Он крикнул, чтобы принесли огня, и кто-то принес факел, укрепленный на ближайшем столбе. Люди столпились вокруг и уставились на воду. Стражник поднес факел ближе. Перед ними лицом вниз покачивалось тело Хетефры, облаченное в льняную ткань. Труп запутался в самой гуще тростников. На нем все еще была проволочная пектораль, но кожа стала мертвенной, сморщенной, бледной. В колеблющемся пламени факелов вторая нанесенная топором рана на затылке была едва видна. Кровь и мозг текли из раны, и маленькая стайка рыбешек пировала, снуя туда-сюда. Одна из рук была вытянута вперед, казалось, мертвая женщина обвиняющим жестом указует на сам город.
Над причалом зазвучал хор криков и вздохов.
Так начался Год гиен, хотя тогда еще никто этого не знал.
Глава 2
Приверженец Сета
В нескольких шагах от того места, где плавало тело Хетефры, из прибрежной таверны, спотыкаясь, вышел человек. Он не замечал криков, несущихся от ближнего причала. Худой, длиннорукий и длинноногий, этот человек грубо распихивал тех, кто пытался пробиться к берегу реки, чтобы посмотреть, почему там вопят люди. Жесткий взгляд черных глаз незнакомца и решительная складка рта служили достаточным предупреждением всем, кто попадался ему на пути, заставляя быстро отходить в сторону. Казалось, грубияну не терпелось, чтобы кто-нибудь заступил ему дорогу.
- Приверженец Сета, - шептали люди друг другу, когда он проходил мимо.
Они хотели сказать: судя по всему, этому человеку нравились хаос и безрассудство бога, чьим царством стала лютая чужая пустыня.
Жаркоглазые женщины в толпе бросали на него взгляды из-под опущенных ресниц. Он не желал их замечать, несмотря на завлекательность посланий, которые крылись за этими взглядами. Когда незнакомец, пошатываясь, проходил мимо, женщины оборачивались, смотря ему вслед.
Человек этот был некрасив, но и не уродлив. Его узкое лицо привлекало внимание другим - женщин покоряла сила его черных глаз.
Глаза его походили на мерцающие агаты, в которых двигались и крутились огоньки. Там разум соперничал со страстью. Смуглость кожи, высота скул и натянутая складка пухлых губ напряженно спорили друг с другом. Чувства этого человека были столь же очевидны, как кровавый рубец на его лице.
Вскоре черноглазый достиг предместья Фив. Тут на улицах не горели костры, попадались лишь редкие факелы. Но он бесстрашно погрузился во тьму, не опасаясь грабителей, которые могли притаиться в тени.
Он шагал мимо длинных побеленных стен, окружавших имения знатных жителей и мелких владетелей. Только когда несколько стражников, охраняющих одно из таких имений, появилась из аллеи, шумя и горланя, он, наконец, остановился и отступил в нишу, где стояла статуя. Когда охранники прошли мимо, черноглазый снова выступил из своего убежища, чувствуя в руке спокойную тяжесть поблескивающего кинжала.
Добравшись до улицы Богини Селкет, незнакомец замедлил шаги.
Выглянув из-за угла (лицо его являло собой хороший образец чуткости и настороженности), он помедлил, глядя на бронзовые ворота на дальней стороне площади. Новые факелы по обеим сторонам ворот роняли светящиеся капли на глазированные плиты. Ворота никто не охранял - слуга, видимо, оставил свой пост, чтобы ускользнуть на праздник.
Движения человека вдруг стали столь же хищными и ловкими, как у подкрадывающегося к добыче леопарда. Украдкой посмотрев направо и налево, чтобы проверить, не прячется ли где-нибудь стражник, он взялся за кольцо ворот и потянул.
Ворота не подались.
Незнакомец покачал головой, слегка озадаченный, словно такой поворот событий не приходил ему в голову. Потянул сильней. Ворота громко заскрипели, но не дрогнули. Они оказались запертыми.
Из темноты донесся отдаленный топот, и черноглазый понял, что отчаянно лупит в бронзу ворот. Он снова и снова колотил в ворота и, вдобавок, вопил. Казалось, его едва ли не удивляет звук собственного голоса.
