– В Британии ныне есть люди – и кое-кто из них, помельче рангом, сейчас едет с нами в поезде, – которые уверены: чтобы защитить нашу королеву и нашу страну, мы должны позаимствовать методы наших соперников и врагов, как некогда было по всей империи. Мы должны уметь обманывать не только царьков враждебных племен в Африке и Азии, не только продажных европейских агентов и их державы, но и наших собственных людей, если они недостаточно безжалостно или рьяно отстаивают наши общие интересы. Но наша правительница, рискуя собственной жизнью, доказала, что без этого можно обойтись; показала, что Британская империя может поступать вразрез с порочными традициями шпионских сетей, тайных служб, заговоров и убийств – традициями, что были установлены и поддерживались царствующими домами от Плантагенетов до Стюартов. Возможно, это безумие со стороны королевы – но я с ней согласен. Потому я и провел всю жизнь на своем посту; и хотя иногда в силу необходимости я вынужден сотрудничать с безымянными типами, вроде тех, которых вы уже видели, было бы гораздо лучше, если бы… – Тут он опять придвинулся, боясь (неоправданно, подумал я), что нас подслушают. -…если бы мы нашли разгадку этого дела втроем, к удовлетворению Ее Величества и посрамлению всех этих агентов. Давайте же, короче говоря, рассматривать их как своего рода "страховку" – ибо если мы не сможем предотвратить эту угрозу британской монархии, все равно ее надо предотвратить. Но если мы успеем раньше, королева будет нами очень довольна – как уже неоднократно оставалась довольна вашими услугами трону.
Однако Холмс не сводил с брата скептического взгляда:
– А почему ты так стараешься не подпускать к делу полицию?
– Это дело не для местных властей и не для Скотланд-Ярда, – ответил Майкрофт. – Ты же сам знаешь, как легко утекают у них из рук поистине важные секреты. Пусть расследуют это дело как обычное местное убийство, а мы будем делать то, что действительно необходимо.
Последовало молчание, показавшееся мне бесконечным. Наконец Холмс произнес:
– Что же, брат, ты изложил свое дело. Надо сказать – и, думаю, Ватсон со мной согласится – изложил убедительно.
– Совершенно верно, сэр, – отозвался я. – Весьма достойно.
Майкрофт медленно наклонил голову, благодаря нас за такой отзыв, а Холмс продолжал:
– Боюсь, однако, я вынужден задать еще кое-какие вопросы, раз уж меня привлекли к этому делу как детектива-консультанта. Во-первых: был ли сэр Алистер Синклер тоже чем-то иным, нежели казался?
– Насколько мне удалось установить, нет, – уверенно отвечал Майкрофт. – Архитектор на службе у шотландского отделения Департамента королевских работ, специализировался на реставрации исторических зданий и сооружений, особенно времен позднего Средневековья. Человек незапятнанной репутации; единственный сомнительный момент – его дружба с Маккеем, поскольку таким образом он мог познакомиться с Алеком Мортоном. Но это лишь предположения. По правде сказать, совершенно естественно, что сэра Алистера, с его опытом, пригласили вести работы в Холируд-Хаусе. От до-барочного дворца остались только покои Марии Стюарт, почти нетронутые с того дня, как эта несчастная покинула их в последний раз, и… послушай, Шерлок, что это ты так многозначительно переглядываешься с доктором Ватсоном?
Мы с Холмсом, по правде сказать, в этот момент действительно понимающе переглянулись, но тут же разом вернули головы в первоначальные положения.
– Ага! – воскликнул Майкрофт. – Значит, я был прав, и вы действительно толковали о легендах и поверьях, пока меня не было!
– Майкрофт, право же, с возрастом и под влиянием своей должности ты стал чересчур подозрителен, – заявил Холмс с невинным и в то же время вызывающим видом, и опять сжал в зубах трубку. Потом вытащил ее изо рта и ткнул черенком в сторону Майкрофта. – Я посмотрел на Ватсона и улыбнулся лишь потому, что наконец понял , как ты занял свою уникальную должность в правительстве! Ее Величество вместо того, чтобы посылать многочисленных и часто ненадежных агентов за границу на таинственные задания, хочет получать сведения из одного надежного источника – от человека, которому она может доверять абсолютно, как и своим шотландским егерям. Ты, как никто, умеешь сделать таинственное понятным – что и продемонстрировал нам в этой поездке. Ты регулярно снабжаешь королеву необходимыми ей отчетами – оттого и общаешься с августейшей персоной запросто!
Такой прием театральные иллюзионисты называют "отводом глаз", но сработал он без промаха. Хотя лицо у Майкрофта и без того было красное, на нем пробился заметный румянец.
