- Кипрское письмо и было таким документом, хозяин которого не добрался до адресата. Его выдал один очень состоятельный человек из Фамагусты на имя своего партнёра в Константинополе. Но, морские путешествия полны превратностей, и этот человек очутился в плену у пиратов. Потом оказался в Крыму. У него было с собой только это письмо. Но, константинопольского менялу там хорошо знали и крупная сумма, указанная в бумаге, внушила почтение. Купцу выдали небольшой кредит, на который он удачно закупил товары. Однако, вскоре заболел и умер. Имущество пошло на покрытие долга. Я выкупил это письмо. За очень небольшую сумму. Получить деньги по нему можно только с того, кто его выдал - кипрского купца. А сделать это смогут лишь наследники умершего купца. Однако, чтобы получить ту немалую сумму, что указана, нужно ехать на Кипр. Мало того, нужно найти наследников хозяина письма.
- Так Бонифаций собрался на Кипр?
- Я через знакомых узнавал, где живут наследники. Где-то в Италии. Однако совершенно необязательно добираться до них. Кипрский купец охотно выдаст требуемую сумму с некоторой скидкой. Он же прекрасно понимает, что если откажется, то истец доберётся таки до наследников и платить всё равно придётся. Но, уже сполна. Это понимает не только этот купец. Но и я, и другие менялы, которые сидят в Баку, Трапезунде или Константинополе. Поэтому они тоже охотно купят это письмо, но уже с дополнительной скидкой.
Касриэль подвинул к себе деревянные счёты-абак и привычно щёлкнул костяшками:
- При этом, чем дальше ты от Кипра, тем скидка больше. Я нахожусь дальше всех. Где-нибудь в Ургенче или Булгаре это письмо не купит вообще никто. Человек, который покупает у меня его в Сарае, обязательно вычтет скидку, которую ему придётся предоставить на том месте, куда он доберётся и включит свой интерес. Иначе зачем ему его покупать?
- И ты высчитал, где Бонифаций собрался продать это письмо?
- Он купил его по той цене, за которую его можно продать где-нибудь в Сирии или Армении. Честно говоря, меня вполне устроила бы Бакинская цена, а уж тем более Трапезундская и я просто решил поторговаться для порядка. Но, видно Бонифаций очень спешил.
- Охотно верю.
- Я ещё подумал, а зачем ему покупать это письмо, если можно прихватить наличные деньги? Или взять на них вексель с оплатой в том же Трапезунде? Потом понял, что он собрался достаточно далеко. Туда, куда не достают связи местных купцов. И явно рассчитывал на дороги, по которым очень опасно пробираться с наличными.
- А золото?
- Скорее всего припрятал его здесь. До лучших времён. Оно ведь не ржавеет. Кстати, в пятницу, ко мне пришёл один из персов и попросил выручить наличкой. Довольно крупная сумма. Мне это показалось странным. Мы ведь следим друг за другом, а никаких крупных сделок не намечалось. Да и клиенты обычно предупреждают заранее, если нужно много наличных. Перс сказал, что одна из тех, кто сдавал ему деньги на хранение, срочно потребовала их обратно. Естественно без причитающегося процента. Что ему оказывалось весьма выгодным. Зато очень невыгодным ей. Сейчас я вспомнил, что в пятницу в городе происходило много разных событий и подумал, что это может быть тебе интересным.
- Я предполагаю, что Шамсинур, которую убили в субботу, накануне спрятала в укромном месте немалую сумму денег.
- Вдовушка незабвенного Зерубабеля? Помню, помню… Она тоже оказалась замешанной во все эти дела? Не мудрено. По наследству от мужа ей перешли не только деньги и лавка, но и немало сомнительных знакомств. Например с будущей женой Урук-Тимура. Ведь именно Шамсинур была посредницей у неизвестных людей, которые хотели купить в своё время знаменитый рубин её отца.
XXIX. Ферзи и пешки
С Красной пристани доносился обычный портовый гул: крики грузчиков, грохот телег и перекличка матросов между кораблями и берегом. В синеве над головой чертили небо ласточки.
