- Я не стану организовывать сделку для Александры Максименко до тех пор, пока твёрдо не буду знать, что же на самом деле происходит в её голове. Мне совершенно непонятно чем она руководствуется, решаясь на вывод денег из в высшей степени рентабельной пароходной компании… если только моя догадка вообще верна, и она в самом деле планирует вывести оттуда свои капиталы…
- Послушай, братец, поезжай - ка ты завтра к дяде Мише, - подкинул мысль Шумилов - старший. - Потолкуй - ка с ним.
Дядя Миша, а для всех прочих Михаил Васильевич, был родным дядей братьев Шумиловых по отцу. Уже более двух десятилетий он служил в ростовской полиции. Это был человек широкий, открытый, многословный; не в последнюю очередь благодаря именно этим качествам он имел обширное знакомство в городе. Кому, как не ему - как по долгу службы, так и в силу особенности натуры - было не знать городских новостей?
- Я подумал об этом же, - буркнул Алексей. - Глядишь, и в Питер ездить не понадобилось бы. Пойдёшь со мной?
- Уволь. Я, наверное, завтра в Тулу подамся. Дела мои в Ростове закончились и, судя по всему, вполне успешно.
Следующим вечером, уже проводив к поезду старшего брата и пообещав в будущем году непременно приехать к нему в Тулу, Алексей Иванович Шумилов отправился в гости к своим родственникам, дяде Мише и его семейству. Родня проживала на другом конце Ростова, в Острожном переулке, неподалёку от одного из старейших в городе православных храмов - церкви во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Матушка собрала корзину всяких гостинцев - кувшин домашнего подсолнечного масла, которое она умела очищать углём как никто другой, да пару бутылок молодого домашнего вина; отец же положил связку толстых журналов, выписываемых из Москвы - для племянников.
Дядя проживал в просторной квартире с отдельным входом в уютном двухэтажном домике, спрятавшимся в глубине палисадника. За домом был небольшой садик, куда вела задняя дверь. В садике под навесом, увитым густой виноградной лозой, располагался деревянный настил, заменявший собою террасу и беседку. Это было любимое место семейных ужинов на свежем воздухе. За столом собралось дружное семейство - сам хозяин дома, добродушный пятидесятипятилетний Михаил Васильевич, его жена, хохотушка Любовь Ивановна и младший сын Колька, гимназист 4–го класса. Старшие дети с родителями уже не жили.
После обильного неспешного ужина, когда стали опускаться нежные сумерки и наступило то блаженное состояния расслабленности и отдыха после дневной жары, после долгих рассказов о Петербурге и обсуждения последних политических новостей, Алексей подступился к интересующей его теме.
- Дядя Миша, скажите, а вам говорит что - нибудь фамилия Максименко?
- Конечно, ты ещё спрашиваешь! Известная персона! Александра Егоровна, купчиха, миллионщица. Живёт на Николаевской. Молодая вдова. Лакомый, кстати говоря, кусочек для многих искателей богатых невест. Её, почитай, весь город знает - купцы, заводчики, администрация. А ты отчего спрашиваешь?
- Познакомили меня с нею. Не могу понять, что за человек. Вот, думаю, может вы мне глаза откроете, - задумчиво промолвил Алексей. Он нарочно не стал давать исчерпывающего ответа, оставляя место для фантазии собеседника: пусть дядя Миша сам домыслит, кто и с какой целью это знакомство устроил.
- Хм, что ж тебе сказать? - хмыкнул дядя. - Дом у госпожи Максименко на широкую ногу, такие обеды закатывает!.. Не знаю, как у вас в Петербурге, а у нас такое нечасто встречается. Даже очень богатые дельцы живут прижимисто. А она не такая. Всё у неё схвачено, куплено, везде друзья. Стоит ей пальцем пошевелить, как тут же найдутся исполнители любых капризов. Муж её покойный крепким хозяином был, но всё как - то меньше на виду.
- Да, крепким - то крепким, да только пожили они недолго, - добавила Любовь Ивановна, прислушивавшаяся к тому, что говорил муж. - Вот тоже история вышла.
- А что за история? - поинтересовался Алексей.