– Не думай, что я так уж близок к королеве. – Он тщетно пытался скрыть свою гордость. – Ты же видел только одну нашу встречу, и то лишь потому, что вошел в приемную Ее Величества в Виндзоре, не будучи объявленным. Но в целом – да, я имею честь доставлять королеве сводные данные по ее желанию и требованию; практичный ответ различным министерствам, что время от времени призывают восстановить в Британии прежнюю секретную службу.
– Но, мистер Холмс, – спросил я, – возможно ли систематизировать ваш метод, дабы вы с Ее Величеством и впрямь могли покончить с разведывательными приемами былых времен? Что если, Боже сохрани, вас постигнет какое-либо несчастье? Государственный аппарат в таком случае окажется прискорбно, а то и невосстановимо поврежден.
– Еще одна причина для Майкрофта, чтобы не покидать свой лондонский уголок, Ватсон! – засмеялся Холмс. – А для нас – охранять его здесь, в этой дикой стране, как он выразился. Видите, как он хорошо устроился – его личные привычки и предпочтения становятся опорой государственной безопасности! Не обижайся на мои шутки, брат. Просто я поражен всем этим – равно и тем, как идеально тебе это подходит! Но почему бы и нет? Ведь каждый из нас служит так, как он лучше всего приспособлен служить, – или терпит неудачу. Погляди на Ватсона – вот человек исключительно храбрый и самоотверженный. Поэтому он как нельзя лучше приспособлен для службы на дальних рубежах империи, и, хоть вынужден был вернуться домой из-за ранения, неустанно участвует в наших расследованиях, с оружием в руках оказывая нам поддержку и помощь, на какую не способны ни я, ни ты, Майкрофт!
– Благодарю вас, Холмс, – ответил я, стараясь не показать, до чего я горжусь этой похвалой, и совершенно забыв про "отвод глаз". – Очень любезно с вашей стороны.
– Никакой любезности – чистая правда, Ватсон. Мне же, с другой стороны, не хватает воинского духа, каковой требуется для защиты границ империи, поэтому я посильно тружусь на благо общества в сточной яме, именуемой столицей, воюя с болезнями, поражающими внутренние органы, а не наружную оболочку государства. А твоя привычка к оседлой жизни, Майкрофт, лелеет твои тончайшие мыслительные процессы и позволяет твоему мозгу выполнять сложнейшую умственную работу – так почему бы не признать ценность этой привычки для империи?
Майкрофт возложил одну руку себе на бедро, после чего подался неохватным корпусом вперед, а серые глаза его сузились: не перехватил ли часом Холмс с такой лестью?
– Прости меня, Шерлок, – произнес он. – И вы, доктор, простите. В юности я до такой степени привык к сарказму, который частенько заменял моему брату остроумие, что теперь, когда мы уже взрослые, я иногда не ценю его слова по достоинству. Но это весьма достойные чувства, и красноречиво изложены. – Майкрофт наклонился еще дальше вперед – поза его смотрелась уверенно, однако при таких габаритах – несколько угрожающе, – поднял кверху палец и прищурился. Очевидно, игру Холмса он разгадал, но оспаривать ее не счел нужным: дело было гораздо серьезнее. – Неважно, сказаны эти слова чистосердечно или же в попытке подольститься ко мне, – продолжал он, – но позвольте вас уверить: в этом деле нам придется мобилизовать все наши сильные стороны, все способности, которые ты перечислил, ведь, клянусь Богом, весьма вероятно, что… За Мортоном, возможно, стоят немецкие империалисты, и в сговоре с ними – шотландские националисты: все это, быть может, – тщательно спланированная попытка нарушить давнее равновесие, кое поддерживает целостность нашей империи, а также мир между крупными европейскими державами, сохранявшийся на протяжении всего правления нашей королевы. Ибо кайзер будет только рад войне, если она приведет к расцвету его владычества и Gottersdammerung ’у Британии.
– Конечно, быстрее и легче всего можно нарушить это равновесие, если, Боже сохрани нас от такого, ранить или даже убить Ее Величество, – объявил я; настроение мое глубоко омрачилось этаким поворотом беседы.
Холмс на это ничего не сказал (и тем немало удивил меня), а Майкрофт кивнул, последний раз хлебнул из своей фляги и сунул ее обратно в карман плаща.
– И впрямь, – согласился он. – Раз подобные личности не остановятся перед угрозами Ее Величеству – только представьте себе, как быстро окончатся наши три жизни, если преступникам покажется, будто мы им мешаем. Что приводит нас к последнему факту, который вы должны учитывать в любой из своих теорий касательно этого дела, джентльмены… Оба раза – когда умерли Синклер и Маккей, – королева должна была ночевать в Эдинбурге – собственно, в Холируд-Хаусе. И, выполнив некоторое личное дело, не имеющее отношения к нашему расследованию, Ее Величество собиралась ознакомиться с первоначальными планами Синклера по восстановлению покоев королевы шотландской, а также с кандидатурами десятника и рабочих.
