* * *
На следующий день Ненри договорился о том, что представит брата министру. Но незадолго до рассвета из пустыни на Фивы налетела песчаная буря. Песок забивался в морщины стариков, сушил щеки плачущих детей, крутился маленькими смерчами и врывался в хижины бедняков, в храмы и во дворцы, бежал ручейками из незаделаиных трещин кирпичных стен.
Закутавшись в отличные туники из легкой ткани, специально предназначенные для таких дней, Семеркет и Ненри, взявшись за руки, пробрались по опустевшим улицам к храму Маат. Они не разговаривали, чтобы в рот не забился песок. Хотя утро было в разгаре, в южной столице стало темно, почти как ночью.
Когда они добрались до храма, пришедших немедленно впустили к министру.
- Я навел о тебе справки, - сказал Семеркету старый Тох, пристально глядя на него со своего маленького трона на возвышении. - Тебя тут помнят.
Семеркет склонил голову.
- Но не с любовью.
Бывший чиновник, скрестивший на груди руки, просто продолжал глядеть на министра, сидя на низком стуле без спинки у подножия возвышения с троном.
Вместо брата заговорил Ненри:
- Великий господин, - сказал он (лицо писца вновь кривилось тиком), - заверяю, что мой браг был прямым человеком, несклонным к лести и сладким речам.
- Прямым? - перебил министр. - Мне сказали, что он груб. Не подчинялся начальству. Обладал плохими манерами и плохим нравом. Некоторые даже назвали его вульгарным.
Ненри попытался переменить тактику.
- Мой брат все-таки имеет одно достоинство, великий господин - он говорит правду.
Тох со вздохом откинулся на спинку трона:
- Об этом я тоже слышал.
Он застонал (когда разразилась буря, начали болеть суставы) и раздраженно посмотрел из-под парика на Семеркета.
- Слышал, что твой брат использует правду, как дровосек использует свой топор.
Тох крикнул, чтобы принесли пива, подслащенного медом. Его писец, сидя рядом с ним на полу, отложил свои кисти и налил пива из кувшина рядом с собой.
- Итак, - сказал министр, - продемонстрируй мне пример этой своей правдивости. Скажи что-нибудь, чего никто не осмеливается сказать мне в лицо.
Ненри немедленно встревожился.
- Великий господин!.. - брызгая слюной, начал он.
Писца испугали последствия такого требования. В тусклом свете храма Тох поднял руку, веля ему замолчать.
- Говори, - продолжал министр, устремляя на Семеркета пронзительный взгляд. - Удиви меня.
Бывший чиновник, казалось, прикидывал, какие бы подобрать слова.
- Кости великого господина - его сегодняшнее несчастье.
- Айя, - согласился Тох с подозрительным вздохом. - Мои кости и в самом деле причиняют мне сильную боль. Я стар… Стар.
Голос Семеркета был ясен и четок.
- Тогда почему бы вам не подать в отставку и не передать управление молодому, более сильному человеку?
Выражение, появившееся в этот миг на лице министра, заставило Ненри дрожа, броситься с кресла на пол.
- Что? - прорычал Тох низким, опасным голосом.
- Вы совершили ошибку, которую делает любой долго живущий деспот, - продолжал Семеркет. - Вы верите - то, что хорошо вас, хорошо и для страны.
Губы старика задрожали:
- Какая наглость! Мне следовало бы тебя отлупить!
Семеркет пожал плечами:
- Тогда откуда вы можете узнать правду об убитой жрице, если хотите заглушить истину битьем?
- Клянусь богами!.. - в ярости начал Тох, но замолчал. Упоминание о жрице заткнуло ему рот. Он снова сел на трон, тяжело дыша, его пальцы барабанили по филигранным инкрустациям подлокотника.
- Мне про тебя не солгали. Из-за твоих манер тебя уже давно должны были убить.
- Я никогда не буду лгать вам, великий господин, какой бы неприятной ни была правда, - негромко проговорил Семеркет. - И я никогда более не буду шутить со словами правды.
