* * *
Солнце садилось в ясную линию горизонта, освещая поздними оранжевыми лучами арабскую гостиную в доме князей Урусовых. Гостиная была так плотно увешана и устлана коврами, что истинный цвет обоев определить не было никакой возможности. Хотя нет, вон в углу что-то синело! Итак, обои были синие, цвета бедуинского плаща.
Князь Урусов сидел, закутавшись в бедуинский плащ, курил кальян и рассказывал об арабских обычаях. Он только что вернулся из небольшой прогулки по Аравийскому полуострову. Все, что привезено, включая семь сортов фиников, было разложено на низком столике, перед которым нужно было сидеть, поджав ноги и всем видом оказывая предпочтение бедуинскому способу кайфа.
Маленький князь Александр восторженно ползал по коврам, жевал финики (косточки были извлечены!) и привыкал к родному отцу, иногда путаясь в показаниях и называя папой Путилов-ского. Тот краснел, а княгиня Анна улыбалась спокойной материнской улыбкой и направляла сына в сторону официального отца.
Согласно восточному гостеприимству, раскуренный хозяином кальян перешел к гостю. Путиловский вдохнул холодный тяжелый дым, пахнущий свежеочищенным яблоком, закрыл глаза и погрузился в бедуинские грезы.
...Наполненная народом СенНая площадь. В центре толпы стоит эшафот, на эшафоте палач в красной рубашке засучивает рукава, обнажая мускулистые белые руки. В дубовую плаху (на таких местные мясники за сорок секунд разделывают свиную полутушу.) воткнут гигантских размеров топор, и солнце блестит на его сверкающем полированном лезвии. Чувствуется, что палач свою работу любит и гордится ею и что народ любит своего палача и любуется им...
Путиловский глотнул свежую порцию прохладного дыма и приоткрыл глаза. Маленький князь, устав ползать, свернулся калачиком возле матери, подложив под голову цветастый шелковый валик, и тихо посапывал в две ноздрюшки. Анна перебирала в пальцах его длинные каштановые кудри. Князь тем временем, раскурив следующую порцию восточного дурмана, а именно гашиша, повествовал о своей одиссее:
- ...У этих пустынных племен совершенно отсутствует цивилизованный суд. При мне одну молодую женщину забросали камнями только за то, что она изменила своему мужу. Он первый бросил в нее камень и ушел, обливаясь слезами. Я спросил: почему он плачет? А мне отвечают: любит! Тогда зачем ее убивать? Простите и прощаемы будете! Нельзя, говорят, прелюбодеяние должно наказываться смертью. А согрешивший мужчина? Он же тоже был, говорю. А они: он не виноват, он молодой и одинокий, он не выдержал искушения. Я говорю: давайте я ее выкуплю! Не дали... дикий народ! Не смешно ли? Не правда ли, Аня?
И он захохотал. "Почему он смеется?" - удивился Путиловский, поймав взгляд Анны, одинаково ласково переходящий с мужа на любовника и обратно. Видно было по всему, что оба ей дороги одинаково, но сын дороже всего и что такой матриархат совершенно удовлетворяет все ее инстинкты. А битье камнями княгине не грозит, ибо на Руси давно живут цивилизованные люди.
Вошедшая нянька унесла обмякшего от сна маленького князя. Анна разлила по чашечкам из арабского узорчатого матового стекла расплавленный обжигающий кофе. Дым кальяна, смешавшись с гашишным, одурманил Путиловского до такой степени, что и глаза закрывать уже не надо было. Это облегчило положение гостя - он вроде бы и слушал хозяина, и при этом занимался своими грезами.
- ...Сидят на корточках целыми днями и даже не разговаривают - просто думают! Оттого там и зародились и христианство, и ислам! У людей есть время подумать. Пьеро, вот если бы нашего мужика заставить думать две тысячи лет, он бы тоже выдумал что-нибудь гениальное? А? Но у нас нет этих двух тысяч! Ха-ха, не смешно ли?
