- Видишь какие траурные каёмки на крылышках? Говорят, что бабочки - души умерших людей. Помнишь вчерашний нож? (Илгизар кивнул). Старая история, парень, очень старая. Двадцать лет прошло с лишком. А вот как сейчас перед глазами стоит этот день. Девятое августа 1312 года. 4 раби 712, если по мусульмански. Даже помню, что среда.
Я тогда вот такой же как ты был. Молодой и умный. Стихи любил. У меня ведь отец священник, я сызмальства был при учении и при книгах. Греческий язык учил. Церковная служба меня никогда не манила, так отец посылал меня учиться греческому. Не хочешь, говорил, кадилом махать, трудись пером. Ну, а у нас православных все архиреи греки. Только мне в архирейские дьяки не хотелось. Пошёл я к одному битакчи, уйгуру, который учил квадратному письму. Это письмо придумано было по приказу самого верховного хана Хубилая мудрецом Падма-ламой. Как раз было время, когда потомки Чингизхана снова собрались под одно знамя, чтобы восстановить его великую державу. Главным стал верховный хан в китайском городе Ханбалыке. Наш Тохта у него стал ваном третьей степени. С тремя перьями на шапке. Получил в Китае два уезда в улус. Восстановили почтовую связь до самого Ханбалыка. Помирились с персидским ханом. Пошли караваны по степи, поплыли корабли по морю. Вот тогда и вырос Сарай Богохранимый, как на дрожжах. За несколько лет огромный город на пустом месте. Кстати, битакчи этот жил на той самой Чёрной улице, где водовозов схватили.
Этот битакчи и помог мне устроится на ханскую службу. Хан Тохта как раз собрался на Русь. Дела там шли плохо, князья передрались-переругались. Их уже и митрополит мирил с епископами и ханский посланец ездил с отрядом - всё без толку. Слухи шли всё тревожней и тревожней. Главной кубышкой с деньгами на Руси был и остаётся Господин Великий Новгород. Слыхал поди про такой гордый город? (Илгизар кивнул). Наложил этот Господин лапу на весь дорогой товар с севера: меха, рыбий клык. Булгарский воск тоже в большом ходу за морем. И за серебро торговал, и за сукно. С него и шёл почитай весь царский выход с Руси - восемь тыщ сумов. А тут за всеми этими смутами стали тамошние людишки и подумывать, а надо ли оно нам такое счастье? Где мы, а где тот хан? А ханские борзые кобели, что держат Владимирский ярлык уже давно между собой перегрызлись. Тем временем как раз под боком новые ветры подули. Перебрался к Новгородским границам целый рыцарский орден. Они до этого Иерусалим пытались у мусульман отвоевать, а после того, как тамошние султаны им по шеям наклали, помыкались-помыкались, да и перебрались к Янтарному морю. Орден этот был немецкий, а тут Германия, как раз под боком. Голодных рыцарей, которым кроме как воевать и заняться нечем, как блох на собаке. Папа их благословил. Заместо сарацин назначили православных. Запахло большой войной с этим самым Тевтонским орденом. Зачастили в Новгород и другие вояки - из тех, что пером и словом воюют. Не с пустыми руками. Стали петь: зачем вам такие деньжищи хану отваливать, когда признайте папу и всё христово войско будет за вас?
Митрополитом тогда был Пётр. С Волыни родом. Он всякие эти папские козни с младых ногтей чуял. Дал знать в Сарай. Вот тогда и решил Тохта сам поехать на Русь и посмотреть откуда ноги растут. Много наших сарайских тогда с ним отправились. Во главе с самим епископом Измаилом. Он на ту пору уже 20 лет здешней епархией правил. С ханскими поручениями и на Русь, и в Царьград ездил. Меня взяли в писцы к самому хану. Я же знал и русский, и греческий, и квадратное письмо. Место отвели на царском корабле. Там только самые близкие хану люди плыли.