- Вот, брат Илгизар, мы и оказались чуть-чуть впереди. Теперь нам нужно только поджидать дичь. Завтра с утра, если Минсур так и не будет найдена, нужно будет обыскать её дом, а потом в укромном местечке недалеко от причала поджидать Бонифация. Даже, если не будет никаких прямых улик, можно будет очень серьёзно потолковать с ним об исчезновении Санчо и золота. Ты же можешь уже сегодня написать отчёт для Бадр-ад Дина о происшествии со свиной ногой. Время теперь есть. На этом твоя служба при мне заканчивается. Завтра праздник, окончание Рамазана. Поэтому лучше тебе сдать отчёт сегодня до заката.
Они ехали шагом, не спеша, отпустив поводья. Было немного грустно расставаться.
- У вас ведь в медресе в праздничные дни не будет занятий? Поехали завтра со мной и Хайме в Белый Дворец. Посмотришь на его загадочную рукопись про логическую машину. Тебе ведь можно уходить из медресе, когда нет занятий?
- Тот, кто живёт при медресе и не платит за обучение, должен полностью слушаться наставников и отлучаться только с их позволения. По случаю окончания поста будет три дня без учёбы, думаю, меня отпустят. Раньше ведь я никогда не отпрашивался. Завтра утром будет праздничный намаз, мы все будем в главной мечети. После обеда можно будет отпроситься. Я прямо сегодня и обращусь к почтенному Бадр-ад Дину, когда пойду с отчётом.
- А я как раз ко второй половине дня постараюсь управиться с этой Минсур и Бонифацием.
- Думаешь всё прояснится?
Злат грустно улыбнулся.
- Эк ты загнул. Такие дела никогда до конца не проясняются. Здесь замешаны интересы владык этого подлунного мира, а они недоступны нам, простым смертным. Это как с убийством Намуна. Обычный удар кинжалом. Но, это часть покушения на великого хана. А значит сразу перестают действовать все обычные человеческие законы, которые подталкивают руку обычных убийц. Кому выгодно, личная неприязнь, корысть. Человек становится всего лишь фигуркой на шахматной доске неведомых игроков, и его жизнью жертвуют часто лишь для того, чтобы поставить мат, где-нибудь через пару десятков ходов. А то и просто, чтобы получить более выгодную позицию. Это как раз такой случай. Значит справедливость и правосудие здесь не будет никого интересовать. Моё дело лишь довести это дело до той точки, когда его можно будет передать в руки всех этих власть имущих шахматистов. Со списком фигур и сделанных ходов. Тебе я вижу интересно чем закончится партия?
Илгизар кивнул.
- Выбрось из головы. Эта партия не закончится никогда. В лучшем случае, так и останется недоигранной. Посмотри на Хайме. Он хочет узнать правду лишь о маленьком кусочке этой игры, состоявшемся двадцать лет назад. Который стоил жизни его другу. Зачем? Давно сброшены с доски многие фигуры, а игра всё идёт. Ей нет конца. И ничего не меняется. Всё та же вражда властителей улуса Джучи с персидскими ильханами, борьба между степными эмирами из разных родов, козни франков, распри между православными и католиками, расчёты между хорезмийскими и булгарскими купцами, спор между князьями Твери и Москвы. И для каждого из них человеческая жизнь всего лишь разменная монета. Пешка на шахматном поле. Я лишь должен доставить на эту доску две фигуры: Санчо и Райхан.
- А Бонифаций?
- Он оказался замешан сюда случайно. Ни к свиной ноге, ни к исчезновению Райхан он не имеет никакого отношения. А два убийства, кража, ложное свидетельство - какие пустяки, когда речь идёт об играх повелителей мира. Может вообще отделаться штрафом. Если повезёт. Вернее, если не выяснится, что он знает слишком много.
Помолчав, добавил серьёзно:
- Ты тоже лишнего не болтай. В отчёте укажи, только допросы в квартале Сулеймана. Всё, что слышал от Хайме, Касриэля и в других местах, держи при себе. Это ни к чему знать городскому кади. Всё это предназначается для ушей эн-Номана. Он ведь не зря дал тебе рукопись о пользе вина. Когда прочитаешь или перепишешь, то понесёшь её отдавать. Будет повод поболтать в непринуждённой обстановке. И выведать потихоньку подробности, о которых умолчал я. Берегись, чтобы про тебя, как и про Бонифация, не подумали, что ты знаешь слишком много.