- Найя! - орал он в ночи. - Найя!
Его полные горя крики сливались с иступленным стуком колотящих в дверь кулаков.
- Выйди ко мне!
Ответа так и не последовало, и человек отступил на середину улицы. Встав на плотно пригнанные друг к другу камни мостовой, человек взвыл еще безутешнее:
- Найяаааа!
Он не знал, сколько времени колотил в ворота и выкрикивал это имя. В конце концов, пришедший услышал, как в доме отворились деревянные ставни. На балконе вдали зажглось несколько факелов, до черноглазого донеслись шарканье ног и приглушенные крики. Факелы теперь сияли и во внешних дворах других домов, выходивших на маленькую площадь.
Человек услышал внутри дома приближающиеся голоса и радостно улыбнулся. Найя идет к нему! Он снова ее обнимет, снова почувствует губами ее губы, прижмет ее к себе…
Из ворот повалили слуги с дубинками и бичами под предводительством своего командира. Они немедленно набросились на чужака. Он полоснул кривым ножом, и слуги рассыпались веером, захватывая в круг. Один из самых младших бросился на чужака с дубинкой, и нож ударил слугу по руке, порезав до самой кости.
При виде крови своего товарища остальные так разъярились, что накинулись на черноглазого всерьез.
Он отбивался, то ломая нос, то пробивая череп рукоятью ножа, но душой будто бы и не участвовал в драке, вспоминая прошедшие дни. Посреди исступления человек возвращал мельчайшие детали былых событий. Он видел жесткие карие глаза тех, кто его окружал - они походили на глаза пустынных шакалов. Он замечал их мелькающие кулаки, а когда получал удар, ощущал почти восхитительный вкус крови во рту.
Дубинка угодила ему в голову сбоку, он налетел на стену, потом упал на колени и выронил нож. Видя, что побеждают, слуги принялись пинать пришедшего ногами, обутыми в грубые пеньковые сандалии.
Он больше не чувствовал ударов. Свернувшись клубком в ожидании смерти, слегка улыбаясь, человек почувствовал, как на него снисходит спокойствие. Но внезапно вдалеке раздался голос - кто-то кричал, чтобы его перестали бить.
Потом его подняли на ноги. Тот, кто кричал, торопливо натягивал льняную накидку. Он был таким же молодым, как и черноглазый, но на его красивом лице лежала не поддающаяся объяснению печать благородства - или богатства.
- Я уже говорил тебе, Семеркет, - произнес хозяин монотонным невыразительным голосом, - если ты снова побеспокоишь мою жену, я выпорю тебя.
Тот, кого назвали по имени, боролся, пытаясь вырваться из рук людей, которые его держали.
- Мою жену, Накхт! Мою!
- Держите его! - скомандовал Накхт. - Сорвите с него одежду.
Глава стражников сорвал одежду с плеч Семеркета. Выхватив бич у другого стражника, Накхт заговорил в лицо противнику:
- Я изобью тебя хуже, чем луплю свою лошадь, даже хуже, чем своих слуг. Я докажу тебе, что если ты снова осмелишься приблизиться к моей жене, в следующий раз я без колебаний вспорю тебе горло, деревенщина.
- Ты такой храбрый, Накхт, когда меня держат твои люди.
- Поверните его.
Просвистел бич.
Несмотря на винные пары, Семеркет почувствовал, как бич содрал полоску кожи с его спины. Он застонал, невзирая на решимость не доставить удовольствия врагу.
Еще один удар - и он почувствовал, как по спине заструилась кровь. И еще один удар. После шестого Семеркет потерял им счет и упал на колени. В ушах его звенело от боли. Он смутно услышал женский крик - женщина вопила, чтобы Накхт прекратил. Разом вернувшись к жизни, он увидел перед собой вихрь льняных накидок, почуял знакомый запах цитрусового масла - еще до того, как увидел ее лицо.
- Хватит! - крикнула она. - Ты убьешь его, Накхт! Пожалуйста, господин… Пожалуйста! Не бей его больше!
