У меня не оставалось сомнений: я наткнулась именно на то, что искала. Но без ключей открыть толстые дверцы невозможно, да и времени в обрез - вот-вот позовут на спиритический сеанс, который мне очень хотелось посмотреть. Ощущения, как в детстве: и страшно, и манит. Нет, стоит принять участие в сеансе - не зря же заплатили Гиперборейскому такую огромную кучу денег за одно выступление!
Решив наутро прийти снова и попытаться собственными силами открыть шкаф, я притушила свет и вышла из библиотеки.
В доме стояла удивительная тишина. Казалось, ни единой души не осталось вокруг. Наверное, хозяева и гости отдыхали после обеда. Не желая появиться в гостиной первой и незваной, я не спешила спускаться вниз. Любопытство гнало меня вдоль коридора. И я заглянула в следующую после библиотеки комнату. Ею оказалась спальня Иловайских, судя по разбросанным там и тут туалетам, среди которых я заметила уже знакомое белое платье с двумя рядами кружев вокруг декольте. Немного поколебавшись я вошла, рискуя, что меня кто-нибудь заметит и придется объяснять причину своей любознательности.
Посреди просторной комнаты, превышающей раза в три размеры любой другой, виденной мною в этом доме спальни, напротив окна, занимавшего полстены, стояла кровать королевских размеров. По моему разумению, на ней можно уложить взвод. И не тщедушных гусар, а мощных кирасир, и они все отлично выспятся, не задевая друг друга. Над кроватью был укреплен балдахин с плоским верхом, от которого вниз, по четырем позолоченным штангам, спускались драпированные занавеси темно-синего бархата, украшенные золотыми звездами, изображениями стрельцов, овнов и других обитателей небес, словно на старинных атласах. Подойдя к кровати, я заглянула внутрь балдахина и обнаружила наверху девять зеркал в тонкой оплетке, расположенные квадратом. На зеркалах еле заметными алмазными штрихами был нанесен тот самый герб, с фронтона особняка Иловайского: волк с оскаленной пастью и щитом, на котором сияли три звезды неизвестного созвездия.
Подивившись столь изысканной выдумке, я все же недоумевала, что можно было увидеть в этих зеркалах ночью, в кромешной темноте. И стоило ли смотреть на себя утром, когда не каждая дама, проснувшись, сияет, словно майский розан.
Толстые витые шнуры из золоченых нитей, заканчивающиеся тяжелыми кистями, свисали по четырем углам балдахина, и я, по дурной привычке все трогать, потянула за один из них. К моему удивлению, занавеси даже не колыхнулись, зато зеркальный потолок легко изменил свое положение и остановился под некоторым углом. Я дотронулась до другой кисти, зеркала вновь задвигались и отразили часть окна с взошедшей луной. Не постель, а обсерватория безумного звездочета где-нибудь в Византии.
Играться можно было бесконечно, но, отдавая должное инженерному уму Сергея Васильевича, направившего столь совершенные знания на выполнение фривольных прихотей супруги (в чем я ни минуты не усомнилась), я перешла к секретеру, стоявшему в отдалении от кровати, как неожиданно услышала громкий голос Пурикордова:
- Господа, господа, прошу всех вниз! Мы начинаем! Спускайтесь в гостиную - все уже готово!
Я поспешила выйти из спальни Иловайских, пока меня не поймали на горячем.
Гостиная преобразилась. Стол, ранее овальной формы, вытянутый в длину, сейчас принял идеально круглую форму. Его покрывала черная бархатная скатерть, не дававшая ни единого отблеска. Посредине стола на листе плотной бумаги с надписями "да" и "нет" лежало фарфоровое белое блюдо с нанесенными по ободку буквами в алфавитном порядке. На буквы указывала тонкая стрелка, закрепленная булавкой в охвостье. На равном расстоянии от блюда стояли четыре семисвечника с витыми дьяконскими свечами белого воска, и Тимофей в белых перчатках аккуратно зажигал их от короткого огарка. Свет они давали яркий, поэтому в газовых лампах не было необходимости.
