Маргарет, позволь, я поделюсь с тобою темным воспоминанием из моей сияющей юности? Тебе оно не понравится, зато многое объяснит. Помню, когда я был мальчишкой, деревенский викарий метал громы и молнии (и предметы потяжелее) из-за того, что я был одержим Египтом. (Такое случалось, разумеется, лишь когда отец мой уезжал за границу, в экспедицию, и не мог защитить меня от гнусного священника. Бывало, я уходил из поместья, прочь от родного очага, и бродил по деревеньке, располагавшейся близ наших угодий; тамошний викарий не понимал, кто я и откуда.) Так или иначе, время от времени он внезапно представал передо мной. Меня легко было застать врасплох, я с детских лет привык грызть гранит науки и пребывал в счастливом неведении относительно того, что происходит вокруг. Он выхватывал мои бумаги и комкал листы с умело нарисованными иероглифами. Он разражался зычными угрозами и заводил в угаре свою обычную песню: "Мальчик, думаешь, это мудро - увлекаться культурой, почитающей смерть?" В десять лет я уже знал правильный ответ на вопросы его катастрофического катехизиса. "Вы правы, отец. Куда лучше радоваться жизнеутверждающим картинам культа, возводящего в абсолют прибитый к доскам и истекающий кровью труп". Разумеется, отвечая так, я должен был приготовиться к порке или чему похуже.
Но вот что мне стало понятно уже тогда: египетская культура - обращаю внимание читателя, который этого пока не ведает, - невзирая на мумии, печенки в бутылках, людей-шакалов и цариц-кобр, не почитала смерть. Египтяне изобрели бессмертие - первые люди, осознавшие, что их удел - жить вечно.
Атум-хаду писал:
Иду с богами я. Неспешно мы гуляем.
А то и вовсе, утомившись разговором,
На камень сядем и, расслабясь, наблюдаем
Е*ущихся козла с козою под забором.(Катрен 13, есть только в отрывке "С", из книги Ральфа М. Трилипуша "Коварство и любовь в Древнем Египте", изд-во "Любовный роман Коллинза", 1920 г.)
===.
Дом престарелых "Гавань на закате" Сидней, Австралия 6 декабря 1954 года
Мистер Мэйси!
Изучив людей (а мне, сказать по чести, случилось повидать все, что только бывает на этом свете), я пришел к выводу, что за любым действием скрыт один из пяти мотивов. Мотивы эти, сами понимаете, не тайна за семью печатями: деньги, голод, похоть, власть, самосохранение. Вот и все. В зале суда и в кино по-разному объясняют, почему-де такой-то стал премьер-министром или кокнул соседей, да только это все маскировка. Прислушайтесь - и вы поймете, что они жонглируют все теми же пятью шарами, пытаясь отвлечь вас болтовней не по делу. Никто и никогда ничегошеньки не сделал по иной причине, кроме этих пяти.
Все это имеет прямое отношение к рассказу про Пола Колдуэлла и Кэтрин Барри, большевичку, прежде работавшую в библиотеке. Это рассказ про властолюбивую изменницу, которая заправски играла на чувствах ранимого юноши и увлекла его в бездну разврата. История трагической гибели Пола в Египте начинается в тот момент, когда Кэтрин Барри, холодная, опасная, жгучая красавица, подтолкнула восьми-девятилетнего мальчика к его судьбе.
Передо мной сейчас лежат реконструкция беседы с мисс Барри (10 июля 1922 года), ее письмо с типичными оправданиями, запись разговора с ее братом (11 июля 1922 года) и краткое заключение, которое я написал для окончательного рапорта, отправленного в Лондон. Еще у меня есть письмо от Рональда Барри (брат), в котором он просит меня разыскать любые свидетельства того, что Пол жив, а коли жив - конфиденциально сообщить Рональду, где тот проживает. Рональд, зуб даю, хотел Колдуэлла прикончить. Само собой, до этого не дошло, и все же разумно будет вспомнить, что никто не нанимал меня Пола Колдуэлла защищать.
