Иеремия почувствовал, как у него от ужаса сжалось сердце. Редко в жизни ему выпадало переживать столь страшные мгновения. Неведомые силы природы дьявольски замедлили ход времени: если бы не морозы, тело давным-давно было бы в Темзе, воды которой выбросили бы его на берег, где полно бродячих собак и свиней, и те быстро бы расправились с ним, оставив разве что косточки, - а холод приостановил неизбежный процесс разложения.
- Кто обнаружил тело? - осведомился Иеремия, не в силах оторвать взор от мертвого лица.
- Один из работников увидел руку и доложил случайно проходившему мимо судейскому, а тот уже сообщил констеблю, - пояснил сэр Орландо. - Труп какого-нибудь безвестного уличного мальчишки-попрошайки обычно не привлек бы столь пристального внимания, но мистер Лэнгли, - он показал на констебля, - вспомнил, что в связи с убийством Маргарет Лэкстон мы разыскивали мальчика лет двенадцати, и счел необходимым информировать нас об этом, поскольку утопленник, по его мнению, вполне мог быть тем самым факельщиком. Честно говоря, я тоже склоняюсь к этой версии.
- И вы правы, - согласился Иеремия. - Как только тело очистят ото льда и обмоют, необходимо доставить сюда Энн Лэкстон. Не считая ее отца, она теперь единственная, кто может опознать мальчика.
- Я распоряжусь, чтобы ее привезли сюда, - вмешался констебль и дал соответствующие указания своему помощнику.
Работники все еще разбивали лед, в который, словно в панцирь, был заключен погибший ребенок, но стоявшие в отдалении Иеремия и сэр Орландо не могли из-за едкого вонючего дыма костров мыловаров как следует разглядеть тело. Один из работников по недосмотру так хватил багром по руке трупа, что изуродовал ее.
- Смотри же ты, дубина, куда бьешь! - рявкнул на него констебль. - А не то превратишь покойника в ошметки.
Работники стали ударять осмотрительнее, отчего работа замедлилась. Иеремия, почувствовав, что ноги и руки сковывает холод, попробовал согреться, притопывая на месте и одновременно оглядывая прилегающий участок берега. Впрочем, пытаться отыскать здесь следы преступления смысла не имело - убийца сбросил труп в ручей с моста.
- Что-нибудь обнаружили? - спросил сэр Орландо, заметив пристальный взор Иеремии.
- Хотелось бы, чтобы это было так, - со вздохом ответил иезуит. - Но если предположить, что мальчик погиб в тот же вечер, что и повитуха, никакой надежды обнаружить следы не остается. Разве что на трупе, если повезет.
Трелони кивнул.
- Если мальчик - тот самый факельщик, заманивший в ловушку двух женщин, значит, мы имеем дело с хладнокровным убийцей, действовавшим по заранее подготовленному плану.
- Я тоже так считаю.
- Все, закончили! - крикнул один из работников и замахал им, подзывая к себе. Двое мужчин подняли тело, еще не до конца освобожденное ото льда, и понесли вверх по берегу.
- Они направляются в ближайший кабак, - пояснил констебль. - Все договорено.
Хозяин убогого, как и весь этот район, заведения предоставил в их распоряжение одну из задних комнатенок. Работники положили покойника на стоявший у камина стол, а служанка принялась ворошить уголья. Стали ждать, пока тело оттает.
Вскоре лед растаял, и вода потекла на пол, образуя зловонные лужицы. Сначала оттаял лед на лице, и все увидели небольшой, чуть искривленный курносый носик, брови вразлет, скулы, рот и подбородок.
Иеремия, попросив у служанки тряпку и тазик с водой, тщательно обмыл лицо мальчика.
- Глаза голубые, - стал перечислять он, - волосы светлые, как мне представляется, но необходимо дождаться, пока они просохнут, тогда точно будет ясно.
- Вероятно, это все же тот самый факельщик, - строил догадки Трелони.
- Многое говорит об этом, милорд.
