по густым черным волосам, осторожно распутывая ночные узелки, покуда миледи не остановила меня, довольная результатом. Затем она объяснила, каким образом следует уложить и заколоть волосы в узел - обладательница роскошной гривы, она не признавала и никогда не носила шиньонов.
Когда я закончила, госпожа подвела меня к громадному дубовому гардеробу и показала свою обширную коллекцию повседневных платьев. Затем она открыла соседний гардероб такого же размера, где хранились дюжины умопомрачительных вечерних нарядов. Третий шкаф с выдвижными ящиками был набит японскими шелковыми шалями из Большой платочной лавки и прочими дорогими аксессуарами.
Потом миледи принялась выдвигать ящики других шкафов и комодов, показывая мне, где что лежит. Многие десятки шляп и шляпок; целые подносы шпилек, заколок, пуговиц и брошей; туфли и пояса на все случаи жизни; пряжки и накладные банты, веера и ридикюли; несессеры с хрустальными флаконами духов и несчетные шкатулки с изысканными драгоценностями - все было представлено моему изумленному взору.
- Ну а теперь помогите мне одеться, Алиса, - наконец велела она, указывая на гардероб с повседневными платьями. - Темно-лиловое бархатное, пожалуй.
Вскоре миледи подступила к псише, внимательно изучила свое отражение и выразила удовлетворение увиденным.
- Превосходно, Алиса. У вас ловкие пальцы, и моя прическа выглядит замечательно, просто замечательно. И вы правы: эта брошь действительно подходит к платью гораздо лучше той, другой. У вас хороший вкус. Да, превосходно… - Рассеянно трогая брошь, она уставилась в зеркало с задумчивым, отсутствующим видом, словно напрочь забыв обо мне. Потом вдруг встрепенулась и воскликнула страдальческим голосом: - Ах! Я забыла про медальон! Как же я могла!
Она стремительно повернулась ко мне, бледная от внезапного волнения, и порывисто указала на маленькую деревянную шкатулку на туалетном столике, явно веля мне открыть крышку.
Там лежал редкостной красоты каплевидный серебряный медальон на тонкой черной бархотке - очень похожей на ту, что украшала шею первой жены покойного лорда Тансора на портрете, совершенно заворожившем меня.
- Живо, подайте мне шкатулку! - резким тоном приказала госпожа. - Но к медальону не прикасайтесь!
Выхватив у меня шкатулку, она извлекла медальон и подошла к окну, где несколько мгновений стояла неподвижно, тяжело дыша. Потом она обвила бархотку вокруг шеи и принялась возиться с застежкой.
- Не желаете ли, чтобы я помогла вам, миледи? - спросила я.
- Нет! Ни в коем случае! Медальон я всегда надеваю сама. Здесь мне помощи не требуется - вы меня поняли?
Круто обернувшись, она метнула на меня яростно горящий взгляд, но в следующий миг отвернулась прочь и продолжила возню с замочком бархотки. Справившись с ним наконец, миледи отворила окно, впуская в душную комнату поток свежего воздуха.
С минуту она стояла у окна, устремив взор вдаль, на темную полосу западного леса, отчетливо видного теперь, когда пелена утреннего тумана рассеялась. Легкий ветерок играл выпущенными из прически локонами.
Восстановив душевное равновесие, миледи уселась на приоконный диванчик - бледные блики солнечного света легли на лицо и волосы - и взяла маленькую книжку в кожаном переплете.
- Можете идти, Алиса, - спокойно произнесла она. - До ужина вы мне не понадобитесь. Но завтра я поручу вам кое-какую работу, и вы поможете мне принять ванну. Пожалуйста, будьте здесь ровно в восемь.
Когда я двинулась к двери, она нацепила очки на нос, раскрыла книгу и начала читать.
2
НОВЫЙ ДРУГ
I
Знакомство со Сьюки Праут
С самого детства, в силу некой особенности своего характера, я постоянно стремилась развивать свои способности и расширять познания. Особую страсть я всегда питала к словам. Поощряемая мистером Торнхау, я с раннего возраста приобрела привычку выписывать из книжек незнакомые слова и по много раз повторять вслух перед сном, покуда они не станут привычными и понятными.