Постепенно в комнату стягивались гости. Первыми подошли Вороновы, за ними Пурикордов с Мариной Иловайской, Перлова в цветастой шали и, наконец, словно примадонна на бенефисе, появился сам Фердинант Ампелогович Гиперборейский, спирит, мистик, престидижитатор, маг и чародей.
Карпухин лежал больной у себя в комнате, Ольга не хотела встречаться с мачехой, а Косарева выразила свое отвращение к сему действию, поэтому более участников спиритического сеанса мы не ждали.
Тимофей зажег все свечи и, поклонившись, вышел, а Пурикордов встал и запер дверь гостиной на ключ. "Чтобы слуги не помешали сеансу", - пояснил он.
На Гиперборейском, под уже знакомым черным шелковым плащом, сиял белый камзол с золотыми пуговицами. Руки были затянуты в тонкие перчатки. Не хватало только шпаги, буклей и треуголки, и перед нами оказалось бы видение знаменитого Джузеппе Бальзамо, любившего называть себя графом Калиостро.
Спирит окинул нас мрачным взглядом, сел на специально приготовленный для него стул с высокой спинкой и потрогал блюдо. Блюдо не двинулось. Он удовлетворенно кивнул и спросил бесцветным голосом:
- Есть ли на ком-нибудь из вас предметы из железа? Если есть - снимите.
- Вы имеете в виду оружие? - забеспокоился Пурикордов.
- Да.
- Помилуйте, как можно!
- А нательный крест? - спросила Елизавета Александровна.
- Он из железа? - осведомился спирит.
- Нет, серебряный.
- Оставьте, - разрешил Гиперборейский, а я подумала, что никакие духи не в силах заставить меня снять крестик, подаренный крестной.
- Ох, боязно мне, - прошептала Воронова и украдкой осенила себя крестным знамением. Муж посмотрел на нее ободряюще и накрыл ее ладонь своею. Я умилилась. Как трогательно было наблюдать за супружеской парой, сохранившей свою любовь в течение столь многих лет.
Старинные напольные часы пробили полночь, и спирит торжественно произнес:
- Духи ждут приказа. Велите!
Вороновы переглянулись, пошептались немного и назвали имя Александра Сергеевича Пушкина. К ним присоединилась Марина. Пурикордов попросил вызвать Николо Амати, сына Джироламо, изготовителя скрипки, на что Гиперборейский пробурчал еле слышно "мудёр вельми маэстро", а Перлова - неизвестного трансильванского графа Влада. Кто он таков и чем знаменит, певица не пояснила.
Пурикордов повернулся ко мне и спросил:
- А вы с кем бы хотели поговорить, Аполлинария Лазаревна?
- Мне бы хотелось услышать двоих, если можно, - сказала я.
- Пожалуйста, как вам будет угодно, но кого именно вы желаете пригласить?
- Сергея Васильевича Иловайского и Алексея Юрьевича Мамонова, если вас не затруднит, Фердинант Ампелогович, - попросила я Гиперборейского тоном примерной институтки.
Все замерли, боясь вздохнуть и нарушить звенящую тишину.
- Нельзя! - резко оборвал меня медиум. - Их духи рядом, они сильны и не дай Бог их рассердить! Смерть неминуема!
- Я не буду их сердить, что вы! - возразила я. - Задам каждому один и тот же вопрос и все.
- Какой еще вопрос? - повернулась ко мне Марина. - Не тревожь тела, они еще не похоронены. Там Анфиса и Елена Глебовна кафизмы читают, чтобы души невинно убиенных рабов божьих в рай попали, а ты навредить хочешь? Не тревожь!
- Если уж есть такая возможность, почему бы не спросить: "Кто ваш убийца?" и все, - парировала я. - Убийцу найдем, и душе легче будет, что помогла отыскать.
Тут я запнулась, поняв, что в запальчивости высказала что-то не то.
- Все предопределено во вселенной, - нахмурился Гиперборейский. - И если их души покинули физические тела, значит, так и должно быть. Они устали жить в бренном мире.
- Вы оправдываете убийц? - я не на шутку рассердилась.