В итоге память моя освежена, ей не мешают даже вопли собратьев по престарелости, которые немощно тузят друг друга, пытаясь завладеть неполной колодой драных карт. Я делал записи по ходу, расшифровывал их дома, потом опять переписывал для рапорта в Лондон, теперь вот наново дополняю текст для вас. Согласитесь, нашим читателям откроется убедительная картина. Коли вы посчитаете нужным что-то добавить - пожалуйста.
Ну так вот. Полу - восемь лет. Или девять. Или десять. Завоевание сердца миссис Хойт в девятнадцать, цирковой номер со змеями, карманничество на рынке - все это его еще ждет. Перед нами - маленький мальчик, посещающий государственную школу. Тихий, замкнутый (что неудивительно) пацан, он молча сносит свою порцию побоев от Юлейли и приваженных ею мужиков. И нет у него жалости к младшим жертвам, к собственным братьям-сестрам, а все оттого, что когда Юлейли Пола не колотит, она его приголубливает и говорит, мол, всем этим немытым детям до тебя как до небес, потому как ты есть сын знатного джентльмена Барнабаса Дэвиса, который кабы не сгинул в море и не потоп на обратном пути в Австралию, забрал бы Юлейли и Пола с собою в Лондон. "Мать Пола слепо благоговела перед богатеями и кормила мальчика россказнями про классовое превосходство, хотя сама жестоко страдала от нищеты и угнетения", - сказал один из Барри, кто именно - у меня не записано. Оба они были "красными" до мозга костей, Мэйси; не хочу вас пугать, но встречаются такие кадры и среди антиподов. Они пропитались нечистой, заразной философией большевизма насквозь, они лелеяли ее даже после того, как она их потопила.
По словам Рональда Барри, у которого Пол учился, в школе мальчик, за исключением одной детальки не представлял собой ничего особенного. Такой тихоня, грязный, конечно, как и почти все дети бедняков, но воспитанный, сидел смирно, делал что говорят. "По большей части мы старались присматривать за маленькими ублюдками, чтоб они не вляпывались в неприятности, - сказал Рональд. - Учить их чему бы то ни было на самом деле не разрешалось. То же угнетение, только другими средствами: надо было притвориться, что чему-то там их учишь, а на деле морочить им головы, чтоб они смирились с тем, что уготовил им господствующий класс".
Однажды на уроке детям немного рассказали про Египет. Египет расположен в пустыне, в Египте много древних непонятных построек, населявшие Древний Египет язычники были не в курсе насчет господа бога, поэтому умерших царей заворачивали в простыни и считали, что те живут вечно. "Наверно, я добавил еще, что пирамиды строились рабочими, которых заставляли трудиться на жестоких царей", - сказал коммуняка Рон. Дети посмотрели книжку с картинками и перешли к арифметике.
Ну вот, день подходит к концу, оборванцы поперлись к выходу, Рональд Барри приводит класс в порядок и нигде не находит книжки с картинками про Египет - что не есть хорошо, поскольку взял он ее у сестры в публичной библиотеке. Ясно, что книжку свистнул один из подонков. На следующее утро, когда Рональд размышляет, как бы провести расследование, заявляется пораньше Пол Колдуэлл. Парень выглядит хуже, чем обычно, и возвращает пропажу. Выясняется, что он вчера не пошел домой, ночь напролет листал книжку, аж спал на улице. Что его в книге зацепило - не говорит, "даже не оправдывается, воришка", - рассказывает мистер Нет-Частной-Собственности. Потом парень шепотом спрашивает: а еще такие книжки есть?
"Мистер Феррелл, я лишь несколько раз был горд тем, что работаю учителем. Отлично помню, что я чувствовал в тот момент. Ребенок хотел учиться. Я мгновенно забыл о проступке; этого человечка мы, вероятно, могли спасти! Конечно, если бы я только знал, что будет потом - придушил бы змееныша на месте!"
После полудня Рональд Барри и его отличившийся ученик пришли в скромное отделение публичной библиотеки. Кто, вы думаете, сказал им "здравствуйте"? Конечно, Кэтрин Барри, прелестная сестра учителя.