"Так, значит, он шутил", - подумал Тох. Эта мысль успокоила его уязвленную гордость - до известной степени.
- И сколько времени у тебя уйдет, чтобы раскрыть преступление? - спросил он.
- Нет никакого ручательства, что я смогу его раскрыть, великий господин. И я не знаю, сколько времени у меня уйдет. Недели, а может быть, месяцы.
- Полагаю, ты разоришь меня своими расходами.
- Мое содержание. Обычные взятки…
- Возьми эту эмблему - знак того, что ты мое доверенное лицо.
Тох дал Семеркету ожерелье из яшмовых бусин, с которого свисала эмблема министра.
- Можешь брать из моего казначейства все, что тебе понадобится. Ты будешь иметь право появляться где угодно - доступ тебе обеспечен. Не жалей никого и ничего, чтобы выяснить правду. Я жду твоих докладов, но только когда у тебя будет, что рассказать.
Министр щелкнул пальцами, его писец протянул кожаный мешочек. Тох швырнул мешочек Семеркету.
- Этого должно хватить тебе для начала.
В мешочке оказались золотые и серебряные кольца и обрезки меди. Семеркет взвесил его на руке.
- Этого достаточно.
- Если тебе понадобится что-нибудь, пока я буду на севере, повидайся с Кенамуном. Он - мои глаза на юге.
И министр показал на писца, который сидел, скрестив ноги, на полу рядом с троном. Человек этот вежливо встал и поклонился и Семеркету и Ненри. У министерского писца было умное дружелюбное лицо.
Внезапно донесшийся запах мускусных благовоний заставил всех прервать беседу, и Тох недовольно понюхал воздух, повернувшись туда, откуда повеяло этим ароматом. В дверях появились пять женщин, закутанных с головы до ног в тонкие одеяния для защиты от песчаной бури. Та, что стояла посередине, была единственной, откинувшей с лица сетчатый покров и шагнувшей на скудный свет.
Она была уже немолода, но ее смуглую красоту нельзя было не заметить. Одежда женщины выглядела просто, почти сурово, и только змея в ее парике заставила Семеркета немедленно протянуть вперед руки на уровне колен. Никто, кроме членов семьи фараона, не мог носить знака со священной коброй.
Ненри же просто простерся на полу лицом вниз.
Министр с кислым видом с трудом пошевелился, чтобы преклонить колени.
- Моя госпожа, - сказал он.
- Простите, что побеспокоила вас, министр Тох.
Семеркет подумал, что ее голос - один из самых красивых, которые он когда-либо слышал: легкий, но с оттенком тепла и материнского участия.
- Присутствие царицы Тийи - словно солнце, выглянувшее после шторма, - натянуто проговорил старец. Странно, что почтительные слова министра прозвучали так холодно. Семеркет украдкой посмотрел на знаменитую, но редко показывающуюся на людях царицу.
- Пожалуйста, сядьте, почтенный господин, - сказала она, подойдя к Тоху и помогая ему снова занять место на маленьком троне. - Я пробуду здесь всего мгновение. Я пришла, чтобы повидаться с Семеркетом.
Ненри потрясенно икнул. Как Семеркет превратился в того, кого может заметить столь высокая особа, как царица Тийя? Оттуда, где лежал писец, он мог видеть только ее позолоченные сандалии, когда она подошла к его брату и коснулась его плеча.
- Пожалуйста, - сказала Тийя волшебным голосом, - мне не нравятся церемонии. Иди сюда и сядь рядом со мной, чтобы мы могли поговорить, как люди.
Семеркет сделал то, что ему сказали. Он поколебался, прежде чем сесть, и царица с улыбкой похлопала по скамье рядом с собой. Бывший чиновник сел, выпрямившись, на самый краешек. Царица протянула руку, и одна из закутанных в покрывало женщин выступила вперед, чтобы положить на ее ладонь какой-то металлический предмет.
Царица повернулась к Семеркету, вложила этот предмет в его руку и заставила его сжать пальцы.
- Я пришла сюда, чтобы дать тебе это. Это защитит тебя и поможет раскрыть ужасное… кошмарное преступление, в результате которого погибла та милая старая женщина.
