Капитан смотрел ей вслед, пока она не скрылась за углом соседнего сарая. Он вспомнил недавний разговор свой с Гришиным, и ему стало теперь смешно, что он назвал тогда интерес свой к Наташе профессиональным интересом. Просто она нравилась ему. Было в ней что-то привлекательное, хотя он и не мог пока определить, что именно. Но не внешность, конечно. Ведь вот машинистка Валя гораздо красивее ее, однако он к ней совершенно равнодушен. Нет, в Наташе другое что-то…
Астахов оставался у себя недолго. Он просмотрел несколько бумаг, принесенных из оперативного отдела его помощником лейтенантом Ершовым, и собрался уже уходить, когда кто-то робко постучал вдруг в его окно. Он вышел из-за стола и выглянул на улицу. Там, под окном, стояла Наташа.
- Заходите же, заходите! - крикнул он и, поспешив к дверям, распахнул их. - Прошу вас, Наташа!
Наташа вошла, смущенно улыбаясь.
- Извините, что беспокою вас, - сказала она. - Я отдала вам пленку, а после вспомнила, что у меня там есть снимки, которые нужно срочно отпечатать. Я, пожалуй, сейчас же пойду в лабораторию и проявлю их, Могу я получить у вас пленку?
Наташа заметно волновалась, и это не ускользнуло от внимания Астахова.
"Чего бы ей волноваться так?" - подумал он и тут же принял неожиданное решение.
- Вот беда! - воскликнул он. - Вам определенно не повезло, Наташа. Я только что отослал пленку в нашу лабораторию для проявления. Что у вас за срочность такая?
- Да ничего особенного. - Наташа, казалось, взяла себя в руки и говорила теперь спокойно. - Раз уж вы их отослали - ничего не поделаешь. Простите, что оторвала вас от работы…
Когда Наташа ушла, капитан вызвал лейтенанта Ершова и приказал ему отнести плевку Кедровой в фотолабораторию и срочно проявить ее.
Отправив пленку, Астахов направился было к выходу, но в это время раздался телефонный звонок. Капитан подошел к телефону и снял трубку.
- Зайдите ко мне, - прозвучал строгий голос. Это был голос генерала Погодина.
Ход генерала Погодина
- Садитесь, - сказал генерал. - Мне пришлось вторично вызвать вас, так как я получил новые, весьма важные сведения. Вам необходимо знать их.
У генерала Погодина всегда было строгое, озабоченное лицо. Астахов не мог припомнить, видел ли он его когда-нибудь смеющимся. Но сегодня он был совершенно другим человеком. Тяжелые складки на лбу разгладились, улыбка округлила губы, холодные серые глаза потеплели. Сейчас этот большой, очень требовательный и строгий человек казался необычайно добрым. Он достал из своей рабочей папки внеочередную разведсводку, что-то энергично подчеркнул в ней и протянул Астахову.
Пока капитан читал, генерал принялся перелистывать книгу, лежавшую у него на столе. Книга была на английском языке и называлась "За стенами Федерального Бюро Расследований". Автором ее был Джон Дж. Флоэрти. При всей своей загруженности служебными делами генерал Погодин умудрялся все же не пропускать ни одной литературной новинки о разведке и контрразведке. Задолго до того, как появились русские переводы, он уже прочел на английском языке все нашумевшие книги Майкла Сейерса и Альберта Кана, Фредерика Коллинза и Алана Хинда.
Астахов прочел сводку и вернул генералу. Погодин положил ее в папку и спросил:
- Понимаете вы, в чем тут дело?
- Не совсем, товарищ генерал.
- Ну да, впрочем, вы и не можете этого знать. Генерал вышел из-за стола и, неслышно ступая, стал прогуливаться по комнате, заложив руки за спину.
- А дело тут вот в чем, - продолжал он. - Подсказанная вами идея была безусловно удачна, но вы продумали ее только наполовину. Однако, повторяю, идея была хороша, и вторую половину ее нетрудно было додумать и без вас. И я это сделал. Я решил, что нужно разработать фиктивную операцию не только ограниченному кругу офицеров и генералов, но дать также каждому отделу штаба разную обстановку и группировку войск.
Генерал замолчал, продолжая прохаживаться по комнате, а Астахов невольно подумал: "Как же я - то до этого не додумался? Ведь это же так просто и к тому же почти решает основной вопрос!"
- И вот теперь мы имеем плоды этой идеи, - продолжал генерал после короткой паузы. - Днем нам было известно только то, что противник принимает какие-то контрмеры. А теперь мы уже точно знаем, что он принимает контрмеры соответственно плану, разработанному штабом инженерных войск. Понимаете теперь, в чем дело? Понимаете, какой вывод из этого нужно сделать?
