Девятый камень - Кайли Фицпатрик 4 стр.


Из криков капитана он понял, что тот требовал астрономическую сумму за безопасный провоз драгоценностей, а когда Херберт с опаской вышел из тени, капитан положил свою мясистую руку на широкий кожаный ремень. На самом деле он положил ее на рукоять невероятно большого клинка, судя по размерам великолепно отделанных ножен. Херберт Пейси никогда не отличался особой храбростью и не смог бы объяснить, что заставило его сделать шаг вперед. Скорее всего, бриллианты, потому что он, к собственному изумлению, вдруг почувствовал, что они подчинили его себе. Он исключительно вежливо представился обоим мужчинам, сообщив им, что он агент Корабельной и Таможенной службы ее королевского величества, и спросил, не может ли он им помочь. Он подобрался к драгоценностям насколько мог близко. Оказалось, что они еще прекраснее, чем он себе представлял, хотя они были размером чуть больше сапожной пуговицы. И среди них - совершенно невероятно! - лежал бриллиант цвета крови.

Пейси уже много раз видел индийские бриллианты, которые, по словам продавцов с Хаттон-Гарден, можно определить по огранке "розой", как они называли способ шлифовки, когда на камне имеются широкие плоскости в отличие от множества мелких, сверкающих граней так называемой "алмазной" огранки, столь любимой лондонскими дамами. Против собственной воли Херберт подошел поближе и краем сознания отметил, что его рука потянулась к красному бриллианту. Он не смог бы объяснить, как такое могло случиться, но у него возникло ощущение, будто алый камень зовет его и если он к нему прикоснется, то перестанет быть жалким клерком и превратится в состоятельного человека.

То, что произошло затем, случилось так быстро, что Херберт все пропустил бы, если бы на мгновение закрыл глаза. Капитан вытащил свое оружие, но был тут же разоружен, и его громадный нож со стуком упал на пол. А его самого схватил молчаливый индус. С того места, где стоял Херберт, казалось, что он набросил на шею капитана длинный шелковый платок и затянул его, оставив тому лишь возможность взмолиться о пощаде. В конце концов он отпустил капитана, и тот, потирая шею, ругаясь и спотыкаясь, побрел прочь. Видимо, в этот момент Херберт издал какой-то звук, потому что индус сделал шаг в его сторону. Херберт пробормотал извинения, хотя не был ни в чем виноват, и так быстро бросился к выходу, что налетел на несколько ящиков с фарфором и свалился. Индус завернул камни и не спеша последовал за капитаном. Только когда оба скрылись из вида, Херберт осторожно выбрался наружу, стараясь не сдвигать с места ящики, на которые опирался, чтобы сохранить равновесие. И тут он увидел, как маленький кривоногий индус, замеченный им раньше, поспешно выскочил в дверь склада. Неужели он тоже был свидетелем этой сцены? Или рассчитывал украсть горсть риса, как делали многие матросы, когда сходили на берег?

Когда Херберт снова вышел на дневной свет, капитан уже куда-то исчез - видимо, спустился в трюм "Лакшми", - а молчаливый индус присоединился к даме в черном. В следующее мгновение они скрылись в экипаже, который их уже ждал. От ощущения, что глаза индуса по-прежнему на него смотрят, заглядывая в самые глубины его души и, возможно, посылая проклятия, Херберта до самого вечера била дрожь.

Херберт проработал здесь уже два года и собирался отправиться в море, по его подсчетам, еще через два года. Английские моряки, появлявшиеся в доках, были грубее его, а кроме того, Херберт не слишком любил физический труд, он собирался стать путешествующим по морю купцом и составить себе состояние на Востоке. Он видел множество таких счастливчиков, самых разных, а не только тех, кому повезло в жизни.