- Нет, - с едва заметным раздражением ответил он, - просто в мире не нами все предопределено. И если убийца зарядил пистолет, то разве он этого хотел? А может, его руку направлял высший судия, карающий за грехи прошлой жизни, и смерть жертвы была всего лишь наградой, или справедливостью - понимайте, как хотите.
- Неплохо, - усмехнулся Аристарх Егорович, - так на этого судию все можно спихнуть: и пьянство, и воровство, и даже убийство. Мол, неподвластен я, направляют меня высшие силы. А какой с них спрос?
- А на хорошее дело эти силы тоже направляют, или человек только плохое по принуждению делает? - спросила Елизавета Александровна.
- На это я тебе, матушка, так отвечу, - обернулся Воронов к супруге, - Бог нас на хорошие дела наставляет, а сатана под локотки подталкивает, на дурное подбивает. А мы должны от искуса воздерживаться.
- Подождите-ка, уважаемый Аристарх Егорович, - вступил в беседу Пурикордов, - а как же свобода волеизъявления? Что, все только Бог да сатана определяют? Человек своего разума вовсе не имеет, так что ли? Ныне не прошлые времена, все же конец девятнадцатого века, электричество, паровозы.
- Ох… - вздохнула Марина и произнесла с досадой: - Милейший Александр Григорьевич, при чем тут ваши паровозы? Речь идет о том: все в руце божьей или человек может сам определять свое поведение?
- Человек предполагает, а Бог располагает, - заметил Воронов.
- Как при чем? - возмутился Пурикордов. - Неужели надо объяснять? Это же так просто! Возьмем меня. Раньше в кибитке, даже по дороге столбовой да на перекладных сколько времени у меня на дорогу уходило! А сейчас прогресс: быстро, тепло и по расписанию. Уж можете мне поверить, я пол-Европы объехал. Успел бы я везде, ежели в кибитке ездил? Что бы вы ни говорили, Марина Викторовна, а своей известностью я обязан не только таланту и трудолюбию, а и паровозам! Да-да, именно паровозам!
- Паровозы, стало быть, от Бога, - резюмировала молчащая до сих пор Перлова, - раз польза от них такая неимоверная Александру Григорьевичу. А я слышала, недавно на вокзале одного несчастного колесами переехало. Пополам. Зазевался и попал под паровоз. Так это действие тоже от Бога? Или оно было предопределено? Вот о чем толкуем.
Спор продолжался. Казалось, сидящие за столом забыли о цели своего собрания, и продолжали приводить доводы pro et contra промысла Божьего.
Тем временем я обратила внимание на Гиперборейского. Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и замер недвижим.
- Смотрите, - я показала на него.
- Свершилось! Он входит в контакт с духами, - прошептала Марина, - пора начинать спиритический сеанс.
Сидящие за столом протянули пальцы и коснулись блюда. Оно слегка подвинулось да и осталось в прежнем положении.
- Кого вызываем? - громким шепотом осведомился Пурикордов.
- Александр Григорьевич, вы не в нумерах, а на спиритическом сеансе, - напомнила ему хозяйка. - Не будем настаивать: кто придет, того и спросим.
Неожиданно по комнате пронесся слабый ветерок, поколебав язычки пламени свеч. Наши тени на стенах задрожали мелкой рябью. Откуда было взяться сквозняку при запертых и заваленных снегом окнах?
- Он здесь, я чувствую его! - выдохнул медиум, не открывая глаз. Его пальцы напряглись, он вцепился в подлокотники высокого стула и изогнулся, словно в приступе падучей. - Кто ты? Назови свое имя.
Блюдо, постукивая, стало поворачиваться, останавливаясь возле той или иной буквы. Пальцы присутствующих трепетали, касаясь его. Все быстрее и быстрее вертелось блюдо. Марина, как хозяйка дома, записывала буквы, когда они застывали перед стрелкой. Блюдо остановилось. Марина, прочитав сложенные буквы, ахнула - бумажка пошла по кругу. На ней корявым почерком было написано: "Я дух этого замка".
- Боже мой! - ахнула Воронова. - Да неужто то самое привидение, о котором крестьяне в деревне сказывали.
- Не божись, матушка, - остановил ее супруг. - Спугнешь.