Действительно забавно.
...Толпа терпеливо ждала загодя обещанного зрелища, забавляя себя сытными прожаренными семечками, квасом и красными девками, для такого случая принарядившимися в модные бархатные кофточки с двумя рядами перламутровых пуговичек, распираемых изнутри мощными крестьянскими грудями. На отдельном свежесрубленном подиуме находилась публика много чище: молодые офицерики с девицами, почтенные матроны с лорнетами, недвижно уставленными на плаху, и женщины бальзаковского возраста с томиками Бальзака в руках. Все терпеливо сносили тяготы записных зевак - жару, мух и долгое ожидание.
Палач прохаживался по помосту и пару раз, дабы показать свое искусство и крепость оружия, вонзил топор в плаху, каждый раз с видимым трудом освобождая застрявшее в тугой дубовой древесине лезвие. Толпа приветствовала упражнения палача одобрительным жужжанием, точно медоносные пчелы слетелись со всей округи на богатый урожай нектара и только ждут условленного сигнала, чтобы приступить к сбору...
- ...Нам обязательно нужно завоевать средиземноморские проливы. Для этого надо просто взять Константинополь. И все! Османская империя развалится как карточный домик! Они же ненавидят друг друга - армяне, болгары, курды, хазарейцы, палестинцы. И турки, само собой... Это осиное гнездо можно уничтожить одним ударом. Вот дадим прикурить японцам - и надо тут же двигать все дивизии, пока они не остыли от побед, к турецкой границе! Я тебя уверяю - даже простые турки хотят русского царя! Мне это они не раз говорили тайком...
...Наконец издалека по неведомым каналам поступил нервический сигнал о движении кареты со страдальцем. "Едут! Едут" - первыми закричали и забегали в тесной толпе вездесущие мальчишки. Толпа разом возбудилась и сдвинулась к помосту, кто-то в давке истошно закричал. Городовые, образовавшие живую цепь вокруг помоста, грозно растопырили свои тараканьи усы и раздвинули толпу, давая проход карете.
И точно, карета появилась как по волшебству...
- ... Далее забираем у англичан Афганистан.
- Зачем? - заплетающимся языком спросил Путиловский, чтобы хоть что-то спросить и не быть гостем-букой.
- Афганистан - это ключ к Индийскому океану.
Оказывается, мы тем временем уже благополучно вышли к Индийскому океану! Дай Бог, дай Бог...
...Из кареты выскочили два плотно сбитых помощника палача и ловко вытянули какой-то куль. Куль вдруг распрямился и оказался до пояса человеком, а выше - мешком, надетым на его голову. Поскольку он не видел, куда двигаться, человек-мешок застыл на месте, поворачивая головой внутри темноты и стараясь определить свое место в этом мире и свою ближайшую судьбу. Ничего хорошего крики, начавшиеся при появлении узника, не предвещали: "Смерть! Смерть!!" - скандировала толпа. И вдруг замолкла.
С головы человека сдернули мешок. Ослепленный солнечным светом и опьяненный свежим воздухом, он несколько секунд стоял, совершенно не ориентируясь в окружающем пространстве, жадно вдыхая воздух и крутя головой в поисках незамысловатой правды жизни. Первым он увидел красное пятно, рубаху палача...
- ...У нас в руках очутятся все стратегические точки современного мира! С севера мы контролируем Европу, через Босфор и Дарданеллы мы диктуем свою волю Балканам, а на юге мы держим в руках все ниточки - от Красного моря до самой Австралии. Кстати, Пьеро, не хочешь составить мне компанию?
- Хочу, - еле провернул язык во рту Путиловский.
- Я собираюсь в Австралию. Надо убедиться, действительно ли там так много кенгуру.
Путиловский начал мучительно вспоминать все, что знал об этих животных. Выяснилось: почти ничего, кроме как прыгают.
