Содержание:
-
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА 1
-
ДОПРОС В ИРКУТСКЕ 1
-
СВОДКИ КОНТРРАЗВЕДКИ 5
-
ЧЕХОСЛОВАЦКИЙ МЕМОРАНДУМ 9
-
ПЕРЕВОРОТ 12
-
АРЕСТ 13
-
В ОДИНОЧНОМ КОРПУСЕ 16
-
СОЛДАТ С ПЛАКАТА 27
-
ПЕРЕКРЕСТОК 31
-
ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ, БУДУЩЕЕ 35
-
ДОПРОС КОЛЧАКА 47
-
ЗАСЕДАНИЕ - ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СЛЕДСТВЕННОЙ КОМИССИИ - 21-го января 1920 г. 49
-
Заседание чрезвычайной следственной комиссии - 23-го января 1920 г. 55
-
Заседание чрезвычайной следственной комиссии - 24-го января 1920 г. 59
-
Заседание чрезвычайной следственной комиссии - 26-го января 1920 г. 64
-
Заседание чрезвычайной следственной комиссии. - 27-го января 1920 г. 68
-
Заседание чрезвычайной следственной комиссии - 28-го января 1920 г. 73
-
Заседание чрезвычайной следственной комиссии - 30-го января 1920 г. 79
-
Заседание чрезвычайной следственной комиссии - 4-го Февраля 1920 г. 86
-
ЗАСЕДАНИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СЛЕДСТВЕННОЙ КОМИССИИ - 6-го февраля 1920 г. 91
-
К. Попов - ПРИМЕЧАНИЯ - Ю.Кларов ДОПРОС В ИРКУТСКЕ 99
-
Протоколы заседаний - Чрезвычайной следственной комиссии - 21 января - 6 февраля 1920 года 101
Юрий КЛАРОВ
Допрос в ИРКУТСКЕ
ДОПРОС КОЛЧАКА
Протоколы заседаний
Чрезвычайной следственной комиссии
21 января - 6 февраля 1920 года
Москва
Издательство
политической
литературы
1990
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Настоящее издание составлено из двух книг. Открывает сборник повесть известного писателя Юрия Кларова "Допрос в Иркутске". Широкой популярностью пользуются у читателей такие его произведения, как "Печать и колокол", "Черный треугольник", "Станция назначения - Харьков", "Повесть о следователе", многие исторические приключенческие произведения, а также романы, написанные им в соавторстве с А. Безугловым, - "Конец Хитрова рынка", "В полосе отчуждения", "Покушение" и другие.
"Допрос в Иркутске" увидел свет в 1972 году, когда многие материалы о колчаковщине и, главным образом, о самом адмирале Колчаке не подлежали, мягко выражаясь, широкой огласке. Вышедший в 1925 году в Госиздате Ленинграда стенографический отчет допросов Колчака, производившихся в Иркутске Чрезвычайной следственной комиссией в январе - феврале 1920 года, был изъят из библиотек и потому автор, как, впрочем, и другие писатели, занимающиеся данной темой, мог пользоваться этими материалами лишь по воле случая, если издание сохранилось в частных руках. Вероятно, отсюда и тот особый интерес, с которым читатели встретили в свое время повесть "Допрос в Иркутске".
Несмотря на прошедшие с тех пор почти два десятка лет, остросюжетная повесть Ю. Кларова и сегодня, по нашему мнению, не утратила своего художественного и исторического звучания.
Во второй части книги издательство публикует сам отчет Чрезвычайной следственной комиссии, покинувший спецхран и предоставленный ныне массовому читателю. Мы переиздаем его, ничего не меняя, в том виде, в каком стенографический отчет увидел свет в 1925 году. Стилистика этого документа, его орфография, пунктуация, написание терминов, а также примечания к "Допросу Колчака" сохранены без изменения.