- Спрашивай, кто убийца, - наклонилась я к Марине. - Это же местный дух, не какой-нибудь пришлый Наполеон - он все видел. Чего время зря терять?
- Да подожди ты, - дернула она плечом и спросила вслух: - Неужели вы и есть тот самый Кассиан Шпицберг, бывший владелец нашего дома?
Стрелка на булавке метнулась острием к надписи "да" и, задрожав, нерешительно остановилась.
- А чем докажете? - не удержалась я от вопроса.
Блюдо задрожало, и у Марины не осталось времени на запись. Сидящие за столом, наклонившись, прочитали вслух: "Три звезды сверкают над постелью, на них блудница смотрит, распаляясь".
- Это кто блудница? - завопила Иловайская. - Я? Законная жена?
- Тише, тише, - одернул ее Воронов, - духа спугнете…
- Да хоть бы и спугну, - буркнула обиженная Марина, - я не потерплю оскорблений в собственно доме.
- Этот дом был его собственностью до смерти, - наклонился к ней Пурикордов. - А то, что духи ругаются, я не раз слышал. Они же всеведущи, проникают везде и наблюдают за нами. Кому понравится то, что мы иногда вытворяем?… - и он со значением посмотрел на Марину.
- Вопросов к вашей личности больше не имею, ваше сиятельство, - сказала я, не отрывая пальцев от блюдца. Я поняла, в чем секрет: Гиперборейский придерживал блюдце пальцами, дабы остановить стрелку напротив нужной буквы.
Блюдо продолжало выстукивать непонятные слова, словно дух, испугавшись вопля Марины, решил не стараться и поскорее улизнуть прочь.
Заскучав, я перестала следить за мелькающими буковками - я поняла в чем секрет осмысленных ответов: Гиперборейский придерживал блюдо кончиками пальцев, используя некую полученную ранее информацию. В спиритическом сеансе я разочаровалась и принялась смотреть по сторонам. Мне показалось интересной поза медиума: тот полулежал с закрытыми глазами и, казалось, спал. Он не уже не хватался за подлокотники, руки безвольно свисали, и я, пользуясь тем, что между нами преградой была только Перлова, прошептала:
- Фердинант Ампелогович, не надо больше барона. Вызовите, пожалуйста, покойного Иловайского. Или Мамонова.
Перлова сжала мне руку и отрицательно покачала головой:
- Сейчас дух Гиперборейского наверху, в эмпиреях парит, вместе с душами умерших. Нарушите положение тела, дух заблудится и не найдет назад дорогу. Так что не трогайте спирита - что выйдет, то выйдет.
И тут раздался чей-то смех. Все замерли. Послышалось негромкий треск, словно уголья раскалывались в печке, и тихий голос с приятными интонациями произнес:
- Здравствуйте, дамы и господа! У вас уже ночь? Что ж вы не спите? Мне не видно, чем вы занимаетесь. Не помешаю вашему уютному уединению?
- Что это? Кто это? Откуда? - наперебой спрашивали мы друг друга и пожимали плечами.
Опять что-то тихо зашуршало, подул ветерок, и тот же насмешливый, с легким грассированием, голос продолжил:
- Разве вы меня не приглашали? А мне показалось будто вы сказали: "Восстань, пророк, и виждь, и внемли…". Вот я и заглянул к вам на огонек…
- Пушкин! - ахнул Пурикордов.
- Александр Сергеевич! - вторила ему Марина.
Ошеломленный Гиперборейский таращил сонные глаза.
- Первый случай в моей обширной практике! - бормотал он, разводя руками.
- Александр Сергеевич, какое счастье! Вот не ожидали! - воскликнул Воронов и принялся тормошить супругу. - Лизанька, послушай, сам Пушкин! Говорит с нами! Неужели это не сон?
- Отец родной! - перекрестилась она и умильно сложила руки на груди, приготовившись слушать.
- Да, это я, милостивые государи. Рад, что вы меня узнали.
- Александр Сергеевич, - громко сказала я, решившись все-таки поймать судьбу за хвост, - скажите, кто убил Иловайского и Мамонова?