- Отчего такой интерес?
- Хочу заселить ими наши Сальские степи. Представляешь себе - тысячные стада кенгуру!
- А зачем нам в России тысячные стада?
- У тебя нет деловой фантазии! Подумай только: мясо, шерсть, кожа на воинские ботинки. А если приручить? Я уже все прикинул. Взрослая самка кенгуру легко скачет с детенышем весом в десять -пятнадцать кило...
Путиловский представил себе скачущую Анну. В руках у нее лежал спокойно спящий Александр. Зрелище было убогим: через несколько прыжков Анна захромала и скакать перестала...
...Он стоял на помосте рядом с палачом. Палач одной рукой покровительственно приобнял жертву, вторую картинно положил на рукоять топора. Так они застыли на несколько секунд, ожидая, пока фотографы наведут свои зачехленные черной материей треноги и изящным жестом сдернут кожаные колпачки со всевидящего ока.
Невиданное ранее зрелище являла собой съемка туманных картинок; аппарат был открыт полностью, сбоку торчала ручка-кочерга, которую оператор вращал с удивительной плавностью. Какие-то обалдуи с открытыми аденоидными ртами встали перед оператором, закрыв своими дебильными лицами всю панораму казни, но на такой случай был припасен мужик со свирепым лицом, быстро давший всем обалдуям по шеям. Казнь началась...
- ...Каждая кенгуру сможет переносить на поле боя в своей сумке не только боезапас - патроны и снаряды в специальной упаковке, но и провиант, лекарства и донесения в штаб!
- Но ведь их могут подстрелить!
- В этом вся соль. Это исключено! Я провел сравнительный анализ движения пехотинца, лошади, собаки и кенгуру. Из всех этих животных только кенгуру совершает одновременно движения по двум координатам - горизонтальной и вертикальной. Вероятность попадания при шквальном огне уменьшается в четыре раза! Это очень большая цифра. Стреляющий никогда не сможет приспособиться к траектории прыжка кенгуру, тем более что эти животные могут менять не только направление прыжка, но и его высоту, и дальность!
- Откуда ты это все придумал?
- Вычислил! Вычислил, дорогой Пьеро! А теперь все это надо реализовать на практике: приехать в Австралию, там отстреляться по кенгуру для проверки и вывезти маточное стадо в двадцать, тридцать голов с тремя-четырьмя производителями в Сальск. И все! Через несколько лет мы с тобой станем сказочно богатыми, поставляя обученных кенгуру российской армии. И к тому же я уверен, что на нашей траве и при нашей зиме они превратятся в могучих животных. Возможно даже поставить самцов под седло. Калмыки ведь легкий народец! Только тсс, никому! Украдут идею! Я уже нарисовал схему упряжи...
...Со связанными сзади руками класть голову на плаху было неудобно. Палачу не хотелось до-ставлять казнимому беспокойства до последних мгновений жизни - в этом и отличие истинного палача от мучителя. Интимно пошептавшись, они пришли к обоюдовыгодному компромиссу: путы развязываются, а за это жертва дает слово не убегать с места действия до его логического окончания. В знак доказательства палач показал на толпу: дескать, смерть от ее рук будет непрофессиональной и потому мучительной, а у него большой опыт, холодная голова и горячее сердце, поэтому все будет быстро и не больно. Жертва согласно кивнула головой. Ей более всех хотелось покончить с этим неприятным казусом в своей уже короткой жизни...
- ...Ты пей, пей, - Князь Серж настойчиво лил в рюмку Путиловского темно-зеленый абсент, не замечая того, что рюмка давно полна и зеленое пятно красиво растекается по медному подносу. - Они еще здорово дерутся передними лапами! А задними могут просто выпустить кишки противнику, особенно если надеть специальные боевые когти. В рукопашном траншейном бою пара боевых кенгуру выстоит натурально против взвода хорошо вооруженных гвардейцев. Из траншеи на бруствер - раз! Два прыжка - и снова в траншею, но уже со спины противника - раз! И двух как не бывало! И снова прыжок!