- Умер. Заболел тифом и умер. Он по делам мотался, питался, видать, плохо, без должного женского пригляда, - пояснил дядя. - Опять же, с людьми разными общался, по делам, значит. Поехал в Калач, там заразился тифом, а когда она его сюда перевезла - умер. Болел, кстати, довольно долго, чуть ли не месяц. Лечили его…
Дядя примолк.
- И это всё?
- Ну, чего молчишь - то? - подначила дядю супруга. - Рассказывай уж, коли начал, - и, подмигнул Алексею, добавила. - Это он честь мундира так блюдёт.
- Ой, да при чём тут честь мундира? - отмахнулся дядя. - Это всё пустое, даже рассказывать не о чем. Лечил, значит, этого покойного мужа госпожи Максименко некий доктор Португалов. Вроде бы приличный с виду человек. А когда Максименко помер, доктор стал вымогать у вдовы взятку в четыреста рублей. Дескать, не подпишу вам разрешение на захоронение тела и всё тут.
- А он это как - то мотивировал? - осторожно спросил Алексей.
- А чем взятки мотивируются? - парировал дядя. - Денег хочу - вот и весь мотив… Португалов заявил, что, дескать, нужно установить причину смерти - намек на то, что, может, и не своей смертью муженёк помер. Но если по уму - что там можно было придумать, когда человек целый месяц болел!? И болел - то чем - тифом! Просто доктору денег хотелось, вот он и воспользовался возможностью проявить свою власть. И, заметь, всё это происходило, когда вдова в горе пребывала. Тут надо похоронить человека по - христиански, а доктор, пройдоха, документ не подписывает!
- Интересная история, - кивнул чрезвычайно заинтересованный Алексей. - И что же было дальше?
- Вышел скандал. Вдова молчать не стала. И, кстати, правильно поступила. Она заявила на доктора в полицию, обвинила его в вымогательстве взятки. Но сказала, что платить ни за что не станет, и сама потребовала назначить экспертизу по установлению причины смерти мужа, чтобы отбить инсинуации доктора.
- Ну, а что же доктор - то в своё оправдание сказал?
- Ну, вроде как обвинил вдову в том, что она, дескать, отравила мужа. Но доктору никто не поверил, конечно. Сейчас он такая пария, все приличные люди ему от дома отказали и от услуг его врачебных тоже. Согласись, история с этими деньгами паскудная вышла. Интересно, у вас, в Петербурге тоже такие вымогатели встречаются?
- Не знаю, ни одного не видел. А этот доктор…
- Португалов, - подсказал дядя Миша.
- Да, Португалов, он что, был посторонним человеком для их семьи? Ведь обычно к больному приглашают семейного врача, который лечит и отцов, и детей, и внуков и которому доверяют все.
- Насчёт этого не знаю, но то, что он не лечил старшее поколение в их семействе - это точно, поскольку чета Максименко приехала сюда всего несколько лет назад, уже после женитьбы. А до этого они вроде как в Астрахани жили, именно оттуда Александра Егоровна родом.
- Ну, а вы, Любовь Ивановна, что скажете? - Алексей всем телом поворотился к женщине, поскольку интуитивно чувствовал, что её переполняет желание принять участие в разговоре. - Что - то про честь полицейского мундира, верно?
- Я так скажу, Лёшенька, про то, как Португалов требовал с Максименко деньги, я ничего не знаю, поскольку при том не присутствовала. А знаю лишь то, что про Ивана Португалова многие люди говорят только хорошее. Знаю, что людям в помощи он никогда не отказывал и у бедных людей последнюю копейку из кармана не тянул. Может, он и попросил у Сашки Максименко деньги за службу - так могла бы и дать, нечего скопидомничать! Ей эти четыреста рублей, что четыре фантика, она куда более на свои утехи бросает. И муж ей был не пара - слишком разные люди. Уж не знаю, отравила она его или нет, да только она его в могилу свела и нечего тут на доктора тянуть. А Ивану Португалову рот заткнули…
- Ой, да ладно, Любаня, - отмахнулся дядя Миша. - Сейчас начнёшь тут маккиавелизм разводить!