- Что тогда будет?
- Если ты про Бонифация, то ему просто закроют рот. Навсегда. Ханский палач или наёмный убийца, посланных братьями из миссии. Если про себя, то тебя вполне могут забрать куда-нибудь в ханскую канцелярию. Или в мюриды эн-Номана. В мир тайн, закрытый от непосвящённых. Из которого тоже нет возврата. Там люди уносят тайны в могилу, а тайны уносят в могилу людей. Нужно тебе это? Сам я чудом вырвался оттуда после смерти Тохты. Началась смута, борьба за власть. Многие вельможи и писцы-битакчи погибли. После прихода к власти Узбека, появились новые люди. Сам Узбек боялся Сарая. Его новая жена Баялунь увезла его на север, в Мохши, где он и сидел до самой её смерти. Почти десять лет. Ты же мохшинский, знаешь. Я остался в Сарае. Писцом при городском Диване. Потом попал в помощники к здешнему эмиру. Когда хан вернулся в Сарай про меня уже все забыли.
Злат снова надолго замолчал, погрузившись в воспоминания.
- Вспомнил Баялунь и снова Туртас на ум пришёл. Ведь это она его к Тохте на службу пристроила. Она тогда в большую силу входить стала. Брат её Байтемир Хорезм в улус получил. (Усмехнулся). Эн-Номан тогда у ней чуть не каждый день гащивал - хворь какую-то лечил. Он у Тохты лекарем был.
- Откуда она могла Туртаса знать?
- Того не ведаю. Да и Туртас про это не говорил. Может порекомендовал кто, очень уж диковинная птичка была покойная хатунь. Хотя, наверное, правильнее сказать, змея. Где её нашёл Тогрылча никто не знает. Сам он был десятым сыном Менгу-Тимура, ему бы и ходить весь век в улусных эмирах или темниках, да началась смута. Значит, не зевай. Только, смута ведь дело такое: можно пойти за шерстью и самому стриженым оказаться. Нарвались тогда молодые царевичи на матёрого волка. Вернее, пса. Ногая. Это имя ведь по-монгольски и значит собака. В главные ханы метил Тула-Буга, а Тогрылча ему помогал. Всем им и свернул шеи старый Ногай. Баялунь тогда не растерялась. Хоть своих детей прижить ещё не успела, так Узбека, маленького сына своего мужа успела отправить куда подальше. К надёжным людям, под хороший присмотр. Лет десять про неё никто не слышал. Может у Тохты была одной из жён, может, у Ногая. Второе вернее. Детей у неё так и не было. Ногаю жёны были больше для почёта. Да и слух пускала, что де она дочка византийского императора. Побочная только. Этого она могла только у Ногая в орде нахвататься. Тот с Византией тесно знался. По времени тоже сходится, при Тохте её стали замечать вскоре после смерти Ногая. В тот же год и эн-Номан из Хорезма приехал. Оба они большие мастера узлы плести. Вот и спелись. Только даже эн-Номану до неё далеко. Где чёрт не сладит - туда бабу пошлёт. Не нами сказано. Она и после Тохты Узбека к рукам прибрала. Хоть и женой его отца была. Богословы с улемами собрались и порешили - коль Тогрылча был неверный, то и брак его недействителен. В общем, дева невинна и чиста, как майская роса. Можно жениться. Вот только, как Узбек ханом стал, забралась она с ним за мордовские леса в Мохши и сидела там до самой своей смерти. Видать, только там чувствовала себя в безопасности. Может и сама была из тех краёв. Или мать её. Тогда понятно, откуда Туртаса знала.
- В смерти Тохты она могла быть замешана?