Когда в сопровождении помощника констебля прибыла Энн Лэкстон, тело уже почти освободилось ото льда. Она вопросительно взглянула на Иеремию, словно ожидая от него указаний или пояснений, и когда тот приветливо улыбнулся ей, казалось, вздохнула с облегчением.
К девушке обратился сэр Орландо:
- Мне искренне жаль беспокоить вас по такому печальному поводу, но это весьма важно. Присмотритесь к этому покойнику. Не он ли тот самый факельщик, что выманил вас с матерью в столь трагический вечер из дому?
Энн словно нехотя подошла к столу и с непроницаемым лицом стала вглядываться в лицо мальчика, которому Иеремия прикрыл глаза. Энн замерла, будто окаменев, - казалось, она не понимала того, что открывалось ее взору, но Иеремия заметил, как по щекам девушки скатились слезинки.
- Это тот мальчик? - спросил Трелони, стараясь вывести ее из оцепенения.
Энн вздрогнула.
- Да, это он, - сдавленным голосом ответила она.
- Большое вам спасибо. Вы можете идти, если хотите. Вы больше нам не потребуетесь.
Констебль нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
- Стало быть, все прояснилось. Я тогда скажу церковному настоятелю, чтобы он забрал покойника и организовал похороны.
Сэр Орландо строгим взглядом смерил позабывшего свой долг служителя порядка.
- Пока что ничего не прояснилось, сэр. Мы не знаем, как и от чего умер мальчик. И вы останетесь здесь до прибытия лекаря, который осмотрит труп и сделает заключение о причине смерти.
- Но, милорд, у лекаря, мне думается, есть дела и поважнее, чем разглядывать всяких нищих бродяг…
- Разве может быть что-нибудь важнее, чем установить личность убийцы, и не все ли равно кто его жертва?! - ледяным тоном обратился к констеблю Трелони.
Иеремия молча слушал их пререкания. Он понимал, что судью Трелони интересовала, разумеется, не столько участь нищего мальчишки, сколько стремление отыскать убийцу, нарушителя закона.
По мере того как таял лед, Иеремия дюйм за дюймом обмывал тело. Ножницами он разрезал одежду покойного и тщательно изучил содержимое карманов.
- Ну и что там любопытного, доктор? - полюбопытствовал Трелони.
- Да вот, монета, - ответил Иеремия.
- Всего-то затертый грошик, - презрительно бросил констебль.
Иеремия опустил монету в воду, отскреб ее от налипшей грязи и поднес к свету. Блеснуло серебро.
- Крона, - объявил он. - Это чуть ли не состояние для нищего мальчишки.
- Может, он где-нибудь стащил ее, - высказал предположение констебль.
- Скорее получил в уплату за услугу, оказанную убийце, - не согласился Иеремия.
Лужа на полу, изрядно увеличившаяся, испускала такую вонь, что хозяин кабачка уже стал недовольно поглядывать на присутствующих. Но судье было не до него. Как только труп оттаял полностью, Иеремия, обмыв его, приступил к тщательному осмотру тела.
- Он очень худ. Чему удивляться - разве этот ребенок когда-нибудь наедался досыта, - комментировал иезуит. - Нос был когда-то сломан, но успел зажить. Следы переломов на двух ребрах, затянувшийся шрам справа на предплечье. Да, побивали его, однако. Может, из дому сбежал как раз поэтому. Если только не такая же нищенка, как и он сам, неизвестно от кого не произвела его на свет. И вот, милорд, свежая рана, поглядите: колотая в грудной области.
- Она и есть причина смерти? - спросил Трелони.
- Вне всякого сомнения. Лезвие ножа проникло в сердце.
- Зачем преступнику понадобилось убивать и мальчишку? Почему же сначала он тому заплатил?
- Думаю, серебряная крона была лишь авансом. Убийца пообещал мальчику остальную часть денег после выполнения поручения. И заманил ребенка куда-нибудь - скорее всего на мост через Флит. В момент нанесения удара жертва наверняка находилась на расстоянии вытянутой руки от убийцы - в противном случае он не мог бы заколоть мальчишку. Именно заколоть, потому что стрелять преступник не решался - звук выстрела могли услышать, а поднимать шум ему было явно ни к чему.