- Он слишком долго превращал наш дом в место для причитаний. Ступай внутрь.
- Господин, дай мне с ним поговорить. Я сумею его образумить.
Женщина увидела, что Накхт колеблется, и поспешила воспользоваться этим:
- Обещаю, если после этого он снова придет, я не стану вмешиваться. Пожалуйста, оставь меня с ним наедине.
Накхт сердитым жестом велел своим людям отступить, но громко велел главному, который утирал кровь, текущую из пореза на лбу, чтобы тот остался и наблюдал за госпожой из ворот.
- Не спускай с нее глаз!
Слуги вернулись в дом. Командир отослал их в комнаты, чтобы они обработали свои раны, сам же занял пост у ворот, как ему было приказано, спрятавшись в тени и приготовившись перейти к действиям, если понадобится госпоже.
Женщина села, скрестив ноги и прислонившись спиной к стене. Она перевернула несчастного, и тот застонал, когда она положила его голову себе на колени. Размотав головную повязку, Найя начала вытирать кровь с его лица. Глаза его открылись, Семеркет улыбнулся.
- Твои благовония… Они сладко пахнут.
Ее голос прозвучал устало:
- Я пользуюсь ими не ради тебя.
- Пусть твои слуги принесут факел, чтобы я снова мог увидеть тебя при свете.
Она вздохнула.
- Ох, Кетти, почему ты так меня срамишь?
Он ответил просто, удивленный вопросом:
- Я хочу, чтобы ты вернулась.
Женщина сжала губы.
- Ты должен прекратить выкрикивать мое имя на улицах каждую ночь. Посмотри, что с тобой из-за этого сталось! На сей раз я смогла помешать мужу тебя убить.
- Я - твой муж! Я!
Его крик был таким яростным, что командир стражников резко высунулся из ворот, сжав в руке копье. Найя уловила в темноте это движение и покачала головой. Ворота слегка притворились.
- Нет, Кетти. Ты не муж мне. Больше нет.
- Я всегда твой муж.
- Мы произнесли формулу развода. Ты вернул мое приданое.
- Я не сознавал, что делаю! Я был пьян!
- А когда ты в последнее время не был пьян?
Он умоляюще посмотрел на нее.
- Этой же ночью я брошу вино, если ты хочешь. Отныне - только вода. Даже ни капли пива. Клянусь в том богами!
Ее глаза наполнились слезами. Женщина нежно покачала его голову, лежащую у нее на коленях.
- Что мне с тобой делать? Ты знаешь, почему я тебя оставила. Наш брак был проклят.
- Он стал благословением моей жизни.
Найя отвела взгляд и прерывисто вздохнула.
- Я думала, что он - благословение и моей жизни. Я считала так некоторое время.
Семеркет ухватился за эту мысль.
- И он сможет стать благословением снова!
- Нет. Так хотели боги.
- Боги, - мрачно пробормотал он, выплюнув это слово, как яд.
Избитый пошарил рядом - и стиснул рукоятку ножа, оброненного на мостовую. Он поднес лезвие к ее горлу. Изогнутый клинок прижался к нежному изгибу шеи.
- Если ты ко мне не вернешься, он тоже тебя не получит. Я убью тебя здесь и сейчас!
Раздался резкий скрежещущий звук, когда командир охранников рванулся на улицу, подняв копье.
Женщина не повернула головы, но ее голос был ровным.
- Нет! - твердо приказала она охраннику. - Уходи! Он этого не сделает.
Тот помедлил, все еще высоко держа копье.
Семеркет засмеялся.
- Откуда тебе знать, что я не сделаю этого? Наша кровь смешается на улице, а поэты станут воспевать это веками.
Женщина на мгновение замолчала, слезы потекли у нее из глаз.
- Потому что… Потому что, любовь моя, ты убьешь не только меня одну.
Прошло некоторое время, прежде чем до него дошел смысл этих слов. Потом он вздрогнул так, будто Найя ударила его чем-то тяжелым.
Она кивнула:
- Во мне ребенок Накхта.