Стрэнд находился совсем недалеко от доков и его маленького сырого офиса, где вонючий газовый фонарь горел над столом, за которым он сидел почти целый день. Закрывая двери по вечерам, Херберт представлял себя успешным купцом, шагающим со своего корабля по улице в сторону Стрэнда. У него будет несколько модных лавок, торгующих украшениями, привезенными из разных стран. А потом его девушка наденет брошь с бриллиантами вроде тех, что он видел на Риджент-стрит.

Он нашел довольно хитрый способ вести свои книги, хотя, по правде, это была идея Джорджины. Кроме того, его совесть не так страдала, когда он убеждал себя, что именно она придумала их план. Однажды ранним вечером она наблюдала за тем, как он работает, охваченная нетерпением, потому что решила, что они должны сходить на танцы. Она его тогда спросила, что будет, если он не станет переписывать все товары, а когда он объяснил, что тогда и налогов на груз не будет, она заявила: "Ну, им это понравится, верно, важным морякам, которые считают себя джентльменами. Могу побиться об заклад, что они с удовольствием станут платить тебе за твои хлопоты. Ведь получится меньше, чем законные налоги".

Он согласился, что такое возможно, но напомнил ей, что работает на министерство и какой-нибудь тип на Уайтхолле сдерет с него шкуру, если он сделает что-нибудь не так, как требуется. "А как они это узнают?" - спросила Джорджи и наградила его такой дерзкой улыбкой, от которой ему всегда хотелось тут же забраться к ней под юбки. После танцев они пили джин и строили планы.

Сегодня вечером Херберт Пейси задержался дольше, чем обычно. Он решил, как всегда, выпить кружечку эля в "Якоре", а затем отправиться домой к Джорджине. Все шло хорошо, и время от времени он брал себе немного дополнительных вознаграждений: горсть зерен кофе, или ярд шелка, или какую-нибудь безделушку для Джорджины. Он даже делал вид, что не видит грузов, которые не должны были прибывать в док, где он работал; он решил, что это то же самое, что "не замечать" курьеров-индусов с их тряпичными узлами. Таким образом, он не стал регистрировать несколько ящиков с сандаловым деревом, слоновой костью и некоторым количеством полудрагоценных камней. Он знал, что начал опускаться, но теперь уже эти маленькие шалости казались ему совершенно нормальными, и он становился все менее осмотрительным. Почему он не имеет права позаботиться о себе? Разве не тем же самым занимаются служащие на Уайтхолле?

Улица, ведущая к Стрэнду, где находился "Якорь", всегда была погружена в полумрак, а когда садилось солнце, там становилось совсем темно. По обеим сторонам располагались старые каменные склады, частично разрушенные пожаром и так и не восстановленные. В развалинах поселилось несколько больных бродяг и местных воров. Довольно пустынное место, но не опасное для докеров и моряков, имевших полное право там ходить из-за своих размеров и опыта уличных драк. Клерки вроде Херберта в эту категорию не попадали, но его до сих пор еще ни разу не ограбили, жизнь здесь начиналась после того, как он проходил. Однако сегодня, несмотря на поздний час, здесь было пусто и темно, и Херберт пожалел, что не взял с собой фонарь. Ночной мрак, подбиравшийся к воде, заставил его нервничать; почему-то он казался ему сегодня еще более густым и непроглядным. Только бледный свет луны позволял разглядеть погруженные в сумрак стены и пару крыс, бросившихся бежать при его приближении. В складских помещениях на пристани крысы представляли серьезную проблему, потому что прогрызали мешки с зерном и специями. Сейчас же, когда Пейси не видел даже уличных мальчишек, он был рад хоть каким-то живым существам.

Когда Херберта Пейси ударили так, что он практически потерял сознание, его первой мыслью было, что он налетел на ствол дерева. Но поблизости не было ни одного дерева; на самом деле ближайшие деревья росли в миле отсюда в Уотергейт-Гарденс. Он понял, что лежит на земле и глаза у него, судя по всему, закрыты, потому что вокруг непроглядная тьма. А еще он уловил запах: мускусный аромат, который уже встречал раньше, хотя ему не удалось вспомнить, где и когда. На мгновение аромат показался ему приятным и успокаивающим, и Херберт мог думать только о куске баранины к чаю и о роскошных, потрясающих ногах Джорджины.