- Заткнули, заткнули! Ты своих всегда защищаешь, да только у всякого Егорки свои отговорки! Знаю я, какие держиморды в полиции работают, слава Богу, замужем за полицейским, так что, почитай, сама на службе состою. Так что ручаюсь, Лёшенька, дело там грязное и тёмное, а хорошего человека просто крайним назначили, как почитай, всегда у нас делается.
- А как мне этого доктора разыскать? - полюбопытствовал Алексей.
- А на что тебе? - хитро посмотрел на племянника Михаил Васильевич. Но супруга тут же его осадила, даже не дав Алексею времени ответить:
- Ты, Миша, как иудей разговариваешь: вопросом на вопрос отвечаешь! А живёт Иван Португалов на Митрофаньевской, там за церковью двухэтажный домик с голубой крышей и голубыми наличниками. Подойдёшь, спросишь, там тебе его всяк укажет.
- Хочу проконсультироваться по поводу астмы для одного моего петербургского приятеля, - объяснил Алексей своё любопытство. - Думаю, раз пациентов у доктора сейчас мало, он не станет заламывать дорого. Как думаете?
На самом деле Алексей Шумилов вовсе не был уверен в том, что ему следует ехать к Португалову. Он вообще не знал, следует ли ему продолжать погружаться в семейные дела малознакомой женщины или имеет смысл корректно прервать знакомство с нею, сославшись на какой - либо достоверный, но надуманный предлог. Мысли шли враздрай, противореча друг другу, не позволяя остановиться на каком - то решении. Для Шумилова было лишь очевидно, что элементарные нормы приличия требовали от него визита мадам Максименко. Не лежала его душа к этой поездке хотя бы в силу того, что вся обстановка праздности вокруг этой дамы, да и люди из её "свиты" были Алексею Ивановичу неинтересны и малосимпатичны. Делать же над собой усилие, чтобы попадать в "тон" всей этой компании было и скучно, и лень. Кроме того, Алексей тяготился предстоящим разговором с Александрой Егоровной, вернее его деловой частью.
Однако, ехать всё же было необходимо. На следующий день после посещения дяди Миши Алексей поутру отправился на Николаевскую улицу. Выбрал он утреннее время нарочно, полагая, что в такой час у Александры Егоровны не должно быть гостей. Прихватив роскошную коробку шоколадных конфет, купленных в магазине Елисеева на Невском проспекте специально в презент купеческой вдове, Шумилов вышел на улицу, но глянув в небо, решил вернуться за зонтом. Весь небосвод был затянут плотной облачностью, а воздух оказался на удивление парким. Полное безветрие свидетельствовало о приближении грозы, которую уже почувствовала живность. Птицы примолкли, собаки и кошки попрятались, природа словно замерла в ожидании.
До дома Максименко он успел добраться практически в ту самую минуту, когда грянул первый гром. Последние полста метров Шумилов проделал под настоящим водопадом и, войдя в дом, вручил горничной мокрый зонт со словами: "Пожалуйста, поставьте к огню просушиться". Алексей вздохнул с облегчением и даже мысленно похвалил себя за предусмотрительность, застав Александру Егоровну на пороге террасы в полном одиночестве. Она рассматривала льющиеся с неба потоки воды и выглядела очень задумчивой.
- О, Алексей Иванович, - обрадовано обернулась она к Шумилову и её алые губы расплылись в улыбке. - Как давно вы у меня не были! Я уж, было, вас совсем потеряла.
Она говорила нараспев, слегка запрокидывая назад голову, и смотрела на Алексея снизу вверх. Когда она подала Шумилову для поцелуя белую сдобную руку, накинутая на плечи ажурная шаль скользнула вниз, открыв взору гостя полупрозрачный пеньюар тонкого розового шелка. На шее с правой стороны цепочкой протянулись три темные родинки.
- Пойдёмте в кабинет, - предложила Максименко, возвращая шаль на место, не очень, впрочем, поспешно. Шумилов вполне успел рассмотреть телесное богатство купеческий вдовушки; на то, видимо, и делался расчёт.