Очень осторожно она отвела от своего горла кинжал, протянув оружие охраннику.
- Убери это, быстро, - негромко велела женщина - Туда, где он не найдет.
Потом, посмотрев на человека, женой которого когда-то была, взяла его руку, только что сжимавшую кинжал, и положила себе на живот.
Легкое движение под льняными складками обожгло его руку сильней, чем самый жаркий огонь, порезало глубже любого клинка. Черные глаза несчастного стали бездонными.
Семеркет медленно сел, даже не заметив боли в избитом теле.
Найя не смогла вынести его взгляда, и отвернулась, глядя на свои руки, бесцельно мявшие окровавленную ткань головной повязки бывшего мужа.
- Ты понял, наконец, почему я не могу вернуться, Кетти? Надежда, что я смогу вновь стать твоей женой, умерла навек. Боги решили все раз и навсегда.
Семеркет отодвинулся от нее и встал. Кровь текла из его ран, дыхание стало почти неслышным. Он ничего не сказал, молча отвернулся, приложив руку ко лбу, а потом потряс головой, чтобы прийти в себя. Губы его сложились в беззвучном слове, но оно так и не прозвучало. Кинув на женщину последний отчаянный взгляд, он, спотыкаясь, двинулся в ближайший переулок, а потом побежал.
- Кетти! - громко окликнула Найя.
Потом она встала и закричала вслед удаляющемуся силуэту:
- Кетти!
Тот остановился, но только для того, чтобы выблевать у стены. Затем, не оглядываясь, он снова пустился бегом и исчез в темноте.
- Госпожа… - Неподалеку топтался командир охранников. - Хотите, чтобы я его догнал?
Она покачала головой:
- Нет. Скажи остальным, что он не вернется. Они могут успокоиться.
Женщина крепко сжала губы, сдерживая готовый сорваться стон, заставила себя дышать ровно и последовала за командиром охранников в дом. Тот очень тщательно запер ворота.
* * *
- Он снова ходил к ее дому, - возмущенно разнесся над маленьким двором сипловатый женский голос.
Сидя в изразцовой ванне в четвертой комнате от входа, Ненри провел бритвой по своей голове. Утреннее солнце болезненно било его по глазам, напоминая, что он слишком много выпил на недавнем празднике Осириса. Лучи отражались в зеркале, которое держал его хнычущий слуга.
Меритра, жена Ненри, продолжала рассказывать со двора свою историю:
- …Колотил в дверь, выкрикивал ее имя снова и снова. Конечно, он был пьян.
Поскольку муж не ответил, голос женщины зазвучал еще пронзительней:
- Ты слушаешь меня?!
- Да как я могу слышать что-нибудь другое? - пробормотал Ненри.
- Что?
Муж бодро отозвался:
- Я слушаю, любовь моя.
Жена вошла в ванную комнату, ее браслеты весело позвякивали, как колокольчики на ослике. Однако выражение лица женщины оказалось весьма невеселым. Ненри заметил, как съежился при ее появлении слуга. Меритра восприняла это, как должное, продолжая разглагольствовать:
- …Такое поведение - позор. И если не проявишь осторожности, это будет стоить тебе должности!
Некоторое время она смотрела, как муж неловко выскабливает голову бритвой.
- А ну-ка, дай мне, - сказала Меритра нетерпеливо и властно.
- Я сам справлюсь.
По правде говоря, Ненри не хотел, чтобы его жена приближалась к бритве.
- Ты только изрежешься и снова зальешь кровью всю одежду, а я не собираюсь стирать и укладывать в складки твою накидку дважды в неделю. Я сказала - дай сюда! - она говорила твердо, с опасным огоньком в глазах.
Ненри слабой рукой протянул ей бритву и торопливо опустил руки в воду, чтобы прикрыть причинное место. Она сделала пять искусных взмахов бритвой, и на месте щетины проступили красные следы, но крови и вправду не показалось.
- Спасибо, любовь моя, - сказал муж, отодвигаясь как можно дальше в выложенном изразцами углублении и потирая одной рукой жгучие рубцы, в то время как другая все еще надежно прикрывала пах.