ДОПРОС В ИРКУТСКЕ
Повесть
У всякого человека есть своя история,
а в истории свои критические моменты:
и о человеке можно безошибочно судить,
только смотря по тому, как он действовал
и каким он являлся в эти моменты…
В. Белинский
ИЗ ОБРАЩЕНИЯ ВЦИК И СНК РСФСР
"К РАБОЧИМ, КРЕСТЬЯНАМ, ИНОРОДЧЕСКОМУ НАСЕЛЕНИЮ
И ТРУДОВОМУ КАЗАЧЕСТВУ СИБИРИ"
"Товарищи рабочие, крестьяне и все трудящиеся!
Сибирская реакция разбита. Все устои, поддерживающие Колчака, падают, но сибирская реакция пока еще не вырвана с корнем…
Сибирским рабочим и крестьянам необходимо помнить, что остервенелая от злобы буржуазия и ее наемники, отступая сейчас под нашим натиском, еще не оставляют мысли о возобновлении борьбы за удушение рабоче-крестьянской власти…
Рабочие, крестьяне и все трудящиеся Сибири, вам российский пролетариат вручает защиту завоеваний революции и интересов труда в освобожденной Сибири…
Да здравствует Советская Сибирь! Да здравствует Советская Россия! Да здравствует мировая революция!
Председатель Всероссийского Центрального
Исполнительного Комитета
М. Калинин .
Председатель Совета Народных Комиссаров
В. Ульянов (ЛЕНИН).
Секретарь Всероссийского Центрального
Исполнительного Комитета
В. Аванесов".
"Правда", 16 августа 1919 года
ИЗ БЕСЕДЫ А. Г. СТРИЖАК-ВАСИЛЬЕВА
С ЧЛЕНОМ СИБИРСКОГО БЮРО ЦК РКП(б)
И РЕВВОЕНСОВЕТА 5-Й КРАСНОЗНАМЕННОЙ АРМИИ
от 21 ноября 1919 года
Член Бюро ЦК . Если не ошибаюсь, вы кончали Морской корпус?
Стрижак-Васильев . Да.
Член Бюро ЦК . Вместе с Колчаком?
Стрижак-Васильев . Адмирал выпуска 1894 года, а я 1903.
Член Бюро ЦК . Но вы знакомы?
Стрижак-Васильев . Да. Мы встречались дважды: в Порт-Артуре во время Русско-Японской войны и здесь, в Омске, когда после приговора военно-полевого суда меня доставили к Колчаку.
Член Бюро ЦК . Теперь вам предстоит третья встреча, видимо, последняя…
Стрижак-Васильев . Я вас слушаю.
Член Бюро ЦК . Пятой армии поручено освободить всю Западную Сибирь и окончательно ликвидировать колчаковщину. Если золотой поезд - материальная база белогвардейщины, то Колчак - ее знамя. Наша с вами задача - лишить белых и знамени, и материальных возможностей возродить в Сибири контрреволюцию.
Стрижак-Васильев . Насколько я понимаю, речь идет об уничтожении Колчака?
Член Бюро ЦК . Нет, об аресте. Не террористический акт, а приговор. "Верховный правитель" должен предстать перед судом революции и в полной мере ответить за все свои преступления. Только так.
Стрижак-Васильев . В мое распоряжение будет выделена группа?
Член Бюро ЦК . Нет. Переброска через линию фронта группы связана со многими сложностями. Целесообразней использовать для этой цели в тылу Колчака партизанские отряды и подпольные большевистские организации. Как ваше мнение?
Стрижак-Васильев . Пожалуй.
Член Бюро ЦК . Задание, конечно, сложное, но…
Стрижак-Васильев . Я сделаю все, чтобы его выполнить.
Член Бюро ЦК . Мы в этом не сомневались. А теперь давайте займемся чисто практическими вопросами…
стрижак-васильев
Разгоревшиеся в конце июля 1919 года ожесточенные бои в районе Челябинска закончились для Колчака очередной неудачей. Фронт белых как ножом был разрезан на две части. Одна группа войск, возглавляемая генералом Беловым, покатилась на юго-восток, другая, еще насчитывавшая в своих рядах сотни тысяч солдат, очистив Урал, поспешно отошла в глубь Сибири.
