Пышущий здоровьем коренастый молодой человек, прищурив близко посаженные глаза, молча следил за дискуссией. Это был Фемистокл. Помедлив, он встал и, опустив подбородок на грудь, взошел на трибуну. Он хорошо знал этот путь - каждую ступеньку, каждый камень, - потому что очень часто проходил по нему. Он не пропускал ни одного важного политического спора и мог увлечь народ своей речью.
Но на этот раз, прежде чем начать свое выступление, Фемистокл обратился к одному афинянину, не играющему вообще никакой роли в общественной жизни.
- Мужи, граждане Афин! Послушайте, что я вам - да и тебе, Дифилид, - хочу сказать.
Афиняне засмеялись, потому что коневод Дифилид прославился не только своим необычайным богатством, но и такой же необычайной глупостью.
- Скажи, Дифилид, - продолжил Фемистокл. - Ты веришь, что царь варваров Дарий откажется от борьбы после поражения под Марафоном? Ты всерьез веришь, что он спокойно отнесется к сообщению своих полководцев Датиса и Артафрена о том, что десять тысяч эллинов обратили в бегство шестьсот тысяч варваров? О, мужи Афин! Неужели эта победа затмила ваш взор? Вы что, забыли, как Ахемениды прошлись по всей Ионии? Вы забыли, с какой жестокостью они подавили отчаянное восстание ионийцев? Вы уже не помните, что они за несколько дней сравняли с землей столицу Эвбеи?
Участников собрания в экклесии пробрала дрожь. В словах Фемистокла они услышали то, о чем неотступно думали, но не решались произнести вслух. Естественно, варвары не смирятся с поражением. Скорее всего, они вернутся с еще более сильным и еще более многочисленным войском. Сам собою напрашивался вопрос, который наконец озвучил Ксантипп:
- Предположим, Фемистокл, ты прав в том, что Дарий вернется с еще более сильной армией и заполонит всю Элладу варварами. Что нам тогда остается делать? Открыть ворота и молить о пощаде?
С дальних рядов послйшались возмущенные возгласы:
- Предатель! Трус!
Фемистокл поднял руку и сказал:
- Ксантипп, твоими устами говорит мудрость, потому что ты не строишь иллюзий насчет обороны нашей столицы. Если персы когда-нибудь появятся у ворот Афин, то любая стрела, выпущенная нашими гоплитами, будет использована напрасно. Варвары сильнее, их больше, они превосходят нас. Но твоими устами говорит и глупость, потому что ты заранее исходишь из того, что Дарий будет стоять перед воротами нашего города. Почему ты считаешь, что мы должны это допустить?
Оратор нашел горячую поддержку афинян. Каждый, казалось, был намерен выступить навстречу персам и устроить им второй Марафон. Аи да Фемистокл! Вот это полководец!
Прежде чем отдельные выкрики вылились в бурные овации в адрес Фемистокла, с верхнего ряда поднялся Аристид. Афиняне ждали его выступления, потому что он всегда был противником того, что предлагал Фемистокл, и наоборот.
- Ты произнес умную речь, Фемистокл, - сказал Аристид, дружелюбно улыбаясь. - Афины не такая крепость, которую можно защитить. Наши стены давно обветшали и не выдержат атак персов. До моря больше двадцати пяти стадиев, и Фалер беззащитен перед любым неприятельским флотом. Поэтому нападение для нас действительно наилучшая защита. Но я спрашиваю вас, мужи Афин, как может наше войско выступить против превосходящей его в шестьдесят раз армии варваров? Наш флот для персов не более чем игрушка. Поэтому я считаю, что речь Фемистокла недальновидна. По-моему, это просто насмешка.
- Да, просто насмешка! - закричали из толпы. - Фемистокл смеется над нашей слабостью! Долой его с трибуны, этого предателя!
Фемистокл стоял с бесстрастным лицом, спокойно воспринимая оскорбительные возгласы и ни одним движением не выдавая своего возмущения. Он дожидался, пока крики затихнут, потому что знал: пришел его звездный час. Много раз составлял он план битвы, отбрасывал его и возвращался к нему вновь. Если боги на его стороне, то он поставит Аристида на место, и тот раз и навсегда замолчит.
Фемистокл начал свою речь подчеркнуто небрежно:
- Мужи Афин! Я знаю, что вы слишком умны, чтобы поверить необдуманным словам брызжущего слюной старика. Его речь направлена только на то, чтобы унизить перед народом меня, его политического противника. Поэтому я даже не хочу отвечать на его нападки, ибо превыше всего для меня благополучие государства.