Эта новость, похоже, слегка взволновала Холмса, но он хранил молчание и полностью владел собой, а Майкрофт продолжал:
– Ну что, Шерлок? Не правда ли, в этой точке сошлись все отдельные нити и разрозненные части? Казалось бы, ряд совпадений – презренных совпадений, которых, как мы с тобой считаем, не бывает, особенно если речь идет об убийстве. Что скажет на это детектив-консультант?
Вынужден признаться: я не сумел распознать, каким именно манером эта вроде бы пустяшная подробность монаршего расписания могла связываться с теми значимыми делами, которые мы обсуждали; но я взглянул на Холмса – тот кивал, словно и не ожидал ничего иного. Он размеренно курил, а потом встал и зашагал по купе – туда и обратно.
– Только одно, братец, – наконец объявил он. – Какой именно зуб удалили вчера Ее Величеству?
Глава VI
Холируд-Хаус
Я опасался, что нас высадят из поезда под проливным дождем на подступах к Эдинбургу – во имя столь необходимой секретности. К счастью, этого не произошло; но мы не попали и на удобный (хоть и чересчур людный) перрон вокзала Уэверли в центре города. Вместо этого поезд остановился на более спокойной станции Принсез-стрит, близ массивного утеса, на вершине которого возвышался древний и зловещий силуэт Эдинбургского замка. Едва мы вышли из здания вокзала, все те же наши "энергичные" и безымянные попутчики запихали нас в одноконный экипаж, и двое молодых людей из флотской и армейской разведок – теперь они представлялись нам если не друзьями, то старыми знакомыми – вскочили на запятки и примостились там. Экипаж помчался прочь, вниз, боковыми улочками притихшей в рассветном тумане столицы Шотландии.
Дождь наконец перестал, но я почти не обратил внимания на этот ободряющий факт; Эдинбург – город каменный, в большей степени, чем любой другой из тех, что я знаю, – каменные дома на каменных скалах, – и даже в ярком солнечном свете сохраняет суровый и даже мрачный вид. Впрочем, судя по превратностям, испытанным нами в пути на север, наше место назначения и не могло быть иным – впрочем, как и состояние нашего духа. Я пытался убедить себя, пока мы мчались в карете, что меланхолия моя навеяна дорожными переживаниями, а не видом здешних мест. Однако подобного рода мысленные усилия требуют спокойной обстановки, а в компании братьев Холмс про спокойствие приходится забыть.
Разговор в экипаже – как и в нашем купе на последнем отрезке пути – шел уже не о великих державах и судьбах мира, но о том, как Холмсу удалось узнать, что Ее Величество в последнее время страдала зубной болью, и ей удалили зуб за день до Майкрофтовой телеграммы, а также о том, имеют ли эти факты какое-то отношение к нашему делу. Майкрофт заявил, что его брат, несомненно, добыл сведения из каких-то собственных источников. Холмс на это ответил, что ему, конечно, не составило бы никакого труда добыть такие сведения, поскольку о поездке королевы, разумеется, знала вся обслуга Балморалской резиденции; но он даже не пытался этого проделать. Майкрофт продолжал требовать от Холмса объяснений – откуда у того верные сведения; он, само собой, не рискнул произнести слово "догадка". Холмс наконец объяснил, что королева, как известно, никогда не покидает своих угодий в Балморале, приехав туда на ежегодный отдых, если ее не вынуждают к тому государственные дела или какие-то личные неотложные нужды. Ни о каких официальных поездках королевы в последнее время не сообщали; в то же время, если бы возникла какого-либо сорта медицинская потребность, любого специалиста из любой страны мира просто привезли бы к ней (как это уже случалось). Но есть одна хворь, для лечения которой любому человеку, даже власть имущему, нужно усесться в наводящее ужас врачебное кресло: это непроходящая, острая зубная боль. То, что визитов было два, с относительно недолгим промежутком, указывало, что дантист предписал удалить больной зуб. В первый раз, когда он заявил о такой необходимости, королева, видимо, отказалась, доверившись целительным свойствам времени; но решение оказалось неудачным, и вскоре острая боль вынудила королеву совершить второй визит, во время которого возмутитель спокойствия был удален.
