- Добро пожаловать! Вы не представляете, мой дорогой Сугавара, как я рад вас видеть! Ну что за удача, ей-богу! - Он раскрыл объятия навстречу гостю.
Акитаду ошеломило и это бурное приветствие, и невероятное сходство Мотосукэ со своим кузеном Косэхирой. Он был старше друга Акитады лет на двадцать, но имел такое же крепкое телосложение и несокрушимо веселый характер. В умащенных маслами черных волосах серебрились ниточки седины, пышные густые усы свидетельствовали о зрелости, но Акитаду охватило странное чувство, будто он видит перед собой именно Косэхиру, только постаревшего.
Сэймэй склонился в низком официальном поклоне, коснувшись лбом циновки, но Акитада даже не улыбнулся, лишь приветствовал вошедшего вежливым кивком. Он понимал всю грубость этого намеренного жеста, но не мог позволить человеку, которого подозревал в государственных хищениях, заключить его в панибратские объятия.
Губернатор растерянно моргал. По возрасту и рангу он был старше Акитады, но тот прибыл сюда с проверкой как императорский инспектор - кагэюси.
Опустив руки, Мотосукэ тоже сел и забормотал еще какие-то приветственные слова, но Акитада перебил его:
- Да, губернатор. Благодарю вас за эти любезные речи, однако мой визит сюда носит не личный и не церемониальный характер, так что давайте без промедления перейдем к делу. Мой персональный секретарь Сэймэй покажет вам мои верительные грамоты.
Мотосукэ был ошарашен, но принял свитки с должным почтением, коснувшись лбом императорской печати и низко поклонившись, прежде чем развязать шелковую тесьму и прочесть текст.
Потом, вздохнув, он снова свернул бумаги и возвратил их Акитаде со словами:
- Мне стыдно, что за время моего правления произошли эти возмутительные нарушения. - Он помолчал и бросил на Акитаду почти застенчивый взгляд. - Мой кузен пишет, что вы большой мастер разгадывать любые загадки. Я искренне надеюсь, что ваш неоценимый опыт позволит выявить этих мошенников и восстановить мое доброе имя, перед тем как я покину этот пост.
Акитада нахмурился. Хотя ему и не нравилась роль, которую он вынужден был играть, он вовсе не намеревался переходить с Мотосукэ на личные отношения в ущерб своим официальным обязанностям. Поэтому холодно произнес:
- Нам необходимо немедленно получить доступ ко всем вашим деловым папкам, так что распорядитесь об этом. Если в ходе расследования факты нарушений подтвердятся или понадобятся ваши свидетельские показания, мой секретарь уведомит вас, - С этими словами он поднялся.
Побледневший Мотосукэ тоже встал.
- Разумеется, я сделаю все необходимые распоряжения, - сказал он и робко прибавил: - Вы… вы, наверное, желаете отдохнуть? Для вас готовы покои в моей личной резиденции. Позвольте проводить вас туда? И скажите только слугам, если вам что-нибудь нужно. Они выполнят любые ваши пожелания.
- Благодарю. Но я бы предпочел остановиться на казенной территории. - сухо ответил Акитада. - У вас ведь есть при суде постоялый двор для официальных гостей?
Бисеринки пота выступили на лбу у Мотосукэ, и он картинно заломил руки.
- Ну конечно! И как я, глупый, не подумал?! Только в казенной гостинице не так уютно, а нынче начинает холодать. Очень неприятное время года эта зима. Вот приехали бы вы пораньше, тогда бы мы смогли устроить для вас роскошную охоту или рыбалку. Ну да ладно. Надеюсь, я еще представлю вас влиятельным особам нашего города. Казенная еда вам вряд ли понравится. Ее готовят только для стражи и заключенных. Но знайте: моя кухня, мои слуги и конюшни полностью в вашем распоряжении.
Этот его жалкий лепет и подавленный вид заставили Акитаду смягчиться.