- Да, товарищ генерал. Если это так, то несомненно, что в штабе инженерных войск что-то неблагополучно, - ответил Астахов.
- В этом теперь не может быть сомнений. Были вы сегодня в штабе Тихомирова?
- Нет, товарищ генерал.
- Не теряйте времени и зайдите сегодня же. Мы должны принять срочные меры. Постарайтесь узнать, точно ли только генерал Тихомиров и полковник Белов занимались разработкой операции или в этом участвовал еще кто-нибудь из работников штаба.
Проявленные негативы
Когда капитан Астахов вошел в землянку штаба инженерных войск, там царило необычайное оживление. Присмотревшись, он заметил, что в штабе были все три помощника, начальник секретной части и старший сержант Яценко.
- Что это у вас такое веселье? - спросил Астахов.
- У нас сегодня первый в этом месяце мало-мальски свободный вечер, - ответил майор Рахманов. - Вот мы и посвятили его обмену боевыми воспоминаниями. Ваша очередь рассказывать, капитан Астахов. У вас-то, наверно, найдутся интересные истории.
- Найтись-то найдутся, - усмехнулся Астахов, - но, к сожалению, не подлежат оглашению. - Вроде как бы с грифом "совершение секретно", - с уважением заметил старший сержант Яценко.
- Вот именно, - рассмеялся Астахов. - Расскажу вам поэтому то, что, так сказать, "для служебного пользования".
И он рассказал случайно пришедшую на память историю о немецком шпионе, которого разоблачил в самом начале войны.
Отделавшись таким образом, капитан присел возле стола старшего сержанта Яценко, заметив:
- У вас всегда так все заняты, а сегодня просто праздник какой-то.
- А это потому, товарищ капитан, - отозвался Яценко, - что работы сегодня мало, да к тому же и начальство отдыхает.
- Какое начальство?
- Генерал и полковник. Они больше суток работали без отдыха.
- А что, Кедрова тоже разве отдыхает? - спросил Астахов. - Не видно ее что-то.
- Да, она отдыхает. Ей тоже эти дни досталось. В два часа ночи она легла, а в пять утра полковник уже велел разбудить ее - надпись на карте делать.
- На какой карте?
- На карте инженерного обеспечения. Полковник лично всю ночь над нею работал. Очень уж секретная была. Он даже регистрировал ее сам. Я ему только очередной номер дал.
- А чертежницу-то как же он допустил?
- Очень просто: свернул карту до половины, а внизу велел надпись сделать, - охотно объяснил Яценко.
В штабе между тем продолжало царить оживление. Офицеры здесь были люди молодые, веселые. Они понимали толк в удачной шутке, остром слове. Поболтав о ними о всякой всячине, капитан Астахов попрощался и ушел к себе.
Лейтенант Ершов как раз в это время принес из лаборатории проявленную пленку. Астахов взял ее, подошел к окну и с любопытством принялся рассматривать.
На пленке были фотографии офицеров штаба инженерных войск, мост, недавно построенный армейской саперной бригадой, землянка штаба инженерных войск, Яценко в нескольких позах и еще какие-то сержанты. В самом конце пленки оказались снимки двух топографических карт.
Астахов взял лупу и внимательно стал рассматривать их. На негативе одной из карт он совершенно отчетливо разобрал надпись: "Карта дорог и мостов в полосе армии". На снимке другой карты надпись трудно было разобрать, но по очертаниям ее, по условным обозначениям было несомненно, что и вторая карта была оперативной.
"Зачем ей понадобилось это?" - взволнованно подумал Астахов, но в это время быстро вошел майор Гришин.
- Быстро одевайтесь, - торопливо сказал он. - Возьмите с собой оружие. Едем на серьезное задание. Выполнять его будут корпусные работники, но генерал приказал нам при этом присутствовать. Машина уже ждет нас. Поторопитесь! Дорогой все объясню.
В зеленом квадрате
Дорогой майор Гришин рассказал, что связисты армии запеленговали работающую у нас в тылу подозрительную радиостанцию. Был точно установлен квадрат ее местонахождения, и вот теперь корпусная контрразведка должна была прочесать этот район. В штаб корпуса прибыли поздним вечером. В темноте, среди мокрых колючих елей, долго искали землянку подполковника Соколова. Наконец наткнулись на часового, который грозно окликнул их. Майор назвал пропуск и спросил, как пройти к Соколову.
- Вот тут. Проходите влево.
Подполковник давно уже ждал их. На нем было кожаное пальто, полевая сумка и сигнальный электрический фонарь на поясе.
- Наконец-то! - облегченно сказал он. - Последний сигнал рация подала полчаса назад. Местонахождение ее в квадрате 8596. Вот тут.
Подполковник ткнул пальцем в зеленый квадрат карты, развернутой на столе.
- Значит, в лесу, - заметил майор Гришин.