- Да, но все-таки зачем было его убивать? - недоумевал сэр Орландо. - Заплатить побольше, и дело с концом.
- Злодей уже совершил одно убийство, а мальчик запомнил его. И вполне мог донести.
- Да кто поверил бы какому-то оборванцу?
- Вполне возможно, что никто. Но знаете, иногда хватает самого косвенного указания, малейшего подозрения, чтобы, так сказать, наступило озарение. Нет, преступник стремился застраховать себя от любой неожиданности, с тем чтобы его имя никогда и ни при каких обстоятельствах не всплыло в связи с убийством повитухи. Судя по всему, человеческая жизнь для него - пустой звук.
- Тем больше у нас оснований отыскать его как можно скорее! - заключил сэр Орландо. - К великому сожалению, мы уже не имеем возможности допросить мальчика. Пусть он и не знал убийцу по имени, но описать его мог, как мог дать и другие, не менее ценные детали.
- Кое-что весьма важное мы можем и так выяснить, милорд, - ответил на это Иеремия.
Чувствовалось, что иезуит взволнован.
- В каком смысле?
- Присмотритесь к ране, сэр. Хорошо видно, что лезвие ножа довольно широкое. По форме раны мы можем установить даже форму клинка. Речь идет об обоюдоостром дуэльном кинжале, имеющем с каждой стороны лезвия по желобку. Но это еще не все, о чем нам говорит рана, - продолжал Иеремия, указывая на крохотный синяк у самого края раны. - Как вы думаете, откуда вот этот синяк?
Присмотревшись, Трелони покачал головой:
- Не могу сказать.
- Милорд, я разбираюсь в оружии, а за свою карьеру военного лекаря мне пришлось насмотреться на самые разнообразные раны, в том числе и на такие, с которой мы столкнулись здесь. Я считаю, что синяк оставила гарда изогнутой в виде буквы S формы, закрепленная на кинжале, изготовленном под левую руку. Подобные нередко используются на дуэлях. И синяк остался именно слева от раны, потому что изогнутая вправо гарда прилегает к кисти руки, защищая ее.
- Боже милостивый, а ведь вы правы! - невольно вырвалось у сэра Орландо. - И как это только я сам не догадался. Да, верно, все верно. А вот этот продолговатый синяк выше раны наверняка оставила верхняя часть гарды, выполненная в виде кольца. Речь идет о весьма необычном кинжале!
- Вероятно, даже об уникальной вещи, - добавил иезуит. - Тем легче будет отыскать орудие убийства.
- Такой кинжал используется на дуэлях в паре со шпагой. То есть шпага в правой, а кинжал - в левой руке. Следовательно, убийца - джентльмен при шпаге!
- Вовсе не обязательно. Убийца мог и похитить кинжал. Увы, но тип оружия отнюдь не всегда говорит о том, кто убийца. Впрочем, я уверен, что кинжал до сих пор у него, потому что просто так он с ним не расстанется. Именно это и должно помочь нам, когда у нас появится подозреваемый.
- Подозреваемый, говорите? До сих пор мы не знаем даже причины, из-за которой погибла повитуха, - вздохнул Трелони.
- Верно, этого мы, к сожалению, пока не знаем. Но ведь у факельщика вполне могли быть и приятели, которым тоже, вероятно, кое-что известно. А вдруг выяснится, что мальчишка уже не раз выполнял подобные поручения. Сложность в том, чтобы найти кого-то, кто водился с ним. А нам даже имя несчастного неизвестно.
- В случае обнаружения безымянного трупа иногда в людных местах выставляют на всеобщее обозрение его голову, - пояснил сэр Орландо. - Можно попытаться поступить так и на этот раз. Когда лекарь прибудет, я распоряжусь прислать сюда анатома, который отделит голову от тела, с тем чтобы выставить ее на Смитфилдском рынке. Если повезет, найдется кто-нибудь из тех, кто помнит этого мальчишку.