- Благодарю вас, - официально поклонился он. - Вы очень добры, Я почту за честь познакомиться с местной сановной знатью. А сейчас, думаю, вы могли бы показать нам архивы. Мы с моим секретарем хотели бы встретиться с вашими чиновниками.
Весь день они провели в архивах, беседуя с тамошними служителями, и бегло просмотрели записи. Прилежание и усердие чиновников произвели на Акитаду благоприятное впечатление, но вопросов об исчезнувших пошлинах он старательно избегал. Когда они закончили работу, слуга проводил их в гостиницу. Темнело, и по территории суда гулял промозглый ледяной ветер. Казенная гостиница с крытой верандой оказалась довольно просторной и уютной, она была обнесена отдельной стеной и имела собственный двор. Оглядевшись, Сэймэй поинтересовался услуги, где находится баня.
- Да погоди ты с баней, - остановил его Акигада. - Я еще хотел пройтись по территории суда.
- Да? А про архивную пыль вы уже забыли? - стоял на своем Сэймэй. - К тому же как знать, может, губернатор заглянет к нам убедиться, удобно ли мы устроились. Он приятно поразил меня своей учтивостью.
Такая мысль и Акитаде пришла в голову, но он предпочел бы встретить здесь менее обходительного хозяина.
В огромной казенной бане не было никого, кроме дюжего, почти голого банщика, следившего за огнем и взявшегося прислуживать им во время мытья. Акитада дал себя хорошенько растереть и пошел отмокать в глубокой кедровой бочке с горячей водой. Обсуждать губернатора в присутствии банщика они не могли, поэтому Акитада на время отбросил все сомнения и заботы и предался блаженной неге.
Вернувшись в свою комнату, они нашли там письма из столицы и чайник ароматного чая с запиской от Мотосукэ. Превосходным каллиграфическим почерком на листе дорогой бумаги он объяснял, что чай не только бодрит душу, смягчает горло и укрепляет желудок, но также предотвращает болезни и повышает жизненный тонус.
Сэймэй был наверху блаженства. Вообще-то обычным напитком являлось горячее саке, но с тех пор, как старик отведал китайского чая, он целиком и полностью уверовал в его целебные свойства. Наполнив любимым напитком две большие фарфоровые пиалы, он протянул одну Акитаде.
- Не следовало вам так грубо разговаривать с губернатором, - укорил секретарь. - Он, несомненно, человек достойный во всех отношениях - имеет не только высокий ранг, но и благородные манеры. А ваше обхождение с ним меня просто поразило. - Акитада, еще и сам не оправившийся после неловкой ситуации, промолчал, а Сэймэй, отведав чаю, восторженно воскликнул: - О-о… какой горький! Пейте же, пейте! И не забывайте про того лоточника! Этот чумазый тип наверняка носит в себе целый букет всякой заразы.
- Да, как предусмотрительно и заботливо поступил губернатор, - вздохнул Акитада, отставив в сторону нетронутую пиалу. - Наверное, я действительно был слишком резок. Он так гостеприимен, а я обошелся с ним холодно и формально - словно его вина уже доказана. Теперь я должен или восстановить его доброе имя, или заключить под стражу. Но как я, всего лишь мелкий чиновник восьмого ранга, могу арестовать Фудзивару, который не только старше меня годами, но и выше по положению?
Вопрос этот ничуть не смутил Сэймэя.
- Вы посланник императора, а стало быть, наделены полномочиями действовать во имя его величества. Так что смущение и робость губернатора вполне закономерны. К тому же вы большой мастер разгадывать всякие тайны и, несомненно, сумеете смыть грязь с доброго имени его превосходительства.
Но Акитада только покачал головой.
- В столице поговаривали, что отправить сюда мелкого чиновника было решено неспроста. Наверху вроде бы надеялись, что по этой причине расследование потерпит неудачу. Вот и таможенный капитан в Хаконэ так же считает. Конечно, я опозорюсь, если не справлюсь, но, возможно, еще хуже было бы преуспеть в этом деле. - Он взял в руки письма. Первое - от матушки - отложил в сторону. Второе прислал его бывший университетский профессор. Акитада пробежал глазами по строчкам и недоуменно пробормотал: - Боже!.. Тасуку собрался постричься в монахи?