- Да, - подтвердил Соколов, - этот квадрат и все смежные - лес. Мои люди уже оцепили подозрительный район и никого оттуда не выпустят. Сейчас ночь, боюсь, что темнота помешает нам… Может быть, подождать до рассвета?
- Нет, нет! - возразил Гришин. - Действовать нужно немедленно.
В лесу было непроглядно темно. Шли не разговаривая, с протянутыми вперед руками, натыкаясь на мокрые стволы деревьев. Часто останавливались прислушиваясь. Вокруг все было тихо.
Вскоре окружение подозрительного участка настолько сузилось, что автоматчики могли бы взяться за руки и замкнуть круг. Однако в лесу по-прежнему было тихо; только ломкие ветки хвороста чуть слышно похрустывали под ногами солдат подполковника Соколова.
И вдруг где-то в центре оцепления вспыхнул тусклый отблеск света, идущего откуда-то снизу, будто из-под земли.
- Шире шаг! - прошептал подполковник, и почти тотчас же раздавшийся дробный звук автоматной очереди невольно заставил людей остановиться.
Пули просвистели над их головами, слепо тыкаясь в стволы деревьев. За первой очередью последовала вторая, уже в другом направлении. И тут послышался вдруг приглушенный стон раненого человека. Было несомненно, что ранен кто-то из автоматчиков Соколова.
- Я потребую, чтобы они сдались! - раздраженно заявил подполковник.
- Попробуйте, - откуда-то из темноты отозвался майор.
- Послушайте, вы! - крикнул Соколов. - Прекратите бесполезное сопротивление. Вы окружены!
В ответ грянуло несколько выстрелов, и Гришин вскрякнул. Астахов, бросившись на звук его голоса, успел подхватить ослабевшее тело майора.
- Я ранен в бедро, - прошептал Гришин.
- Ну, это уж верх наглости, черт бы их побрал! - обозлился подполковник и крикнул: - Вперед!
Из глубины окруженного участка снова кто-то выстрелил. Раздались чей-то приглушенный стон, проклятия и ответный выстрел.
- Не стрелять! - прохрипел майор Гришин. - Прикажите не стрелять, подполковник!
Но стрельба уже прекратилась сама собой. Снова все стало тихо. Два автоматчика взяли на руки раненого майора. Остальные медленно двинулись вперед.
- Сдавайтесь! - снова крикнул подполковник. Люди прислушались, затаив дыхание, и им показалось, что неподалеку хрипит кто-то.
- Зажечь свет! - скомандовал Соколов.
Несколько электрических фонарей осветило серые стволы сосен, желтые конусы света побежали по усыпанной хвоей земле и остановились на темной фигуре человека, лежавшего навзничь. Голова его была в крови.
- Фельдшера! - крикнул подполковник. Фельдшер, который наскоро уже перевязал Гришина, подбежал к лежавшему на земле человеку и пощупал его пульс.
- Скверное дело, - сказал он. - Кажется, его песенка спета.
- Осмотреть все вокруг! - приказал подполковник и стал обыскивать раненого.
В карманах его оказались документы на имя Ивана Сидорова и чистая записная книжка.
Разочарованный результатами обыска, Астахов спустился на дно неглубокой ложбины, где лейтенант и два автоматчика освещали что-то. В свете их фонарей Астахов увидел землянку, из открытых дверей которой валил дым.
Капитан подошел ближе, заглянул внутрь.
- Он тут жег что-то, - сказал лейтенант, указывая на закопченный металлический остов рации и небольшую грудку пепла, лежавшую на земле.
Астахов опустился на колени и осторожно стал перебирать пепел. Плотная бумага хотя и сгорела, но не вся еще рассыпалась. На некоторых листках ее можно было разобрать следы написанного. Капитан хотел аккуратно сложить их в планшетку и взять с собой, но, побоявшись, что они дорогой рассыплются, решил, что лучше переписать с них все сохранившиеся знаки.
Попросив несколько фонарей, он стал изучать ломкие листки пепла. Большая часть их была повреждена. Определить, были ли на них какие-нибудь знаки, не представлялось никакой возможности. Но и на сохранившихся листках, казалось, ничего не было написано. Только на одном из них была едва заметна группа цифр.
Капитан достал блокнот и аккуратно записал в него обнаруженные цифры. Он не сомневался, что это была шифрограмма.
Дальнейшие поиски не дали никаких результатов, и подполковник Соколов приказал собираться в обратный путь. Майора Гришина еще раньше отправили в корпусную санитарную часть.
Когда подполковник с Астаховым садились в машину, фельдшер доложил, что раненый радист умер, не приходя в сознание.
Неужели Наташа?
Генерал Погодин, когда капитан Астахов доложил ему результаты ночной операции, приказал тщательно разобраться в найденной записной книжке и цифрах, обнаруженных на пепле, и доложить результаты вторично.