Афиняне с удовольствием слушали эти слова. Государство, полис были для них наивысшей ценностью. У некоторых на глазах выступили слезы, когда оратор продолжил:
- Я, Фемистокл из рода Ликонидов, дал священную клятву Зевсу и его совиноокой дочери Афине защитить наш город и нашу страну, и я пожертвую свою жизнь во имя этой цели.
Последовали бурные аплодисменты.
- Вы только что послали Мильтиада на Парос, как будто для нас нет ничего важнее. Поверьте мне, клянусь Зевсом, варвары вернутся. Может быть, через два года, через пять, через десять лет. Персидский царь попытается отомстить за позор битвы под Марафоном. Не думайте, что Дарий дурак. Вождь многомиллионного народа гораздо более хитер и образован, чем мы себе представляем. Он будет стремиться к тому, чтобы следующее сражение произошло не в горах нашей страны, где персам трудно развернуться во всю мощь. Дарий нападет на нас с моря. И чтобы отразить это нападение, нам нужен боеспособный флот!
- Хорошо сказано, Фемистокл! - вставил шутник Ксантипп. - Но кто за него заплатит? У нас слишком мало богатых людей, которые в состоянии оснастить хотя бы один корабль!
Фемистокл ответил:
- Ты совершенно прав, Ксантипп. Нам нужен новый источник доходов. И я, Фемистокл, сын Неокла, говорю вам: мы уже нашли этот новый источник доходов. Да, граждане Афин, мы богаты, хотя сами не подозревали об этом. Рабы-варвары, которые работают на серебряных рудниках Лавриона, открыли месторождение огромной ценности. Сначала они молчали, но потом сообщили мне о своем открытии. Они поставили единственное условие: мы должны дать им свободу и отпустить домой, предоставив корабль.
Участники собрания, которые до этого слушали оратора, затаив дыхание, начали неистово спорить. Одни считали, что рабы есть рабы и поэтому не вправе ставить условия. Другие кричали, что, мол, невелика потеря, если сотня рабов-варваров, не владеющих языком, покинет Афины. Третьи боялись, что варвары, возвратившись в Персию, поведают царю тайны, которые они здесь узнали. И, наконец, Дифилид заявил, что можно спокойно отпустить варваров, поскольку если месторождение в Лаврионе действительно такое богатое, то на выручку от продажи серебра можно купить и сто новых рабов, владеющих греческим языком. Это нашло всеобщую поддержку.
Но тут коневод Дифилид поинтересовался:
- Скажи нам, Фемистокл, какова, собственно, приблизительная оценочная стоимость месторождения в Лаврионе?
- От пятисот до тысячи талантов, - ответил Фемистокл, и собрание потрясенно охнуло. А он, довольный произведенным эффектом, продолжил: - Я знаю, что это очень много денег и они принадлежат всем нам. Каждому из вас достанется как минимум тысяча драхм от выручки. Этого достаточно, чтобы покрыть все ваши расходы за год. Но я спрашиваю вас: вам плохо живется? Вы будете рассчитывать на эту сумму? Подумайте: если бы варвары умолчали о находке, ожидая возвращения персидского войска, то нам пришлось бы жить без этого неожиданного богатства и никто бы не жаловался. Поэтому я считаю, что каждый гражданин Афин должен отказаться от своей доли, чтобы использовать серебро для защиты нашего города, нашей страны и нашей свободы. Мы должны построить флот и укрепленный порт. И тогда пусть варвары приходят!
Раздались аплодисменты и возгласы ликования. Каждый уже воображал себя будущим победителем персов. Как легко можно было воодушевить афинян, повлиять на них и переубедить, склонив на свою сторону!
* * *
Мегара открыла дверь, и в комнату Дафны проник косой луч утреннего солнца. Дафна лежала на кровати в бреду. Она ворочалась, скрежетала зубами и произносила несвязные обрывки фраз.
Мегара прижала обе руки к ее дрожащему телу и, пытаясь успокоить девушку, осторожно позвала:
- Дафна, Дафна, проснись!
Та, не слыша ее, вдруг крикнула:
- Нет, не стрелу!
- Да успокойся же ты! - сказала Мегара, глядя на покрытое каплями пота лицо Дафны. - Приди в себя, очнись от своих кошмаров!