- Тасуку? Не тот ли изысканный молодой человек, что всегда так красиво декламировал стихи?
- Да. Любовную поэзию. Тасуку был любимцем дамского общества. Вот почему эта новость звучит так ужасно Профессор не знает, что произошло. Вероятно, это случилось внезапно и покрыто какой-то тайной.
Сам Акитэда в последний раз видел Тасуку на собственной прощальной вечеринке, которую устроил перед отъездом для друзей. Там его обаятельный красавчик друг крепко перебрал и устроил пьяную сцену, сломав в щепки свой роскошный расписной веер, после чего шумно удалился. А ведь это было совсем не в его духе, но последнее известие разило буквально наповал.
Сокрушенно качая головой, Акитада потянулся за матушкиным письмом, как вдруг заметил рядом с чайными принадлежностями красную кожаную коробку.
- Так-так, теперь понятно, зачем Мотосукэ прислал нам чаю. Он хотел, чтобы мы сохранили бодрость, пока будем изучать первую порцию его счетов.
- Только не сегодня! - запротестовал Сэймэй. - Даже самому сильному быку нужен отдых после долгого пути в упряжке.
Но Акитада уже откинул крышку. В первое мгновение он оторопел, потом лицо его потемнело от ярости.
- Что такое? - испугался Сэймэй.
- Десять золотых слитков, - сказал Акитада, задыхаясь от возмущения.
ГЛАВА 3
Черная борода
Тopa облегченно вздохнул, когда девушка с восхитительными бедрами расплатилась наконец за свою редьку и обернулась. Лицо ее было прекрасным и… до смерти перепуганным!
Две здоровенные шафраново-желтые спинищи откуда ни возьмись протиснулись вперед, заслонив ее от Торы. Монахи.
Помня только про страх на симпатичном девичьем лице, Тора даже не подумал, что монахи вообще-то дают обет воздержания и кротости. Если ее испугали эти два монаха, он готов броситься ей на помощь.
Тора побежал по улице, увернулся от проезжавшей мимо воловьей упряжки, пропустил двух старушек, перепрыгнул через бродячую собаку и больно ударился о бамбуковую клетку с певчими птахами, привязанную к спине прохожего торговца. И торговец, и ею певчая братия подняли крик, привлекший внимание толпы, так что Торе пришлось задержаться, пока не выяснилось, что и клетка и птицы не пострадали.
К тому времени девушка с монахами скрылись из виду. Остался только зеленщик, задумчиво смотревший в сторону ближайшего перекрестка.
- Куда они пошли? - крикнул Тора, дергая его за рукав.
- О-о… так вы родственник? - удивился торговец. - Так жаль эту молоденькую женщину. Почтенные святые братья все объяснили и увели ее с собой.
- Что объяснили?
Торговец понял, что ошибся, и, хмурясь, спросил:
- А вы кто такой? Вам-то какое дело?
Тора выругался и помчался за угол, откуда начинался узкий переулок, загроможденный корзинами, клетями и горами рыночного мусора. Вдоль переулка выстроились мелкие лавки, крохотные домишки и обнесенные оградой дворики; в грудах хлама возились детишки, мальчишки-посыльные носились со свертками, рыночные торговки тащили огромные корзины с товаром. Но монахов с девушкой и след простыл.
Не мешкая Тора нырнул в переулок. Огибая на бегу многочисленные преграды, он изредка останавливался, чтобы оглядеться.
И вскоре ему повезло. На углу вдалеке мелькнула шафраново-желтая одежка, и Тора помчался во всю прыть. Завернув за угол, он увидел их. Хрупкая девушка изо всех сил отбивалась от своих преследователей. Один из них ударил ее по лицу.