Теперь князь в специальной трубочке размял и закурил светло-коричневый шарик опиума.
Дым стал густым и сладким, грезы приобрели натуральную плотность...
...Вынув из жилетного кармана золотые часы, жертва вручила их палачу, показывая тем самым, что не держит зла за будущую несправедливость. Толпа ответила на это рукоплесканиями и криками "Браво! Браво!" - здесь умели оценить настоящее благородство. Палач принял дар с подобающей моменту скромностью, показал часы публике, чтобы она тоже смогла порадоваться, и бережно убрал жирно сверкнувшую на солнце луковицу в задний карман, где она выделилась заметным бугорком, приятно щекотавшим ягодицы...
- ... Как только заинтересовать Генеральный штаб боевыми кенгуру? Они же все косные и тупые, не видят дальше собственного носа! Вот возьмем эти летающие швейные машинки, которые изобрели братья Райт. Ну как их там... эро... эро... тьфу!
- Летающие швейные машинки? - удивился Путиловский, в общении с князем Сержем запретивший себе чему-либо удивляться. - Разве швеи летают?
- Аэропланы! - вспомнил князь. - Это же гениально! Строим большую машинку, нагружаем бомбами и летим над противником. Бабах - и нету!
- Ты же только что собирался скакать на кенгуру!
- Вот видно сразу невоенного человека. - Князь снисходительно затянулся сладкой струей опиума. - Рода войск взаимно дополняют друг друга. Вначале я обрабатываю позиции с... ну с этих!
- Швейных машинок?
- Аэропланов. А потом стремительной лавой проходят мои калмыки верхом на боевых кенгуру! А сзади скачет обоз мамаш с провиантом и боеприпасами. И молодняк, обучаясь на ходу. Корма везде - завались.
Что-то знакомое было в железной логике князя. Действительно, ведь первые люди, приручившие коня, тоже выглядели безумцами. А те, кто догадался приспособить верблюдов? Ну чем верблюд лучше кенгуру? Безумен только первый шаг, вернее, мысль, а потом все развивается очень логично и последовательно! Опиум вверг основателя новой проавстралийской армии в краткий сон, что позволило Путиловскому завершить тревожащие душу грезы...
...Белую рубашку палач разорвал по вороту, оторванный лоскут картинно бросил по ветру в толпу, отчего та мгновенно заволновалась и принялась хватать плавно опускающийся счастливый кусок ткани. Послышался веселый смех, ведь обладатель сего плата мгновенно становился счастливчиком, ну, может быть, чуть менее важным, нежели палач и жертва, - не менее чем третье лицо в этой трагедии, что уже почетно. Даже два премьера на несколько секунд остановили свое кровавое действо и стали с неподдельным интересом следить за траекторией легкой шелковой ткани. Неожиданно подпрыгнув выше всех, лоскуток ухватила молодая девушка, по виду из среднего сословия, небогатая, но миленькая. Все обрадовались: теперь она быстро выйдет замуж, будет счастлива и плодовита. Палач свободной от топора рукой даже сделал ей нескромный поощрительный жест: дескать, ты должна со мной за это расплатиться полной мерой! И этот жест вызвал в свою очередь одобрительный смех толпы. Палач стал еще милее и симпатичнее.
Тем временем жертва поудобнее умостила свою шею на плахе, что сделать было трудновато, поскольку шея была короткой и широкой - палачу придется продемонстрировать все свое искусство. На площади воцарилась мертвая тишина. Слишком серьезное дело предстояло тем двоим: одному - расстаться с жизнью, а второму - эту жизнь отнять. Все понимали, что задача второго неизмеримо сложнее и что теперь уже ясно, кто главный в этой чарующей сердце игре. Палач взялся за топорище двумя руками и занес широкое лезвие себе за спину, приготовившись описать им широкую дугу, в конце которой должны были в одной пространственной и временной точке встретиться шея, топор и плаха. Единство места, времени и действия.