И - невероятно! - Тийя заплакала. Язык Семеркета прилип к нёбу, он мог лишь молча глядеть на нее. Царица все еще сжимала его руку.
- Я почти считала Хетефру матерью, - сказала она несколько мгновений спустя, справившись со слезами. - Мы познакомились, когда были жрицами, но с течением лет стали больше, чем просто подругами. Когда я думаю… - ее губы снова задрожали, но она мужественно взяла себя в руки. - Когда Пасер сказал мне, что тебе поручили разгадать загадку ее смерти, я поняла, что должна сделать все возможное, чтобы помочь.
- Благодарю, госпожа, - сказал Семеркет, усилием воли вернув себе дар речи.
Царица прижалась к его руке мокрой щекой и поцеловала его руку.
- Знаю, я - всего лишь слабая женщина, но ты должен поверить мне, что амулет этот очень могущественный. Я послала такие же амулеты меджаям, охраняющим Великое Место. Ты всегда должен держать эту вещь при себе.
Семеркет кивнул.
- Да благословят и сохранят тебя боги, Семеркет. А если тебе что-нибудь будет нужно, да явишься ты ко мне без промедления.
Он снова кивнул.
После этого царица встала, сказав, что ей не подобает опаздывать - она поет в хоре в храме Сехмет. Тийя снова накинула покрывало. Мужчины снова склонились перед ней, и величественная женщина со своими спутницами молча удалились.
- Хм-м. Ох уж эти женщины и их чары! - сказал Тох, когда они ушли. Он слабо махнул рукой - внезапное появление жены фараона утомило министра. - Я устал, и песок натер мои веки. Вы тоже должны меня оставить.
Потом Тох взглянул на Семеркета, и в голосе старика появились чуть удивленные и даже слегка озорные нотки:
- Я непременно должен привести тебя к Рамзесу. Это пойдет ему на пользу - услышать правду из твоих уст.
* * *
Снаружи здания правосудия песчаные вихри поднялись до неистового крещендо. Ненри и Семеркет укрылись за алебастровым сфинксом великого бога Рамзеса II, далекого предка нынешнего фараона. Ненри заорал сквозь платок:
- Ты играешь в опасную игру, брат, вот так подкалывая Тоха по поводу его возраста!
- Я не играю в игры! - прокричал Семеркет в ответ. - Я всего лишь иду напролом, тратя на путь как можно меньше времени.
Он внезапно схватил брата за руку посреди воющей бури. Ненри почувствовал его силу и даже сквозь крутящийся песок увидел, как сверкают глаза Семеркета.
- Могу я рассчитывать на тебя, Ненри?
Тот нехотя посмотрел на него, но, в конце концов, все же ответил:
- Я знаю, что я - трус и дурак, что от меня - никакой пользы. Так говорит моя жена. Но ты - мой брат. Да, ты можешь рассчитывать на меня, даже если эта помощь немногого стоит.
Семеркет кивнул.
- Я пошлю тебе весточку, кода смогу, - сказал он.
А потом Ненри показалось, что сквозь бушующий песок он увидел, как блеснули зубы Семеркета.
- Скажи жене, что теперь она может выйти из своей комнаты.
И писец внезапно остался один, а его закутавшийся в накидку брат исчез в водовороте бури.
Глава 3
Слуги Места Правды
- Что тебе нужно?
Мальчик с недовольным фырканьем открыл большую деревянную дверь. Вытащив застрявшее между зубов зернышко, он вытер палец о грязную набедренную повязку и уставился на Семеркета, вернее, на кувшин крепкого пива, который тот держал.
День был в разгаре. Зной, походивший на летний, и воздух, тяжелый от оставшегося после бури мелкого песка окутали все вокруг дымчатым маревом. Семеркет нарочно выбрал полдень для своего визита в Дом Очищения, зная, что в это время жрецы и слуги будут отдыхать. Но ему было известно, что именно в это время запах в доме будет чувствоваться сильнее всего.
- Вспарыватель Метуфер все еще живет здесь? - спросил он.
