* * *
В ответ ему не раздалось ни звука, ни даже шороха. Бартоломью встревожился; он решил, что дело гораздо серьезней, чем несколько шрамов. Вооружившись заточенной железкой, которую он носил с собой среди прочих инструментов врачебного ремесла, Бартоломью вогнал ее в замочную скважину, как много лет подряд проделывал со щепкой. Навыка он не утратил, и дверь с легкостью подалась.
Филиппа сильно вздрогнула, когда он сделал к ней шаг, и Бартоломью остановился. Она съежилась на кровати, кутаясь в плащ, который он дал ей по пути из монастыря в Трампингтон. На ткани до сих пор темнела засохшая грязь. Лицо девушки было обращено к нему, но за длинной вуалью он не мог различить ее черты. Она горбилась, словно древняя старуха, над какой-то вышивкой.
При виде этой картины у Бартоломью перехватило дыхание. Филиппа терпеть не могла шитье и согласилась бы на все, лишь бы не заниматься им. И уж совершенно определенно она не села бы за вышивание по доброй воле. Он пригляделся повнимательней. Что-то было не так: держалась девушка как-то неестественно, и ступни у нее были больше, чем помнилось Бартоломью.
- Я же просила тебя не приходить.
Эти слова были произнесены еле слышным шепотом, специально для того, чтобы ввести его в заблуждение.
- Кто вы? Где Филиппа? - осведомился Бартоломью.
Женщина поняла, что раскрыта, голова ее резко вскинулась, и Бартоломью заметил сверкнувшие из-под густой вуали глаза. Он шагнул вперед, чтобы сорвать покрывало, но остановился: незнакомка смахнула вышивку с колен, и в грудь ему нацелился арбалет. Бартоломью отступил на шаг. Какая насмешка судьбы, подумалось ему: пережить чуму и погибнуть от стрелы.
Незнакомка поманила Бартоломью к себе, угрожающе мотнув арбалетом, когда он не подчинился.
- Кто вы? - повторил Бартоломью. Он спрашивал себя, успеет ли узнать ответ или раньше умрет, хватит ли у женщины решимости застрелить его?
- Никаких вопросов, поворачивайся, только медленно, - проговорила она своим жутким шепотом.
- Где Филиппа? - не сдавался Бартоломью; тревога толкала его на безрассудство.
- Еще один вопрос, и я пристрелю тебя. Поворачивайся.
В ее шепоте слышалась угроза, от которой стыла кровь, и Бартоломью не сомневался, что это не пустые слова. Он медленно развернулся, понимая, что произойдет дальше, и готовя себя к этому.
Он не ошибся. Зашелестели юбки, и арбалет обрушился ему на голову. Он успел увернуться, и удар пришелся вкось, однако его все же оглушило на несколько роковых секунд. Женщина выскочила из комнаты и рванула к лестнице. Бартоломью кое-как поднялся на ноги и шатаясь двинулся за ней. Она бросилась через двор к тому месту, где Ричард разговаривал с мальчишкой-конюхом. Там стояла лошадь Стивена, вычищенная, но еще под седлом. Бартоломью понял, что сейчас произойдет.
- Остановите ее! - закричал он.
Сам он находился слишком далеко, чтобы перехватить женщину, и бросился к массивным дубовым воротам, намереваясь закрыть их, чтобы отрезать незнакомке дорогу к отступлению.
Ричард с конюхом разинули рты при виде Филиппы, несущейся по двору с арбалетом наперевес, и Ричард опомнился лишь в последнюю минуту. Он бросился на беглянку.
Бартоломью тем временем изо всех сил налегал на ворота. Судя по буйно разросшимся вокруг сорнякам, Стэнмор запирал их нечасто, и створки застряли намертво. Он увидел, как Ричард полетел на землю, а женщина подскочила к лошади. В один миг она взлетела в седло и рывком, от которого у бедного парня вывернуло руки, выхватила у конюха поводья. Бартоломью почувствовал, что ворота подаются, и навалился на них всем телом. Женщина на ходу развернула кобылу, пытаясь помешать ей встать на дыбы и направляя ее к закрывающимся воротам.