Неоднократные попытки белого командования перейти в мощное контрнаступление мало что дали: несколько потесненные было красные в середине октября форсировали Тобол. Под ударами частей Пятой армии пали Петропавловск, станции Лебяжья, Марииновка, Драгунская… На очереди была столица Колчакии - Омск.
По плану, разработанному в Реввоенсовете республики и штабе Восточного фронта, Омск предстояло взять Третьей армии. Но командарм Пятой, Михаил Тухачевский, любивший и умевший быть всегда и во всем первым, внес в этот план существенные коррективы… Из Челябинска, где находился штаб Пятой армии, полетели на фронт телеграммы, требующие уточнить обстановку. А 11 ноября начальник 27-й дивизии, глубоко к тому времени вклинившейся в расположение белых, получил директиву командарма Пятой - выбить белых из Омска. И уже 12-го политработники читали перед строем приказ комиссара дивизии:
"Красные орлы! Вы приближаетесь к сердцу колчаковского царства - Омску. Нужно во что бы то ни стало пронзить это сердце, дабы нанести смертельный удар нашему врагу. Омск должен быть наш - советский… Еще напор, еще одно-другое усилие, и генеральско-помещичья свора будет стерта с лица земли.
Красные орлы! Будьте до дерзости смелыми, проявите присущий вам героизм, вихрем риньтесь на гнездо Колчака - Омск и возьмите его, сокрушив живые силы противника…"
И 14 ноября 1919 года, совершив стокилометровый бросок и перейдя по еще не окрепшему льду только что остановившийся Иртыш, 238-й и 240-й полки 27-й дивизии при поддержке восставших рабочих первыми ворвались в Омск.
Командира 240-го Тверского полка, Шрайера, накануне поспорившего, что он будет завтракать в Омске, комиссар дивизии действительно нашел в ресторане "Европа", где его вместе с группой красноармейцев предупредительно обслуживал ошеломленный официант в черном как воронье крыло фраке. При виде комиссара Шрайер отбросил накрахмаленную салфетку, встал и доложил:
- Директива командарма товарища Тухачевского выполнена: Омск советский. - И тоном радушного хозяина предложил: - Котлеты де-валяй? Бифштекс?
Вечером того же дня город был полностью очищен от сопротивлявшихся белогвардейцев. Немногочисленные части белых, которым посчастливилось вырваться из кольца, отступили на восток.
Столица Колчака пала. На башенке бывшего здания колчаковского "совета министров" (в дореволюционные времена дворец генерал-губернатора, а при Керенском "Дом Свободы") взвился красный флаг.
Поспешно отступая, белые оставили победителям сотни вагонов со снаряжением и боеприпасами, тысячи пленных и сыпной тиф…
Омск напоминал тифозный барак. Больные лежали повсюду: в бесчисленных лечебницах и лазаретах, в Политехническом институте, в гостинице "Деловой двор", в переоборудованном под госпиталь магазине Офицерско-экономического общества; валялись вповалку в коридорах, на лестничных площадках, в подъездах домов…
Двадцать тысяч больных и три тысячи незахороненных трупов. И, докладывая Тухачевскому о положении в городе, начальник санитарной части 27-й дивизии сказал, что, по его мнению, армии грозят потери, намного превышающие число погибших при форсировании Тобола, Ишима и Иртыша. К тем же выводам пришли и в Реввоенсовете Пятой. Началась спешная организация госпиталей и банно-прачечных отрядов.
Тифозная вошь дезорганизовывала тыл и наносила ощутимые удары по фронту, грозя сорвать дальнейшее продвижение красных дивизий. Обосновавшейся в Омске Чрезвычайной комиссии по борьбе с тифом - Чекатифу - были предоставлены диктаторские полномочия. Комиссия произвела мобилизацию врачей, фельдшеров, санитаров, братьев и сестер милосердия и приступила к ликвидации трупов.