Иногда я записывала и выучивала диковинные слова, услышанные в разговорах взрослых, но чаще просто открывала орфоэпический словарь мистера Уокера, выданный мне учителем, и выискивала в нем что-нибудь экстраординарное (одно из любимых моих слов).
Мистер Торнхау однажды сказал мне: если мы нечувствительны к высшим красотам языка, мы всего лишь жалкие безмолвные черви, обреченные на убогое существование и бесследное исчезновение; но при свободном владении всеми языковыми богатствами мы вполне можем соперничать с ангелами. (Я немедленно записала это изречение и по сей день использую листочек с ним в качестве книжной закладки.)
Еще я сызмалу обожала собирать разные факты - другая моя склонность, которую всемерно поощрял мистер Торнхау. Такая страсть сродни проклятию, признаюсь, но проклятию приятному - по крайней мере, я так считаю.
Стоило мне увидеть что-нибудь интересное, я тотчас загоралась желанием узнать один главный бесспорный факт, объясняющий природу данного предмета или явления. Затем я находила два или три вспомогательных факта (я называла их "маленькими пажами при короле Факте"), добавляющих веса первому. Потом я чувствовала, что приобрела некое полезное знание, и от души радовалась.
Мистер Торнхау постоянно учил меня объединять разрозненные факты и восходить от частного к широкому пониманию целого. Я пыталась, но без малейшего успеха. Частное неизменно завладевало моим вниманием, и я всегда устремлялась по пути поиска все новых и новых восхитительных частностей. Мне так нравилось срывать цветы знания один за другим и хранить все по отдельности, что всякие мысли о восхождении к синоптическому, или синтетическому (еще два замечательных слова) единству напрочь вылетали у меня из головы.
Несмотря на этот недостаток, исправить который не удалось даже мистеру Торнхау, я все детство с превеликим удовольствием собирала самые разные фактические знания, каковую привычку сохранила по сей день. В детстве это было для меня своего рода игрой, и мне совершенно не казалось странным, что маленькая девочка может получать от нее не меньше удовольствия, чем от возни с куклами или прыганья со скакалкой в саду.
Из вышесказанного может сложиться впечатление, что я провела в Maison de l'Orme одинокое детство, общаясь только с книгами. Но нет, у меня были друзья, хотя их всегда тщательно отбирала мадам.
Ближайшую дружбу я водила с девочкой примерно моего возраста по имени Амели Веррон, чей отец, государственный чиновник, жил рядом с нами на авеню д’Уриш. Мсье Веррон был вдовцом, и, мне кажется, мадам почитала своим долгом проявлять добрососедское участие к его единственному ребенку. По будням моя няня каждое утро водила нас с Амели на прогулку в Булонский лес, а по воскресеньям они с отцом приходили к нам на чай.
Амели - тихая, робкая девочка хрупкого телосложения - охотно позволяла мне верховодить во всех наших играх, и когда она умерла в четырнадцатилетием возрасте, в моей жизни образовалась пустота, которую никто не смог заполнить. Больше всего мы любили играть в школу: устраивали маленькую классную комнату в гостиной или, в погожие дни, под каштановым деревом в саду, и Амели сидела на скамеечке в окружении одноклассников - безмолвной компании тряпичных кукол и чучел - и с самым серьезным, сосредоточенным выражением личика старательно выводила буквы на грифельной доске, как подобает послушной маленькой ученице; а я важно расхаживала перед ней - закутанная в черную скатерть, изображавшую профессорскую мантию, - и громко диктовала имена меровингских королей (подражая мистеру Торнхау, несомненно) или еще какие-нибудь факты, недавно почерпнутые от учителя или из книг. Сейчас мне стыдно подумать, до чего же я, наверное, была несносна; но милая Амели никогда не жаловалась.