- Ну?
Меритра скрестила руки па груди. С огромным усилием Ненри придал лицу беспечное и независимое выражение.
- Что - ну?
Она искоса бросила взгляд на ежащегося слугу и выхватила у него полотенце.
- Оставь нас, - велела женщина. - Принеси воды из городского колодца. Два кувшина.
Слуга тупо кивнул и, хромая, ретировался из ванной комнаты.
- И не задерживайся! - крикнула она ему вслед.
Меритра быстро вытерла мужа куском рваной ткани, как утерла бы ребенка или собаку.
- В последний раз я позволила тебе выбирать слугу. О чем ты вообще думал, когда выбрал этого? Лучше было бы купить в храме дрессированного бабуина. По крайней мере, тогда у нас в кладовой хоть что-то оставалось бы.
- Я не понимаю, почему он тебя тревожит, любовь моя? Ты всегда так умно обращаешься со слугами.
То была ложь. Двое слуг уже от них сбежали, а третий повесился.
- Он нерасторопный, ленивый и ненасытный. Больше того - подлый. Прошлой ночью он оставил свой пост и ушел на праздник. Когда этот дурак, в конце концов, вернулся, то был так пьян, что помочился в мой пруд с лотосами. Этим утром все мои маленькие рыбки всплыли кверху брюшками. Мне пришлось плеснуть кипятком ему на ноги только для того, чтобы разбудить его и отходить палкой.
- Так вот почему он хромает…
Ненри прошел мимо жены в спальню, быстро оделся и почувствовал себя уже не таким беззащитным, когда между ним и женой оказался слой льняной ткани.
Меритра неумолимо последовала за ним в комнату, все еще сжимая бритву.
- Итак, что ты собираешься с ним делать?
- Записать в школу слуг, полагаю. А что еще я могу сделать?
- Не со слугой! С твоим братом.
- Я думал, мы говорили о…
- Я говорила не о слуге. Не хлопай ушами. С тех пор, как твой брат развелся, он ведет себя, как безумец. Он и раньше не был таким уж подарком - но таковы уж все в твоей семье!
Ненри вздохнул, зная, что Меритра взялась за еще одну любимую тему.
Он женился на ней, поскольку она была внучатой племянницей господина Ироя, старшего жреца богини Сехмет. Амбиции застлали Ненри глаза, и он дал Ирою себя усыновить, а потом стал мужем его отвратительной подопечной. Хотя домашняя жизнь не показалась медом, успех не заставил себя долго ждать: лишь недавно он продвинулся до старшего писца градоправителя Восточных Фив.
Но заплаченная цена оказалась ужасной. Их первого и единственного ребенка, сына, забрал господин Ирой, чтобы воспитывать в своем доме и сделать своим главным наследником. Меритра, разрываясь между верностью могущественному дяде и ненавистью за то, что он украл ее ребенка, стала ожесточенной и озлобленной, а муж, само собой, превратился в мишень для ее нападок.
Ненри торопливо затянул пояс и сунул ноги в сандалии. Когда жена повернулась к нему спиной, он тихо, на цыпочках, вышел из спальни.
Сбежать в дом градоправителя - единственный способ спастись от языка Меритры в такие дни, как этот. В последнее время Ненри уходил из дома все раньше и раньше.
Во дворе он вперился невидящим взглядом в землю. Хотелось плакать, такой несчастной сделалась его жизнь.
- Увы мне, - вздохнул писец.
Теперь к его бедам прибавились еще и проблемы с братом. Семеркет всегда был тяжким испытанием, его безжалостные черные глаза вечно превращали во что-то мелкое желание Ненри получить твердое положение и преуспеть в жизни.
Если старший из двух братьев, Ненри, следовал всем традициям и правилам, то младншй, Семеркет, был диким в своих поступках и невоздержанным в привычках. Еще в ранней молодости люди начали звать его "приверженцем Сета". Он никогда не был щедр на речи, а те немногое слова, что говорил брат, были, по большей части, неприятными, хотя всегда правдивыми.
Правда всегда была главным оружием, которое Семеркет пускал в ход против других.