Ворота снова сдвинулись, и Бартоломью ощутил, как бухает в висках кровь. Женщина укротила лошадь и погнала ее к выходу. Створка подалась еще на дюйм, но Бартоломью понял, что этого недостаточно. Железные подковы лошади высекали искры из булыжной мостовой, всадница мчалась к воротам.
Когда цокот копыт раздавался уже совсем близко, Бартоломью оставил усилия. Он сделал тщетную попытку схватить беглянку, но полетел на кучу сырой соломы. Женщина на миг потеряла равновесие. Когда она оглянулась назад, ветер взметнул вуаль, и Бартоломью явственно разглядел ее лицо. Ричард выбежал за ворота и какое-то время преследовал ее, пока не понял, что эта затея безнадежна. Всадница завернула за поворот и исчезла из виду.
- За ней! - крикнул Стэнмор, и его двор загудел, словно улей: конюхи седлали лошадей, надежных людей торопливо отряжали в погоню.
Бартоломью понимал, что, когда Стэнмор будет готов, птичка уже упорхнет. И все же оставалась надежда, что лошадь запнется и сбросит наездницу, в особенности эта жалкая кляча. Он поднялся с кучи соломы; к нему спешила Эдит.
- Что случилось? Что ты ей наговорил? - закричала она.
- Ты цел, дядя Мэтт? Прости. Он оказался слишком силен для меня.
Вид у Ричарда был несчастный и виноватый. Бартоломью похлопал его по плечу.
- Для меня тоже, - со смущенной улыбкой признал он.
Эдит переводила взгляд с одного на другого.
- Что вы такое говорите? - поразилась она. - "Он"?
Бартоломью взглянул на Ричарда.
- Ты видел его в лицо? - спросил он.
Тот кивнул.
- Да, но как он здесь оказался? Где Филиппа?
- Кто же это был, если не Филиппа? - недоуменно спросила Эдит.
- Жиль Абиньи, - ответили Бартоломью и Ричард в один голос.
VII
Бартоломью выглядывал в окно уже по меньшей мере десятый раз с тех пор, как Стэнмор со своими людьми пустился в погоню за Абиньи.
- Может, это с самого начала был Жиль, а ты просто перепутал его с Филиппой? - предположил Ричард.
- Я целовал ее, - сказал Бартоломью. Увидев, как брови племянника поползли вверх, быстро добавил: - И это была Филиппа, поверь мне.
Ричард не спешил сдаваться.
- Но ты мог обознаться, ты ведь не выспался, и потом…
- У Жиля растет борода, - пояснил Бартоломью терпеливо, что далось ему нелегко. - Поверь мне, Ричард, я бы заметил разницу.
- Ладно. Но тогда что, по-твоему, происходит? - осведомился Ричард. - Я тут голову сломал в поисках ответов, а ты на все отвечаешь, что это ерунда.
- Я не знаю, - сказал Бартоломью, глядя в огонь.
Он видел, что Ричард наблюдает за ним, и пытался взять себя в руки. Он попросил племянника рассказать ему обо всем, что произошло с тех пор, когда десять дней назад он оставил Филиппу у Стэнморов, - для того, чтобы привлечь мальчишку к делу и чтобы четко уяснить последовательность событий.
Филиппа заболела практически сразу же после его ухода, и две ночи, что она лежала в жару, при ней безотлучно находилась либо Эдит, либо кто-то из прислуги. На утро третьего дня болезнь отступила, хотя девушка, разумеется, была еще очень слаба. Вечером она попросила вуаль и заперлась в комнате, а на следующий день ограничила все сообщение с внешним миром записками. Эдит не сохранила ни одной из них, поэтому Бартоломью не мог судить, были они написаны рукой Филиппы или ее брата. Никто не знал наверняка, кто жил в доме Эдит по меньшей мере семь последних дней - Филиппа или Жиль.