Воодушевленная игрой в школу, я вскоре поняла, что питаю страсть - и имею бесспорный талант - к публичной декламации, и начала воображать (к веселому изумлению мистера Торнхау), что стану актрисой, когда вырасту. Потворствуя моим артистическим наклонностям, мадам распорядилась соорудить в одной из верхних комнат маленькую сцену с картонной просцениумной аркой, раскрашенной в яркие цвета, и красным плюшевым занавесом. Я часто выступала там перед благодарной публикой в составе мадам, мистера Торнхау и Амели - читала наизусть длинные отрывки из "Потерянного рая" (любимой поэмы мистера Торнхау) либо представляла целые сцены из Мольера или Шекспира, играя сразу всех персонажей и наделяя каждого особыми повадками и манерой речи. Тогда я и помыслить не могла, какую добрую службу сослужат мне эти детские спектакли в конечном счете - как пригодится мое умение рядиться в маски разных персонажей впоследствии, когда мне придется выступать в роли горничной леди Тансор.
Не хочу, чтобы у вас складывалось впечатление, будто я была не по годам развитым ребенком, ибо это не так. Однако мадам и особенно мистер Торнхау предоставили мне все возможности, а равно все средства для полного развития способностей, дарованных мне Богом, и я ими воспользовалась.
Я часто не слушалась и вела себя плохо - порой настолько плохо, что даже у мадам иссякало терпение. Тогда меня запирали в мансардной комнатушке, вся обстановка которой состояла из кровати, стула да трехногого столика с кувшином воды на нем, и там я отбывала назначенный срок наказания - без книжек, письменных принадлежностей и любых других развлечений.
Я всегда сожалела о своих провинностях, нередко даже ненавидела себя за них. Я очень тяжело переживала, когда мадам или мистер Торнхау сердились на меня из-за моего скверного поведения, а потому, будучи изобличенной в каком-нибудь проступке, я всякий раз проявляла недюжинную изобретательность (если не сказать хитрость) в своих оправданиях - не для того, чтобы избежать заслуженного наказания, а для того, чтобы мадам и мистер Торнхау не думали обо мне плохо. Потом я клялась себе никогда впредь не поступать дурно, но, разумеется, сдержать клятву у меня не получалось, невзирая на мои благие намерения. Однако по мере взросления, повинуясь сильному чувству долга и настойчивому голосу совести, я начала понемногу исправляться, хотя даже в последующие годы мы с мадам изредка ссорились из-за моего непослушания. Пускай теперь она не могла отослать меня в "исправительную комнату", но чувство вины, мучившее меня после каждого моего проступка, стало действенной заменой наказанию, применявшемуся ко мне прежде.
И вот сейчас я вновь услышала властный голос долга. Мадам поручила мне дело огромной важности - Великое Предприятие. В чем бы оно ни заключалось, о чем бы она ни попросила меня, я была исполнена решимости оправдать ее ожидания.
С мыслями об Амели я вернулась из покоев миледи в свою комнату, достала блокнот, который вскоре станет хранилищем великого множества разнообразных фактов, касающихся огромной усадьбы Эвенвуд, и сделала в нем вторую запись (первая состояла из имени художника, чьей кисти принадлежал портрет корсара в вестибюле, и даты написания картины).
Гостиная леди Т. Небольшой овальный портрет. Маленький мальчик в голубых шелковых бриджах. Красивые длинные волосы. Подпись "сэр Годфри Кнеллер".
Прим. Кнеллер - немец.
Я немного посидела, соображая, чем бы мне занять остаток дня, раз миледи отпустила меня до ужина. Мне следовало познакомиться с домоправительницей миссис Баттерсби, и я обещала мадам при первой же возможности написать по приезде. А еще мне хотелось продолжить исследование усадьбы. При последней мысли я вспомнила, что мистер Персей Дюпор вызвался выступить в роли моего проводника. Для меня стало полной неожиданностью, что он вообще заметил меня, не говоря уже о том, что завязал со мной беседу. Неужто он не шутил? Скорее всего, он просто посмеялся над новой горничной - хотел проверить, достанет ли у нее глупости принять предложение. Однако лицо молодого человека во время нашего разговора хранило серьезное, непроницаемое выражение, и голос звучал искренно. Ладно, была не была, пойду к нему в библиотеку и выставлю себя дурочкой, коли придется.