Вскоре к запаху прибавилось присутствие. Хотя он никого не видел, его лица коснулся ветерок, такой легкий, словно кто-то, стоящий рядом, распахнул плащ. Спокойствие покинуло Херберта, потому что глаза у него были приоткрыты, а над ним передвигалась темная тень. Он не мог сказать, сколько их, этих теней, потому что ему мешали смотреть грохочущие в ушах барабаны. По крайней мере, ему казалось, что это барабаны. Затем одна из теней возникла прямо над ним, приблизилась, и Херберт снова уловил знакомый аромат. Что же это такое… Барабаны загрохотали еще громче, и давление крови у него в голове заставило его пожалеть, что он мухлевал с налогами, потому что, судя по всему, за ним явился Князь тьмы.

Херберт больше не мог дышать, словно горло само собой сжалось, а сердце так отчаянно билось в груди, что его удары совпадали с гулом барабанов. Кажется, кто-то стоит над ним? Или сидит на нем? Он не знал наверняка. Возможно, за ним пришел ангел, чтобы проводить его на небеса; может быть, его простили за все прегрешения. В конце, перед тем как он умер, Херберт Пейси представил себя на корабле, плывущем на Восток, в лицо ему светит солнце, ветер развевает волосы, а рядом стоит прекрасная дама по имени Джорджина. Вместо волн, бьющихся о борт его корабля, перед ним возник океан разноцветных бриллиантов, которые отбрасывали в небо сияющие радуги света и подмигивали ему, словно знали его тайну.

Глава 4

Я совершенно уверена и смирилась с тем, что никогда не выйду замуж. Здравый смысл твердит мне это, а я не являюсь всецело рабыней чувств и могу временами его слышать.

Шарлотта Бронте. Из письма к Элизабет Гаскелл, 1840 г.

Детектив-инспектор Ларк показался Саре особенно уродливым, когда она забирала посылку из кабинета редактора. Ни он, ни Септимус Хардинг, похоже, не заметили, что она еще не ушла (она наклонилась, чтобы завязать шнурок, прежде чем направиться к двери), потому что заговорили так, словно остались наедине.

- Причину смерти пока не удалось установить. Дело очень необычное, как я уже говорил, так что лучше написать короткую заметку, без сенсационных заявлений. Я бы хотел, если возможно, сам поговорить с Мелвиллом.

- Разумеется. - Септимус Хардинг хихикнул, но тут же снова стал серьезным. - Но у тебя должны быть какие-то предположения касательно причин смерти, дружище! Это же твоя работа, не так ли? Смерть?

- Я не гробовщик, Септимус. И пока у меня нет никаких идей касательно причины смерти. До сих пор мне не приходилось видеть ничего подобного.

"Мистер Хардинг прав", - подумала Сара. Ларк полисмен, он должен разбираться в таких вещах. Иначе как он сможет защитить Эллен и девочек вроде нее на Бетти-стрит?

Инспектор повернулся к огню и уставился на него, а Сара начала медленно пятиться к двери.

- Он не был задушен, на шее мы не обнаружили никаких следов, но трахея полностью раздавлена. И еще огромный синяк между глаз.

- А мотив?

- Сколько угодно - жертва работала на пристани Темпл.

Сара добралась до двери в коридор и уже поворачивала ручку, медленно и очень тихо, когда раздался резкий стук с другой стороны, дверь распахнулась и сбила ее с ног. Грегори Мелвилл перешагнул через нее и подошел к столу главного редактора. Она поняла, что это он, по запаху - от него воняло, как от пивоварни.

- Сара, что, черт подери, ты делаешь на полу? Мне казалось, я дал тебе поручение?

- Да, сэр, дали. Я тут кое-что ищу, уронила буковку. Никак не могу найти, так что лучше пойду, отнесу вашу посылочку, сэр.