Года за четыре до этого из улуса Джучи изгнали всех генуэзцев. В ту пору Тохта опять поссорился с персидским ханом, а те с ним дела вели. Скупали без разрешения рабов. Да ещё на спорных землях на Кавказе крепостей настроили. Ту же Матрегу, откуда наш Бонифаций. Это как раз у устья Кубани. До летних кочевий хана за полдня можно доехать. Получились вроде как разбойничьи гнёзда, которые никому не подчинялись. Генуэзский консул в Крыму, тот сразу от них открестился. Это, сказал, крепости черкесские, а наши там только торгуют. Только вскоре узнали, что в этих крепостях полно монахов и проповедников, и епископ от папы прислан. А черкесские и зикхские князья один за одним в папскую веру крестятся.
В общем до кавказских крепостей Тохта не добрался, но генуэзцев из Крыма вышиб. И в Сарае всё их имущество конфисковал. В том числе и корабли. Вот на самой большой галере Тохта и отправился на Русь. Называлась она "Святой Фома". Плыть решили до Нижнего Новгорода. С ним, конечно, целый караван шёл. Визирь, эмиры, стража. Епископ Исмаил на отдельном корабле плыл. Берегом - войско.
На этой галере и познакомился с этим самым Дымуком. Бонифацием бишь. Он был помощником капитана. Служил ещё генуэзцам, потом с командой и кораблём угодил в ханскую службу. Видишь, как опять клубочек сплетается?
Так вот про клубочек. Ханской охраной ведал Намун (Злат указал на могилу). Он считался сотником, но и на пиру, и на охоте был к хану самым близким. Только не сидел, как вельможи, а стоял рядом. Верил ему хан. Мы уже пропыли Бельджамен и шли на Укек. Как вдруг утром нашли убитого Намуна. В горле у него торчал тот самый нож, что ты видел у Хайме. Приметная штука. Не спутаешь. Хозяина и искать не нужно. Такой нож был у моего товарища по каюте Туртаса. Из ваших краёв, мохшинский. При голубях состоял. Голубиная почта - дело важное и тайное. Голуби всегда при хане. А он был вообще по птичкам дока. Что по ловчим, что по почтовым, что по певчим. До этого в соколиной охоте был, потом к голубям приставили. Хороший парень.
Так вот - той же ночью исчез. Как в воду канул. Хотя куда ещё можно кануть с корабля? Дали срочно знать на все заставы - без толку. А после захода солнца умер хан Тохта. Свалился после обеда. Рвало. Жар сильный. Лекари ничего понять не могли, но похоже было, что хана отравили. Намун ведь, помимо всего прочего, ханскую еду перед застольем пробовал. Поэтому после его убийства осторожный Тохта велел из своего котла сразу нескольким человекам поесть. И никому ничего. Даже лёгкого недомогания. Поэтому кто мог хана отравить и как - непонятно. Так и закончилась эта поездка. Вместо Нижнего Новгорода попал хан Тохта вот сюда.
- А как нож попал к Хайме?
- Я передал. Хайме с Намуном друзьями были. Это долгая история. Сразу после смерти хана такое началось - не приведи господь. Была смута почти полгода. Одни встали за Узбека, другие говорили - давайте другого царевича Чингизова рода выберем. Намуновская родня была против Узбека - кого побили, кто сбежал. Самого его здесь Хайме и хоронил. Потом надгробие сделал. Тогда мы с ним и познакомились. Я как раз тело привёз с галеры. И рассказал, как дело было. А дело было непросто. На Намуне была одета кожаная рубаха. Чтобы ножом пробить было нельзя. Удар пришёлся в крошечную щёлку - едва лезвие пролезло. Уж больно меткий удар. Мне показалось странным. И не зря. Когда осмотрел рану, увидел, что нож был воткнут уже потом. А вот убили Намуна, как раз самым подходящим оружием. Трёхгранным узким стилетом. Такие специально делают, чтобы сквозь зазоры в доспехах бить. Франки его называют мизерикорд.