Из ближайших сел и заимок потянулись к городу кошевы для выполнения "тифозной повинности". Из них и привлеченного в помощь крестьянам нетрудового населения формировались обозы Чекатифа - обозы смерти.
Трупы вывозили за город, чаще всего за Казачье кладбище, по ночам. В каждую кошеву, в строгом соответствии с инструкцией, грузили не менее десяти и не более пятнадцати покойников - штурмовиков "народного героя" генерала Пепеляева, красильниковцев, уральских казаков, солдат "Московской армии", которым в апреле 1919 года была дарована высокая честь первыми вступить в освобожденную от "красных банд" белокаменную Москву.
Отправлялись в последний путь на розвальнях, запряженных низкорослыми сибирскими лошадками, добровольцы князя Голицына и те, кому не удалось уклониться от мобилизации, прославившиеся своими зверствами анненковцы и выловленные на дальних заимках отрядами особого назначения дезертиры, прозванные в те годы "кустарниками"…
Мерзлая сибирская земля заступам не поддавалась. Поэтому мертвецов сваливали на заранее заготовленные груды валежника, скупо обливали керосином (керосина было мало, очень мало) и поджигали. В черную густоту покрытого сыпью звезд бездонного неба тянулись гигантские языки пламени, а по степи стлался густой дым. Крестьяне-возчики, натужливо кашляя, осеняли себя крестным знамением и, торопливо понукая храпящих лошадей, отправлялись в город за новой партией груза. За ночь полагалось сделать две-три ездки, а иным старательным удавалось и все пять…
Такие же костры, сжигая трупы, вшей и память о Колчакии, окружали огненным ожерельем городки, села, железнодорожные станции, места недавних боев. Вслед за фронтом они все дальше передвигались на восток, к Новониколаевску. По ним безошибочно можно было определить весь путь отхода белых. После Омска Пятая армия вступила в сплошную полосу тифа…
Благодаря стремительным темпам наступления, уже через несколько дней после захвата Омска бывшая столица Колчака перешла в разряд тыловых городов.
Рабочие Первого литейно-механического, автомобильного завода "Энергия" и омские железнодорожники, поднявшие восстание против Колчака во время боев за Омск, сдали свое оружие в комендатуру. Часть из них вступила в Красную Армию и была отправлена на фронт, другие приступили к работе.
В коридорах только что созданного ревкома толпились ходоки от крестьянских съездов, руководители партайных и профсоюзных ячеек, представители комбедов, волисполкомов и волостных ревкомов, владельцы магазинов, бань, лавок, лекторы, артисты, чиновники, учителя, инженеры, техники. Тут же можно было встретить и бывших солдат белых армий. Пленных оказалось так много, что Реввоенсовет Пятой решил распустить по домам тех, кто был принудительно мобилизован и не скомпрометировал себя участием в зверствах, а таких было немало… Теперь пленные оформляли в ревкоме документы и готовились к отъезду. Некоторых из них ревком направлял на работы по восстановлению разрушенного войной хозяйства, другим предоставлялась возможность искупить свою вину на фронте, в рядах Красной Армии.
Чрезвычайные уполномоченные наркоматов вместе со штабными и ревкомовцами подсчитывали трофеи и ежедневно сообщали в Москву сведения о захваченных у белых паровозах, станках, о вывезенном с Урала заводском оборудовании.
Радостно-возбужденный уполномоченный Наркомпрода, приплясывая от нетерпения возле старенького аппарата Юза, осевшим от простуды голосом кричал дежурному телеграфисту, еще вчера числившемуся среди военнопленных:
- Приготовились, товарищ?
- Так точно, ваше превосходительство!
- Передавайте: "Сегодня героическому пролетариату Москвы отправлено полторы тысячи туш крупного рогатого скота… В шкурах… Впрочем, "в шкурах" можете не передавать… Налажена бесперебойная доставка с приемных пунктов хлеба… Завтра будет отправлен состав американских консервов".