Затворив за собой дверь своей комнаты, я услышала, как кто-то с пыхтеньем поднимается по лестнице. Через несколько секунд на лестничной площадке внизу появилась миниатюрная веснушчатая девушка лет двадцати двух - двадцати трех на вид, со шваброй и плещущим ведром воды. Она была в длинном полосатом фартуке и натянутом низко на лоб колпаке наподобие пекарского, из-под которого выбивались несколько тугих светло-каштановых кудряшек.
Увидев меня, она остановилась, поставила ведро на пол и, расплывшись в улыбке, сделала реверанс.
- Доброго вам утра, мисс.
Я спустилась к ней, и она чуть посторонилась.
- Ты кто? - спросила я, невольно улыбаясь при виде столь очаровательного маленького создания.
- Сьюки Праут, мисс. Старшая служанка.
- Очень рада познакомиться с тобой, Сьюки Праут, старшая служанка. Я мисс Горст, новая горничная леди Тансор. Но ты можешь звать меня Алисой.
- О нет, мисс! - испуганно воскликнула Сьюки. - Так не положено, миссис Баттерсби ни в жизнь не позволит. Она сочтет такое обращение к вам слишком фамильярным и задаст мне головомойку, коли услышит. Я буду называть вас "мисс", мисс, если вы не против.
Мне очень хотелось рассмеяться, но забавное личико Сьюки хранило столь серьезное выражение, что я все-таки сдержалась. Не желая вызывать гнев миссис Баттерсби (о ней у меня уже сложилось нелестное мнение), я предложила Сьюки в отсутствие домоправительницы называть меня "мисс Алиса".
- Ты боишься миссис Баттерсби, Сьюки? - спросила я, заметив, что тревога не покидает девушку.
- Боюсь ли? Нет, не совсем так, мисс. Но она такая строгая, что ей лучше ни в чем не перечить. И она может сильно обидеть словом, коли рассердится, даром что никогда не кричит на вас в отличие от старой миссис Хоррокс. Только оно почему-то даже хуже, что миссис Баттерсби никогда не повышает голоса, если вы меня понимаете, мисс. Возможно, другие так не считают, хотя все до единого, даже мистер Покок, беспрекословно подчиняются ей - в смысле на половине слуг. Мистер Покок говорит, все дело в характере - правда, я толком не понимаю, что он имеет в виду.
- И все же я хочу, чтобы наедине ты называла меня "мисс Алиса", нравится это великой Баттерсби или нет, - настойчиво сказала я. - Ты выполнишь мою просьбу?
Сьюки согласилась, пусть и неохотно.
- Значит, договорились, - улыбнулась я. - Я очень рада познакомиться с тобой, Сьюки Праут, старшая служанка. Надеюсь, мы станем добрыми друзьями.
- Друзьями? Горничная ее светлости хочет водить дружбу с потешной Сьюки Праут!
Она восторженно взвизгнула и зажала рот ладошкой.
- Тебя так называют, Сьюки? - спросила я.
- О, я не обращаю внимания, - ответила она со спокойным вызовом. - Ведь я и вправду маленькое потешное существо. Будь я повыше росточком да поумнее, полагаю, меня называли бы иначе - так что проку жаловаться?
- Я не считаю тебя потешной, Сьюки. На самом деле ты кажешься мне самым милым и разумным человеком из всех, кого я здесь видела.
Ее круглые веснушчатые щеки слегка зарделись.
- Ты можешь ответить на один занимающий меня вопрос, Сьюки? - спросила я, когда она уже подхватила ведро. - Почему была уволена мисс Пламптр?
Снова поставив ведро на пол, Сьюки кинула опасливый взгляд вверх-вниз по лестнице и понизила голос до шепота.