- Я послан к вам с высшей целью, - сказал голос, не обращая никакого внимания на мой вопрос. - Пусть женщина, впервые пришедшая сюда, не скрывает своей любви ко мне и отдаст хозяину дома то, что принадлежит мне. Так надо. Иначе мой дух не успокоится… не успокоится… не успокоится…
Голос затих вдали, послышался тот же тихий шорох, и все прекратилось. Наступила пауза. Все сидели напуганные и только переглядывались в мерцающем свете свечей.
- Что это было? - растерянно спросила Марина. - И о каком хозяине дома говорил дух Пушкина? Ведь Сережи больше нет! Неужели поэт этого не знает? Или это был не поэт?
- Это потому, что душа Сергея Васильевича еще сорок дней среди нас будет оставаться, пока не расстанется с земной обителью, - рассудительно заметил Пурикордов. - Потому дух и не знал.
- Это провокация! Издевательство! - вдруг фальцетом завопил Гиперборейский и вскочил со стула. Правой рукой он тыкал вверх, а левой судорожно расстегивал камзол, - Я почетный медиум лондонской академии оккультных наук "Золотой Восход"! Мне сам Вудман диплом вручал! Я не позволю! Попрание прав, наглая симуляция и…
- Из иудеев что ли? - прервал его крики Воронов.
- Нет… - растерянно ответил несчастный Фердинант Ампелогович, сбитый с толку. - Вильям Роберт его звали. Верховный маг и оккультист.
- Тогда ладно, - махнул рукой Аристарх Егорович.
- Надо осмотреть комнату, - заявила Перлова. - Вдруг кто-то спрятался и вещал, а мы подумали на Пушкина.
- На кого ж еще думать? - удивилась Марина.
Нет, это просто смешно! Верижницына как была институткой, так и осталась. Она меня просто удивляет ограниченностью мыслей. Поверить в то, что духи разговаривают! Наверняка это чья-то глупая шутка, мистификация. Внезапно мне пришла в голову мысль, и я поспешила поделиться ею с окружающими:
- Среди нас находится чревовещатель, - сказала я убежденно. - и он разговаривал сейчас от имени духа. Ведь гостиная заперта на ключ, на окнах зимние рамы. Разве что кто-либо спрятался в углу? Но это невозможно! Я уверена!
- У меня нет никаких сомнений, что это проделки Карпухина, - убежденно произнес Пурикордов. - Кто знает, чем он сейчас занят? Может, просверлил дырку в стене и пугает нас. Надо осмотреть комнату.
Присутствующие разобрали подсвечники и старательно обшарили все углы гостиной. Но при свечах рассмотреть что-либо было невозможно.
- Аристарх Егорович, зажгите, пожалуйста, светильники на стенах, - попросила Марина. - Мочи нет при свечах сидеть.
В ярком свете настенных газовых ламп все принадлежности спиритического сеанса, лежащие на столе, показались мне жалкими и смешными. Криво нацарапанные буквы на блюде, картонные стрелки - все это выглядело так, словно взрослые люди впали в детство и увлеклись глупыми игрушками. Вот для чего нужны были свечи, чтобы в их загадочном свете спиритизм выглядел захватывающим и привлекательным.
Маг и кудесник, кавалер неизвестного ордена, в своем карнавальном костюме смотрелся злым клоуном, и даже мысль о том, что он способен общаться с потусторонними силами, выглядела нелепой и постыдной. Гиперборейский явно чувствовал себя не в своей тарелке и не знал, на ком сорвать свой гнев.
Как я и предчувствовала, в комнате посторонних не нашли, прятаться было негде. Заглянули за картины в поисках отверстий, через которые можно было говорить, и тоже ничего. Тщательно обстучали стены в поисках пустот, даже заглянули в ящики двух комодов и внутрь голландской печи, украшенной голубыми изразцами, - ничего. Ровным счетом ничего. Подавленные, мы вернулись к столу и завели спор.
- То, что мы не нашли, кто говорил за Александра Сергеевича, значит только то, что плохо искали, - заявил Пурикордов уверенным голосом. - Не верю я в то, что нас посетил дух Пушкина. Не может такого быть!