Астахов передал переписанные им цифры в шифровальный отдел, а записную книжку принялся изучать сам. Страницы ее были совершенно чистыми, только на одной было что-то написано и стерто.
Зная, что почти все шпионы прибегают к симпатическим чернилам и что в большинстве случаев чернила эти становятся видимыми под действием тепла, Астахов решил подвергнуть записную книжку нагреванию. Он знал, что под влиянием тепла симпатические чернила из раствора свинцового сахара обнаруживают черные буквы, из азотнокислой меди - красные буквы, из азотнокислого никеля - зеленые, а из сока луковицы - ярко-коричневые. Может быть, и эта записная книжка исписана такими чернилами?
Нагрев утюг, капитан прогладил им каждую страницу, но это не вызвало никакой реакции. После такой неудачи Астахов уже не решился проделать подобный же опыт над найденными между страницами записной книжки плотными кусочками желтоватой бумаги, непрозрачной на свет. Они казались капитану подозрительными, и он решил передать их вместе с записной книжкой в лабораторию.
На благоприятный исход анализа, так же, впрочем, как и на дешифрирование цифр, обнаруженных на полусожженной бумаге, он почти не надеялся. Вообще положение теперь представлялось ему осложнившимся, и виной всему он считал неудачу ночной операции, в результате которой был убит вражеский радист. А ведь показания его могли бы пролить свет на многое, так как Астахов почти не сомневался, что между таинственным проникновением секретных сведений за пределы штаба инженерных войск и этим подозрительным радистом существовала какая-то связь.
Весь день капитан безуспешно рассуждал об этом и строил разнообразные догадки, однако все они казались шаткими, неубедительными. Для построения стройной гипотезы были необходимы бесспорные фактические данные, а их пока не было.
Приходилось набраться терпения и ждать результатов раскодирования шифра и лабораторного анализа.
Вечером капитан направился наконец к шифровальщикам. По веселому виду подполковника Глебова, руководившего работой шифровальщиков, Астахов догадался, что ему удалось добиться успеха. До войны Глебов был профессором математики в Московском государственном университете и теперь блестяще разгадывал самые хитроумные коды радиограмм противника.
- Шифровку вашу мы раскодировали, - заявил Глебов. - В ней нет полного текста, но из того, что вы дали нам, получилось примерно следующее: "Нет четкости… увеличьте давление…"
Астахов долго размышлял над этими отрывочными словами, но понять, что они означали, не мог.
В лаборатории ожидала его еще большая неожиданность. На одном из кусочков желтой бумаги, переданной им для анализа, оказался снимок топографической карты с нанесенной обстановкой.
Астахов завернул отпечаток карты в бумагу и забрал с собой. Дома с помощью лупы, к немалому своему удивлению, обнаружил он, что это был снимок карты инженерного обеспечения последней (фиктивной) армейской операции.
"Что же это такое? - взволнованно подумал капитан. - Как попал к радисту этот снимок?"
И вдруг мрачное подозрение вспыхнуло в нем. Он вспомнил фотопленку Кедровой с отпечатками оперативных карт. Вспомнил, что Кедрова имела некоторое отношение и к последней карте инженерного обеспечения, над которой работал полковник. Она, правда, по словам Яценко, сделала только надпись на этой карте, но ведь в штабе тогда никого не было, а полковник мог отлучиться на несколько минут. Она вполне могла улучить мгновение, чтобы щелкнуть затвором фотоаппарата.
И все-таки это казалось Астахову невероятным. Он полагал, что достаточно знает Кедрову, и не мог допустить измены с ее стороны. У него был свой взгляд на предательство. Астахов был уверен, что к предательству должны быть особые причины, у Кедровой же он не находил и намека на них. Она была дочерью рабочего, мастера одного из московских военных заводов. Старший брат ее, кадровый офицер, командовал гвардейским артиллерийским полком. Сама Наташа - комсомолка, училась два года в Архитектурном институте, добровольно пошла на фронт.
Астахов часто встречался с Кедровой в штабе инженерных войск и в армейском Доме Красной Армии на киносеансах и концертах, много беседовал с ней, и хотя, может быть, не все ему было понятно в ее вкусах и взглядах на искусство - живопись и архитектуру, в благонадежности ее он никогда не сомневался.
И все-таки он должен был теперь заподозрить ее.
Явившись вечером с докладом к генералу, он высказал ему свои подозрения.
- Сможете вы окольным путем узнать, отлучался ли полковник Белов, когда Кедрова делала надпись на карте? - спросил генерал. - Мне бы не хотелось до поры до времени вести с ним официальный разговор на эту тему,
- Будет выполнено, товарищ генерал! - отвечал Астахов.