Но девушка начала метаться и еще сильнее дрожать.
- Только не этой ужасной стрелой! - умоляла она.
Мегара повторила более громко и настойчиво:
- Дафна, проснись!
Она похлопала девушку ладонью по щекам, но та, приподнявшись на локтях, пронзительно крикнула:
- Я не видела клада варваров, священник! Не надо стрелять в меня! - Открыв глаза, Дафна смотрела в одну точку и жадно хватала ртом воздух.
Голос Мегары подействовал на девушку успокаивающе, и она снова опустилась на мягкую кровать.
- Успокойся. Морфей, сын сна, преследовал тебя плохими сновидениями. Постарайся забыть их.
Дафна схватила Мегару за руку.
- Я еще ни разу в жизни не видела такого страшного сна. Как же мне его забыть!
- Это понятно, - сказала Мегара. - Слишком многое на тебя навалилось в последнее время: варварский плен, побег, жуткая смерть Мелиссы, а теперь еще мистерии…
- Мегара! - Дафна прижалась щекой к руке старшей подруги. - Мегара, я ношу с собой страшную тайну, но священная клятва Элевсина запрещает мне говорить о ней.
- Во сне ты упомянула священника. Тебя явно угнетает жуткое действо в Элевсине. Со мной было точно так же. Но ты должна понять, что тебе в твоей жизни еще не раз придется отдаваться мужчине, который не соответствует твоему идеалу. Таков удел гетеры: она разводит бедра, думает о рожденной из пены Афродите и улыбается…
- Священник… - неуверенно начала Дафна.
- Я знаю, что ты хочешь сказать, - перебила ее Мегара. - Элевсинские мистерии - сомнительная церемония в честь Деметры. Я думаю, что, скорее всего, они берут свое начало в извращенной фантазии нашего похотливого духовенства.
- Но не только это мешает мне спать, - продолжила Дафна. - Мне приснился жрец, которому я отдалась во время мистерий. Он опять хотел меня. Только в этот раз у него был не олисбос. Он пытался выпустить в меня персидскую стрелу. И как я ни крутилась, мне не удалось сомкнуть ноги. Жрец натянул лук и прицелился, а Мелисса, бросившаяся ко мне, закрыла меня своим телом, и… стрела попала ей в спину.
Мегара была явно озадачена.
- Над этим сном стоит задуматься, - сказала она после небольшой паузы.
- Наверное. Ведь афинские философы утверждают, что наши сны содержат высшую истину. - Дафна вздохнула.
- Конечно, - согласилась с ней Мегара. - И многие толкователи снов живут за счет этого.
Дафна поднялась.
- Мне не нужен толкователь, чтобы понять истинное содержание этого сна. Я думаю, что этим и объясняется загадочная смерть Мелиссы.
- Ты считаешь, что стрела предназначалась не Мелиссе, а тебе?
- Да, - спокойно ответила Дафна. - Убить хотели меня.
Мегара улыбнулась.
- Но, дитя мое, кому во всей Аттике нужно было убивать тебя? Да еще на поле брани?
- Элевсинскому жрецу. - Дафна смотрела на Мегару твердым взглядом, надеясь, что та не рассмеется и не скажет: "Дитя мое, твое сознание помутилось. Думай о чем-нибудь хорошем. Только не говори такую несуразицу".
Мегара молчала. Она ждала объяснения.
- Я встретила этого элевсинского священника не впервые, - продолжала Дафна. - Под Марафоном, беспомощно бродя по полю битвы, я увидела в тусклом свете луны двух мужчин. Один из них был варвар. Он привел своего спутника, грека, к тайнику, где персы закопали военную добычу. Едва варвар успел пойазать греку место, как тот заколол его, подкравшись сзади. Я хотела убежать, но стояла как вкопанная, не в силах сдвинуться с места. Тут эллин и заметил меня. Он не знал, видела ли я его подлый поступок и тайник с драгоценностями. На всякий случай он пытался убить и меня. Я избежала его расправы только благодаря тому, что он споткнулся о лук. Когда он упал на землю, от факела, который был в руке грека, загорелась трава и его одежда. Так мне удалось убежать. Я думала, что священник погиб в огне, но он, по-видимому, выжил и прокрался к нашей палатке. Подслушав наш разговор с Мелиссой, он потом выстрелил, но попал не в меня, а в нее.
- И с этим человеком ты встретилась в Элевсине…
- Еще хуже. Я была его Корой.