Нежелание Майкрофта назвать причину поездки Ее Величества в Холируд-Хаус лишь убедило Холмса в том, что эта причина была личная. Майкрофт, с его скрупулезным вниманием к деталям, мало что мог бы счесть не имеющим отношения к делу, ведь нам до сих пор была неизвестна истинная, полная природа этого дела; и, хотя некоторые личные аспекты здоровья Ее Величества могли войти в эту категорию, если они тривиальны – какая тривиальная проблема могла заставить королеву прервать любимый отдых и совершить столь утомительную поездку? Кроме того, когда такая высокопоставленная особа преклонных лет теряет зуб, она может стать мишенью для насмешек, если о ее беззубости станет известно журналистам и публике. Поэтому Майкрофт и скрыл, в чем было дело – и тем самым невольно для себя помог брату раскрыть тайну.
Но Холмс не ограничился констатацией факта об извлечении монаршего зуба; пока мы кружили, огибая медленно просыпающееся сердце Эдинбурга, и сворачивали на одну чрезвычайно узкую улочку, которая должна была привести нас на окраину обширного королевского парка, окружающего Холируд-Хаус, Холмс заявил, что этот визит к дантисту чрезвычайно важен.
– Весть о грядущей поездке, – объявил Холмс, даже не скрывая своей озабоченности, – должна была молниеносно разнестись среди всей обслуги Балморала – не только о самом факте поездки, но и о ее причине: никакая иностранная разведка в результативности своей не сравнится с челядью важного дома. Следует принять во внимание, брат, что анализ любого заговора против королевы, включающего в себя, либо объясняющего убийства Синклера и Маккея…
– Позвольте, Холмс, – перебил я, – неужто мы вправе так сразу сделать вывод, будто эти события как-то связаны между собой, а тем более – что они имеют отношение к угрозе, нависшей над королевой?
– Невозможно, или почти невозможно, чтобы такая смертоносная молния ударила дважды подряд и так быстро, совершенно одинаковым образом и в одном и том же месте, Ватсон, – отвечал Холмс. – Ваш последовательный скептицизм весьма похвален, но это единственный факт, который мы можем расценивать как данность. А коли так, Майкрофт, если мы по-прежнему считаем, что эти убийства связаны с заговором против королевы, мы не можем не рассматривать всю балморалскую прислугу, да и самого зубного врача как вполне вероятных его участников.
– Дантист – возможно, – ответил Майкрофт, слегка раздраженно, как мне показалось, – но замковые слуги? Быть этого не может. Все они – проверенные люди, преданные Ее Величеству, неоднократно доказавшие эту преданность за многие годы служения во дворце. А это – я думаю, нет нужды объяснять – не самая легкая служба, в особенности после кончины принца-консорта.
– Дорогой Майкрофт, это доводы в мою пользу, а не в твою, – быстро возразил Холмс. – Плодом многолетней службы может быть не только преданность: для определенных типов личностей это скорейший способ взлелеять затаенную обиду, и это особенно верно, если служат они королевской семье. Те, кто занимает свое положение "милостью божьей", с детства не приучены полагать свои желания неразумными либо капризными. А вознаграждение за предательство в подобных ситуациях может оказаться неизмеримо выше, нежели обычное расхищение хозяйских фондов, какое может случиться в доме, скажем, деспота-стряпчего.
Майкрофт уже готов был ответить какой-нибудь резкостью, но помедлил, мягко поднес к плотно сжатым губам затянутую в перчатку руку, поразмыслил и, наконец, медленно кивнул.
– Мне не нравятся твои инсинуации, Шерлок, – неохотно вымолвил он. – Но я не настолько глуп, чтобы назвать их беспочвенными. Полагаю, стало быть, что тебе потребен список всех, кто ныне служит в Балморале?
Холмс кивнул и, к моему вящему изумлению, извлек из внутреннего кармана сюртука авторучку и небольшой блокнот.
– А я полагаю, что ты готов мне его предоставить?
– Разумеется, – согласился его брат.
– По памяти? – не выдержал я, даже толком не осознав, насколько неразумно это прозвучало.
– Мой брат вверяет серому веществу, содержащемуся у него в черепной коробке, секреты нашей империи, – ответил за него Холмс. – Думаю, что список Балморалской прислуги не представит для него никакой сложности…
Так и вышло. Список в конце концов разросся до нескольких десятков имен, но у Холмса-старшего перечисление всего замкового штата не вызывало, похоже, ничего, кроме смертельной скуки, хотя с задачей он справился, не успели мы покинуть тесных пределов Эдинбурга. Скука эта обратилась в неприкрытое отвращение, когда в конце Майкрофт приписал имя городского зубного врача королевы; однако негодование это и сравниться не могло с пылким раздражением и даже гневом, вспыхнувшим, когда младший брат его признал – довольно быстро и, я бы сказал, небрежно – что доводы Майкрофта против вовлеченности королевской челяди в недавние кровавые события, поимевшие место в Холируд-Хаусе, скорее всего, верны.
– Шерлок! – едва не взревел Майкрофт. – Ты думаешь, у нас так много времени, что его можно транжирить на составление бессмысленных списков?