- Кто ж её знает? Хотя, вряд ли. Смерть тогда была на руку больше улусным эмирам. Они хотели на место сильного хана посадить молодого и зависимого. Вроде Туда-Менгу, чтобы снова вертеть всё по своему. Вот тогда Баялунь и вынула из дальнего сундука молодого внука Менгу-Тимура. Да позолотила ему дорогу деньгами, взятыми у хорезмских и булгарских купцов. Всю грязную и кровавую работу сделал тогдашний беклярибек Кутлуг-Тимур. Как раз Баялунь и провожала меня в последний раз из ханской ставки. Вот как сейчас её вижу. Не сказать, что красавица, но хитра. Глаза лисьи, губы тонкие, змеиные. В ту пору как раз прибыли послы из Египта. А хана нет, в стране смута. Мы ехали убедить послов, что хан болен и пока не может их принять. Врагов вокруг много. Тогда же как раз и с ильханами размирились, а уж с генуэзцами вообще на ножах были. Стоило только слабину дать и другие объявились бы. Нужно было время протянуть.
- Получилось?
- А то! Сначала говорили, что болеет. Потом, когда арабам уже совсем надоело мёрзнуть, сказали, что помер и теперь будет траур, а потом выборы. Задарили, конечно. С тем и уехали. Ты часом, её там в Мохши не видел?
- Нет. Я ещё совсем маленький был, когда она умерла. Мавзолей её видал.
- Нынешнюю главную госпожу Тайдулу ведь тоже Баялунь хану сосватала. Там же у вас, в Мохши. Не зря эн-Номан её не любит. Виду только не подаёт. Знает старый хрыч - ночная кукушка денную перекукует.
- Так разве Баялунь с эн-Номаном были не заодно?
- Пока за власть боролись. А как стали её делить - тут уж, извини-подвинься. Узбек ведь был первым ханом, которому путь к трону проложил не меч, а золото. Раньше всё решали степные эмиры. У них войско. Думали и на этот раз всё по своему повернуть. Только, когда собрались летом в степи на курултай, сели на общий пир… Стал молодой Узбек жаловать и угощать. Сколько халатов парчовых, поясов золотых, оружия дорогого! Коней, чаш, других подарков. Кумыс рекой лился. Жаловал больше тех, кто не чингизова золотого рода. Кому ханский трон по Ясе не светил. Они и встали вокруг него, когда царевичи попытались своё согнуть. Особо ретивые там в степи и остались навсегда со своими сторонниками. Я тогда в Сарае был. Помню много из тех, кто на курултай уехал, больше и не вернулся никогда. На Чёрной улице, где биктачи и ламы жили, почти все дома на продажу выставили. Как вымороченные. Деньги на все эти пиры и подарки дали купцы. А долг, сам понимаешь, платежом красен. Вот и убрался Узбек в мордовские леса, от заимодавцев подальше. Чтобы расплачиваться не спеша. Вот тогда чёрная кошка между Баялунь и эн-Номаном пробежала. Он даже уехать решил из Сарая. Хотел поселиться в Иерусалиме, основать там свою обитель. Ему Узбек и денег дал немалых на дорогу и письмо к султану Египетскому.
- Уехал?
- Уехал. Только там ему по всему видать не понравилось. Своих шейхов да имамов пруд пруди. Того почёта, как здесь, близко нет. Как узнал, что Баялунь умерла, тут же вернулся. Вскоре уговорил и Узбека в Сарай вернуться.
- Почему всё-таки Узбек именно в Мохши стал жить?
- Место уж больно укромное. Вокруг леса непроходимые, все дороги под присмотром. Да и укрыться, если что есть где. Природная крепость. Русь рядом, Булгар рядом, хорошие пути в Крым и Сарай. Быстро и с русской данью порядок навели, стали в год восемь тысяч сумов получать. Генуэзцев вернули - тоже денежки потекли немалые. При хане всё больше стали булгарцы обретаться - в Сарае ведь хорезмийцы верховодили. Когда Узбек в Сарай вернулся, здесь уже несколько кварталов было северных выходцев: булгары, русские, ясы-мусульмане, кипчаки. Булгарская пристань, с её богатствами. А ещё Красная пристань с персами, арабами, черкесские кварталы. Франки. Теперь хорезмийцам хана мошной не задавить - он сам кого хошь задавит. С одного Хаджи-Тарханского торгу собирает налогов больше, чем со всей Руси. Помнишь эн-Номан про венецианцев говорил? Это ведь вообще новая золотая река потечёт. И кто из этой реки пить будет ещё неведомо. Зря что ли свиные ноги уже долетают досюда аж из Арагона? Вот и боится эн-Номан. И правильно делает.