Мегара всплеснула руками и с горечью произнесла:
- О, боги Греции! Как несправедлива судьба! - Пристально посмотрев на Дафну, она спросила: - А ты уверена, что это был именно тот человек?
- Так же, как в том, что я Дафна, дочь Артемида из Митилини. На его лице были следы от ожогов.
- А он тебя узнал?
Дафна пожала плечами.
- Когда я его увидела, то потеряла сознание.
Стараясь утешить ее, Мегара погладила девушку по волосам.
- Испытаний, выпавших на твою долю уже в юные годы, другим за всю жизнь не доведется пережить. Юный Эсхил, которого ты, конечно, не раз видела здесь и который иногда находит красивые слова, сказал однажды: "Тот мудр, кто пред судьбою преломит колено…"
Дафна кивнула.
В дверь просунулась голова рабыни, которая доложила, что баня готова. Мегара сказала, что им нужно торопиться, чтобы еще до полудня успеть в ателье Главка.
Литейщик Главк слыл гением. Его скульптуры из бронзы были настолько похожи на живых людей, что ходили слухи, будто он покрывает бронзой живые модели.
До этого Главк, который был родом с острова Эгина, отливал в бронзе только фигуры мужчин. Во-первых, чувственный скульптор больше любил мужчин, чем женщин. Во-вторых, его заказчиками были в основном богатые юноши, снискавшие лавры победителей на олимпийских играх. В знак благодарности святилищу какого-либо божества, которому они дали торжественное обещание, олимпионики дарили бронзовые скульптуры, изображавшие их в позе победителей.
Теперь же Главку предстояло отлить бронзовую фигуру Афродиты, подарок для дельфийского святилища, и ему с самого начала было ясно, что богиня с острова Кипр, рожденная из пены, должна выглядеть не так, как ее статуя из паросского мрамора. Главк видел в ней скорее детское, чем материнское начало, и поэтому попросил привести в свое ателье семь девушек, принимавших участие в элевсинских мистериях, чтобы выбрать из их числа модель.
Слегка полноватый скульптор был одет в дорогой финикийский хитон с пурпурной оторочкой. Его руки украшали золотые браслеты, а волосы были коротко подстрижены, как у раба, но не ради щегольства, а для того, чтобы плешь на голове была менее заметна. Главк принимал каждую девушку отдельно. Скрестив руки и пританцовывая вокруг гетеры, он внимательно рассматривал ее с головы до ног, прикладывал указательный палец к губам и говорил все время одно и то же:
- Очень, очень красиво, дитя мое!
Когда подошла очередь Дафны, у Главка уже пропал интерес. Все претендентки выглядели одинаково. Любая из них могла бы послужить более-менее подходящей моделью Афродиты, так что он не ожидал ничего нового и от последней девушки. Дафна сняла пеплум, как он ей велел, и стояла перед ним нагая. Снимая одежду, она случайно сорвала с шеи ожерелье и тут же наклонилась, чтобы поднять его с пола.
- Стоп! - возбужденно крикнул Главк. - Не двигайся, стой так, как стоишь!
Дафна, не понимая, что происходит, не решалась даже пошевелиться. Она присела на правую пятку, а левую ногу слегка согнула в колене, так что ее тело было почти параллельно ступням.
- Теперь подними руки и распусти волосы! - попросил Главк.
Дафна послушно распустила мелко завитые локоны, и Главк возликовал:
- Да, ты Афродита, рожденная из пены! Вот так она вышла из моря на Кипре и сушила свои золотые волосы. Такой я тебя отолью в бронзе. Я сделаю тебя бессмертной!
Тело Фемистокла блестело, словно статуя из полированного мрамора. Он был обнажен, как и все мужчины в гимнасионе. Свой пенис, как и его противник, он обмотал шнуром и привязал к животу. Начинался поединок борцов.
Считалось, что гимнасион Киносарг, находившийся за городской стеной по дороге в Фалер, располагал тренировочным залом второго класса. Он был открыт для мужчин, которые не имели доступа в гимнасион в центре города, южнее рыночной площади, потому что не являлись полноценными гражданами. Фемистокл пользовался большим авторитетом, но его мать не была афинянкой, поэтому он тренировался в пригородном гимнасионе. Его противник Ксантипп был выше ростом, не так крепок, как Фемистокл, но натренирован словно олимпионик. Он с удовольствием приходил в этот гимнасион, потому что здесь были сильные и ловкие борцы.