В кабинете она села в старое кресло у стола и игриво скомандовала:
- Берите стул, садитесь подле. Рассказывайте, как поживаете. Сейчас будем кушать фрукты.
Она позвонила в колокольчик, явившейся горничной приказала принести сока и фруктов. Откинувшись в кресле и закинув нога за ногу, Александра Егоровна испытывающе рассматривала Шумилова. Домашняя туфля с загнутым на турецкий манер острым носом покачивалась на босой ноге. Длинные русые волосы были небрежно заплетены в рыхлую косу. Откуда - то появился здоровый белый котище - перс, он нагло взгромоздился на колени хозяйке и, блаженно жмурясь от ласкового поглаживания за ухом, заурчал точно трансформатор. По причине раннего, по понятиям её круга, утра, Александра Егоровна была одета и причёсана по - домашнему, без церемоний, с долей небрежности, впрочем, нисколько не портившей её. Молодость и свежесть всегда привлекательны, даже в такие "непарадные", непредназначенные для постороннего глаза минуты.
- Я должен извиниться за долгое отсутствие, - проговорил Шумилов. - Дела потребовали моего срочного отъезда в Петербург. Кстати, там я занимался в том числе и вашим делом.
- В самом деле? Как это интересно… У нас здесь такая тоска, - отозвалась Максименко. - Как там Петербург, вы наблюдали что - либо интересное?
Шумилов озадаченно задумался. Он не знал как ответить на последний вопрос, а кроме того, его смутило то обстоятельство, что Александра Егоровна не проявила ни малейшего любопытства относительно результатов его поездки.
- В Петербурге сыро, на редкость холодно и скучно. Даром что середина июля. Студенты - на каникулах, чиновники - на дачах, Гвардия - на маневрах. Решительно не знаю, что можно рассказать, дабы вас развлечь.
Неслышно вошедшая с подносом горничная принесла графин сока, судя по цвету апельсинового, и большое блюдо с фруктами: ананасом, апельсинами, яблоками, веткой чёрного винограда.
- Попробуйте нашего свежежатого сока. Мы его сами давим из померанцев и добавляем лимон. Очень вкусно! - предложила Максименко. - Заодно и мне налейте.
Она внимательно смотрела Шумилова, и во взгляде её читалось лукавство, кокетство и Бог знает, что ещё. Была в этом взгляде откровенность молодой самки, интригующая и возбуждающая одновременно. Алексей слегка опешил и, понимая, что слова собеседницы в данном случае живут какой - то своей, абстрактной жизнью, ничего не имеющей общего с тем, что на самом деле она думает и хочет сказать, включился в эту игру. Словно бы не замечая провоцирующей похотливости взгляда, обнажившихся до самых плеч рук Александры Егоровны, Шумилов принялся деловито рассказывать о Петербурге, о своём кратком путешествии, о результатах посещения "Общества поземельного кредита".
- Я составил выборку из вариантов, которые могли бы представить интерес для вас. - Алексей Иванович извлёк из внутреннего кармана записную книжку. - Давайте, я вам продиктую, а потом мы с вами их обсудим.
- А может, вы мне сами всё напишите? - спросила Максименко.
В планы Шумилова никак не входило оставлять в доме этой женщины образец своего почерка. Не потому вовсе, что он опасался какой - то провокации или подлога, а просто в силу той рефлекторной осторожности, что с некоторых пор сделалась его второю натурой.
- Уж извините меня, Александра Егоровна, - как можно мягче ответил Шумилов. - Но сие никак не возможно. Во время переговоров каждая из сторон свои деловые записи ведёт сама.
- В самом деле? Ну, давайте я запишу, - согласилась Максименко; опустив кота на пол, она извлекла из письменного стола лист бумаги и приготовилась писать. - Вы начинайте с самого крупного поместья.