Только некому было всё это расследовать. Как и загадочную смерть хана. Хотя слухи про неё ходили разные. Уж слишком многим была выгодна эта смерть. Вспомнили, что перед этим Тохта ездил на корабль епископа Измаила, и тот угощал хана. А как вернулись на свой корабль, Намуна и убили. Я потом интересовался у наших, которые на архирейском корабле были, как Тохта с епископом общался? Говорят, с глазу на глаз. Только Намун присутствовал. Тёмная история. Знаю, что потом митрополит Пётр своего человека присылал концы в воде высматривать. Да не русского, а грека из Царьграда. Хитрого, как змея. Тот видно, что-то разнюхал. Сняли Измаила с кафедры и оставили доживать здесь в монастыре. Так и поросла быльём эта история.
Пока не воткнули вчера в ворота обители нож. Один в один, как у Туртаса.
XII. Что могут рассказать деньги
- Давно ты не навещал старого Касриэля, - меняла, казалось, был искренне рад гостям. Едва завидев Злата и его спутника, он выбежал им навстречу из-за длинного стола, за которым восседал в глубине своей лавки. - Неужели снова кто-то в Богохранимом Сарае взялся выдавать свинец и олово за серебро?
- Думаю, если бы такое случилось, почтенный Касриэль знал бы это раньше меня, - засмеялся наиб.
Они с Илгизаром свернули к Красной пристани, сразу как только миновали первую заставу на въезде в город. Хайме слез с повозки и, повесив на плечо свой потрёпанный плетёный короб, пошёл дальше пешком.
- Пройдусь по сарайским улицам. Соскучился уже по городской суете.
Было видно, что по шуму большого города Хайме действительно скучал. Может, вспоминал кипучую жизнь и сутолоку иных городов, где прошла молодость? С которыми навеки разлучила его жизнь. Всю дорогу до Сарая он молчал, погружённый в свои мысли. Вот и сейчас воспоминания и думы словно немного придавили его. Даже немного ссутулился.
А городская суета кипела вокруг. Спутники расстались как раз у Красной пристани - южных речных ворот Богохранимого Сарая. Места, куда приходили корабли с Бакинского моря.
Так уж повелось, что центральная пристань прилегала к главному базару, к ней примыкали самые богатые кварталы и районы, где жила знать. Оттуда шла переправа на левый берег реки. Поэтому, к её причалам нескончаемым потоком шли большие плоскодонные лодки, на которых удобно недалеко перевозить тяжёлые грузы. На их широких деревянных настилах теснились повозки с лошадьми, бочки, горы мешков. Даже целую отару овец было удобнее перевезти по воде, чем гнать по многолюдным сарайским улицам. На центральную пристань везли всё то, что наполняло внутренности бесчисленных лавок и прилавки ближних базаров, чем жили кухни и дворы прилегающих усадеб. Прямо у её причалов утром и вечером появлялся рыбный рынок, куда рыбаки привозили свежий улов. Центральная пристань связывала Сарай с ближайшей округой, с окраинами, огородами, стадами, складами. Он был частью города, частью большого базара, куда приходили купить, провести время, подзаработать, узнать новости.
Совсем иное дело были северная и южная пристани. Это были городские ворота. Здесь почти не было лавок - всё больше конторы, склады. Сюда не забредали случайные покупатели с тощим кошельком и базарные носильщики с их непременными корзинами. Это был мир серьёзных деловых людей. Покупки здесь совершались в стороне от посторонних глаз, в тиши контор. Расплачивались не под звон монет, а под глухой стук тяжёлых мешочком с деньгами или под шелест бумаг. Носильщиков заменяли крепкие грузчики-амбалы, легко ворочающие батманные мешки и возчики на повозках, запряжённых быками. Здесь всё было солидно, несуетливо и тяжеловесно. Даже зеваки, толкающиеся у причалов, были скорее всего чьими-то нанятыми соглядатаями, что-то вынюхивающими и высматривающими.
Монголы обычно северное называли Чёрным, а южное - Красным. Но, за северной пристанью закрепилось название Булгарская. Так уж повелось, что верховодили и заправляли там булгарские купцы. На эту пристань приходили корабли с верховьев великой реки. Русские, булгары, буртасы, мордва. Часто случалось видеть не только купцов, но и князей со свитою, послов с дарами. На эту пристань везли мёд, подобный янтарю и сам янтарь, драгоценные меха, слитки серебра. Зерно, лес, ловчих птиц. Сюда поступали самые сильные рабы и самые красивые рабыни - с волосами, цвета пшеницы и с глазами, как васильки. Корабли здесь были попроще - небольшие плоскодонные. Часть их и делались только на одно плавание, назад не возвращались. Разбирались здесь на дрова, которые в Сарае очень ценились.