- Сестренка, перед тобой - многообещающий молодой человек, желающий прочитать все книги о Древнем Египте на любую тему.
- Привет, Пол Колдуэлл, - говорит мисс Барри ласково и подмигивает, словно хочет сказать: "Не гляди так серьезно! Если захочешь, мы подружимся!" Фальшивая доброта, миловидное лицо, рыжие с красным отливом, под стать убеждениям, кудряшки. (Должен признать, даже в 22-м году, когда от былого очарования не осталось и следа, она все еще была милашкой. Внешность - она обманчива.) Мальчик не умеет себя вести, почти все время молчит, смотрит в пол, ему небось еще не доводилось бывать в таком респектабельном и чистеньком учреждении, как наша маленькая библиотека, с ним, может, никто не говорил так доброжелательно, он, может, никогда не видел таких красивых и явно дружелюбных людей, как мисс Барри. А все потому, что его увлекла та книжка с картинками.
- Вот, мистер Феррелл, мы и решили взять малыша под свое крыло, - сказала мне Кэтрин Барри с горделивым кокетством. "Ну-ка, посмотрим, как записать тебя в нашу библиотеку", - сказал мальчику агент "красных". В тот первый день мисс Барри провела Пола по всем помещениям и, хотя он почти все время молчал, с удовольствием наблюдала, как он таращится на книги, чистые столы, стулья и лампы. Я буквально слышу, как она говорит юному школяру: "Ты как гражданин имеешь право распоряжаться всем этим наравне с любым богачом!"
- У меня при виде его сердце разрывалось, - сообщила она мне, и я записал эти слова, подчеркнул их и приписал рядом: "Почему у нее самой нет детей?" - Этого мальчика предали все - государство, семья, церковь. Я так старалась, чтобы этот бедняжка перестал отмалчиваться. Но даже тогда он говорил только про Египет. В той книге, которую принес Ронни, Пола что-то расшевелило. Самым первым делом я нашла ему другую книжку, до сих пор обложку помню: "Путеводитель по Египту для мальчиков". Он тут же уселся на стул в уголочке и не отрывался от книги до тех пор, пока я не пришла сказать, что библиотека закрывается, но он может снова прийти завтра после школы и продолжить читать, если захочет. "Неужели никто не ждет тебя дома?" - спросила я. Горемычный! В столь раннем возрасте слово "дом" уже было для него пустым звуком… Он не хотел идти домой, а почему не хотел - не говорил. Тогда я его спросила: "Будешь мясной пирог?" Бедный мальчик взвился чуть не до потолка… - Так и вижу эту сцену, Мэйси: она стоит позади мальчугана, мягко кладет руки ему на плечи, смотрит на книгу, приятно пахнет - одно большое лживое обещание. - Мистер Феррелл, замечательный мальчик пал жертвой преступления с классовыми мотивами, дьявольская церковь и коррумпированное государство обрекли его на голод. Я показала ему, как поставить книгу на место, а потом отвела к себе в кабинет. От пирога он не отказался, сообразил, что столько еды не увидит за неделю и не сворует за несколько дней. Да, да, не будьте идеалистом, он в столь юном возрасте уже воровал. Богатеям нужны воры, мистер Феррелл, они заботятся о том, чтобы дети учились этому ремеслу. "В таких случаях полагается говорить спасибо", - сказала я ему. "Спасибо, мэм", - промямлил он с набитым ртом… Назавтра мы с Ронни все обсудили и пришли к единому мнению: мы не чужды милосердия и потому сделаем все, чтобы помочь малышу, которого послал нам бог. Кроме того, мы не чужды политике, а значит, наш долг перед этим мальчиком и перед будущим - доказать, что у рабочего класса ничуть не меньше ценных мозгов, чем у толстосумов. Наконец, мы - работники образования, и тут все просто: он нуждался в обучении не меньше, чем в еде. Мы, Ронни и я, решили кормить его и делить расходы пополам.