Ричард с беззастенчивым юношеским любопытством спрятался за сундуком в коридоре, чтобы хоть одним глазком поглядеть на девушку, когда она выйдет забрать поднос с едой, который ей оставляли у двери. Даже сейчас он не мог сказать, кем был тот человек, плотно закутанный в плащ и вуаль, - мужчиной или женщиной.
Повествование Ричарда ввергло Бартоломью в задумчивость. Что происходит? Жиль вел себя странно с тех самых пор, как умер Хью Стэплтон. Неужели он совершенно обезумел и затеял какой-то дьявольский план, чтобы лишить Филиппу возможного счастья из-за того, что он лишился своего? Неужели он где-то спрятал ее, полагая, что с ним она будет в большей безопасности? Или он желал ей зла?
Ричард с Бартоломью тщательнейшим образом обыскали чердачную комнатку, но не обнаружили ничего, что могло бы дать им хоть какой-то ключ к разгадке. Нашлись несколько предметов одежды, одолженных девушке Эдит, и вышивка - и все. При комнатке имелась собственная уборная, сообщавшаяся непосредственно со рвом, но не было ничего, что указало бы, давно ли Жиль притворялся Филиппой.
Бартоломью напряженно думал. Не было никакой надежды на то, что Абиньи вернется в колледж, если существует возможность встретить там Бартоломью. Он будет скрываться где-нибудь в другом месте, так что Бартоломью придется обойти все излюбленные местечки Абиньи - задача, учитывая его разгульную жизнь, пугающая. У Абиньи была уйма друзей и знакомых, его знали буквально в каждой кембриджской таверне, несмотря на тот факт, что университетским преподавателям не разрешалось часто бывать в подобных заведениях. Компанию Абиньи составляли люди не того рода, какие могли бы прельстить самого Бартоломью - шлюхи и самые отъявленные буяны города. Пожалуй, лучше всего расспросить о подобных местах Грея, цинично подумал Бартоломью; в конце концов, он сам говорил, что знает Абиньи.
Шум во дворе заставил Бартоломью вновь вскочить на ноги. Ричард бросился из дома навстречу отцу; Бартоломью и Эдит последовали за ним.
- И след простыл, - с досадой сказал Стэнмор. - Мы встретили торговца индульгенциями, который ехал из Грейт-Черстерфорда. Он сказал, что видел всадника на серой кобыле, который несся к лондонскому тракту, будто за ним гнались черти. Мы еще несколько миль проехали, но сейчас он должен быть уже далеко. Даже если его лошадь захромает или устанет, он может сменить ее по дороге. Прости, Мэтт. Он ушел.
Бартоломью ничего другого и не ожидал, но все же расстроился. Он хлопнул Стэнмора по плечу.
- Все равно спасибо тебе за попытку, - поблагодарил он.
- Бедный Стивен, - сказал Стэнмор, поручая своего скакуна конюху. - Он был привязан к этой кобылке. Да еще и лучший его плащ увели! Думаю, придется одолжить ему один из моих, пока он не обзаведется новым.
Бартоломью медленно вернулся в дом. Стэнмор был прав. Абиньи выиграл время и уже удалился на безопасное расстояние. Если он наймет свежую лошадь, изменит маскировку и присоединится к группе путников, как это делалось обычно, вряд ли Бартоломью сможет когда-либо отыскать его следы. Лондон - огромный котел домов и людей, выслеживать там Абиньи - все равно что искать иголку в стоге сена.
Эдит положила руку ему на локоть.
- Ничего не поделаешь, - сказала она. - Переночуй сегодня здесь, а завтра Освальд отвезет тебя в город.
Бартоломью покачал головой, пытаясь не сравнивать теплый и уютный дом сестры со своей холодной каморкой в Майкл-хаузе.