- Он стар, и у него трясутся руки, но - да, он все еще здесь живет, и он все еще вспарыватель.
Семеркет отдал мальчику пиво.
- Проводи меня к нему.
Мальчишка с готовностью подхватил кувшин, сорвал мягкую глиняную печать и понюхал напиток.
- Ах! Оно даже свежее. Не то что та моча, которую нам обычно приносят.
Его лицо потемнело, он с подозрением взглянул на Семеркета.
- Но вы ничего не принесли для обряда очищения. Так зачем вам нужен Метуфер?
- Я его друг. Меня зовут Семеркет.
Мальчик фыркнул:
- Друг, который не знает, жив Метуфер или умер. Может, вы доставите ему неприятности? Как знать…
- Если не хочешь пива… - пожал плечами Семеркет и потянулся, чтобы забрать кувшин.
Мальчишка быстро шагнул назад, чтобы взрослый не мог дотянуться до кувшина.
- Я проведу вас к нему, проведу, - заискивающе проговорил слуга. - Просто у нас немного посетителей. Меня поколотят, если я приведу кого-нибудь, кого Метуфер не хочет видеть.
Он открыл дверь чуть пошире. Семеркет в последний раз вдохнул свежий воздух и, перешагнув через порог, оказался в полутемном Доме Очищения. Мальчик закрыл за ним дверь.
Глаза Семеркета постепенно привыкли к полутьме. Он оказался в переднем зале, где возвышалась статуя Осириса из известняка, почерневшая за долгие годы воскуривания маслянистого фимиама. Бог все еще был украшен гирляндами после праздника, хотя цветы уже завяли. Справа от Осириса стоял не менее потемневший бог Анубис. Окна, прорубленные под крышей, служили единственным источником освещения в этом зале. Семеркет почувствовал, как под его сандалиями тихо похрустывает сода - мелкозернистая сода из карьеров в пустыне.
- Подожди здесь, - сказал мальчик. - Я приведу вспарывателя.
Семеркет осознал, что, войдя в здание, задержал дыхание. Приготовившись к самому худшему, он сделал вдох. Еще до того, как чиновник успел вдохнуть еще раз, он ощутил, до чего воздух перенасыщен специями. Тяжелый смолистый запах мирры спорил с ароматами сладкого розового масла, смолы можжевельника и нюхательных солей. А над всем этим парил запах соды, вызвавший рвотные спазмы. Но вошедший едва не подавился от вони тухлого мяса, господствовавшего над всем прочим - вездесущие благовония не смогли заглушить смрад.
Семеркет пошарил в поясе в поисках мешочка с кедровыми стружками и глубоко вдохнул запах ароматного дерева. Хотя он все еще чуял гниль, вонь теперь стала слабее.
Уверенными шагами он направился в приемную, решительно держа у носа мешочек с кедровыми стружками. Семеркет нашел дорогу в полумраке дальней части храма. Деревянный ставень был слегка приоткрыт, полуденное солнце сочилось сквозь щели. Чиновник открыл ставень побольше и, моргая, уставился на светлый двор.
Как ему и запомнилось, слева, почти вплотную друг к другу стояли унылые однообразные сараи. Они были построены у самой кромки пустыни, на уступчатой террасе. Каждый уступ которой покрывали холмики желтой соды.
В дальней части двора, у края красной пустыни, Семеркет увидел быстрое движение - это бродячие собаки рыскали вблизи жилища людей. Они жадно глядели на сараи, навострив уши. Наконец, самый храбрый из псов (его тощие палевые бока были похожи на движущийся ковер из блох) подкрался к ближайшему строению.
Мальчики, которые должны были сторожить у сараев, ушли, чтобы проспать самую жаркую часть дня. Только самый младший стоял на посту. Он побежал вперед, крича на шавок и бросая в них камнями.
Вожак стаи остался на месте, опустив голову и скаля зубы. Когда его ударил глиняный черепок, пес с неистовым лаем побежал к мальчику. Маленький караульный немедленно повернул и задал стрекача, воплями призывая на помощь остальных.