Южная Красная пристань была совсем другое дело. Сюда шли морские корабли. Плоскодонные поменьше - из Сарайчика. Чем тащится караваном вокруг пустыни было удобнее спуститься по Яику и дойти вдоль берега до устья Итиля, а там уже и Сарай недалеко. За море, в Дербент, Баку и дальше, ходили уже большие корабли. Для таких и причал нужен особый, приличная глубина. Иной такой корабль привозил в своих трюмах больше чем целый караван верблюдов. Здесь заправляли персы, армяне, арабы, было много турок и черкесов. Трудно назвать товар, который нельзя было найти среди грузов Красной пристани. Изюм, сушёный урюк и свежие лимоны, сладкое вино из Шемахи и молодой чихирь из Дербента, расписная посуда, стекло, сахар. Учёные седобородые мужи в больших чалмах, везли бесценные рукописи и ларчики со снадобьями, быстроглазые евреи прятали от нескромных глаз шкатулки с самоцветами и рассыпным жемчугом, а важные арабы в белоснежных одеяниях предлагали благовония из Счастливой Аравии. А ещё перец и гвоздика, корица и имбирь, шафран, кардамон, ваниль, от ароматов которых кружилась голова даже у видавших виды грузчиков. И, конечно, над всем этим царил драгоценный шёлк. Переливающиеся всеми цветами ткани и тюки с нитью, которой ещё предстояло превратиться в парчу и бархат.
Крепкие лодки с деревянными настилами переправят всё это на правый берег или на Булгарскую пристань. Молчаливые амбалы сгрузят в береговые склады, возчики развезут по базарам. Что-то уплывёт далеко на север, что-то уйдет с караваном к генуэзским портам. Взамен за море уйдут рабы, зерно, меха и многое другое.
Большой доход имеет от всего этого ханская казна. Ещё больше людей имеют свой кусок хлеба. Грузчики, возчики, сторожа, лодочники, посредники-миянчи, мелочные торговцы. Да что там грузчики. Кем бы, спрашивается был, сам грозный тамгачи, который собирает пошлину с привезённых товаров и ставит ханскую печать, дающую право продажи? Или весовщик, бдительно отмеряющий царскую долю с идущего на базары? Что бы делал всесильный побережник, определяющий кому куда швартоваться и взимающий плату с каждого корабля? Сейчас это большие люди, которых для доклада вызывают в диван к самому везирю.
Не будь Красной и Булгарской пристаней торговали бы они деревянными ложками, где-нибудь в Булгаре и их пищей было бы пустое просо.
Вот в таком благословенном месте и поставил свою меняльную лавку почтенный Касриэль бен Хаим. Как и многие сарайские евреи бежал он в улус Джучи много лет назад, когда в царстве персидских ильханов начались гонения за веру.
О том, как его занесло из сказочного Багдада на далёкий север Касриэль рассказывал часто. Ибо стопы свои он поначалу направил в сторону Сирии. Никогда не покидавший города юноша, к тому же унёсший ноги в одном халате и с горсткой дирхемов в кармане, он очень скоро обессилел от голода и уже решил, что его земной путь бесславно окончен. Голодный и измученный сидел Касриэль у реки и ждал переправы. Выбор был невелик, купить себе еды или заплатить за перевоз. В это время к берегу подъехал старик-монгол с несколькими сыновьями. Он был очень стар и едва держался в седле. Монголы тоже расположились на берегу и, в ожидании, решили перекусить. Неожиданно старик велел одному сыну угостить и сидевшего неподалёку Касриэля, да ещё посетовал, что никто уже не соблюдает Великую Ясу, которая запрещает есть, не угостив того, кто находится рядом. "Я прожил всю жизнь под властью монголов, а впервые слышу об этом законе", - с удивлением сказал Касриэль, поблагодарив. На что старик ответил, что теперь уже слишком многие забыли заветы отцов. Ханы клонят головы к христианам, мусульманам, среди их советников евреи и буддисты. Говорят, на севере среди вольных степей ещё живут по Великой Ясе. Эти слова запали в сердце юноши. Добравшись до родственников и немного отдохнув, он нанялся к купцу, который ехал в Трапезунд, а уже оттуда перебрался в улус Джучи.