Последним в своей жизни усилием жертва подняла голову и повела по площади взором, прощаясь с этим миром и уже вглядываясь в мир иной, просвечивающий ей явственнее, чем кому-либо. В глазах читалось одно лишь любопытство путешественника, проделавшего путь длиною в жизнь и остановившегося в самой высокой точке перевала, не позволяя себе взглянуть в ту долину, к которой он так долго стремился. Интересно, там все так, как описывали другие путешественники, так же зелено, свежо и покойно, как мечталось?
Лезвие тронулось в свой идеальный круговой путь. Описать ему надо было около трех четвертей окружности, на что потребовалась изрядная доля секунды. Уже на излете, когда до желанной шеи остались несколько десятых дюйма, внимательному взгляду Путиловского стало ясно, что душа жертвы уже покинула бренное тело и чуть сбоку с любопытством взирает на совершенно бесполезную казнь неодушевленного, которая не может быть приравнена к казни, а является простым отделением туловища от головы на потеху публике. (Такова молодецкая игра мясника для покупательницы с целью очарования последней и возможного получения платы натурой, ежели покупательница не слишком высокородная особа. А впрочем, есть ли разница, какого рода эта особа?)
Толпа ахнула ранее, чем острое лезвие топора прошло сквозь шею, не почувствовав никакого сопротивления, как и шея не почувствовала никакого проникновения в себя. Атомы топора прошли мимо атомов тела, не вызвав ни малейшей взаимопроникающей реакции. Все кончилось, не успев произойти. Некоторые фотографы сумели сделать снимок до того, как голова упала в плетеную ивовую корзину, некоторые - после, но истинного успеха добился лишь механик при аппарате для туманных картинок. Все фазы полета топора и головы он вечером проглядел по отдельности, смакуя свою власть над временем и жизнью человека. Вот он пускает пленку в обратную сторону, и - о чудо! - голова из рук палача исчезает в корзине, затем вылетает оттуда и накрепко прилипает к ранее мертвому телу. Часы из заднего кармана сами собой возвращаются к ранее мертвому хозяину. Вся семья механика хохотала как помешанная, глядя на новую комедию, отснятую умелым отцом.
Но то было после. А сейчас палач с грустной усмешкой достал за уши (как фокусник кролика - человек был несколько лысым) бывшую в употреблении голову и продемонстрировал ее всем желающим. Все желали. Прошло секунд десять, желание медленно улетучилось, занавес опустился, и начались прозаичные будни. Голову и туловище воссоединили в мешке, и два помощника палача понесли скорбный груз к карете. Палач белым платком протер лезвие, ничуть не замаранное кровью, тщательно сложил платок и отдал некому человеку, судя по реакции, слуге покойного - он благоговейно поцеловал платок и спрятал за пазуху, ближе к сердцу. Путиловский внутренне ахнул: этот человек был вылитый секретарь Плеве Пакай...
В арабскую гостиную вошла княгиня Анна, протянула руку Путиловскому и повела его, безропотного от опиумного дыма и видений, в гостевую спальню. Князь остался грезить во сне посреди Аравийской пустыни, в каковой расстелено так много ковров, что не видно ни пяди песка.
В спальне было прохладно, темно и одиноко. Анна опытными, как у горничной, руками (откуда у нее это умение?) разоблачила догола вялое тело гостя, потом подтолкнула его к разостланной постели - оно упало с невидимым наслаждением и мгновенно спряталось под холодное одеяло. Затем так же быстро она разоблачила самое себя и скользнула тем же путем. Достигнув только ей ведомой цели, Анна покрыла острыми жалящими поцелуями жертву восточного гостеприимства, когда венцом пира является хозяйская жена.