- Мне нужно вернуться к вечеру. Колет повредился умом, и мне надо многое сделать.
- Тогда выпей хотя бы подогретого вина перед уходом, - предложил Стэнмор.
Не успел Бартоломью возразить, как зять ухватил его за руку и повел по каменной лестнице в гостиную. Ричард двинулся следом. В камине ровно горел огонь, шерстяные половики, расстеленные на полу, приглушали их шаги. Внезапный порыв ветра хлопнул ставнями, и Бартоломью поежился.
- Тебе понадобится помощь в городе, - сказал Стэнмор. - Оставайся у нас на ночь, потолкуем, что нужно сделать.
Бартоломью улыбнулся этой уловке зятя. Все знали, что он перенапрягся в свой первый день на ногах. Он сам крайне неодобрительно отнесся бы к подобному поведению любого своего пациента, и Эдит была права, когда говорила, что сегодня ночью он уже ничем не сможет помочь Филиппе. Он уселся перед огнем и кочергой поворошил дрова в камине. Ричард подтащил свою скамеечку поближе, а Стэнмор опустился в большое дубовое кресло, покрытое подушками и шкурами. Некоторое время никто не произносил ни слова.
- Как в Трампингтоне обстоит дело с болезнью? - поинтересовался Бартоломью после паузы, протягивая руки к огню.
- Двадцать три умерших, - отозвался Стэнмор, - и еще двое, скорее всего, к ним добавятся. В воскресенье умер наш священник, и один из гилбертинских каноников живет здесь, пока ему не найдут замену. - Он устало покачал головой. - Что происходит, Мэтт? Священники говорят, что это кара Божья, но они сами мрут точно так же, как и те, кого они обвиняют в грехах. Врачи ничего не в силах поделать. Когда Эдит и Филиппа заболели, я послал за Грегори Колетом, поскольку ты тоже был болен. Он велел мне засунуть им в рот раскаленные щипцы, чтобы вытащить бесов. Когда я попросил его сделать это, потому что так беспокоился за Эдит, что согласился бы на что угодно, он отказался - сказал, мол, боится, что бесы могут овладеть им. Что это за медицина?
Бартоломью не сводил глаз с огня.
- Колет сошел с ума. Наверное, он повидал столько мертвых, что это его подкосило.
- Колет? - недоверчиво воскликнул Ричард. - Ну, нет! Он всегда казался таким… циничным.
- Может, именно поэтому ему и пришлось особенно тяжело, - сказал Бартоломью мрачно. - Я не могу его понять. И с чумой ничего не понимаю. Агата каждый день ходит среди зачумленных - и здорова; Фрэнсис Элтем и Анри д'Эвен заперлись в своих комнатах - и заболели. Старые и немощные цепляются за жизнь, а молодые и крепкие умирают за считаные часы. Одни выздоравливают, другие нет.
- Тогда, может быть, священники правы, - сказал Стэнмор. - Но почему они тоже умирают? Взять хоть Элфрита. Я слыхал, что он умер, а такого праведника поискать было.
- Он умер не от чумы, - сказал Бартоломью и тут же прикусил язык.
- То есть как? - удивился Стэнмор. - Майкл сказал, его унесла чума.
Бартоломью заколебался. Было бы огромным облегчением рассказать Стэнмору все, что ему известно, - о сэре Джоне, Элфрите, Августе, Поле и Монфише, о заговоре с целью ослабить Кембридж. Но были убиты люди, и, вероятно, на этом жертвы не кончатся: чума не предотвратила убийства Элфрита. Бартоломью не мог рисковать безопасностью Стэнмора из-за того, что ему захотелось поделиться с кем-то своими мыслями.