Прибывший из морга лекарь хоть и поворчал, не желая раскошеливаться на сооружение деревянного кола, но ему ничего не оставалось, как согласиться. Впрочем, насаженная на кол голова уже довольно скоро стала разлагаться - сказалось длительное пребывание тела под водой, - и черты лица изменились до неузнаваемости. Так что не нашлось никого, кто опознал бы несчастного факельщика.
Глава 9
Королевский двор возвратился в Уайтхолл. Отдавая дань памяти жертвам, чьи души унес мор, решено было отказаться от слишком уж пышных торжеств, но, по сути, придворная круговерть шла своим чередом, будто никакой чумы и не было. Двор короля жил своей особой, отстраненной от остального мира жизнью - банкеты, увеселения, интриги, в которой страданиям народа места не отводилось.
Аморе наблюдала за карточной игрой леди Каслмейн и герцога Бекингема. Барбара сдержала обещание и помогла сопернице вернуться ко двору, но Аморе до сих пор не представилось возможности побеседовать с королем наедине и объяснить причину своего поведения. Однако хитроватое подмигивание короля во время ее официального визита недвусмысленно говорило о том, что ее великодушно прощают и желают вновь видеть при дворе. Несомненно, леди Каслмейн мастерица по части улещиваний и улаживаний. Вот только Аморе чувствовала себя теперь должницей Барбары.
В свою свиту приняла Аморе и королева, поскольку была наслышана о бесстрашной леди Сен-Клер, которая, презрев опасность, решила остаться в Лондоне, где свирепствовала чума, и даже помогала хворым. Екатерина, португальская инфанта, вот уже четыре года супруга Карла, к великому смятению державы, так до сих пор и не соизволила одарить короля наследником. Англия была встревожена не на шутку. Хотя формально существовал престолонаследник короля, его младший брат Джеймс, проявивший на посту адмирала флота мужество и храбрость в войне с голландцами, однако на троне его видеть не желал никто. Джеймсу ставили в вину, что он взял в жены Энн Хайд, дочь сэра Эдварда Хайда, ненавидимого всеми лорд-канцлера. Посему его умственные способности ныне оценивались чрезвычайно низко. Все надежды были на Екатерину, от души желавшую одарить Карла наследником. Однако до сей поры она, как королева, так и не выполнила главнейшего своего долга. Господь оставался глух к ее страстным мольбам, и этот груз с каждым днем становился для уроженки Португалии все непосильнее. Так что, если принимать во внимание существующее положение вещей, опасения леди Каслмейн были отнюдь не беспочвенны. Коль выяснится, что королева страдает бесплодием, у Карла будут все основания искать пути аннулирования брака с Екатериной и взять в королевы другую. Сам-то Карл по части потомства в сугубо физическом смысле явно преуспел, пустив на свет целый сонм бастардов, среди которых был и сын Аморе Чарлз Фицджеймс, появившийся на свет девять месяцев назад. Она увидела сына, лишь вернувшись после долгого отсутствия ко двору - когда начался мор, леди Сен-Клер отдала ребенка под опеку его венценосного родителя, не подозревая о том, что провидение не позволит ей последовать за двором в Оксфорд. Однако малыш подрастал, прекрасно обходясь и без матери.
Пока Аморе обменивалась светскими новостями с молодым графом Рочестером, который, несмотря на юные годы, вполне освоил науку говорить сальности, однажды даже вогнав в краску рыбную торговку на Биллингсгейтском рынке, она ни на секунду не теряла из виду короля, тот в обществе Франсис Стюарт удалился в отдаленный уголок зала. Неужели Карл все еще надеется пробудить страсть в этой чопорно-неприступной девственнице? На секунду могло показаться, что король на пути к успеху, ибо она милостиво позволила чмокнуть себя в щечку; впрочем, уже мгновение спустя шарахнулась от него как от зачумленного. Аморе заинтересовал этот эпизод. Под каким-то надуманным предлогом оставив графа Рочестера в одиночестве, она незаметно приблизилась к королю и Франсис. Ниша, которую оба избрали для себя убежищем, была занавешена парчовым драпри, что позволяло Аморе оставаться незамеченной.