(Рональд по этому поводу заметил:
- Кэсси сказала - как отрезала. Я бы сказал, что она шла по стопам Пигмалиона, да разве она меня спрашивала? Партия предупреждает - так поступать нельзя.)
Сдается мне, Мэйси, Пол Колдуэлл никак не мог избежать ее объятий. Когда они повстречались, ей было двадцать шесть, а он был маленьким мальчиком. Мы с ней встретились в 1922 году, ей было сорок пять или около того, но и тогда она оставалась знатной обольстительницей, сладко пахла, мило улыбалась. Я видел белый свет, знался с разными леди, и уловки такого типа женщин, добивающихся своих гнусных целей, для меня как открытая книга; и все равно, когда она сидела рядом, мне было не по себе, я чуть было не начал умолять ее обсудить все за ужином. Только я, само собой, мог противиться ее улыбке; а маленький мальчик? И не надейтесь! Это улыбка определенного сорта, улыбка человека, уверенного в том, что он куда умнее тебя и может читать твои мысли - и управлять ими. Такие люди играют тобой, заставляют кувыркаться себе на потеху. Это умеют женщины. Это умеют коммуняки. Женщины-коммуняки - ужаснее всех.
- "Тебе не нравится бывать дома? Поэтому ты сидишь тут и часами читаешь про пирамиды?" - спросила я его через несколько дней, когда он пришел снова, все такой же застенчивый. Подбежал ко мне и попросил ту же самую книгу, отведя взгляд, будто никогда меня раньше не видел. Я выдала ему книгу, потом, когда он начитался, снова накормила. Я предложила проводить его домой, было уже поздно, но он отказался и был таков… За три-четыре недели он приходил раз десять и прочитал все, что у нас было про Древний Египет, то есть всего ничего. Всякий раз он читал до самого закрытия, потом я его кормила, и всякий раз он не хотел, чтобы я его провожала до дома. Он оттаивал, но медленно. Видно, что-то с ним случилось, и он на время потерял веру в людей. Я попросила Рона узнать его адрес из школьных бумаг и сходила посмотреть на его дом. А, так вы там недавно были, мистер Феррелл? Вряд ли он сильно изменился. Я словно побывала на месте преступления - там, где капиталист насилует рабочего, ни больше, ни меньше. Именно так обращались с этими людьми, особенно с таким одаренным и подающим надежды мальчуганом. Подумаю про то, как он рос, - и почти готова его простить. Когда переживаешь такое, становишься либо очень хорошим человеком, либо очень плохим, а Пол морально разложился настолько, что спасти его было нельзя. Я верю, что себя можно перевоспитать, однако Пол, судя по тому, что я о нем слышала, так и остался сентиментальным эгоистом… Он поднял глаза и увидел меня в дверях своего отвратительного жилища. Я уверена, все мои чувства были написаны у меня на лице. Кажется, тогда он впервые посмотрел мне прямо в глаза. И вот он вскочил, не обращая внимания на хаос и галдеж вокруг, и взял меня за руку. "Зачем вы сюда пришли?" - спросил он, выпроваживая меня за дверь и увлекая за собой по улице, как мог быстро, прочь, а его семейка вылупилась на нас. "Хотела убедиться, что с тобой все нормально, - ответила я. - Обычно я переживаю за тех, кого люблю". - "Я в порядке, - сказал он, - только вы больше сюда не ходите. Это не моя семья, не моя настоящая семья!" Он вдруг стал разговорчивым как никогда. "Мой папа погиб в море, а эта женщина, она мне на самом деле не мать". Я не знала, правда это или нет. Вряд ли правда… Один раз он спросил меня, почему Ронни не женат, а потом очень спокойно - я думала, мое сердце не выдержит - поинтересовался у меня "как у его сестры", не мечтал л и Ронни когда-либо о сыне…
На следующий день, Мэйси, я спросил Рональда Барри, припоминает ли он, чтобы Пол Колдуэлл желал стать его сыном.