Под диктовку Шумилова она принялась покрывать лист крупными нечитаемыми каракулями, высовывая при этом язык и старательно сопя. Эпистолярные потуги купчихи - миллионщицы повергли Шумилова в состояние, близкое к шоку; он не мог поверить своим глазам. "Господи, да тут не то что женской гимназии, тут и двух классов образования нет," - потрясённо подумал Алексей Иванович. - "И она ещё что - то там лепетала о германских университетах и чтении Сенеки по - латыни." В течение четверти часа Александра Егоровна усеяла лист буквами - уродцами и многочисленными кляксами; видимо, устав писать, она спрятала язык, закрыла рот и махнула рукой:
- Ну, пожалуй, шести этих вариантов хватит. Дальше, я вижу, уже мелочь идёт.
Развлекаясь, она принялась пририсовывать кляксам ножки, усики и крылья, отчего лист оказался вскоре усеян отвратительного вида тараканами, клещами и божьими коровками. Занятие это необыкновенно позабавило купчиху, и она с искренним удовольствием предалась забаве. Шумилов старался не выказать своего чрезвычайного удивления увиденным, но в глубине души был сражён зрелищем взрослой женщины, развлекающейся точно шестилетний ребёнок. В конце - концов, Александра Егоровна, видимо, всё же поняла неуместность своего развлечения; с видимой неохотой она отложила изрисованный насекомыми листок и позвала кота:
- Ну - ка, Пират, иди ко мне, иди к мамочке, шельмец.
Шумилов принялся было рассказывать Александре Егоровне о достоинствах и недостатках тех шести самых крупных поместий, что она выписала на лист, но быстро понял, что женщина его почти не слушает. Максименко рассеянно и невпопад кивала: "Ага… угу… да - да", но было видно, что мысли её где - то далеко. Это невнимание также поразило Алексея Ивановича, он - то считал, что сделки на четыреста - пятьсот тысяч рублей должны представлять интерес для покупателя.
Шумилов наколол широкой фруктовой вилкой ломтик ананаса и принялся его жевать; Александра Егоровна немедля оживилась и подалась всем телом к столу:
- А мне дайте винограда. Сама же не могу - видите, руки заняты, - со смехом произнесла она весьма игривым тоном, указывая на кошку.
Предполагалось, очевидно, что Шумилов должен накормить её виноградом с руки. Он несколько смутился такой смелой просьбе, но виду не подал. "Барышня явно берёт быка за рога", - подумалось Алексею. - "Но уж как - то совсем брутально она меня соблазняет, фантазии ни на грош." Однако отказаться было совсем неловко. Шумилов взял ветвь винограда за хвостик, намереваясь поднести её ко рту Максименко, как неожиданно из - за полуоткрытой двери кабинета донёсся молодой звонкий голос с мягким немецким акцентом:
- Ксаня, этого Петра взашей надо гнать! Представляешь, он опять…
А через долю секунды на пороге показался и сам обладатель чудного голоса и немецкого акцента - Аристарх Резнельд. Был он в красной атласной рубахе - косоворотке с распахнутым воротом, без головного убора, в коротких сафьяновых сапожках с мягкими голенищами, одним словом, вырядился казачком, каковым никогда не был. Увидев обернувшуюся к нему Максименко и Шумилова с веткой винограда в протянутой руке, он как бы осёкся, резко остановился, словно наткнулся на невидимую стену, одним словом изобразил ту гамму чувств, которую должен был бы пережить на его месте любой человек, невольно вторгшийся в чужой разговор. На лице немца промелькнуло конфузливое выражение, но он быстро взял себя в руки, улыбнулся и, уже не торопясь, вошёл в кабинет, протягивая Шумилову руку.
- Здравствуйте, Алексей Иванович. Давненько изволили не бывать. Извините, если помешал…
Резнельд был фальшив каждым своим жестом и словом. Шумилов был готов заключить какое угодно пари на то, что немецкий юноша подслушивал его разговор с Александрой Максименко от первого слова до последнего; наверняка, стоял где - нибудь за портьерой в соседнем зале, либо через зал, смотрел в щель между дверью и косяком, и боялся чихнуть. А тут вмешался, возмутившись, видимо, провокационной игрой дражайшей "Ксани". "Что ж, голубки, посмотрим на ваш домашний театр", - не без ехидцы подумал Шумилов, но вслух, разумеется, ничего такого не сказал, а поднявшись навстречу Аристарху, широко улыбнулся: