Илья пожал плечами. Десант прибыл по его сигналу. Когда Илья ходил связываться с Тегераном первый раз, он сообщил находившейся поблизости советской специальной группе, где находятся диверсанты.
- Что делать? Что делать? Русские солдаты у меня в имении, - метался Дохуда.
- Войска не могли продвинуться так быстро. Это просто десант. Его вызвал, наверно, Киреев. Он - предатель. Десант прибыл на самолете и с задержанными вернется обратно.
Дохуда немного успокоился.
- Сейчас займусь подготовкой к отъезду, а то придется все бросать на волю аллаха.
Илья связался с Тегераном и сообщил, что Киреев сорвал операцию, основные участники ее захвачены советским воздушным десантом, а ему с Дохудой удалось случайно спастись. Светлов высказал предположение, что Киреев предатель и десант вызвал именно он. Миллер тут же передал указание бросить все и выбираться из тех мест.
Укрыв рацию, Светлов выехал в Тегеран.
Рано утром Илья был уже в Тегеране. Город выглядел необычно. Несмотря на часы "пик", на улицах не чувствовалось суеты. Автомобили проезжали будто медленнее, фаэтоны еле тащились, многие магазины были закрыты. Прохожие, вместо того чтобы, как всегда, не обращая внимания друг на друга, торопиться каждый по своему делу, собирались группами и обсуждали волновавший всех вопрос - вступление советских и английских войск.
Илья, переходя от группы к группе, прислушивался к разговорам. Много было разных толков и предположений, но общим оставалось мнение, что правители страны находились по существу в плену у немецких фашистов.
Какой-то толстяк, размахивая связкой огромных ключей, видимо от лавки, старался своим зычным голосом перекричать всех.
- А почему некоторые наши деятели попали в объятия немецких фашистов? Надо понимать, господа. Их на это натолкнула ненависть к английским угнетателям. Несколько веков они наживаются на нашей нефти, грабят нас.
Но торговца мало кто слушал. Стоявший рядом с ним широкоплечий и высокий мужчина в форме чиновника почтового ведомства спокойно, но таким густым басом, что сразу заглушил все остальные голоса, сказал:
- Правда, на нашу землю вступили иностранные войска, русские и английские, но в этом есть и хорошая сторона - войны на иранской земле не будет, а пойди мы за немцами, наша земля содрогалась бы сейчас от разрывов бомб, горели бы города и села.
Раздался одобрительный гул голосов.
Илье надо было условиться с Миллером о встрече. Он вышел на Лалезар и направился к большому магазину, где, как он знал, имелся телефон. Автоматов на улицах не было. А в этом магазине телефон был в будке, и свободно можно было назвать нужный номер.
В магазине Илью знали. На его приветствие хозяин и продавцы ответили почтительными поклонами.
- Говорит Зульфугери, - сказал Илья, узнав в ответившем по телефону Миллера. - Могу ли я вас видеть сегодня? - спросил он по-немецки. Называть свою фамилию или фамилию Зульцер было бы неосторожно, телефонный разговор могли подслушать.
- Приезжайте к девяти вечера, - ответил Миллер и повесил трубку.
Это означало, что без четверти девять у памятника Саади Илью будет ждать синий "форд", который и доставит его в особняк Базергяни.
Как отнесется к нему Миллер после срыва операции? Поверит ли этот опытный разведчик тому, что он станет рассказывать? Все это беспокоило Илью. На встрече с Миллером должно определиться, достаточно ли чистым выходит он из этой операции. Правда, у Ильи был свидетель Дохуда, которому немцы верили.
Вечером Илья пришел на условленное место. Там его ожидал синий "форд".
Невысокий, сухой, Миллер на этот раз показался Илье ниже и худее обычного. Он был взволнован и долго сокрушался, что не сумел разобраться в Кирееве. Миллер рассказал, что несколько часов тому назад в Тегеран, спасаясь от красных, приехал Дохуда.
- Он говорит, что как только появились большевистские части, они сразу захватили наши склады с взрывчаткой и оружием, Дохуда видел, что красноармейцев, обнаруживших склады, сопровождал Киреев.
"Они взяли Киреева с собой, чтобы отвести подозрение от меня. О местонахождении складов наши знали давно, им незачем была помощь Киреева, - с удовлетворением подумал Илья, - приезд Дохуды как нельзя более кстати".
Миллер снял пиджак, бросив его на спинку кресла. Садясь, он сказал:
- Русские опередили нас. Через три дня должен был состояться переворот, который готовили мы, и тогда все пошло бы по-другому. Как только вступили русские и англичане, кабинет Али Мансура сам подал в отставку, а новое правительство во главе с Форуги тут же отдало приказ своим вооруженным силам воздержаться от сопротивления русским и английским войскам. Подвело нас неверие в то, что русские могут вторгнуться в Иран. Смотрите, вошли и английские войска. Англичане сумели все-таки договориться с большевиками. Нас застали врасплох.
Миллер встал, надел пиджак и, опускаясь в кресло, продолжал:
- Все-таки жаль, что не удалось поднять в воздух намеченные объекты. Хотя новое иранское правительство и отказалось от сопротивления, надо было бы насолить русским.
Илья считал свою миссию в Иране законченной. Теперь неплохо бы вновь возвратиться в Берлин. Советской разведке важно было иметь своего человека в центральном аппарате абвера. Поэтому, выждав, когда Миллер кончит сокрушаться, он сказал:
- Не думаете ли вы, что мне теперь небезопасно оставаться в Иране? Киреев может разыскать меня и выдать русским.
- Пожалуй, это так. А жаль. Если бы не Киреев, вы могли бы со своим швейцарским паспортом свободно остаться. Ведь всем германским подданным придется уезжать.
Миллер встал и снял пиджак. От волнения его бросало то в жар, то в холод.
- Если последует указание, я рискну, - предложил Илья.
Подумав немного, Миллер предложил:
- Давайте запросим адмирала Канариса.
Через два дня Светлов получил указание возвращаться в Берлин.
С тяжелым сердцем он шел к Роушан.
- Я получил указание фирмы немедленно возвратиться в Швейцарию, - сказал он ей.
Она удивленно смотрела на него.
- Но почему? У тебя здесь много незаконченных дел.
- Видимо, хотят выяснить обстановку, которая сложилась в Иране в связи с вступлением союзных войск. Не помешает ли это дальнейшим коммерческим предприятиям.
Роушан тяжело опустилась в кресло. На глазах у нее заблестели слезы.
Илья жалел, что не может сказать Роушан правду. Если бы она знала, для чего это делается, то отнеслась бы к его отъезду спокойнее.
- Я напишу тебе из Швейцарии, - пытался утешить ее Илья.
Роушан молчала, устремив неподвижный взор куда-то в пространство.
- У меня такое предчувствие, что мы никогда больше не увидимся, - сказала она и обняла Илью.
Он не стал ее разубеждать. Ему не хотелось продолжать говорить неправду.
В Швейцарии Илья явился в фирму "Барони". Отто Крамер встретил его, как хорошего знакомого.
- Добираться до Германии придется нелегально. В Берлине считают, что швейцарский паспорт вам еще понадобится, а если в нем будет отметка о поездке в Германию, это снизит его ценность, - сказал он.
- Как же мне быть? - спросил Илья.
- Надо вернуть документы в паспортное бюро. Побудьте несколько дней в конторе, а потом возвращайтесь тем же путем, каким и приехали из Германии. Таковы указания Берлина.
Илья составил отчет для фирмы, написал два письма Роушан. В последнем сообщил, что его срочно командируют в США. Оформив документы в паспортном бюро, Илья выехал в Цюрих к Генриху Гелю. Гель, как и прежде хозяин хутора Бенц, поздно ночью перевез Илью через Рейн на германский берег.
На хуторе Бенца Светлова ждал младший офицер абвера. Он привез ему форму и документы. Илья переоделся и, не дожидаясь рассвета, выехал на машине в Мюнхен, чтобы пересесть там на берлинский экспресс.
XI
Илья не узнал Берлина. От немецкой аккуратности не осталось и следа - улицы запущены, витрины заколочены, многие магазины закрыты. Машин мало, И дома все изменилось.
Ганс Шульц совсем одряхлел. Он плохо видел, еще хуже слышал и говорил невнятно. Очень постаревшие Амалия и Эмма измучились с ним. К приезду Ильи старик остался равнодушен. Видно, война и одиночество доконали старого Ганса.
Илья был подготовлен к этому. По письмам старика чувствовалось, что он совсем плох.
Утром Илью вызвали к Канарису.
В кабинете адмирала все было по-старому, если не считать отсутствия собачонок. Да на большой карте мира появилось больше разноцветных флажков, которыми Канарис отмечал ход военных операций.
Не изменился и сам адмирал. Он радушно встретил Илью, справился о здоровье Ганса Шульца и долго сокрушался, что тот скверно чувствует себя.
Илья доложил ему, как была сорвана диверсия на иранских дорогах, Канарис сказал:
- Вас поздно включили в операцию, но я надеялся, что вы позаботитесь, чтобы все было готово.
- Я торопил Югансона и Киреева, докладывая о своих опасениях Миллеру.
- Югансон - бездельник.
- Простите, экселенц, но мне кажется, что основная беда в неожиданности вторжения большевиков.
- Беда в том, что все мы в глубине души не верили, что они решатся на такую акцию при весьма неважном для них положении на фронтах. Да и вы, наверно, думали так. Основная вина падает, конечно, на нас.
Адмирал, задумавшись, постукивал карандашом по столу.
- Когда Киреев успел передать русским, где находится ваша группа? - спросил неожиданно он.
- По-моему, перед отъездом из Тегерана. У него, наверно, была рация. Где мы остановимся, Киреев знал: он бывал там не однажды. Собственно, по его рекомендации мы и сделали это место своей штаб-квартирой.
- Как фамилия помещика?
- Дохуда.
- А почему он в тот момент был не с Югансоном?
- Югансон послал его подготовить машины для доставки взрывчатки на места. Когда я поехал в дом Дохуды, где у нас хранилась рация, я застал Дохуду дома, он ожидал шоферов. Мы вместе с ним видали, как советский десант забрал Югансона, Киреева и взрывников.
- А не предал ли вас Дохуда?
- Не думаю, экселенц. На мой взгляд, он верный человек.
- Да, пожалуй, вы правы. Судя по тому, как русские быстро забрали всех людей, которые были известны Кирееву, и обнаружили склады с боеприпасами, о которых он тоже знал, скорее всего предатель - Киреев. Вы нуждаетесь в отдыхе?
- Думаю, сейчас не время отдыхать.
- Правильно, - улыбнулся Канарис и, положив руку на плечо Ильи, сказал: - Тогда приступайте к выполнению своих обязанностей. Надо сделать так, чтобы разгром нашей агентуры в Иране был как можно более безболезненным.
В тот же день в абвере Илья встретил Вилли Шнеля. От него он узнал, что Эльза вышла замуж за Акима Шмунда, директора крупповских предприятий, своего тайного вздыхателя. Она, конечно, предпочла бы красавца офицера Эриха Шлифена, но тот в первые же дни нападения на СССР отправился на Восточный фронт и пропал без вести. Старик Пауль Вермерен, работавший референтом в имперской канцелярии, умер. Из рассказов Илья понял, что Рихард Шеммель наконец получил руку фрау Эмилии Шнель, но только руку. После свадьбы выяснилось, что капитал ее вложен в предприятие, которое немцы при оккупации Франции разбомбили до основания.
Илья позвонил Эльзе, ее салон был нужен ему, как никогда, - немцы стояли под Москвой. А Вилли Шнель рассказывал, что в салоне теперь бывает много новых лиц, главным образом военных.