- Было, да недолго. Когда ему стукнуло тринадцать, он стал воротить нос от всех и от всего, кроме Кэсси и Египта. Случилось так, что я его обидел. Я не сразу это понял, потому что всего лишь сказал ему, что когда-то хотел быть профессором в университете и что такие тепленькие места, конечно, только для "шишек". Я сказал, что ум - это ничто, важно только происхождение, и богачи держатся друг за друга. Пол оторвался от книги - само собой, про Египет, - и говорит: "Твои враги не дают тебе продвинуться по службе? Почему ты их не убьешь?" Я-то думал, он шутит, мистер Феррелл, но он не шутил, точно вам говорю. Вот каким рос любимец Кэсси. Нужно было придушить его сразу и избавить всех нас от дурных последствий. Он мне говорит: "Если ты не столь силен, чтобы победить своих врагов, чего ты стоишь?" Тринадцать лет, Феррелл. Тринадцать лет!
Теперь - мисс Барри:
- Когда он прочел все, что у нас было про Египет, я попыталась расширить его круг чтения, давала ему книги по археологии и истории, но не про Египет, хорошие сборники рассказов. Он их попробовал, как маленький мальчик пробует овощи - чтобы потом никогда к ним не прикасаться. Но видели бы вы его лицо в тот момент, когда он понял, что я могу заказывать ему книги, причем какие угодно! Он давал мне названия, которые вычитал в библиографических списках или сносках в других "египетских" книжках… Он был забавный. Такой маленький исследователь - в одиннадцать, двенадцать, тринадцать лет. Запыхавшись врывался в библиотеку, и я знала, что он бежал от самой школы. Я часто его дразнила: "И что же, мистер Колдуэлл, привело вас сегодня в наше почтенное заведение? Что именно вы хотели бы почитать? Может быть, рыцарские романы? У меня для вас есть чудный "Айвенго". Нет? Может, рассказы о бравых австралийских поселенцах, насильниках и чудовищах? Что скажете о книге про овец и их разведение?" Я тараторила без умолку, наблюдая за тем, как искажается его лицо и он пытается припомнить, как я учила его вежливости. Наконец он не выдерживал: "Мисс Барри… пожалуйста… она пришла? Она пришла?" - "О чем это вы, мистер Колдуэлл? Следите за своими манерами, в этом мире вам нужно вести себя как джентльмену". - "Ну пожалуйста, мисс Барри… извините, что перебиваю… я надеюсь, что книга профессора Кнутсона и профессора Андерсона "Культ Ра" пришла…" Или что-то в этом роде, например, работа Шампольона про перевод текста на Розеттском камне. Какие у него были запросы! Какие я для него делала заказы! Сколько времени я угробила на то, чтоб доказать директору библиотеки: местное население истосковалось по Египту и жить не может без этих невразумительных томов! - Она попросила меня подождать, пошла к комоду у кровати и вернулась с листком бумаги. - Я записывала все названия. Вот, полюбуйтесь: работа Пашинта про судебные протоколы на площадях некрополей. Подвиги бывшего циркача Бельцони и британского консула Генри Солта. Мэттисон - о роли музыки в погребальных обрядах. Брошюра Оскара Деннингера "Химический и процедурный анализ мумифицирования кошачьих в гробнице Бастет". И про каждую очередную книжку со странным заглавием он спрашивал: "Она пришла, мисс Барри? Она пришла?" - "Я так сразу сказать, конечно, не могу, - отвечала я, кусая губы. - Мне нужно запросить коллектор, разобрать посылки с почты, это займет какое-то время. Я ужасно занята, ты же знаешь". - "Пожалуйста, мисс Барри", - он чуть не плакал. "Сядь-ка в уголок вон за тот стол, а я пойду посмотрю, как и что". - "Спасибо, мэм!" И, подойдя к столу, он обнаруживал, что книга, которую он ждал с таким нетерпением, лежит в круге света от лампы, рядом карандаш и бумага, а на выдвинутом кресле - пара подушек, чтоб сесть повыше, ну и - тарелка с едой. Я любила этого мальчика.
- В самом деле?
- Как тетя, мистер Феррелл. Или как товарищ. Надеюсь, это ясно?
- Как вы думаете, мисс Барри, почему именно Египет?