Сара быстро закрыла за собой дверь. Обязательно нужно было вмешаться мерзкому Мелвиллу. Он был отвратительным типом, и она так думала еще до того, как он написал свою дерьмовую статью про Девилс-Эйкр. Она бы многое отдала за то, чтобы услышать, что ему собирается сказать Ларк; ей нравилось, когда инспектор злился, но с нее неприятностей на один день уже достаточно.

Адрес, по которому следовало доставить посылку, нужно было взять у Парсиммонса, который ковырял в зубах, сидя за своей конторкой. Он всегда называл ее Сэм; Сара даже сомневалась, знает ли он, что она девочка, но его это не волновало; главное, чтобы выполняла свою работу.

На карточке были написаны имя и адрес Лили Коречной, печатными буквами с завитушками. Сара отправилась через доки к мосту Ватерлоо, потому что дорога вдоль реки была короче, чем по Флит-стрит и Стрэнду, где слишком многое ее отвлекало. Она не смогла бы удержаться и остановилась бы поглазеть на дешевые книжки, разложенные на лотке, забыла бы обо всем на свете, а потом пришлось бы сказать мистеру Парсиммонсу, что она заблудилась. Он ни за что не поверит: она знает в городе все улицы, переулки и тупики, потому что ей приходилось разыскивать по ночам пьяного папу. Да и задерживаться сегодня Саре совсем не хотелось ни по какой причине, потому что она несла посылку Лили Коречной. До сих пор ей еще ни разу не доводилось разговаривать с миссис Коречной, разве что здороваться с ней.

Пристани вдоль набережной представляли собой шумное скопление птиц, уличных мальчишек и торговцев рыбой, да еще группа моряков с "Королевы Мэри" с громким хохотом направлялась в сторону ближайшей таверны. Подойдя к пристани Темпл, Сара вспомнила, что здесь совершено убийство, и решила сказать Эллен, чтобы та не ходила по берегу мимо моста Ватерлоо. Может, убийца сумасшедший - судя по тому, что говорил Мелвилл, таких тут великое множество. С другой стороны, ей всегда казалось, что безумец должен совершить гораздо более кровавое убийство, чем то, о котором рассказал инспектор. Вполне возможно, что это вовсе не убийство, а несчастный случай. Интересно, пришла ли такая идея инспектору в голову? Скорее всего, да, он же полисмен, но при случае спросить не помешает.

Обычный непрерывный поток движения на мосту Ватерлоо замер, проезжая часть была забита лошадьми и экипажами. Смирившиеся с ситуацией возницы сидели на своих местах, глазели на реку или успокаивали возмущающихся пассажиров. Цыганята носились между повозками, выпрашивая медные монетки, уличные торговцы размахивали каштанами в маленьких кульках перед окнами омнибуса. Сара, перепрыгивая через кучи навоза, легко пробиралась между всеми препятствиями. Стоял замечательный весенний день, и она радовалась, что оказалась на свежем воздухе. Справа от нее находился Парламент и виднелся шпиль Вестминстерского собора, который словно парил над зеленым дымом из сотен труб. Слева до самого Лондонского моста река была забита пароходами, лодками и баржами.

Когда Сара оказалась на другой стороне моста Ватерлоо, она поняла, почему стоят все экипажи. Мимо двигалась похоронная процессия: по меньшей мере дюжина экипажей цвета черного дерева, запряженные четверками гагатовых лошадей, чьи гривы украшали чернильно-черные плюмажи. Сара остановилась, чтобы посмотреть на них, немного удивившись тому, что в такой наполненный жизнью день пробралась смерть. Впрочем, она знала, что смерть всегда рядом, и даже когда ей удавалось на время забыть про маму и папу, ей напоминала об этом похоронная процессия, встреченная на улице, или лицо прохожего. И тем не менее жалеть себя не имело никакого смысла, да и, кроме того, смерть часто приходила за бедными.