Эльза обрадовалась звонку Ильи и стала его усиленно приглашать. Все шло как надо. Налаживались отношения и со связником. В день отъезда из Ирана Илья снесся с Москвой. Ему сообщили, что связь с ним в Берлине будет осуществляться прежним порядком. Илья искренне жалел Довгера. Столько лет жить безвыездно в стане врага… В назначенный день Довгер с женой прошел мимо дома Ганса Шульца. Это как бы означало, что у Довгера все в порядке.
Илье было очень приятно увидеть их, но, всмотревшись в супругов, он прошептал:
- Как они постарели.
Илья опечалился, словно за родных. Да, их связывало больше, чем родство. Они рисковали ради одного общего дела. Жизнь этих людей зависела друг от друга. Малейшая неосторожность кого-либо из них могла привести к гибели всех троих.
В ближайший вторник Илья пошел в салон фон Микк. Его встретили шумно и радостно.
- Мы так соскучились о вас, - сказала Эльза.
- Да, вас не хватало нам, - угрюмо произнес Шеммель.
- Мы не спрашиваем, где вы были, - улыбаясь, говорил Шмунд, - понимаем, что не можете ответить на этот вопрос, но полагаем, что свою миссию вы выполнили удачно, и рады видеть вас в полном благополучии.
Наконец они оставили Илью в покое, и он мог оглядеться.
В салоне фон Микк многое изменилось. Аким Шмунд, который так гордился своей рыжей шевелюрой, облысел. Фридрих Гальдер пристроился в Берлине и щеголял теперь в форме интендантского офицера, Рихард Шеммель стал угрюм и неразговорчив, держался отдельно от жены. Чувствовалось, что отношения у них неважные. Эмилия Шнель сидела со своим братом. Около них стояли два офицера в чине полковников, видимо генштабисты.
Они оживленно обсуждали положение под Москвой. Называли дни ее падения, хвалили действия немецких войск. Строили предположения, каким будет парад в Москве, поедет ли туда фюрер. Все сошлись на том, что Гитлер обязательно будет на параде.
- Я думаю, на парад пригласят кое-кого из Берлина, может быть и дам, в том числе и вас, - сказал Фридрих Гальдер и поклонился Эльзе.
- О, я обязательно поеду… Мне так хочется посмотреть. Я уверена, наш фюрер будет великолепен, - проговорила Эльза и улыбнулась.
Илья не узнавал ее. Какая-то она стала… блаженная. А что, если сейчас встать и сказать всем этим господам: Москвы вам не видать, как своих ушей?
В этот вечер ему не удалось узнать ничего интересного, и он ушел расстроенный.
Потянулись однообразные дни. Большую часть времени Илья проводил в абвере, приходилось засиживаться до поздней ночи. Немцам было известно, что через Иран налаживается переброска грузов в СССР по ленд-лизу. Абвер получил указание помешать этому. Основная подготовка падала на группу, в которой работал Илья, поскольку она занималась Ираном. Рассчитывать на использование агентуры, оставшейся в Иране, было, конечно, нельзя. Этому мешало пребывание там союзных войск и трудности в налаживании связи. Поэтому, следуя указанию руководства абвера, Илья подбирал агентов для засылки в Иран в Берлине. Прибавилось хлопот у Ильи и в доме. Приходилось заботиться о стариках. Они были беспомощны. Все труднее и труднее становилось с продуктами питания. Ганс Шульц почти не двигался и не говорил. Он безвыходно сидел у себя в кабинете в любимом кресле, устремив в окно безучастный взгляд. Обслуживавшие старика Амалия и Эмма сами еле ходили. Нанимать новых слуг Илья не хотел. Вводить в дом малоизвестных людей было опасно.
Илье пришлось отказаться от многих своих привычек. Теперь он нечасто мог выбраться на Унтер-ден-Линден. Да и улица эта очень изменилась. На бульваре, обсаженном липами, уже не было видно прогуливающихся берлинцев. В домах окна заколочены, заложены кирпичом витрины, кругом очереди за продуктами. На проезжей улице полно военных машин. Здания когда-то комфортабельных отелей, ресторанов превращены в казармы и госпитали.