Грозно взревев. Тора рванулся вперед. Схватив обоих верзил за шиворот, он резким рывком оторвал их от девушки. Застигнутые врасплох, те, несмотря на свои габариты и силу, шмякнулись наземь. Одного Тора пнул в ребра, другого, схватив за одежду, приподнял и ударил в лицо. Не издав ни единого звука, верзила отключился. Тора повернулся к первому, чтобы проделать с ним то же самое, но увидел, что монах улепетывает во всю прыть, подобрав полы и шлепая задниками сандалий.
Девушка стояла, прижавшись к стене, и промокала краешком рукава кровоточащую губу.
- С тобой все в порядке? - спросил Тора, подойдя к ней.
Она кивнула, в ее перепуганных глазах стояли слезы.
"Какая красавица!" - подумал Тора и напустил на себя отеческий вид.
- Не бойся, малышка, все уже позади. Теперь я о тебе позабочусь. Почему ты не позвала на помощь? Что от тебя хотели эти ублюдки?
Но она только качала головой. Вдруг глаза се расширились и наполнились страхом. Тора обернулся. Мощный удар, нацеленный ему в голову, пришелся в плечо. От боли Тора на мгновение оторопел. Монах, которою он только что уложил, пришел в себя и решил расквитаться с обидчиком. Тора отскочил в сторону, уводя верзилу от девушки, и замер в боевой стойке. В правой руке у монаха был обломок доски. Тора грозно оскалился, снова свирепо взревел и пошел в наступление. Монах бросил доску и пустился наутек догонять своего приятеля.
Сокрушенно качая головой при виде подобной трусости. Тора повернулся к девушке, нотой и след простыл. Разочарованию не было предела. Ведь он так надеялся, что малышка оценит его боевую доблесть по достоинству. Он заметался из стороны в сторону:
- Эй, малышка, ты где? Выходи, теперь все спокойно!
Переулок находился в бедном квартале со множеством закутков, покосившихся заборов и развешенного для сушки тряпья. Спрятаться здесь можно было где угодно, а вокруг, как назло, ни души.
Облегчив душу руладой отборных ругательств, Тора повернул обратно к рынку, как вдруг услышат чей-то хрипловатый кашель и из темного закутка между покосившейся хижиной и сломанным забором высунулась тощая рука с пустой деревянной чашкой.
Гора поначалу опешил, потом пригляделся и увидел грязного согбенного старикашку - тот смотрел на него из темного угла своими черными глазами-бусинками и улыбался беззубым ртом.
- Крепкое у тебя словцо, парень! - Старик нищий зашелся хриплым смехом. - С тебя пятак медью!
- Обойдешься! - огрызнулся Тора и отправился восвояси.
- За юбкой бегаешь? Наверное, хочешь знать, куда она подевалась? - прошамкал старик.
Тора вернулся.
- Ну, тогда сначала говори, а деньги потом. Я, слава Богу, не вчера родился.
- Ха!.. Я тоже.
Тора пригляделся к нищему повнимательнее. Тот сидел на корзине, выставив вперед перевязанную ногу; вместо другой у него был обрубок с уродливым шрамом на колене.
Тихонько выругавшись от избытка чувств, Тора достал из пояса пять медяков и бросил в пустую чашку.
Мгновенно спрятав добычу за пазуху, нищий сказал "Пошли!" и встал.
Тора не верил своим глазам. Калека стоял на двух тоненьких, кривых, но абсолютно здоровых ножках. Обрубок - судя по всему, это была раскрашенная деревяшка - он засунул себе под рубаху и заковылял по улице.
- Эй!.. - крикнул ему вслед Тора, едва оправившись от изумления, и бросился догонять мошенника, уже свернувшего за угол. Он вовсе не собирался швыряться медными пятаками и, уж конечно, меньше всего хотел стать жертвой наглого надувательства.
А между тем нищий семенил на своих кривых ножках поразительной скоростью - стало быть, хорошо-знал окрестности. Они пересекли какой-то пустынный двор обогнули несколько сараев и черед скрипящую-калитку вышли в проулок, ведущий к синтоистскому храму, окруженному реденькими деревцами, За храмом начинались склады и какая-то огороженная территория. Здесь нищий остановился и подождал Тору.