А на противоположной стороне улицы, в двухэтажном особняке с лепными украшениями, шел сбор пожертвований в фонд Третьего Коммунистического Интернационала и в пользу голодающих рабочих Москвы и Петрограда, а на втором этаже того же особняка сухопарый и жилистый военный в пенсне читал лекцию для трудящихся Омска о международном положении.
У дверей хлебной лавки шумела разношерстная толпа. Мелькали ватники, зипуны, сибирские поддевки, бекеши, платки работниц и меховые шапочки бывших чиновниц, бывших офицерских жен, бывших дам, а ныне нетрудового населения города Омска… Тут же подъехавший на санях бородатый чалдон, исполнявший по ночам тифозную повинность, торговал у худосочной барышни роскошный граммофон. Бородач впервые видел эту загадочную и хитрую штуку и поэтому не знал, сколько за нее предложить - три фунта сала или четыре?
Немного поодаль, на перекрестке, опасливо поглядывая по сторонам, красноармеец из хозяйственной роты менял отрез красного сукна на самогон. Это сукно в неисчислимом количестве было захвачено в одном из обозов белых. И теперь почти все командиры 27-й дивизии, отныне называвшейся "Омской", щеголяли в красных галифе и гимнастерках. Такая же гимнастерка была преподнесена и командарму.
Город, познавший за время гражданской войны Советскую власть, Временное сибирское правительство, эсеровскую Директорию и диктатуру "верховного правителя" адмирала Колчака, научился быстро применяться к обстановке.
В центре снова вспыхнуло электричество. Из вечера в вечер зажигали фонарщики на окраинах газовые фонари. Запрыгали по обледеневшей и выщербленной мостовой, оглашая улицу хриплыми гудками, автомобили; зазвенели по льду серебристым звоном подковы рысаков. Во дворах вновь появились бродячие шарманщики и предсказатели судьбы. Шарманщики крутили ручки шарманок и пели о любви, а предсказатели обещали омским обывателям деньги, покой и безоблачное счастье…
Время от времени резкие порывы ветра, дующего с Иртыша, заполняли город запахом гари и копоти. Этот запах напоминал о тифе, смерти, вшах и сжигаемых за городом трупах. Но он не в состоянии был не только остановить, но даже замедлить вечное течение жизни. Люди старались забыть, что у них существует обоняние. И это им удавалось. Они не замечали ни запаха гари, ни жирных пятен сажи на снегу. Они хотели жить, и они жили…
И человек в черном полушубке, остановившись возле слепленной ребятишками из грязного снега бабы, вспомнил врезавшиеся в память слова из Екклезиаста:
"Кто находится между живыми, тому еще есть надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву. Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению, и любовь их, и ненависть их уже исчезла, и нет им более части во веки веков ни в чем, что делается под солнцем".
Вместо носа у снежной бабы была гильза от винтовочного патрона. Человек в черном полушубке вытащил из смерзшегося снега гильзу, повертел в пальцах, отшвырнул и подумал, что живому псу все-таки лучше только в том случае, если он не осознает себя псом…
Пройдя по лабиринту узких и кривых переулков, он вышел на главную улицу города - Атаманскую (ревком никак не мог решить, как ее назвать: "Имени Третьего Интернационала", "Улица Реввоенсовета Пятой армии" или "Проспект революции"?). У него было еще полчаса времени, и он шел не спеша, с любопытством присматриваясь к жизни улицы. Не доходя до деревянного моста через Омку, перешел на противоположную сторону и, поймав себя на том, что перешел мостовую наискосок (нет ли филеров?), улыбнулся: привычки, приобретенные за годы подполья, постоянно давали о себе знать. Учитывая, что через несколько дней ему вновь предстоит работать в тылу Колчака, это неплохо. Сколько он был среди своих? Три месяца. В условиях гражданской войны не такой уж маленький отпуск…