На службе Илья общался только с теми офицерами, которые были полезны ему как источники информации. Еще до войны он завел дружбу с офицерами из отдела, который занимался разведкой против Советского Союза. Одного из них, Густава Хуппенкотена, высокого, добродушного прибалтийского офицера, он до отъезда в Иран изучал, нельзя ли его привлечь к работе на советскую разведку. Илья заметил, что Хуппенкотен не такой фанатик, как окружающие их офицеры; он как-то проговорился Илье, что происходит из семьи рабочего, который служил мастером на одном из заводов Риги. Отъезд Ильи в Иран помешал налаживавшейся дружбе с Хуппенкотеном. Теперь Илья снова занялся им.
Илья постоянно думал о Роушан. Угнетала невозможность написать ей. Ведь даже если он ухитрится послать письмо, то свой адрес все равно нельзя сообщить. Когда-то попадет он снова в Иран? И попадет ли? Увидит ли Роушан?
Каждый раз, открывая иранские газеты, он надеялся хоть что-нибудь узнать о Роушан. Ее отец был видным деятелем, и заметка о нем, о его семье могла появиться в газетах. Беспокоил его и Гутман. Вдруг иранская полиция занялась этим делом и, не найдя настоящих преступников, придет к швейцарскому гражданину Самуэлю Зульцеру. Илья будет поставлен в трудное положение. В абвере его могут заподозрить. Какое отношение он имел к убийству. Почему не поставил в известность абвер?
Можно отрицать свою встречу с Гутманом или представить ее как случайную встречу с незнакомым человеком в расчете на то, что немцы не будут иметь возможности разобраться, поскольку все произошло в Иране, но подозрение все же останется. Начнут тщательно проверять, а это Илье было совсем ни к чему.
Но в газетах о Гутмане не было ни слова. Страницы заполняли сообщения об арестах немецких агентов, о разгроме пятой колонны. Однажды он прочитал, что в иранской Джульфе на границе с Советским Союзом частями Красной Армии обнаружен склад припасов, которых вполне хватило бы на вооружение воинской части. Чего только не было в этом "торговом складе" одной из германских фирм: ручные и станковые пулеметы, автоматы, револьверы, гранаты, патроны, динамит. На другом складе, находившемся в Иранском Азербайджане, было найдено больше пятидесяти тонн взрывчатых веществ.
Это были склады резидентов абвера. Илья обвел заметки красным карандашом для доклада шефу.
"Теперь не до убийства какого-то бродяги, - подумал Илья, - похоже, это давно предано забвению".
Прошло уже более трех месяцев, как Илья возвратился из Ирана. Он жил в постоянной тревоге за Родину, угнетала необходимость разыгрывать из себя ультранациста. Но вот вести с Восточного фронта стали терять свою крикливость. В салоне фон Микк все реже и реже говорили о параде немецких войск в Москве. Преобладали разговоры о морозах в России.
В один из декабрьских дней фон Пахен под большим секретом рассказал Илье о разгроме немецких войск под Москвой. Илья еле скрыл свою радость. С первых же дней нападения фашистских полчищ он не сомневался, что они будут изгнаны с советской земли. И вот его уверенность начинает подтверждаться. Враг понес жестокое поражение. Он будет бит и дальше. Илье даже стало легче играть роль нациста.
Как ни старалась гитлеровская пресса смягчить разгром сводками об улучшениях позиций, страшный слух расползся по Берлину. С утра встревоженные обыватели хватались за газеты, стараясь угадать меж строк сводок истинное положение под Москвой.
Илья с еще большей энергией взялся за расширение своих знакомств в кругу гитлеровских бонз и среди работников русского отдела абвера. Он понимал, что сейчас, когда немцы начнут перестройку своих планов, особенно важно выяснить новые наметки. Даже фраза, случайно оброненная осведомленным лицом, могла помочь. И Илья, которого принимали везде как своего, передал в Москву немало ценных сообщений.