- От кого это ты так удирал? - задыхаясь от быстрой ходьбы, поинтересовался тот.
Нищий указал на длинную одноэтажную постройку, напоминавшую торговый склад.
- Иди туда и скажи, что тебя прислал Крыса!
Тора схватил нищего за грудки, приподнял над землей и сердито рявкнул:
- Щас тебе! Так я туда и пошел! Чтобы мне глотку перерезали? Ну уж нет, я не такой лопух и очень хорошо знаю, какие штуки вытворяют с приезжими. - Он подтянул нищего повыше и, глядя ему в лицо, прорычал: - Ты уже одурачил меня один раз с этим своим ложным обрубком и выудил пять монет. Теперь подавай мне сюда девушку или возвращай деньги. А не то я из тебя и впрямь калеку сделаю! - С этими словами он так сильно тряхнул Крысу, что и обрубок, и чашка, и монеты вывалились у того из-за пазухи и рассыпались по земле.
- Да нет же, ты все не так понял! - заныл Крыса, - Ну-ка отпусти меня, дурак! И послушай, что я тебе скажу: шуметь здесь опасно. Те монахи все еще разыскивают девчонку, и тебя они тоже не забыли. Так что иди куда я сказал и расскажи там, что произошло.
Тора поставил старикашку на ноги и разжал руки.
- А ты видел, что произошло?
Крыса кивнул.
- Я за ней наблюдаю. А теперь иди! И помни, что сказать: тебя послал Крыса! - Он наклонился, сгреб с земли свое добро и заспешил прочь.
Тора осмотрел постройку - ступенчатая крыша и никаких окон. В середине на двустворчатой двери красная вывеска гласила: "Школа боевых искусств Хигэкуро".
Тора подошел к двери и распахнул ее. Сразу от порога начинался просторный, тускло освещенный зал. Пол был устлан циновками, вдоль одной стены тянулась стойка с дубовыми и бамбуковыми шестами, используемыми в палочных боях. На другой стене крепились мишени для стрельбы из лука. На крючьях висели луки и колчаны со стрелами. В зале не было ни души.
В дальнем конце Тора заметил маленькую дверку и через нее вышел в грязный двор. Там тоже было пустынно, однако за низеньким бамбуковым заборчиком находился другой двор - он относился к кухне и упирался в высокую беленую стену соседских владений. Заглянув туда через заборчик, Тора увидел девушку. Она стояла спиной, наклонившись над корзиной с капустными кочанами. Эти восхитительные округлые бедра он узнал бы где угодно. Закричав от радости, он перепрыгнул через забор и подошел к ней сзади.
Девушка не реагировала, пока он случайно не опрокинул бадью с водой. Когда разлившаяся жидкость дотекла до ее ног, она обернулась, испуганно глядя на него. Он поздоровался, но она не проронила ни звука, только смотрела своими большими красивыми глазами. "Может, она слабоумная?" - подумал Тора.
- Не бойся, сестричка, - проговорил он медленно и разборчиво, все время улыбаясь. - Меня зовут Тора. Крыса сказал мне, где ты живешь.
Она покачала головой и попятилась.
- Подожди, не убегай! - Тора начал терять терпение и злиться. - Почему ты мне не отвечаешь? Могла бы хоть спасибо сказать.
Она совсем перепугалась и хотела убежать в дом. Тора взял ее за плечо, но в этот момент его так сильно дернули за другую руку, что он потерял равновесие; сзади под колено он получил болезненный удар и еще один в поясницу, после чего его приподняли, крутанули в воздухе и швырнули. Падая, Тора больно ударился о валявшееся бревно. Повинуясь слепому инстинкту, он перекатился и принял боевую стойку, готовясь встретить приближающегося противника. Но твердый каблук чьей-то высоко поднятой ноги угодил прямиком в челюсть, отчего голова его безвольно откинулась назад, а перед глазами все почернело.