Здесь Касриэлю очень пригодились науки, постигнутые за годы учения в Багдаде. Особенно, увлечение алхимией и математикой. Сначала работал на других, потом открыл своё дело и весьма преуспел. Теперь он уже не сидел со скамейкой на базаре в меняльном ряду. Его контора размещалась в самом водовороте денежных рек Богохранимого Сарая: у Красной пристани. Здесь, за надёжной дубовой дверью уже не столько звенели монеты, сколько шуршали бумаги. Даже сам тамгачи нередко покидал свою резиденцию и заходил сюда, чтобы вдали от посторонних глаз приложить печать к какому-нибудь договору на многие сотни сумов. Как и положено хорошему финансисту Касриэль много знал и мало болтал.
Со Златом они познакомились при обстоятельствах довольно драматичных. Один купец, обменявший крупную сумму денег, заявил в суд, что меняла всучил ему фальшивые монеты. Кади встал на сторону купца, и Касриэлю грозило наказание за подделку. В то же время, ему дали понять, что обвинение в подделке с него могут снять, и свести всё к простой ошибке неопытного менялы, не отличившего свинец и олово от серебра. В общем, возмещаешь ущерб, платишь штраф и дело прекращается. Тогда и вспомнил еврей слова старого монгола и пошёл в Диван-яргу, жаловаться на сговор кади и раввина. Встревать в спор, который они посчитали хозяйственным, яргучи не стали, а вот о появившихся фальшивых деньгах дали знать везирю. По следу был пущен битакчи из почтовой службы, в ведомстве которой были всякие секретные дела. Это и был Злат. Скоро фальшивомонетчик и его сообщники предстали перед судом, где и указали через кого сбывали деньги. Был в этой шайке и купец, обвинявший Касриэля.
С тех пор меняла раздобрел, поседел, но не утратил философского отношения к жизни. Он усадил гостей за стол, застеленный сукном, на котором красовались изящные весы с набором гирек и абак - счётная доска с чёрными и белыми костями. Нагнулся под лавку - и на столе очутился кувшинчик и поднос с лепёшками и сыром.
- Сейчас пошлю человека за рыбой. Я ведь знаю, у вас православных сейчас пост (покосился на Илгизара). Юноша, как я понял из медресе? Но может, он сделает себе послабление в виде любимой пищи пророка Мухаммеда.
На столе, возле подноса появились финики.
- Я к тебе по делу, Касриэль. А, потому, ненадолго. Так что, выпьем мы с тобой в другой раз.
- Зачем ты хочешь обидеть старого еврея и лишить его сна? Если русский отказывается с тобой выпить значит…
- Значит его действительно припёрло. И ему нужна твоя помощь. Ты слышал об убийстве некого Санчо из Монпелье?
За время этого разговора Касриэль невозмутимо занимался своим делом. Разлил вино в стеклянные стаканы, ножом с рукоятью из кости порезал сыр и положил его на лепёшки. Взяв в одну руку стакан, а в другую лепёшку с сыром он протянул всё это наибу.
- Я знаю и то, что перед смертью он успел оскорбить чувства верующих мусульман, приставал к замужней женщине и кощунствовал со свиной ногой. Об этом весь Сарай гудит. Но, раз ты пришёл ко мне, в то самое время, когда тебе очень нужно быть во многих других местах, то, значит хочешь знать моё мнение по этому поводу? Поговаривают ведь ещё, что он унёс всю наличность торгового дома Гизольфи? Там были приметные монеты и теперь менялам предписывается следить не принесёт ли их кто на обмен? Хотя, вряд ли ты пришёл ко мне с таким пустяком?
- Дело в том, что Бонифаций утверждает, что послал его с письмом к тебе. После чего он и исчез.