- Франсис, целых два года я демонстрировал воистину ангельское терпение, - донесся до леди Сен-Клер голос короля. - Прошу вас, перестаньте играть со мной!
Аморе почувствовала, как от смущения невольно зарделась. Разве так подобает вести себя монарху?! Но, похоже, он ослеплен так, что даже этого не замечает.
- Ваше величество, прошу вас понять меня, - с мольбой в голосе заговорила Франсис. - Моя безупречная репутация - единственное и самое большое мое богатство. И стоит мне его утратить, уступив вам, меня, как и леди Каслмейн, ждет всеобщее осуждение, причем осуждение вполне обоснованное.
- Да кого интересует, о чем судачат несчастные лондонские обыватели?! - горячо возразил король. - Я осыплю вас доказательствами своего расположения, и вы это знаете, ибо я не раз обещал вам это. Если же вы до сих пор лелеете надежду занять место королевы - увы, должен вас огорчить: это невозможно!
- В таком случае вам остается лишь рассчитывать на благосклонность ваших фавориток, сир, потому что я никогда не стану одной из них. Не могу, поймите, я не могу просто так отдаться вам.
В голосе Франсис Стюарт явственно звучало недовольство, чуть ли не отвращение. Она понимала, что нанесла Карлу оскорбление, однако вымаливать у него прощение было превыше ее сил. Повернувшись, она поспешила прочь. Аморе невольно прижалась к деревянной панели, которой были облицованы стены зала, чтобы Франсис ненароком ее не заметила. Видимо, не зря болтали при дворе, что холодность Франсис объясняется глубоким отвращением к мужчинам вообще, не говоря уже о близости, подумала Аморе. И почему только король потерял голову именно от этой писаной красавицы? С таким же успехом молено было влюбиться в мраморную статую.
Обождав, леди Сен-Клер покинула убежище и тихо подошла к оконной нише. Король устремил неподвижный взор сквозь стекла в свинцовых рамах в ночную темноту. Аморе встала справа от него и, не говоря ни слова, дотронулась до его руки. Через разрезы рукавов его шитого серебром камзола проступала ткань сорочки. Сквозь тонкую материю Аморе почувствовала тепло его кожи. Вырванный из раздумий, Карл повернул голову к ней, коснувшись шелковистыми локонами парика руки Аморе.
- Вы подслушивали, мадам? - с легким недовольством спросил он. Не дожидаясь ответа, он с горечью добавил: - Славно небось стать вдруг свидетелем тому, как твоего короля унижают?
- Нет, ваше величество, - серьезным тоном ответила леди Сен-Клер. - Я всегда желала видеть вас счастливым.
Король медлил с ответом, явно смущенный ее искренностью и сочувствием, поскольку в глубине души ждал издевки. Потом усмехнулся.
- А вы знаете, самое смешное, что я вам отчего-то верю! Знаете, я всегда был высокого мнения о вас, несмотря на все ваши промахи и заблуждения.
Карл повернулся к Аморе и с любопытством посмотрел на нее.
- Это верно, что вы тогда нарушили мое распоряжение и не отправились со двором в Хэмптон-Корт ради того, чтобы помогать пострадавшим от чумы в Лондоне?
- Сир, это не совсем так, - не стала лукавить Аморе. - Мой духовник, отец Блэкшо, посвятил себя уходу за больными, и я осталась помочь ему в этом.
- Как я понимаю, вы решили разделить бремя забот с вашим иезуитом.
В голосе короля звучало понимание. Он знал Иеремию с тех пор, как тот во время гражданской войны служил военным лекарем, и однажды ему даже пришлось оперировать раздробленную ногу Карла. Как знал и о том, насколько сильным было его влияние на Аморе.