В зал вошла Эдит в сопровождении слуги с кувшином дымящегося вина. Она встала рядом с мужем, и Бартоломью укрепился в своей решимости. Нет у него права рисковать жизнью Стэнмора и счастьем Эдит. Ведь убийца уже отнял у него пятерых друзей и коллег, еще множество взяла чума, Колета - безумие, а Жиля и, возможно, Филиппу - что-то такое, чего он пока не понимал. У него остались только его родные. Он переменил тему и стал расспрашивать Стэнмора о его соображениях относительно того, как справиться с чумой в городе.
К тому времени, когда Стэнмор закончил обрисовывать свои планы очистки улиц от мертвых тел, было уже слишком поздно, чтобы даже думать о возвращении в Майкл-хауз, - как Стэнмор и рассчитывал. Ночевал Бартоломью в каминной, завернувшись в теплые толстые покрывала и наслаждаясь такой редкостной роскошью, как огонь.
* * *
На следующее утро Бартоломью проснулся заметно окрепшим. В Кембридж его отвез Стэнмор, который вызвался сообщить Стивену весть о краже его кобылы. Бартоломью спешился у церкви Святого Ботолфа и отправился проведать Колета. Ему пришлось перешагнуть через два тела, сваленных прямо у порога, где они дожидались приезда чумной телеги. Бартоломью прикрыл нос и рот краем плаща, чтобы не чувствовать запаха, и проскользнул в полутемную церковь.
Монахи все еще были там, уже другие, не те, что в прошлый раз. Они молились за избавление от чумы и служили мессы по усопшим. Колет тоже был там. Он сидел на скамье, завернувшись в одеяло, чтобы защититься от сырости и холода, и лениво поигрывал резным позолоченным львом, который висел у него на шее на длинной цепи.
- Взгляни, Мэтт, - сказал он, обращая лицо с блуждающей бессмысленной улыбкой к Бартоломью. - Разве не прелесть? Он защитит меня от чумы.
Бартоломью присел рядом и взглянул на амулет. Он видел подобные талисманы у других людей и слышал от Агаты, что какой-то мошенник торговал ими в городе, божась, что они защищают от мора.
- Он не поможет, Грегори, - сказал Бартоломью. - Нужно быстрее убирать улицы и хоронить мертвых.
Колет уставился на него, и из его рта на одеяло потекла тонкая струйка слюны.
- Мы не должны так делать. Это кара Господня, и мы не должны противиться Его воле, пытаясь уменьшить последствия.
Бартоломью ужаснулся.
- Где ты набрался таких мыслей? Не может быть, чтобы ты верил в подобные бредни.
- Но это правда, правда, - запел Колет себе под нос, раскачиваясь взад-вперед.
- В таком случае, - резко заметил Бартоломью, - что же ты цепляешься за дурацкого льва?
И тотчас же пожалел о своих словах. Колет прекратил раскачиваться и заплакал. Бартоломью крепко сжал его плечи.
- Помоги мне! Я не справлюсь в одиночку. Видел, что творится на улицах? Повсюду кучи мусора, мертвые лежат неубранными несколько дней.
Колет засопел в свое одеяло.
- Если ты останешься со мной, я дам тебе моего льва.
Бартоломью закрыл глаза и привалился к стене. Бедный Колет. Он был одним из лучших врачей в Кембридже, а теперь пускает слюни. Он приобрел широкий круг богатых пациентов, включая кое-кого из наиболее влиятельных лиц города, и преподавал в пансионе Радда. Благодаря этому он нажил себе состояние и имя его было на слуху у многих могущественных людей. Одним словом, перспективы перед ним открывались самые радужные.
Бартоломью сделал последнюю попытку.
- Идем со мной. Поможешь мне с больными.
Колет вжался в колонну, лицо исказилось от страха.
- Нет, мастер Роупер, я не могу пойти туда с вами. Я слышал, в городе чума!
Он снова принялся крутить в пальцах льва, невидящими глазами глядя на ряд коленопреклоненных монахов. Похоже, он вообще забыл о Бартоломью.