Видя, что сараи временно остались без охраны, животное сразу воспользовалось случаем и побежало к ближайшему.
Пес стал неистово рыться в соде, пыль желтыми облачками взлетала из-под его лап. Через несколько секунд показалось то, что он выкапывал - тонкая сморщенная человеческая рука. Схватив ее за запястье, зверь дернул посильнее. Вскоре из-под желтой пыли показалось все тело - труп женщины на последней стадии очищения. Ее волосы пожелтели от серы, тело стало жестким, сухим и волокнистым.
С громким треском пес сломал руку в локте. Две сломанные кости и рука с почерневшими ногтями стали его наградой. Бродячее животное со всех ног бросилось в пустыню, свирепо рыча иа других собак, которые ринулись на него, отрывая от руки куски высохшей плоти.
Семеркет увидел, как другие мальчики-сторожа появились из дома, чтобы снова закопать женщину в груды соды. Ее родственники (если таковые имеются) никогда не узнают, что она лишилась руки, потому что бальзамировщики Дома Очищения снабдят ее глиняной или, возможно, вырезанной должным образом рукой из пальмовой древесины. Под тугими пеленами никто не сможет отличить подделку.
Прибывший вернулся в приемную, чтобы подождать Метуфера на шаткой скамье. Жара вкупе с тошнотворными запахами порождали нечто вроде одуряющих паров. Пока Семеркет ждал появления вспарывателя, веки его начали сами собой опускаться, и вскоре он перестал замечать вездесущее тягучее жужжание черных мух, лениво летавших вокруг.
Смех в отдалении, перешедший в лающий кашель, взорвался у него в голове.
- Клянусь сверкающим красным членом Анубиса, это Семеркет! Сколько лет не виделись!
Лающий кашель наполнил сумрачный зал. Семеркет проснулся, чуть не подавившись, когда блуждающая ка, сущность тела, вернулась к нему. Спокойно открыв глаза, он посмотрел на Метуфера, своего старого друга и наставника.
- Но ты здесь, - продолжал старик. - Храпишь в моем доме, тогда как я ожидал увидеть тебя бодрствующим и удивленным, что я еще жив!
Метуфер был невероятно тучен. Хотя с тех пор, как они виделись в последний раз, прошло десять лет, Семеркета удивило, как мало изменился вспарыватель. Его руки и вправду чуть тряслись, голос казался слегка ворчливым, по Семеркет подивился, увидев, что ни одна морщинка не пробороздила его лицо.
- Метуфер. - Семеркет обнял друга, насколько хватило рук. - Ты хорошо выглядишь.
Старый жрец закинул голову и засмеялся, что снова заставило его зайтись в жестоком кашле.
- Никогда… в жизни… не чувствовал… себя лучше, - ухитрился выдавить старик в промежутках между приступами кашля.
Сколько Семеркет знал Метуфера, тот всегда кашлял. Он говорил, что сода раздражает его легкие. Но если кашель и мешал выражаться ясно, то каким-то образом обострил умственные способности. Вообще-то, Метуфер считался в Доме Очищения кем-то вроде оракула - как из-за своего ума, так и благодаря искусному обращению с базальтовым кинжалом. По этой причине его и назначали вспарывателем.
В этот момент на Метуфера как раз и нашло пророческое вдохновение. Рассматривая Семеркета, он перестал смеяться.
- Тебя что-то беспокоит, - заметил он. Уголки рта старика опустились. - Но если память мне не изменяет, в этом нет ничего нового. Ты всегда был угрюмым юношей.
- Меня привела сюда беда, Метуфер, - ответил Семеркет. - Жрица мертва. Если это убийство, я должен найти убийцу.
- Итак, ты снова стал чиновником… чиновником в…
Старик схватился за бок и согнулся пополам, чтобы перевести дыхание.
- В Канцелярии Расследований и Тайн, - закончил за него Семеркет. - Меня назначил министр Тох.
Он приподнял свою накидку и показал значок с символом министра, висящий у него на шее на длинной цепи из яшмовых бусин.