Лили Коречная жила совсем не в изысканном районе Лондона, и это удивило Сару. Она представляла ее в Челси или Хэмпстеде, в доме с садом и множеством слуг - а не в этом неотличимом от других здании, стоящем прямо на шумной улице. Точильщик ножей и мебельщик старались перекричать друг друга - "Точим ножи, пенни - четыре штуки" и "Стулья чиним", - а еще мальчишка с ведром, наполненным бычьей печенью и требухой, сражался с ними за покупателей, хотя в состязании с мужчинами у него не было никаких шансов. Его товар предназначался собакам, но Сара знала, что в конце концов сегодня вечером он появится на столе какого-нибудь нищего, сваренный или тушеный.

Дверь в дом миссис Коречной была выкрашена в изумрудно-зеленый цвет, и на ней имелся блестящий молоток, но, прежде чем Сара прикоснулась к холодному металлу, дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина, которая вполне могла быть сестрой мистера Парсиммонса.

- Добрый день, мисс. У вас что-то для госпожи? Насколько я понимаю, из газеты?

Сару еще ни разу в жизни не называли "мисс", и она удивилась этому, поскольку привыкла считать, что для всех окружающих она мальчик на побегушках и ученик наборщика. Она не думала о том, что будет, когда она уже больше не сможет скрывать правду. Она знала, что рано или поздно тело ее выдаст. Но пока у нее еще не начались месячные, и она была худой и маленькой даже для своего возраста, совсем как Эллен. Папа часто повторял, что из них получились бы роскошные девушки, если бы они росли на особом воздухе Ирландии, но, разумеется, это было до голода. Впрочем, она не верила в его россказни, а кроме того, заметила, что Ирландия становилась тем прекраснее, чем меньше виски оставалось в бутылке.

- Я возьму посылку, мисс. Можете не сомневаться, госпожа получит ее, как только вернется домой.

Сара чуть приподняла подбородок, чтобы рассмотреть женщину из-под кепки, глубоко натянутой на голову. Она ее озадачила, потому что, хотя и выглядела угловатой и резкой, да и одета была в простое коричневое платье без оборок и воланов, все-таки казалась доброй.

- Вы горничная?

- Боже праведный! Я не горничная, детка. У миссис Коречной нет горничной, потому что она в состоянии сама за собой ухаживать.

Женщина протянула руку, чтобы взять посылку, но Сара не хотела ее отдавать. Она ужасно расстроилась, что ей не удастся встретиться с самой миссис Коречной.

- Я должна отдать посылку миссис Коречной в руки, - пробормотала она первое, что пришло ей в голову.

Но вместо того, чтобы сказать ей, чтобы не говорила глупостей и отдала посылку, мистер Парсиммонс в женском обличье улыбнулся.

- Хорошо, ты найдешь миссис Коречную в Кенсингтоне. Зайди в дом, я дам тебе адрес.

Прихожая показалась Саре огромной для комнаты, единственная цель которой служить входом в дом, больше подвала, где размещалась вся их семья, когда их было пятеро. На полу лежал линолеум с рисунком, а на стене висела громадная картина. Девочка шагнула к ней, пока встретившая ее женщина отошла к красивому столу из красного дерева.

- Это работа хозяина.

Женщина подошла обратно к ней так тихо, что Сара даже вздрогнула, услышав ее голос, и невольно посмотрела ей на ноги, чтобы проверить, не босиком ли она. Нет, на ногах были прочные ботинки со шнуровкой.

На картине была изображена женщина в платье из ткани, какой Сара никогда в жизни не видела, серебристой, точно паутина, освещенная солнцем. Венок из белых цветов контрастировал с волосами цвета воронова крыла, ниспадавшими на плечи. У женщины были темные миндалевидные глаза, сливочно-белая кожа и очень красиво очерченный рот. Сара решила, что она похожа на миссис Коречную.

- Даму зовут Венера, - сообщили ей Бесшумные Ботинки. - Картина называется "Венера Ватерлоо".

- Художник ведь умер, не так ли?

Назад Дальше