- Чего он боится-то?
- Боится, что то, что случилось один раз, случится и во второй. Двадцать лет назад деньги проложили дорогу к трону Узбеку. Тогда не было здесь никого богаче мусульманских купцов. Узбек теперь султан, защитник веры. А держится всё на чём? Всё на той же Ясе Чингизхана. На высшей власти, которая обеспечивает равенство всем, независимо от веры. А она сама на чём держится? Даже сейчас вокруг хана вьются все, кому не лень и норовят его перегнуть на свою сторону. Стоит покачнуться верховной власти и каждый будет искать сторонников где придётся. За друзей сойдут и друзья друзей и враги врагов. Но, ведь и врагами часто становятся враги друзей и друзья врагов. Стоит только начать делиться на своих и чужих. Брат на брата и то идёт. А здесь люди разных вер, разных языков. Сказано в Писании: "Если царство разделится, оно не устоит". Завтра франки подкупят какого-нибудь эмира из Донских степей, хорезмийцы из Яицких. Глядишь, и уже два хана стало. А не зря в степи говорят: "В одном котле две бараньи головы не уваришь". Два хана - это почитай ни одного. Вот и пошло прахом царство. Кто знает, может ещё и сподобимся увидеть.
Илгизар снова вернулся к делам насущным:
- Одного не пойму. Тот нож, что в ворота над обителью Измаила воткнули, вроде мы на Бонифация записываем. Он его видел двадцать лет назад, он знал, что ты сразу его узнаешь. Но, ведь этот человек в чёрном кафтане появился днём перед убийством в доме сокольничего. И специально обратил на себя внимание. Зачем это Бонифацию? Он ведь ко всем делам со свиной ногой и бегством Райхан ни сном ни духом не причастен.
- Думаю, завтра он это расскажет, - недобро усмехнулся Злат.
XXX. Тамга Урук-Тимура
Во дворец Злат утром пошёл пешком. Самый захудалый оглан посчитал бы для себя величайшим бесчестьем показаться за ворота иначе чем верхом. Или брать для поездки лошадь из ханской конюшни. Даже, те нукеры, что не имели собственных коней и несли службу на хозяйских, забирали их на это время себе. Степная традиция, что конь неразлучен со всадником свято чтилась и в городе. Хоть Злат по своему служебному положению был повыше любого сотника, а по близости к самому эмиру Сарая и иного тысячника, он принадлежал к другому сословию, которое было скорее городским. Писцы, советники, члены городского Дивана, таможенники, весовщики, киличеи были ближе к купцам, старостам, ремесленникам, домовладельцам. Сами купцы были часто связаны с ханской казной различными подрядами, покупали или продавали по доверенности дворцовые товары, а то и вовсе удостаивались звания ханского уртакчи, выполняя значительные финансовые операции где-нибудь в чужих краях.
С юности связавший себя службой в ханском дворце, Злат всё так же жил в русском квартале, оставаясь не только его обитателем, но и частью этого огромного разноплеменного и многоликого города.
В это утро особенно сильно чувствовалось, что Сарай Богохранимый - столица хранителя веры великого султана Мухаммеда. Таково было мусульманское имя и звание хана Узбека. На всех улицах царило радостное оживление. Множество нарядных людей устремилось в мечети на праздничную молитву по случаю окончания священного месяца Рамазан. При одном взгляде на это торжественное многолюдье становилось воочию видно, как крепко уже пустила корни вера арабов на берегах великой северной реки.
Злат с удовольствием смотрел на радостные лица прохожих и вспомнил небольшую миссию франков с невысокой церковкой за глиняным забором. Может зря так боится эн-Номан? Что эта кучка домиков, несколько обителей в округе, контор на большом базаре и складов на Красной пристани против этого огромного города? Великой степи, которой нет конца и края? Не зря, наверное. Много пожил старый эн-Номан, много видел. Далеко заглядывает вперёд.